— Нанимать пришли? — вякнул тип в кожанке.
— Документы, — Катя оценила, насколько не выгодна для нее ситуация — она на верхней ступеньке крутой лестницы, а парень здоровый как бык, захочет — одним пинком столкнет ее вниз, в подвал.
Она оперлась спиной о дверной косяк покрепче.
— Чего? Какие еще документы?
— Это из полиции, Сенечка! Из полиции ползают!
— Из полиции? — Тип в кожанке прищурился. — Что забыли у моей Лолки?
— Лолита, поднимайтесь, — приказала Катя. — Паспорт захватите свой.
Внизу опять суета, поиски в ворохе вещей, в чемодане. Затем шлеп… шлеп… Лолита Силуян, как была босая, без обуви, поднялась по лестнице.
— Паспорт, хорошо, покажите штамп. Это ваш муж?
— Гражданский, — басом пискнула толстуха. — Вы это не подумайте только…
— Штампа нет. Как его зовут?
— Сенечка, я… она нас с Маркушкой застукала, Маркушку прямо на мне!
— Налицо супружеская измена, — сказала Катя. — Что же вы не возмущаетесь, Семен? Лолита, кстати, а что ваш гость имел в виду под словом «потом разочтемся»?
Лолита Силуян молчала.
— Это ваш сутенер? — прямо спросила Катя, кивая на типа в кожанке. — Кишиневская мафия?
— Скажете тоже… мафия… мы просто…
— Что просто?
— А что, я старику задаром давать должна? — огрызнулась Лолита. — Он прилип ко мне как смола, у него дома семья, жена, ей грыжу вырезали, он мне сам жаловался, а у него самого уже все зубы вставные, челюсть ходуном ходит во рту, я что, его за так должна ублажать?
— Лолита, мне до ваших подвальных амуров дела нет, — сказала Катя. — Я к вам по другому вопросу.
— По какому? — встрял «Сенечка».
— Я не с вами разговариваю. Лолита, учитывая все то, чему я стала тут у вас свидетелем, советую быть со мной откровенной, если не хотите, чтобы я сейчас же позвонила в ДЭЗ и местному участковому и этот ваш подвальный дом свиданий прикрыли. А вас миграционная служба выслала вон.
— Да я это… ой, не надо высылать… ой, спрашивайте…
Катя оглядела Лолиту Силуян — по возрасту она старше Софии Калараш. Та более симпатичная, а эта расплылась уже от излишеств и алкоголя. Чесноком и от нее разит, как и от сожителя-сутенера.
— Я хочу, чтобы вы рассказали мне о Софии.
— О Соне? — Лицо толстухи разом изменилось. Она вся как-то моментально притихла.
— Да, о Софии Калараш. Я читала ваши прошлые показания. Но у меня к вам вопросы.
— Два года прошло. Его ведь поймали тогда, гада…
— Я знаю, но мне нужно кое-то у вас уточнить, — сказала Катя и достала из сумки фотографии Родиона Шадрина. — Этот человек приходил к Софии?
Она показала фото. Лолита глянула.
— Да.
— Точно он?
— Он самый.
— Да он это! — снова вякнул «Сенечка».
— Вы тоже были тут два года назад? — спросила Катя.
— А то, был, конечно.
— И видели Шадрина, вот этого человека вместе с Софией Калараш?
— Нее, я не видел.
— Так чего же говорите тогда?
— Так я ж ему все рассказала, а Соня мне. И я его видела, как вас. Приходил он к ней. Чудной такой парень. Вроде заторможенный, у него с головой не в порядке, — зачастила Лолита.
— София имела с ним интим?
— Ага.
— За деньги?
— Конечно, платный, с таким-то недоразвитым? А он ее еще и убил потом, тварь такая!
— Как они познакомились? — спросила Катя. — София вам рассказывала? Вспомните, что она говорила? Где они познакомились с Родионом Шадриным?
— Так мне и вспоминать нечего, на работе и познакомились.
