Женщина беззвучно шевелила губами.
— Где? Где она? — повторил вопрос Габриель.
— Клянусь, я не знаю. — Женщина задрожала, она уже не видела его. — Пожалуйста, — шепнула она, — помогите.
— Когда ее отсюда забрали?
— Два дня назад. То есть три.
— Когда точно?
— Не помню. Пожалуйста, помогите…
— До или после того, как вы с Броссаром ездили в Экс?
— Как вы узнали про Экс?
— Отвечай, — еще крепче стиснул ей руку Габриель. — До или после?
— В ту же ночь.
— Кто ее забрал?
— Поль.
— Он был один?
— Да.
— Куда он ее забрал?
— На другую явку.
— Он так и сказал? Явка?
— Да.
— Где эта явка?
— Не знаю.
— Отвечай.
— Поль нам не говорил. Назвал это оперативной маскировкой.
— Именно так и назвал? Оперативной маскировкой?
Женщина кивнула.
— Сколько у него явок?
— Не знаю.
— Две? Три?
— Поль не говорил.
— Долго здесь держали девушку?
— С самого похищения, — ответила женщина и умерла.
***Трупы сложили на полу в кладовке и накрыли их чистой простыней. Отмывать кровь в доме не стали; только в саду Габриель наскоро полил из шланга плитняк, чтобы хоть как-то скрыть следы произошедшего на вилле. По его подсчетам, в запасе имелось где-то сорок восемь часов, потом женщина из «Недвижимости в Любероне» приедет забрать ключи и проверить состояние виллы. Увидит кровь, вызовет жандармов, а те обнаружат четыре трупа в подвале, где арендаторы превратили хозяйскую кладовую в импровизированную тюрьму. Итак, сорок восемь часов. Может, чуть — совсем чуть-чуть — больше.
Уже светало, когда они вернулись к мопеду Габриеля и старому «рено» Келлера. Габриель замер и напоследок обернулся посмотреть на виллу и долину: к виноградникам шел одинокий рабочий. Погрузив сумки в багажник машины, Габриель и Келлер порознь отправились в городок Бьо, где заглянули на кофе с булочкой в кафе, полное румяных местных жителей. От запаха свежеиспеченного хлеба Габриеля слегка замутило. Он позвонил в Лондон Грэму Сеймуру и непрямым текстом сообщил, что операция провалилась: Мадлен держали на вилле, однако семьдесят два часа назад перевезли в другое место. След завел в тупик, доложил Габриель и отключился. Оставалось ждать, пока Поль выдвинет свои требования.
— Вдруг он решит не рисковать и не станет ничего требовать? — предположил Келлер. — Возьмет и прикончит девчонку?
— Откуда такой пессимизм?
— С кем поведешься, от того и наберешься.
Люберон они покинули тем же путем, каким приехали, выслеживая Рене Броссара и его спутницу: вниз по склонам гор, через реку Дюранс, вдоль берега водохранилища в Сен-Кристофе — и так в конце концов вернулись в Марсель. Габриель и Келлер купили билеты на отходящий в полдень паром до Корсики и сели за разные столики в кафе при терминале. Габриель взял себе чаю, Келлер — пива. Англичанин заметно помрачнел — не часто ему доводилось возвращаться на Корсику, провалив задание.
— Это не ваша вина, — попытался утешить его Габриель.
— Я заверил вас, что девушка на вилле, — ответил Келлер. — А ее там не было.
— Похитители убедительно притворялись.
— Почему? Зачем они несли вахту по ночам, если Мадлен давно забрали?
В этот момент завибрировал сотовый Габриеля. Он медленно поднес трубку к уху, молча выслушал сообщение и снова положил мобильник на стол.
— Грэм? — спросил Келлер.
Габриель кивнул.
— Этой ночью в Гайд-парке под скамейкой оставили телефон.
— Где он сейчас?
— На Даунинг-стрит.
— Когда на него позвонят?
— Через пять минут.
Келлер допил пиво и сразу попросил повторить. Прошло пять минут, потом еще столько же. Снаружи объявили посадку на паром. Не успел диктор договорить, как телефон Габриеля вновь завибрировал. Как и в первый раз, Габриель молча выслушал звонившего.
— Ну и? — спросил Келлер, когда Габриель убрал сотовый в карман.
— Поль выдвинул требования.
— Сколько ему нужно?
— Десять миллионов евро.
— Это все?
— Нет, — сказал Габриель. — Премьер-министр хочет поговорить.
Снаружи от пристани к парому тянулась извилистая очередь машин. Келлер встал и вышел из кафе.
