Двери в противоположном конце открыты, и через анфиладу комнат к залу приближается человек — высокий, статный.
Катя увидела блондина в отличном дорогом черном костюме и белой рубашке без галстука. Светлые волосы на косой пробор, очень аккуратный пробор, голубые глаза. Чем-то похож на немецкого пастора, увлекающегося спортом. Всем был хорош — и ростом, и атлетикой, только вот…
Катя не смогла себе толком объяснить, что конкретно с первого взгляда ей так не понравилось в этом красивом молодом мужчине. Вроде, если разбирать все по отдельности, — почти идеал. Но вот когда все собрано вместе… Его взгляд? Да нет, он смотрел нормально, со скучающим интересом…
— Я Дмитрий, здравствуйте, — сказал он весьма любезно.
У него был приятный низкий голос.
— Екатерина, я журналист, пишу статьи для «Коммерсанта» и других изданий, — Катя начала импровизировать на ходу. — Сейчас пишу о Родионе Шадрине, маньяке. Он играл в вашей рок-группе. Я бы хотела задать вам несколько вопросов о нем. Можно?
Она спросила это очень нежно, ее голос дрогнул… пусть этот тип решит, что произвел неотразимое впечатление на глупую репортершу.
Дмитрий Момзен оглянулся на Шашкина.
— А чего мы собственно можем сказать… два года уже прошло. Он ведь в психушке сидит. Кто же знал, что он такой бешеный, правда, Олег?
— Никто не знал, — толстяк покачал головой. — Он же этот… человек-цветок, не в себе с самого рождения. Мы к нему хорошо относились, не обижали его. Он же больной, как можно больного обидеть? А играл он лучше любого здорового. Мы сначала как-то сомневались — ну, псих все же, как такого на концерт выпускать. Брали других ударников. Только все не то. Родя барабанил как бог. Так зажигал порой…
Момзен кивал — да, да, все правильно. Катя чувствовала на себе его взгляд.
Они не предложили ей сесть — в зале просто не на что. Момзен давал аудиенцию как король.
— Я слышала вашу запись с концерта во Владивостоке, — сказала Катя. — Но там не Шадрин с вами уже. Можно мне услышать, как играла группа «Туле», в полном, настоящем составе? А то в Интернете вас что-то нет совсем и на «ютьюбе» тоже нет.
— Мы больше не выступаем, — ответил Момзен, — Олег, исполни пожелание дамы.
Олег Шашкин вышел, и буквально через минуту просторный зал наполнился мощными звуками первых аккордов электрогитар. А затем хлынуло точно лавиной — электрогитары, басы и совершенно невообразимый какой-то сложнейший четкий страстный могучий ритм ударных. Пустой зал потонул в музыке. Катя почти оглохла — этот ритм пульсировал и рвался и вновь становился четким, а затем прихотливо изломанным. Именно ритм ударных делал все, зажигал, вел за собой, гитары лишь вторили ударнику.
Катя не могла даже скрыть своего потрясения. И это вот так играет, так виртуозно исполняет свою партию ударных парень, которого она видела во внутренней тюрьме на Петровке? Это чудовище?!
Все смолкло.
— Что это? — спросила она.
— А это мы прикололись для концерта. Я решил попробовать классику. Аранжировали нам Камиля Сен-Санса. Вместо рояля Родя на ударных, вместо оркестра мы.
Катя вспомнила, что слышала о том, что сам Момзен ни на каких инструментах не играет. Шашкин вроде тоже. И они сумели создать вот такую рок-группу?
— Ваш Родя… знаете, о нем ведь говорят, что он новый Потрошитель. Жертв у него, как и у того, четверо, и все женщины, зверски убитые. Просто зверски.
— У Джека Потрошителя, кажется, пять было жертв, причем одна из них двойная, — сказал Дмитрий Момзен.
Катя смотрела на него. Чувствовала, как холод ползет по позвоночнику. Что это? К чему это он?
— Скажите, — начала она, — вот Родион Шадрин находился тут с вами часто, на концертах, у вас на глазах. Близко к вам. Вы ничего не замечали за ним такого?
— Нет, нет, нет, — Момзен покачал головой. — Ничего такого мы не видели. И в крови с ног до головы он нам не являлся.
— Может, он что-то говорил? Рассказывал?
— Он очень редко что-либо говорил. Он предпочитал свои ударные. Иногда скажешь — Родя, Родиоооо-он. А он стук, как дятел по тарелочке, — Момзен усмехнулся. — Забавный был парень. Жаль, что так все с ним вышло.
— Вы не верите в то, что он убийца? — быстро, по-репортерски ввернула Катя.
— Как не верить, если его в психушку законопатили. Писали о нем в газетах — убийца, мол, маньяк.
— Но вам в это верилось с трудом, да?
