Стук, стук, стук, стук…
— А я подумал, вы, возможно, захотите нам сообщить вещи, которые, так сказать, остались да кадром тогда, два года назад.
Стук, стук, стук, стук, стук…
Или Кате показалось — или ритм изменился. Все такой же частый, рваный, но другой.
— Вы не удивлены, что вас снова привезли сюда из больницы через столько времени?
Стук, стук…
Зачем он задает все эти вопросы? — Катя встала так, чтобы Гущин не заслонял ей обзор широкой своей спинищей.
— А может, вы этого ждали, Родион? А? Что кое-что изменится в нашем с вами деле об убийствах?
Стук, стук, стук, стук, стук, стук…
— Я подумал, что вы потому и стучите, что не желаете говорить, боитесь говорить. Почему вы боитесь разговаривать, Родион?
Стук, стук, стук, стук, стук, стук, стук…
— У нас новое убийство, — сказал Гущин. — Точно такое же, как и два года назад, когда мы взяли тебя, парень.
В комнате для допросов воцарилась могильная тишина.
Руки Родиона Шадрина застыли в воздухе над столом.
Катя не могла оторвать взгляд от этих рук, они словно гипнотизировали их всех — своим молчанием, своим немым вопросом, своей осведомленностью, своим упорством, своей тайной.
Вот зачем все эти вопросы… чтобы посмотреть его реакцию на самый главный…
— Кто убивает сейчас? — спросил Гущин.
Тишина.
— Ты его знаешь, Родион?
Тишина.
— Вы вместе это делали раньше?
Тишина.
— Или ты этого не делал?
Тишина.
— Или ты не убивал? — спросил Гущин опять. — А убивал кто-то другой?
Руки Родиона Шадрина медленно легли на стол. Он вернулся в ту позу, в которой они и застали его, войдя в комнату для допросов. Опухшее лицо его ничего не выражало. Абсолютно ничего.
— Я бы хотел снова взглянуть на его татуировку, — эксперт Сиваков обратился к оперативникам.
Те подошли к Шадрину. Один показал жестом — поднимайся.
Шадрин поднялся. Катя увидела, что он высок ростом. Она снова вспомнила его красавицу мать, его красавицу тетку. Рост — только в этом его сходство с ними.
Оперативник показал — снимай спортивную куртку. Шадрин медленно снял. Затем оперативник повернул его к свету, к лампе и задрал рубашку и майку.
Катя заметила, что второй оперативник внимательно следил за происходящим, страхуя.
Эксперт Сиваков сунулся поближе. Кате тоже хотелось посмотреть. Тогда на видеозаписи она просто не обратила внимания на эту татуировку.
— Ах ты, дьявол, — внезапно тихо охнул эксперт Сиваков.
— Что там еще? — спросил Гущин.
— Другая.
— Что другая?
— Татуировка-то другая.
— То есть как? Как это другая?
— Посмотри сам, — Сиваков отстранился.
Гущин повернул лампу так, чтобы свет ее стал ярче. Катя осторожно приблизилась, стараясь опять-таки встать так, чтобы между нею и Шадриным находился Гущин. Не то чтобы она боялась… нет, просто было как-то физически нестерпимо находиться рядом с ним… с этим человеком, который, как ее уверяли, убил и распотрошил…
— Как в зеркале, — сказал эксперт Сиваков.
Катя увидела на бледной коже Шадрина на ребрах под мышкой словно синий длинный порез. Татуировка в форме линии с точно обломанными загнутыми концами. На первый взгляд совершенно такая же геометрическая фигура, что и раны на лицах лейтенанта Терентьевой и Виктории Гриневой.
— Наоборот, как же это мы раньше не заметили, тут наоборот!
Катя хорошо помнила: порезы у обеих потерпевших в форме линии с загнутыми под косым углом концами: левый загнут косо вниз, а правый — косо вверх.