20 Марсель — Лондон
Ближайший рейс до Хитроу вылетал в пять вечера. В магазине близ Старого порта Габриель купил смену одежды и заселился в убогий отель при железнодорожной станции, чтобы помыться и привести себя в порядок. Старую одежду бросил в переполненный мусорный контейнер за рестораном, мопед оставил там, где с наступлением ночи его непременно должны были угнать, и на такси отправился в аэропорт. Терминал был пуст — будто все бежали из него в преддверии вражеской оккупации. Проверив французские новостные сайты, Габриель убедился, что жандармы еще не нашли тела убитых похитителей, а после купил на имя Йоханнеса Клемпа билет в первый класс до Лондона. В полете отказывался от любых услуг авиалиний и, игнорируя попытки соседа — лысого швейцарского банкира — завязать разговор, угрюмо пялился в иллюминатор. Любоваться особенно было нечем: небо на севере Европы заволокли густые облака. И лишь когда самолет вновь снизился до высоты нескольких тысяч футов, ночную мглу пронзили желтые огни натриевых ламп Западного Лондона. Будто море свечей, зажженных на алтаре. Габриель закрыл глаза, и перед мысленным взором его встала женщина в плаще, на коленях у алтаря, в плохо освещенном древнем соборе. Она перекрестилась — словно бы в первый раз.
Сойдя с самолета, Габриель встал в конец очереди на паспортный контроль. Офицер — бородатый сикх в васильковом тюрбане — проверил его паспорт с должным скептицизмом, а после, с силой поставив штамп, поприветствовал на земле Великобритании. Убрав паспорт в карман пальто, Габриель проследовал в зал прибытия, где его ожидал агент МИ-5 Найджел Уайткомб. (Он стоял один посреди толпы, сжимая в руках мятую табличку с надписью: «Г-Н БЕЙКЕР».) Уайткомб был правой рукой Грэма Сеймура и выполнял для него конфиденциальные поручения. С виду возмужалый, лет за тридцать, выглядел он тем не менее как подросток: румяные щеки без следа щетины. Пожимая руку Габриелю, Уайткомб бегло улыбнулся невинной улыбкой церковного служки. Такая благовидная внешность сильно пригодилась ему на службе: за ней скрывался хитрый и коварный ум, который мог дать фору любому террористическому гению или рецидивисту.
Из-за того, что Габриель приехал в Лондон инкогнито, Уайткомб забрал его на личном транспорте, «воксхолл-астра». Вел он лихо и уверенно, будто каждые выходные участвовал в скоростных автогонках. Только на подъезде к Вест-Кромвель-роуд стрелка спидометра опустилась ниже отметки в восемьдесят миль в час.
— Хорошо, что рядом больница, — заметил Габриель.
— Почему?
— Если не сбавишь скорость, она нам понадобится.
Уайткомб послушно убавил ход — правда, ненамного.
— Может, заглянем в «Хэрродс» на чашечку чая? — спросил Габриель.
— Мне велено доставить вас сразу по назначению.
— Да я шучу, Найджел.
— Знаю.
— Может, еще знаешь, зачем я прилетел?
— Нет, — ответил Уайткомб, — однако подозреваю, что дело срочное. Последний раз я Грэма видел таким, когда…
Он умолк, не договорив.
— Ну, и когда же? — спросил Габриель.
— …когда бомбист «Аль-Каиды» взорвал себя в Ковент-Гарден.
— Интересные времена, — мрачно заметил Габриель.
— Это была одна из наших лучших операций, согласны?
— Если забыть, как она завершилась.
— Будем надеяться, что эта завершится иначе. Что бы там ни было.
— Будем, — согласился Габриель.
Миновав настоящий водоворот из машин на Гайд-парк-корнер, Уайткомб понесся мимо Букингемского дворца к Бердкейдж-Уок. Проезжая Веллингтонские казармы, он позвонил кому-то по сотовому, быстро пробормотал что-то о доставленной посылке и оборвал связь. Спустя две минуты остановился за припаркованным на Олд-Куин-стрит лимузином «ягуар», на заднем сиденье которого сидел Грэм Сеймур. Вид у безопасника был такой, будто у него несварение после ужина в клубе.
— Полагаю, делового костюма у тебя нет? — спросил он у Габриеля, когда тот сел рядом.
— Был, — ответил Габриель, — но «Бритиш Эйрвейз» потеряла мой багаж.
Сеймур нахмурился, потом взглянул на водителя и скомандовал:
— Дом номер десять.
Дом номер 10 по Даунинг-стрит — самый, наверное, известный в мире адрес — некогда охранялся всего двумя констеблями. Один стоял снаружи, у выцветшей черной двери, второй сидел в передней, в удобном кожаном кресле. Все изменилось после минометного обстрела в феврале 1991 года: при входе на Уайтхолл выросло заграждение, а места двух констеблей заняли вооруженные до зубов бойцы группы дипломатической защиты из Скотланд-Ярда. Как и Белый дом, Даунинг-стрит превратилась в укрепленную зону за прутьями забора.