— Да не настолько мы его хорошо знали, — капризно вмешался Олег Шашкин, он снова появился в зале. — Что вы нас допрашиваете, как прокурор. Он барабанил как бог, классно. Мы с тех пор не можем ничего близкого даже найти ему на замену, у него врожденный талант. Группа из-за этого наша распалась. Ни чем он с нами не делился, иногда явится — только глянет, вылупит зенки вот так, когда скажешь ему: Родька, привет. У него этот, как его…
— Аутизм, — подсказал Дмитрий Момзен. — С людьми такого сорта нужно адское терпение. И мы его терпели. Никогда не обижали. Платили за выступление аккуратно. Он хорошо с нами зарабатывал. Насчет всего остального — кто же знал. Ведь и полиция его не сразу поймала.
— Нет, его поймали как раз довольно быстро, — возразила Катя. — У него за три недели было четыре жертвы. А почему вы вот сейчас сказали, что жертв пять, одна двойная?
— Я про Потрошителя это сказал, про настоящего Потрошителя, — ответил Дмитрий Момзен.
— А что, Родион Шадрин потрошитель не настоящий?
— Он больной, — ответил Момзен. — Что мы можем поделать с больным разумом? Ничего. Только прощать. Принимать все, что случилось, как данность. И прощать. Или бежать подальше. Вы меня извините великодушно, я опаздываю на деловую встречу. Олег, пожалуйста, проводи очаровательного журналиста вон.
Олег Шашкин кивнул Кате — айда. Ее никогда еще вот так вежливо и бесцеремонно не гнали взашей — из такого вот богатого дома с анфиладой комнат.
Глава 29 Первая жертва
Никогда еще прежде Катя не была так недовольна собой и окружающей действительностью: никогда прежде ее не гнали взашей. В оперативной машине на обратном пути в Главк она прокручивала встречу в Пыжевском.
Ничего конкретного. Она ничего толком не узнала. Даже татуировок их не видела, потому что Момзен — в костюме с иголочки, а этот толстый хозяин особняка Шашкин в футболке с длинными рукавами. Ему на вид лет двадцать пять, откуда у него такой дом в центре Москвы?? Папа был богатый?
Катя злилась — да, она услышала, как играет на своих ударных Родион Шадрин, он виртуоз, вон как Сен-Санса исполнил. Но ведь это не он совершил пятое двойное убийство…
Уже на подъезде в Главк она стала себя успокаивать — ладно, зато она оставила там у них передатчик, Большое Ухо. И то хорошо. Ее лишь смущало то, что однажды выйдя на связь и напугав ее до колик, эти из оперативно-технического дальше словно воды в рот набрали. Молчали они и сейчас.
В Главке вместе с оперативниками группы сопровождения она сразу отправилась к Гущину. В кабинете у него снова полно народа. А сам мрачный, такой же, как мрачная недовольная Катя.
— Вернулась? Вот и хорошо, а то мы волноваться начали. Теперь отдыхай.
— Федор Матвеевич, я не понимаю… Вы слышали наш разговор там?
— Нет, — Гущин покачал головой.
— Нет? Но я же…
— У них там мощный блокиратор в доме по-прежнему. Вот из технического отчет о спецоперации. В магазине тебя было слышно. Потом, когда этот тип повел тебя в дом, все как отрезало. И звук, и картинка пропали. Я уж не знал что думать, хотел своим приказать, чтоб входили в магазин. Но ты вышла из дома. Все, что мы можем пока — это прослушивать их военторг и гаражи. Станция только оттуда ловит сигнал. В гаражах ремонт какой-то, все металл лязгает, — Гущин глянул на огорченное лицо Кати. — Да ты не переживай. Ты молодец.
— Вот наша беседа. Очень короткая, — Катя выложила на стол свой верный диктофон.
Когда нанотехнологии не фурычат, выручают лишь старые проверенные журналистские фишки!
Все собравшиеся в кабинете слушали запись. Камиль Сен-Санс… Партию ударных исполняет Джек Потрошитель… не настоящий потрошитель…
Когда Катя уже хотела возвращаться в свой кабинет — надо переодеться, снять этот красный топ, рваные джинсы, надеть обычный офисный брючный костюм, — Гущин сказал:
— Надо быть предельно осторожными.
Необычная фраза для шефа криминальной полиции! Катя решила подождать, что он скажет еще.
— У меня из головы не идет то, что профайлер о новой жертве сказал. Ждите, мол, скоро. Я знаю, что он прав… Женщина мечты… Как нам не допустить этой новой жертвы? Либо молодая красавица, либо какой-то там идеал для этой поганой сволочи… Знаешь, Екатерина, я сейчас жалею, что послал тебя к ним в Пыжевский. И в дом к Шадриным больше одна ездить не смей.
Катя не стала спрашивать почему.