На татуировке же Шадрина концы были загнуты наоборот: левый смотрел вверх, а правый — вниз.
Сиваков и Гущин отступили от Шадрина. Тот стоял с задранной рубашкой и майкой. Потом медленно опустил одежду и начал заправлять в свои спортивные брюки.
Глава 26 «В ампулах или в порошке?»
Рыжая что-то лепетала, когда он протянул ей коробку с шоколадными конфетами «Царства» — то ли отказывалась, то ли благодарила. Феликс Масляненко не слушал, что она там бормочет.
Он и прежде замечал ее возле своего кондитерского бутика. Рыжая девчонка пялилась на него, словно не могла оторваться. Феликс спросил о ней продавщиц бутика, те ответили, что это Машенька Татаринова, она, мол, работает в торговом центре. Не в торговле, где-то там, в администрации на побегушках.
Девчонка — красотка, но он даже не стал запоминать ее имени и фамилии. Для него она просто Рыжая. Волосы как шкура лисы. На лис устраивают охоту. Можно, конечно, устроить… начать прямо сейчас… Рыжая, кажется, только этого и ждет, глаза ее светятся счастьем и робостью. Она даже не представляет себе, глупышка, чем все это может закончиться с ним, с Феликсом.
Но сейчас он чувствовал пресыщение. Так уже случалось прежде. Некоторые вещи не стоит испытывать слишком часто, иначе уйдут острота восприятия и тот непередаваемый драйв, что заставляет сердце почти лопаться от избытка наслаждения.
И потом у него было важное дело.
Из бутика «Царство Шоколада» Феликс спустился на нулевой этаж на автостоянку под торговым центром. Огляделся — нет, пока никого, те, кого он ждал, еще не приехали.
Он открыл свой «БМВ» — посмертный подарок отца, сел за руль и включил музыку. Что слушают антикварные готы? Конечно же классику. Вивальди, цикл «Времена года»… Зима…
Музыка наполнила салон, и Феликс закрыл глаза. Он вспоминал, прокручивал у себя в голове то, что следовало вспомнить во всех деталях, чтобы понять, где и когда, возможно, совершена непоправимая ошибка, грозящая бедой, нет, почти полной катастрофой.
Из раздумий его вывел визг тормозов. На подземную стоянку, лихо разогнавшись в ограниченном пространстве, зарулил черный битый «Паджеро». В нем сидели двое мужчин.
Один сразу вышел и приблизился к машине Феликса. У этих типов Феликс никогда не спрашивал ни имен, ни фамилий. Даже клички его не интересовали. Он покупал у них кокаин и марихуану, а также иногда «синтетики». Но сейчас его интересовало другое. И эти двое это самое ему, кажется, привезли.
— Вот, импортный, — сказал тот, кто подошел к машине, и протянул сверток в черном полиэтилене.
— Открой, покажи, — Феликс опустил окно.
Тип начал раскрывать сверток, точно новогодний подарок. Раскрыл и показал Феликсу пистолет.
— Такие на вооружении у немецкого спецназа, — сказал он. — Автоматический, многозарядный. А вот к нему патроны.
— Он заряжен? — спросил Феликс.
— Кто же продает заряженным? — усмехнулся неулыбчивый продавец из битого «Паджеро».
— Тогда зарядите.
Продавец вставил обойму, проверил, поставил на предохранитель.
— Сколько? — спросил Феликс.
— Как договаривались, плюс сверху еще десять тысяч. Я не сам доставал, мы звонили человеку, это его доля.
Феликс достал деньги, вручил, получил пистолет. Взвесил его.
— Осторожно, дуло не направляй, он же заряжен теперь. Ты что, с пушкой раньше дела никогда не имел?
— Я пользовался иным, — ответил Феликс и положил пистолет на сиденье рядом. — А то, другое?
— С этим пока проблема. Не достали еще, — ответил продавец. — Да и немудрено, такой заказ.