Изначально дом номер 10 состоял из трех построек: городского дома, коттеджа и обширного особняка шестнадцатого века, который назывался «домом на заднем дворе» и служил резиденцией для королевской семьи. В 1732 году король Георг II передал этот комплекс сэру Роберту Уолполу, негласному премьер-министру, и тот решил объединить все три постройки в одну. То, что получилось в результате, Уильям Питт описал не иначе как «огромный и нелепый дом», проседающий и трещащий по швам. Редко какой премьер-министр соглашался в нем жить. К концу восемнадцатого века дом пришел в такой упадок, что казначейство рекомендовало снести его; после Второй мировой его признали аварийным и ограничили допуск на верхние этажи из-за угрозы обрушения. И вот в конце 1950-х правительство приступило к тщательной реконструкции: прерываемая из-за стачек и средневековых находок под основанием дома, она завершилась через три года и обошлась в сумму, втрое превышавшую запланированную. Тогдашний премьер-министр Гарольд Макмиллан на время ремонта переселился в Адмиралтейский дом.
Почти все посетители попадают на Даунинг-стрит через ворота и пост охраны на Уайтхолле и входят через памятную черную дверь. Однако тем вечером Грэм Сеймур и Габриель проникли на территорию штаба правительства через ворота на Хорс-Гардз-роуд и вошли в резиденцию премьера через французские двери с видом на обнесенный стеной сад. В фойе их дожидалась секретарь из личного кабинета Ланкастера: чопорная «библиотекарша», которая, будто щит, прижимала к груди кожаную папку. Кивнув в знак приветствия Сеймуру, она тем не менее постаралась не смотреть в глаза Габриелю. Потом развернулась на каблуках и повела гостей по длинному элегантному коридору к закрытой двери, легонько постучалась в нее.
— Войдите, — раздался изнутри второй по значимости голос в Великобритании, и чопорная женщина провела Сеймура с Габриелем внутрь кабинета.
21 Даунинг-стрит, 10
Посвятив жизнь тайным службам, Габриель уже сбился со счета, сколько раз видел кабинеты людей на грани: неважно, чьи они были, в какой части света располагалась, — все они походили друг на друга. Один человек ходит кругами по комнате, второй тупо смотрит в окно, тогда как третий отчаянно пытается казаться собранным и хладнокровным, словно все у него под контролем… даже если контролировать больше нечего. На сей раз Габриель увидел Белую гостиную; кругами по ней ходил Саймон Хьюитт, в окно смотрел Джереми Фэллон, а спокойствие изображал Джонатан Ланкастер. Премьер-министр сидел на одном из двух противоположных диванов у камина; на низком прямоугольном столике перед ним лежал мобильный телефон — тот самый, который оставили под скамейкой в Гайд-парке. Премьер смотрел на сотовый таким злобным взглядом, будто это из-за него, а не из-за Мадлен Хэрт весь сыр-бор.
Поднявшись с дивана, он вышел навстречу Сеймуру и Габриелю. Ступал он осторожно, будто матрос по палубе корабля в неспокойном море. Телевидение создавало о нем ложное представление: премьер был выше, чем Габриель представлял его себе, и выглядел неплохо — если учесть сложность момента.
— Я Джонатан Ланкастер, — представился премьер, протянув Габриелю крупную ладонь. Его слова прозвучали несколько абсурдно. — Настало время нам с вами встретиться. Жаль, обстоятельства не слишком благоприятные.
— И правда жаль, господин премьер-министр.
Габриель хотел выразить сочувствие, однако по прищуру Ланкастера понял: премьер слышит в его голосе осуждение. Быстро пожав руку Габриелю, Ланкастер указал на двоих помощников.
— Полагаю, вы знаете, кто эти два джентльмена, — произнес он, совладав с чувствами. — Тот, что протаптывает дорожку в моем ковре, Саймон Хьюитт, мой пресс-атташе. Второй — Джереми Фэллон. Джереми — мой мозг, если вы, конечно, верите всему, что пишут в газетах.
Саймон Хьюитт рассеянно кивнул Габриелю. Без пиджака, с закатанными по локоть рукавами и ослабленным галстуком, он напоминал репортера, которому вот-вот сдавать статью, а состряпать ее буквально не из чего. Джереми Фэллон, по-прежнему стоявший у окна, напротив, пуговиц не расстегнул и галстука не ослабил. О Фэллоне как-то писали, что он видит себя премьер-министром — до тех пор, пока не глянет в зеркало. Скошенный подбородок, жидкие волосы, болезненно-желтоватая кожа — с такой внешностью он больше напоминал чиновника из загробного мира.