У себя в кабинете она переоделась в свой обычный деловой костюм, стерла с губ влажной салфеткой яркую помаду. Еще раз прослушала запись с Пыжевского переулка. А потом запись беседы с родителями Родиона Шадрина.
До вечера она корпела над своими статьями для интернет-изданий — рутина рутиной, криминальная хроника. А перед тем как отправиться домой, решила снова заглянуть в уголовный розыск — нет ли новостей.
Полковник Гущин отсутствовал. В его кабинете сидел молодой лейтенант Сайкин за компьютером, назначенный координатором поступающей информации. От него Катя узнала, что Гущин вместе с опергруппой пытается прояснить пробелы в сведениях о двух последних днях супругов Гриневых.
— Поехали трясти ночные клубы, выяснять, где они веселились в ночь накануне убийства, когда консьерж видел их нетрезвыми среди ночи. Надо понять, где убийца мог пересечься с этой парочкой.
Катя кивнула: да, это важно. Она уже шла по коридору к лифту, как вдруг…
Узнать, где мог пересечься… А про Родиона Шадрина это узнавали? Первая жертва София Калараш, на ее трупе ДНК Шадрина, и, по показаниям ее приятельницы, он приходил к ней и даже находился с ней в интимных отношениях. Экспертиза это подтвердила. Гущин вон на этом целую версию выстроил — мол, София Калараш после секса оскорбила Шадрина, посмеялась, и он ее убил, а всех остальных женщин убил, потому что вымещал на них свою злобу за свою мужскую несостоятельность.
Но где они могли пересечься до этого, где познакомились? Откуда больной Шадрин узнал Софию Калараш, приезжую из Молдавии дворничиху? Кажется, этот вопрос так и не выяснили тогда. А ведь она первая жертва. Именно с нее началась вся эта цепь кровавых убийств и странного ритуала с оставлением мусоравозле тел.
Раскройте любой учебник криминалистики, и там черным по белому — первая жертва всегда чрезвычайно важна. Именно в ней чаще всего кроется ключ и к личности серийного убийцы, и к его поступкам.
Тогда, два года назад, действовали грамотно — установили связь между Шадриным и первой жертвой по наводке какого-то анонима, позвонившего в полицию. Однако все, что предшествовало этой связи, осталось как бы за кадром. Тогда улик и фактов и так хватало. Но их не хватает сейчас. Так вот не настал ли момент обратиться опять к самому началу? К первой жертве?
Катя вернулась к оперу-координатору и попросила поднять в компьютере уже загруженный туда специальным файлом архив дела.
— Мне нужен адрес Софии Калараш, — сказала она. — И фамилия, имя и адрес той ее подруги, которую допрашивали в качестве свидетеля по делу.
Диспетчерская по управлению и ремонту домов микрорайона — этот адрес и телефон фигурировал в деле, оказалась в Вешняках. Именно там, в Вешняках, и был обнаружен изуродованный труп Софии Калараш. Катя записала себе данные и фамилию свидетельницы — Лолита Силуян. Два года назад обе женщины работали в ДЭЗе на улице Молдагуловой — София дворником, Лолита — уборщицей подъездов.
Катя снова поднялась в кабинет Пресс-центра и открыла файл с перекачанной записью — той самой с диска, когда у Родиона Шадрина впервые проверяли его татуировку. Она сделала раскадровку на компьютере и напечатала несколько фотографий крупным планом. Все это забрала с собой.
Она позвонила в ДЭЗ вечером, попала на дежурного диспетчера, официально представилась и спросила: работает ли все еще Лолита Силуян? Тут счастье улыбнулось — уборщица по-прежнему «обслуживала дома» на улице Молдагуловой. Катя поинтересовалась, как ей отыскать уборщицу на маршруте — может, номер мобильного ее диспетчер подскажет?
Тут диспетчер явно забеспокоилась, спросила, а зачем вам Силуян? Если насчет регистрации, то у нас в ДЭЗе с этим строго… Катя заверила, что она не из миграционной службы.
— Она работает с восьми утра, ищите по домам в подъездах, — диспетчер назвала номера домов. — Если не застанете, сходите в шестой дом на углу Молдагуловой и Снайперской, там один подъезд и подвал.
На следующий день Катя встала очень рано и в восемь уже пилила на своей крохотной машинке через всю Москву в Вешняки. Но не повезло! На Рязанском проспекте она ввинтилась в огромную пробку. Тут уж не помогло ничего — ни воля к победе, ни музыка, которую она слушала… Она провела в пробке час и еще четверть часа, и еще полчаса, пока съезжала с Карачаровской эстакады на поворот.
Часы показывали двадцать минут одиннадцатого, когда она наконец-то достигла улицы Молдагуловой. Искать по подъездам уборщицу в такой час… да у нее небось скоро перерыв! И Катя сразу взяла курс на перекресток с улицей Снайперской. Нашла нужный дом — действительно один подъезд, а рядом вход в подвал, точно в блиндаж.