— Мне нужно, возможно, скоро понадобится. Привезите.
— Найдем, только надо подождать. Я это… я хотел спросить… там разные составы — тебе в ампулах или в порошке?
Феликс приглушил Вивальди.
— Мне то, что подействует быстро и наверняка, — сказал он.
— Я к тому, что мы с этим дела не имеем. Надо искать канал. Это ж не кока. Как достанем, я позвоню.
Феликс кивнул и завел мотор. У этих двоих он обычно покупал кокаин. Но сегодня его интересовали иные вещи. Пистолет он уже получил.
Глава 27 Татуировки
По дороге с Петровки в Главк в Никитском переулке полковник Гущин разразился целым градом ЦУ по мобильному. Катя, притихнув на заднем сиденье, только молча дивилась такой внезапной активности.
Впрочем, понять мотивы всплеска профессионального рвения легко…
— Нам тогда, два года назад словно пелена глаза застлала. Ладно тебе, Федя, но мне с моим-то стажем работы экспертом! — Эксперт Сиваков, сидевший рядом с Катей, выглядел понурым и смущенным. — Отлично помню, мы тогда в тюрьму поехали, уже имея на руках результаты ДНК по сперме, ясно было, что это шадринская ДНК. И все факты остальные на него указывали. Татуировка как довесок, вот мы этот довесок и проглядели. Смотрели-то в упор, что называется, а разницы не заметили.
Гущин не ответил, не повернулся даже, он грозил кому-то (явно ни в чем не повинному оперу-подчиненному!) по телефону:
— Все, что есть по рок-группе «Туле», моментально мне на стол, как приеду! Свяжитесь с прокуратурой, запросите их оперативные данные… какой там, к черту, экстремизм… чтоб прислали по электронке, некогда тут секретность разводить! Я сказал, сделайте! И найдите специалиста по готическим или, как их там, нордическим татуировкам, чтобы к вечеру сидел у меня в кабинете, консультировал!
И свирепый приказ возымел моментальное действие. Когда разозленный (неизвестно на кого, на себя следовало злиться-то!) полковник Гущин переступил порог своего кабинета, к нему тут же широким ручьем потек поток информации по группе «Туле».
Из прокуратуры перегнали по электронной почте файлы проверки, а затем привезли диски с записью оперативной съемки.
— Это их один из последних концертов, затем группа уже больше нигде не выступала, — оперативник зачитывал сопроводительную к видеозаписи. — Это июньский концерт во Владивостоке. Два года назад, это местный ночной клуб.
Он поставил диск в ноутбук.
— Шадрина тогда уже с ними не было, у нас он сидел арестованный. Кто там в списке? — спросил Гущин.
— Дмитрий Момзен, Олег Шашкин, соло-гитара Пустовойтов, бас-гитара Рахимов и ударные Мулько. Тут вот запись в сопроводительной: Мулько — местный житель, из Владивостока, профессиональный музыкант, нанят через агентство, в группу «Туле» не входит, играл только концерт во Владивостоке, заменяя Шадрина.
Оперативник включил запись. Не слишком качественная, камера прыгает, как это и бывает на оперативных съемках.
Клуб, битком набитый молодежью, полутьма, только сцена ярко освещена. На ней рок-группа «Туле» — все в кожаных штанах, шнурованных ботинках, кожаных фуражках и кожаных жилетах. Солист до пояса голый.
Могучие децибелы хард-рока. Соло электрогитар. У полуголого солиста — крупного блондина — в руках гитары нет, только микрофон.
Катя не успела услышать, о чем поет «Туле» на своем концерте во Владивостоке, Гущин, перекосившись, как от зубной боли, приказал убрать звук.
Затем он приказал укрупнить изображение.
— Нас татуировки интересуют, а не этот гвалт, — сказал он. — Гляди-ка, они там все расписные!