Оставался мобильный телефон. Не говоря ни слова, Габриель взял его с кофейного столика и проверил журнал звонков. На сотовый звонили всего раз — именно тогда, когда Габриель с Келлером ожидали посадки на паром из Марселя.
— Кто отвечал на звонок? — спросил Габриель.
— Я, — ответил Фэллон.
— Какой у него голос?
— Он подделал его.
— Сгенерировал на компьютере?
Фэллон кивнул.
— Во сколько перезвонят?
— В полночь.
Габриель отключил питание, вынул аккумулятор и симку. Разложил все это дело на кофейном столике.
— Что произойдет в полночь?
Ответил сам Ланкастер:
— Этот человек ждет ответа: «да» или «нет». Если я отвечу «да», значит, соглашаюсь отдать десять миллионов евро в обмен на жизнь Мадлен и обещание, что видео с ее признанием больше никто не увидит. Если «нет», Мадлен умрет, а наша интрижка станет достоянием общественности. Судя по всему, — тяжело выдохнул премьер, — выбора у меня нет, только согласиться на требования.
— То есть совершить, возможно, величайшую ошибку в жизни, господин премьер-министр.
— Вторую величайшую ошибку.
Опустившись на диван, Ланкастер прикрыл рукой свое знаменитое лицо. Габриель подумал о людях на улицах Лондона, что сейчас спешат по делам и не ведают, что их премьер-министр парализован страхом.
— Что мне еще остается? — спросил, помолчав, Ланкастер.
— Вы еще можете обратиться в полицию.
— Слишком поздно.
— Тогда надо торговаться.
— Похититель сказал, что торг неуместен и что Мадлен умрет, если я не соглашусь на условия.
— Все они так говорят. Поверьте, господин премьер-министр, если уступите, то тем лишь разозлите шантажиста.
— На кого он разозлится? На меня?
— На себя. Подумает, что продешевил, и вернется за добавкой. Если заплатите снова, он придет еще раз — будет доить вас, пока не выдоит досуха, миллион за миллионом.
— Что же вы предлагаете?
— Ждем звонка, отвечаем, что готовы дать один миллион. Хочешь — бери, не хочешь — не надо. Вешаем трубку и снова ждем.
— А если он больше не перезвонит? Если убьет Мадлен?
— Не убьет.
— Откуда вам знать?
— Слишком много он вложил денег и времени в этот проект. Да, для него это проект, работа, и ничего более. Смотрите на это как на тяжелые переговоры. Легких путей нет, придется измотать похитителя. Наберитесь терпения, иначе Мадлен не вернуть.
В комнате повисла гнетущая тишина. Джереми Фэллон отошел от окна и уставился на городской лондонский пейзаж работы Тёрнера, будто первый раз увидел эту картину. Грэм Сеймур внезапно живо заинтересовался рисунком ковра.
— Спасибо за совет, — произнес наконец Ланкастер, — однако мы решили… — Он помолчал. — …я решил отдать шантажисту все, что он требует. Если бы не мое бездумное поведение, Мадлен не похитили бы. Я просто обязан вернуть ее целой и невредимой. Это дело чести. Ради нее, ради нашей Партии.
Сказано было так, словно эту речь заранее написал для премьера Джереми Фэллон. Судя по вороватому выражению на лице шефа секретариата, так оно и было.
— Честь честью, — произнес Габриель, — однако поступаете вы не мудро.
— Не согласен, — возразил Ланкастер. — Джереми — тоже.
— При всем уважении, — обратился Габриель к Фэллону, — когда последний раз вы проводили успешные переговоры об освобождении заложников?
— Думаю, вы согласитесь, — ответил Фэллон, — что мы имеем дело не с обычным похищением. Цель вымогателей — премьер-министр Соединенного Королевства, и я ни при каких обстоятельствах не могу позволить ему вымотать себя затяжными переговорами.
Эти слова Фэллон произнес тихо и с полной уверенностью человека, привыкшего нашептывать указания на ухо одному из самых влиятельных людей в мире. Сколько раз за этим занятием ловили его фоторепортеры британской прессы. Сколько карикатур было нарисовано: Ланкастер-марионетка пляшет, управляемый Фэллоном-кукловодом.
— Где думаете раздобыть такую сумму денег и не вызвать подозрений? — спросил Габриель.
— Друзья премьер-министра согласились одолжить необходимые средства.
— Хорошо, наверное, иметь таких щедрых друзей, — заметил Габриель, вставая. — Похоже, у вас все под контролем. Остается найти того, кто передаст деньги вымогателям. Убедитесь, однако, прежде, что человек надежный. Иначе через несколько дней вновь соберетесь в этой комнате в ожидании звонка.