— Здесь где-то во дворах? София ведь дворником работала.
— Нет, не здесь. Она еще подрабатывала в одном месте, то есть в разных местах, где придется.
— Проституткой, что ли? — прямо спросила Катя.
— Уж сразу и проституткой! Что же это вы покойную позорите! Сонька человек добрый, безотказный.
— Извините, пожалуйста, я не хочу обижать никого. Просто очень важно узнать, где София могла встретиться с человеком, который потом ее убил.
— Так в доме ихнем они и познакомились.
— В каком доме? В Дзержинске? София ездила в Дзержинск?
— В какой еще Дзержинск, в Косино она ездила, наняли ее туда, приезжали нанимать, то есть сначала по объявлению в Интернете звонили, а потом приезжали за ней, ну поглядеть, что ли, товар лицом, — вмешался опять «Сенечка». — Со мной разговор шел, весь наем только через меня.
Катя почувствовала, словно что-то ударило ее изнутри… О чем это он?
— Какое объявление в Интернете? Кем София подрабатывала?
— Да я ж вам объясняю, никакой проституции, сиделкой она работала еще, сиделкой при тяжелобольных, — затараторила Лолита. — Ну и я тоже, только я потом перестала, а она работала. Разные там услуги больным. Ну и особые тоже, если надо, но это за двойную плату.
— А что за тяжелобольной был в Косино? — спросила Катя, хотя она уже догадалась.
— Богатый мужик, семейный. Родственник этого, ну, Родьки… В общем, София мне говорила — он ей сам сказал, это отец его.
— Вы хотите сказать, его дядя?
— Нет, отец, — повторила Лолита уверенно. — Дядька его, опекун… то есть отчим, только один раз приезжал, нанимать, смотреть товар лицом. А отец — раковый больной.
— Лолита, объясните, пожалуйста, все по порядку. Вы прежде ни о чем таком не говорили следователю.
— Меня никто не спрашивал, сунули фотку под нос вот как вы, я и опознала этого скота. За что он ее зарезал? — Лолита всхлипнула. — Соня ведь к ним со всей душой, всю себя им отдала, этой семейке. Она сразу поняла, не просто сиделкой ее в тот дом берут. Этот богач в последней стадии рака, а все бабу требовал. Так, мол, ему казалось, что он все еще живой, все еще жизнь в нем теплится. С раковыми больными в постели кувыркаться проститутки дорогие отказываются, ни за какую плату не согласятся с таким лечь. Ну нашли, нас… мы понаехавшие, мы на все согласные, ничем не брезгуем ради денег, так по-вашему, по-московски, — Лолита царапнула Катю недобрым взглядом. — Соня ухаживала за ним, и он трахал ее, пока еще мог. Потом уже не мог, конечно. А семейка эта, кроме всего прочего, наняла ее еще и услуги интимные этому Родьке оказывать, психу. Тоже ведь мужик уже, хочет бабу. Хоть и с головой плохо совсем, а стояк стояком! Соня и с ним спала. Снимала напряжение у него. Потом уж после похорон он к ней сюда заявился, в дворницкую.
— Лолита, вы что-то путаете. Богатый бизнесмен, больной — это дядя Родиона Шадрина.
— Ничего я не путаю, Соня так сказала, он ей сам признался.
— Кто, Родион? Он с ней общался, разговаривал?
— Ну не дурак же он, чтоб уж совсем ничего ни бе ни ме. Придурок, но не полный. Соня мне сказала — Родион не знал ничего сам, потом уже перед самым концом больной этот раковый ему признался — мол, я твой настоящий отец, ты семя мое.
— Что еще София вам рассказывала про тот дом в Косино?
— Ну, мол, богатый дом, фабрика кондитерская и много всего, тачки такие, что закачаешься.
— Значит, Родион жил там, не с родителями?
— Приходил он туда часто, за больным ухаживал. За отцом то есть. Когда надо с постели поднять, помыть и все такое. Там у него брат был, Соня говорила… и еще сестра, кажется, и тетка, эта всем верховодила, все приказы раздавала.