Катя заметила это тоже — у солиста татуировка на левом плече, и вот он поворачивается — татуировка у него на спине. У бас-гитариста татуировки на плечах, у соло-гитары татуировка на груди.
— Так, отсмотреть пленку, отобрать все крупные планы, все татуировки их. Распечатать и подготовить для специалиста, — Гущин тыкал пальцем в экран. — Информацию мне на всю эту шайку, меня интересует, кто сейчас из них здесь, в Москве, а кто на гастролях.
Он покосился на Катю.
— Поди-ка ты прогуляйся до буфета, заодно и мне пирогов купи каких-нибудь на твой выбор, я-то пообедать уже не успею.
— Хорошо, Федор Матвеевич, секретничайте с агентурой, — кротко согласилась Катя. — Я вам с мясом куплю, вы с мясом любите.
Она зашла в свой кабинет в Пресс-центре, оставила сумку. Перед тем как отправиться в буфет обедать, она достала диктофон и еще раз прослушала запись, что сделала в кабинете для допросов. Вопросы Гущина… стук шадринских ладоней по столу, ритм… вот он изменился… этот момент… снова вопросы и… тишина.
Необычная беседа, но сколько в ней смысла, учитывая последующие события…
Обедала она медленно, потом купила пирогов с мясом в буфете. Она не торопилась возвращаться. Когда «подключают к работе агентуру» — это святое для розыска дело, это почти сакральный акт. Тотальное торжество профессиональных секретов. Представителям других служб, тем более сотруднику Пресс-службы, просто не место в этот момент в стенах управления розыска.
Она вернулась в приемную Гущина через два часа. Секретарша кивнула — заходите, теперь уже можно.
У Гущина в кабинете оперативники, он снова толкует о чем-то по мобильному. Завидев Катю, оторвался на секунду:
— Спасибо. С мясом пироги-то? Хорошо. А тут как раз о тебе речь, то есть… то, что предлагала, мы это обмозгуем, а это в помощь.
Катя аккуратно сложила пироги на тарелку на чайном столике. Чего это она предлагала там, когда? Ах, старик Гущин, с тех пор как в сердце твое, прикрытое бронежилетом, пуля угодила, разговариваешь ты порой так чудно… Ясен пень!
— Что там, в Пыжевском переулке, находится, кроме особняка Шашкина? — Гущин снова оторвался от мобильного и кивнул оперативникам: — Быстро, как это называется… погуглите, откройте просмотр улиц.
В руках оперативника моментально планшет, открыл Google-карты.
— Пыжевский переулок расположен между Ордынкой и Старомонетным переулком. Пять минут от Кремля, от Васильевского спуска. Вот… этот особняк, вход в армейский магазин со двора, рядом туристическое агентство.
— Какое там покрытие во дворе, посмотрите.
— Плитка, — оперативник показал Гущину планшет.
— Ага, там серая плитка, не асфальт, — сообщил Гущин в трубку и снова обратился к Кате: — Звоню в наше оперативно-техническое управление. Уж не знаю, как там ФСБ за этими «Туле» следила, что они в момент все просекли и всех жучков из дома повычистили. Мы пойдем другим путем. Так, хорошо… понял, — это он снова говорил уже в трубку, — посмотрите по карте, что у нас в этом Пыжевском?
— Управление федеральной антимонопольной службы, — оперативник открыл улицу в карте Google.
— Ну их к черту, с ними не договоришься, еще что?
— Институт физики атмосферы и Почвенный институт имени Докучаева.
— Физики? Это хорошо, это пойдет, у них там своей аппаратуры на крыше, наверное, до черта. — Гущин вновь обратился к мобильному: — Звоните в институт физики атмосферы и пошлите сегодня же туда бригаду ремонтников. Чтобы завтра к утру оборудование стояло и работало. У нас мероприятие в Пыжевском.
Он слушал трубку довольно долго, видно, спецы из оперативно-технического объясняли во всех деталях.