Катя закрыла малютку «Мерседес-Смарт» и направилась к подвалу. Дернула дверь. Ожидала, что заперто — нет, открыто. Тусклая электрическая лампочка горит, крутая лестница, сумрак внизу и…
— Ой-е-е-е-и!
Женский вопль — оттуда, снизу, из сумрачного подвала.
— Ай-и-и-и-и, умираю!
Женскому крику вторило сопение, хрип.
— Ой-е-е-е-и!!!
Катя застыла на верхней ступеньке. Вихрь мыслей… Лолита Силуян — свидетель… новое двойное убийство… а теперь этот тип… убийца явился за ней и приканчивает ее там, внизу!
— Полиция! — заорала Катя во всю мощь своих легких. — Эй, ты, там, оставь ее, оставь женщину, иначе стреляю на поражение сразу!
Внизу точно боров хрюкнул. Потом наступила тишина. Затем шлеп… шлеп…
— Стоять на месте, я кому сказала! — снова заорала Катя. — Лолита Силуян, вы там?
— Тута, — испуганный женский голос.
— Вы в порядке?
— Д-да, ой, только не стреляйте!
— Можете свет включить?
— Щас!
Шлеп… шлеп… босые ноги шлепают по цементному полу.
Катя подумала — вот… вот сейчас вспыхнет свет и она увидит его… А он увидит, что она без оружия, и что делать тогда?
Свет вспыхнул, осветив огромный подвал, разгороженный на клетушки и уставленный двухэтажными койками, словно в ночлежке.
Катя увидела толстую брюнетку — абсолютно голую, та стояла у выключателя. А на ближайшей койке в ворохе одеял сидел пожилой мужчина — тоже абсолютно голый, волосатый, стыдливо прикрывающийся простыней.
— Фамилия? — грозно сверху крикнула Катя.
— Это… Кулицкий я… ой, да что же это такое, мы же ничего… Лолочка, скажи, мы же ничего плохого, мы отдыхаем… Мы любим другу друга! Только умоляю, не говорите моей жене!
Катя распахнула дверь подвала — больше света.
— Документы при себе?
— Пенсионное…
— Одевайтесь, прошу ваши документы.
Там внизу моментально засуетились. Пожилой гражданин начал сначала почему-то натягивать носки и надевать ботинки, потом спохватился и уже совал ноги в ботинках в трусы. Катя наблюдала весь этот стриптиз — и не отвернешься ведь, а то прыгнет на лестницу и шарахнет чем-нибудь по голове.
Лолита Силуян накинула цветастый халат из ситца.
— Так значит, вы в порядке? К гражданину нет претензий? Вы кричали, словно вас режут, — сказала ее Катя.
— Нет, нет, что вы… он ко мне ходит… постоянный мой. Я это… испугалась до черта. Маркуша, погоди, дух переведи, на тебе лица нет. Что же это вы, он только-только раздухарился на мне, а тут вы со стрельбой.
— Я не стреляла, — оборвала ее Катя, — Кулицкий, с документами на выход.
— Только не говорите моей жене! — Пожилой ловелас — рысью по лестнице вверх с удостоверением пенсионным.
Катя глянула.
— Проживаете где?
— Да тут, в доме на восьмом этаже, — за ловеласа ответила Лолита. — Я ж говорю, ходит ко мне, постоянный. Чуть жена за дверь по магазинам, он в лифт, и нырь сюда.
— Лолочка, разочтемся потом, радость моя… ох, что-то сердце, я совсем ослаб…
Однако, как только Катя вернула ему пенсионное, он, подхватив ветровку, бейсболку, пулей вылетел из подвала.
— Значит, ваш местный ухажер? — уточнила Катя.
— Мой, только это… не любовник он мне, а так — похохотали и баиньки, сами видели — от Маркуши толку, как с козла молока. А вопеж мой от того, что только так он еще и заводится. Человек хороший, безобидный, щедрый. Как не помочь? Теперь совсем перепугался, до-о-о-лго не придет.
— Поднимайтесь, Лолита, есть разговор.
— О чем это хотите говорить с моей супругой? Чего тут ползаете?
Голос раздался сзади так неожиданно, что Катя чуть не свалилась со ступеньки. Запахло чесноком и перегаром.
Она резко обернулась — низенький, плотный, почти квадратный брюнет в кожаной куртке, лысый, небритый, весьма решительного вида и руки в карманах. А это еще кто? В деле не сказано, что Лолита Силуян замужем.
— Нанимать пришли? — вякнул тип в кожанке.
— Документы, — Катя оценила, насколько не выгодна для нее ситуация — она на верхней ступеньке крутой лестницы, а парень здоровый как бык, захочет — одним пинком столкнет ее вниз, в подвал.