— Это она приезжала нанимать Софию?
— Нет, не она, я же вам объясняю. Приезжал опекун, то есть не опекун, а отчим Родьки, мне Соня говорила — он в доме у них на посылках подай-принеси.
— Вы знаете его фамилию, имя?
— Нет, знаю лишь, что отчим, а тот — настоящий отец.
— Вы сами его видели?
— Я нет, вот Сенечка его видел, он и деньги с него получил. Бабло.
— Получается, отчим Шадрин тоже общался с Софией, знал ее?
— Конечно, он же сам ее выбрал, — сказал «Сенечка», — а вот Лолку отверг. Эта, мол, подойдет сиделка, а не та. Он на сайте агентства, которое сиделок посылает, фотки глядел. Разборчивый!
Катя смотрела на кишиневского сутенера. То, что она услышала тут, возле подвала, поразило ее.
Она подумала: кажется, бесполезно спрашивать у тебя — не ты ли тот аноним, что звонил в полицию насчет награды за информацию… Но кто, как не ты, мог звонить, зная все подробности о связи Софии Калараш и Родиона Шадрина?
Глава 30 Ласточка
Полковник Гущин разговаривал по телефону с экспертом Сиваковым, когда Катя, вернувшись из Вешняков, не говоря ни слова, выложила перед ним на стол включенный диктофон с записью разговора «у подвала».
Гущин сначала замахал рукой, точно разгневанный гриф крылом — потом, потом, не видишь, я занят! Затем вслушался и тут же буркнул Сивакову, что перезвонит.
— Это что еще такое? — спросил он, когда запись кончилась.
Катя рассказала все коротко и без утайки. Гущин снова включил диктофон. По мере того как вслушивался в показания Лолиты Силуян, лицо его приобретало очень сложное выражение интереса, напряженного внимания, досады и еле сдерживаемой злости. Катя подумала — ведь это ты и никто другой разыскал тогда два года назад эту свидетельницу, провел опознание с ней, но вот, оказывается, некоторых весьма важных фактов так и не узнал. И теперь ты досадуешь и злишься, словно это я виновата, словно это не ты оплошал тогда. И ты бесишься, что я все это раскопала сейчас, а ты, старик Гущин…
— Молодец. Пять с плюсом за инициативу, — сказал Гущин непередаваемым тоном.
— Федор Матвеевич, я решила поступить, как вы меня учили — снова вернуться к первой жертве.
— Когда это я тебя учил?
— Много раз, а вы не помните? Ваши уроки оперативной работы помню наизусть.
Катя постаралась, чтобы этот подхалимаж… этот наглый подхалимаж… ах, да что там — подлизываться так подлизываться!
— Я решила, что вы все равно сами вернетесь к первой жертве — Софии Калараш, но вы заняты — вчера вот Гриневыми занимались, так что я решила вам помочь. Удалось что-то узнать по Гриневым?
— С одиннадцати до трех ночи накануне убийства они в «Сохо» веселились. Коктейльная вечеринка на крыше, — сказал Гущин, смягчившись.
— В «Сохо» всегда полно народа, знаменитый ночной клуб, — сказала Катя, — Федор Матвеевич, смотрите, что получается. Если Лолита нам не врет, выходит, София Калараш работала в доме Масляненко в Косино сиделкой. И заодно оказывала больному Масляненко интим-услуги. И Родиону Шадрину тоже. Может, и Феликсу? Получается, Феликс знал первую жертву, как и Родион. И его отчим Роман Шадрин знал Софию Калараш тоже. Он же тогда, после второго убийства, оказался вместе с Родионом, когда патруль проверил у них документы. Смотрите, как все сплетается!
— Да, но порезы на трупах выглядят очень похожими на нацистские татуировки, как у Момзена и Олега Шашкина, — сказал Гущин.