Катя включила электрический чайник, положила в чашку Гущина пакетик с заваркой. Когда он закончил свой долгий телефонный марафон, она протянула ему тарелку с пирогами и чашку горячего чая.
— Поставьте вторую запись из Владивостока, — сказал Гущин. — Смотри, как они там вырядились.
Катя увидела на экране ноутбука окоп, колючую проволоку и каких-то людей в странной форме, грязной и весьма необычного вида, какого-то колониального.
— Это реконструкция боев в Маньчжурии, так написано в сопроводительной. Они же клуб военно-исторический, в шоу участвуют, как тут написано, деньги вроде этим зарабатывают, а в основном существуют на деньги вот этого парня. Фамилия его Шашкин… Олег Шашкин. Это на нем форма Квантунской армии, японская. А я думал, они только фрицев представляют.
Катя смотрела на экран. Видно, что реконструкция, ражие сытые парни улыбаются, а в руках макеты винтовок со штыками.
— Сейчас в Москве, как мы выяснили, из всего прежнего состава «Туле» лишь двое. Дмитрий Момзен и этот вот Олег Шашкин, — продолжал Гущин. — Этого, который у них бас-гитаристом лабал, в прошлом году схоронили, умер от передозировки. Соло-гитарист вот уже шесть месяцев как проживает в Таиланде, квартиру свою сдал и подался на океан под пальмы, к экватору поближе. Так что интересовать нас будет вот эта парочка. Они живут вместе, в особняке в Пыжевском. Вроде на гомосексуалистов не похожи. А там уж не известно… Особняк активно посещается в настоящее время молодыми людьми на дорогих машинах. Исторический клуб, армейский магазин… что ж, понять можно, почему туда приезжают… У них там нет асфальта во дворе, плиткой все выложено, так что это нам на руку. Вот тут у них задняя дверь в особняк, дворик-патио, а вот здесь гараж.
Катя хотела было спросить — при чем тут плитка во дворе? Но не успела. Гущину позвонила по громкой связи секретарша и сообщила, что оперативники привезли в Главк специалиста-консультанта по татуировкам.
После профайлера Семенова в полицейской форме Катя опять ожидала, что спец окажется необычной персоной — этаким молодцом в бандане и косухе типа байкера. А кто еще может детально разбираться в татуировках?
Однако вошедшая в кабинет дама лет шестидесяти напоминала школьного завуча — в сером деловом костюме, в очках, со старой сумкой Луи Вюитон наперевес.
— Леокадия Оттовна Бем, профессор этнографии, — представилась она прокуренным басом. — Что у вас тут случилось? Меня увезли прямо с заседания кафедры!
Гущин сразу приосанился и засуетился. Выдвинул самое удобное кресло у стола для совещаний, бормоча, что дело очень серьезное… убийства, нужна ваша помощь как специалиста, профессор…
Он усадил консультантшу и выложил перед ней пачку снимков. Фотографии татуировок — тех, что были сделаны членами рок-группы «Туле», татуировка Родиона Шадрина и фотографии порезов на трупах жертв.
Леокадия Бем глянула на снимки сквозь очки и попросила черного кофе без сахара.
— У нас, помимо этого, к вам есть вопросы. — Гущин заваривал ей кофе сам, лично. Катя лишь наблюдала со своего места, как он делает это неуклюже. — Фигурирует у нас такое название «Туле». Вроде какой-то остров блаженных на Севере, а одновременно и экстремистским душком тянет. Объясните коротко, что это такое «Туле»?
— Тайное общество в Германии после Первой мировой войны, — сказала Леокадия Бем. — Входили туда немецкие аристократы. Оккультное и политическое тайное общество, его не надо путать с обычной масонской ложей. Возникло из своеобразного кружка по интересам по изучению германских древностей на почве оккультных теорий немецкого мистика фон Зеботтендорфа. Арийские теории превосходства, окрошка из магических ритуалов, секретных знаний и расовой нетерпимости.