— А вы сами сказали, что у Феликса тоже татуировка на руке. И потом он единственный, кто отсутствовал все это время — был за границей.
— Что свидетельница там плела насчет какого-то отца настоящего? — спросил Гущин и снова включил запись, перемотал до нужного момента.
Прослушал. Потом сказал:
— Ты не очень этим всем увлекайся.
— Да, но я подумала…
— Когда все так сплетается, жди какого-то нового подвоха, — Гущин глянул на часы. — Ты посиди пока тут. Мне надо зайти к начальнику Главка.
— Я посижу, а что Сиваков вам сказал по телефону? У экспертов какие-то новости?
— Пока особо никаких. Он там все колдует с черепками. Сказал, что это части одной и той же вещи, химический анализ показал идентичность состава глины. Теперь они хотят задействовать какую-то новую компьютерную программу для обработки данных.
Катя ждала Гущина долго, видно, в больших кабинетах читали длинные нотации о том, как надо и не надо работать. Наконец Гущин вернулся, промокнул носовым платком свою глянцевую вспотевшую лысину и объявил:
— Поедешь сейчас со мной.
— Куда? — Катя так сразу и засветилась любопытством.
— Тряхнем опять фабрикантшу. В прошлый раз Вера Масляненко не до конца была с нами откровенной. Оказывается, ей есть что еще порассказать о своем племяннике. Или кем он ей приходится, если учесть показания дворничихи. О первой жертве тоже есть что порассказать, раз она у них по двойному тарифу работала.
Лишь в машине, когда позади осталась МКАД, Катя поняла, что они едут вовсе не в Косино на Святое озеро.
— Вера Масляненко сегодня на своей фабрике, — глядя в окно, произнес Гущин. — Я ей звонил, у нее номер недоступен, а вот секретарь ее в офисе сказал, что она сегодня с самого утра на фабрике. «Царство Шоколада», любишь их конфеты?
Катя пожала плечами.
— Ну? Фрукты в шоколаде — чернослив, груши, абрикосы?
Катя кивнула — яркие обертки конфет в кондитерском магазине.
— Шоколад у них там, сплошной шоколад, — Гущин смотрел в окно, они уже проезжали Люберцы-1. — Я помню то место — свалка там существовала с начала времен, загаженный пустырь. За неделю все там расчистили, раскатали бульдозерами, забетонировали и поставили цеха. Запустили кондитерское производство. Это все она — Вера Масляненко. Муж ее тогда лечился. Потом похоронили его. А фабрика до сих пор лучшая в Подмосковье, одна из лучших в стране.
Проехали Люберцы-2, свернули с автострады на оживленное шоссе, и впереди в поле, чистом, убранном (поди догадайся, что бывшая свалка) возникли фабричные корпуса — розовый и желтый, точно сделанные из марципана.
Катя уловила волшебный аромат — в воздухе пахло шоколадом. И этот запах перебивал все — и вонь бензина, и жар нагретого солнцем асфальта, и даже аромат майской зелени.
Они остановились у проходной. Гущин показал охране удостоверение.
— Вера Сергеевна на фабрике?
— Да, здесь, в цехах или у себя в офисе. С дочкой приехала сегодня, знакомить с производством. А вы это… из полиции, да? С проверкой?
— Позвоните в офис секретарю, — приказал Гущин. — Он в курсе, я с ним час назад разговаривал, пусть предупредит, что мы уже здесь.
Секретарь — средних лет, очень деловой, явился за ними к проходной сам.
— Пойдемте, я вас проведу в офис. Вера Сергеевна сейчас в цехе темперирования, будет через несколько минут.
— Скажите, у вас тут в отделе кадров работает Роман Веселовский, — сказал Гущин, — он сегодня на фабрике?
— Да, он заместитель начальника отдела кадров. Он дальний родственник нашей хозяйки, очень хороший сотрудник, — охотно сообщил секретарь.
Катя подумала — надо привыкнуть к тому, что у отца… то есть у отчима Родиона Шадрина новая измененная фамилия. А то, когда Гущин вот так спрашивает неожиданно, первое впечатление — а о ком идет речь? Тут у них так все запутано — новые фамилии, новый дом. И какие-то новые, неизвестные следствию, семейные тайны.
— А кем отчим работал два года назад? — тихо спросила она Гущина, когда они шли следом за секретарем длинным служебным коридором.
— В московской фирме по продаже газового оборудования. Не кадровиком, просто менеджером. Видимо, его жена попросила сестру Веру пристроить его сюда на фабрику. Ведь место работы тоже пришлось менять, как адрес и фамилию.
— Нам надо пройти через цех очистки и дробления какао-бобов, пожалуйста, наденьте вот это, — секретарь указал на шкаф с зелено-синими, похожими на больничные комбинезонами. — У нас в цехах все стерильно. И на ноги надевайте бахилы.
Катя и Гущин начали одеваться. Толстому Гущину комбинезон оказался чудовищно мал, пришлось снять пиджак.
Секретарь открыл дверь магнитной картой, и Катя сразу оглохла.
Такой шум стоял в цеху! Работали агрегаты-дробилки в закрытых емкостях. Пахло какао так одуряюще, что в голове клубился шоколадный туман.
Они миновали цех. Эти хромированные аппараты, эти механизмы, этот неумолчный гул — и ни одного рабочего в цеху! Все автоматизировано до предела.
В следующем цеху было намного тише, но гораздо жарче. Воздух как в тропиках.
Роботы-автоматы поворачивали огромный чан, и темная ароматная река шоколада растекалась…
У Кати захватило дух. Шоколадная фабрика… мечта всех детей… шоколадное царство…
Коричневая ароматная густая, как смола, обжигающая, как лава… сладкая, горькая… да, пока еще очень горькая жижа булькала в емкостях и растекалась по формам.
Возле жидкокристаллического дисплея — рабочий фабрики, единственный в этом огромном роботизированном цеху, облаченный в точно такой же зеленый комбинезон с плотно облегающим голову капюшоном.
Сотрудник повернулся — это была женщина. Катя опять, как тогда, в том доме на Святом озере, подумала, что видит саму хозяйку — Веру Масляненко.
Но потом она узнала женщину, хотя в комбинезоне ее не так просто было узнать.
Мальвина — сестра Феликса.
— Здравствуйте, вы и сюда добрались к нам, — улыбнулась она приветливо. — Секретарь позвонил, и мама сама пошла вас встречать.
— Мы, наверное, разминулись, — ответил Гущин. — Что, производство шоколада осваиваете потихоньку?
— Мама считает, что мне нужно быть с ней здесь, полезно приехать на нашу фабрику. Но я не люблю тут бывать, у меня голова начинает болеть.
— Да, шоколадом пахнет, аж дух захватывает, — Гущин оглядывал цех. Он ждал Веру Сергеевну. — А вы не на занятиях сегодня?
— На занятиях? Каких?
— Ну, ваши лекции.
— Нет, сегодня у меня лекций нет. Мама велела поехать с ней сюда, смотреть производство.
— Мальвина, можно спросить вас, — Катя на секунду запнулась. Хотела задать тот главный вопрос: вы знали Софию Калараш? Но она перехватила предупреждающий взгляд Гущина и поэтому тут же перестроилась: — Помните, вы читали нам стихи Михаила Кузмина про «Туле», северный остров? Зеленый пар за краем голубым… Скажите, вы слышали о рок-группе под названием «Туле»? В ней играл ваш двоюродный брат.
— Мой брат?
— Ну да, Родион, — Катя подумала: если дворничиха сказала правду, то он тебе вовсе и не двоюродный, а единокровный брат.
— «Туле»? Да, я знаю, — Мальвина кивнула. — Казалось мне, сижу я под водою… Зеленый край за паром голубым… Но я искал ведь не воспоминаний, которых тщательно я избегал, а дожидался случая… Когда зеленый край за паром голубым…