– Ингмар – дьявол, – хрипловато сообщила она.
Так. А Бу, выходит, юный антихрист? Знакомый сюжет. Смотрели – и неоднократно.
– Тем более.
– Я серьёзно. Мы не знаем, чего от него ждать. А Стас... Мне кажется, он как раз хотел уберечь Бу от Ингмара. Забрал, привёз домой...
Да-да, конечно. И долго выманивал супругу на прогулку, оставив дома спящего сына. В аккурат перед первой попыткой взлома.
– Что вам ещё сообщил Ингмар?
Массу интереснейших вещей. Что у дьяволов редко бывают дети. Что крылья у них только в молодости, а в зрелом возрасте отпадают. Что Бу пожелал папиного возвращения – вот папа и вернулся. В лице Ингмара.
Затем бескрылый дьявол выкатывается в кресле из-за стола. Мать с сыном видят пресловутую девушку на четвереньках, бегущую вровень с колесом, и это настолько их пугает, что Аська сгребает Бу в охапку и наконец-то кидается наутёк. Выскочив из кабинета, ухитряется заблудиться, попадает в тёмный компьютерный зал, разгороженный на клетушки, и неожиданно видит за одним из мониторов привидение Гульки...
* * *
– Минутку, – устало попросил я. – Что за Гулька?
– Подруга. Мы работали в одном отделе...
– Тогда ещё минутку...
Просмотрел список жертв пожара.
– Гуля Кургельдыева?
– Да.
Ну вот. Поздравляю вас с новым фигурантом. Постоянное место работы – интернет-компания «Шарм», информационный отдел. Сослуживицы. Чёрт знает что такое!
– Примите мои соболезнования, но... при чём тут...
– При всём. Когда в отдел принесли торт... Ну, вы помните...
– Помню, помню... Ваше первое желание?
– Да. Гуля как-то странно на меня посмотрела и сказала: «Не увлекайся мороженым, мать...»
– Так. Что ещё?
– Попросилась переночевать. Позже... по телефону...
– В тот же день попросилась? Я имею в виду, в тот день, когда объявился Стас?
– Да. Но так и не пришла. Я ей звонила – никто не отозвался. И вдруг вижу её... там... Она тоже им задолжала. Раньше меня.
– Задолжала – в денежном смысле?
– Нет. В смысле поручений. Как я.
– А им – это Ингмару?
Угрюмое утвердительное молчание. Почти враждебное.
– Анна Владимировна, боюсь, вы ищете тайный смысл там, где его нет. Да, подрабатывала ваша подруга в «Солнечном храме»...
– Лицо... – тихонько вымолвила она, и светлые, как бы заплаканные глаза её стали незрячи. – У неё от лица ничего не осталось... Бумажная маска...
– Ну а что бы вы хотели? – осторожно попробовал я урезонить свидетельницу. – Тёмное помещение. Человек сидит за монитором. Естественно, у него бледная маска вместо лица... Она что-нибудь вам сказала?
– Сказала: «Беги, дура...»
Мудрый совет.
– И вы побежали?
Побежала. Таща за руку сына, добралась до холла – и там из лифта навстречу ей выкатился в коляске Ингмар. Великий и ужасный. Снова попробовал применить свой цыганский гипноз, но не преуспел. Впервые. Вместо того, чтобы подчиниться и подойти с покорностью к своему хозяину, Анна Владимировна Чебурахина заслонила собою сына и, выхватив из-за пояса юбки наган, начала палить в Ингмара, представлявшегося ей в ту минуту сгустком адского пламени.
Разрядив барабан, выбралась (никем, представьте, не остановленная) из здания, доволокла сына до ворот, после чего последовал взрыв бытового газа.
Такая вот жуть.
* * *
– Анна Владимировна, – участливо спросил я. – Вы в самом деле мало что помните о вашей первой встрече с Ингмаром?
– Практически ничего. Наверное, он дал установку забыть...
Я открыл ящик стола и достал оттуда лазерный диск.
– Что это? – спросила она.
Я молчал.
– Неужели... – Голос Анны Владимировны сошёл на шёпот. – Видеозапись?..
Я скорбно смотрел ей в глаза.
– Какая сволочь... – обречённо выдохнула она. Помолчала, брезгливо кривя губы. – Только, пожалуйста... Костику...
– Ни слова, – заверил я. – Отдать я вам это не могу, но ручаюсь, что записи не всплывут ни при каких обстоятельствах... Да, и ответная просьба: мне бы хотелось довести это дело до конца в более или менее спокойной обстановке. Поэтому, если вдруг к вам полезут журналисты... насчёт певца, насчёт Порфирьева...
– В шею! – решительно выдохнула она.
– Вот и славно, – сказал я, снова отправляя диск в ящик стола, где тот пылился с незапамятных пор. Чёрт его знает, что там на самом деле было записано. Всё собирался выкинуть – ан пригодился.
* * *
Расстались без обид. Вызвал машину, велел доставить домой. Штукарю Костику позвонил в тот же день, попросил завтра зайти. Отважный спасатель явился на полчаса раньше назначенного. Чтоб они так всегда приезжали! До, а не после.
– Ты что ж творишь, мужик? – прямо спросил я его. – Что за приколы? Какие тебе, к чёрту, зомби в прокуратуре?
– Сергей Николаевич! – истово отвечал он, а рожа у самого так и норовила расползтись в улыбке. – Виноват! Казните! Но вреда-то я, согласитесь, никому не причинил...
– А если б свихнулась? Баба и так на пределе была! Да и сейчас тоже с подвывихом... Кто такой Антон?
– Старый знакомый.
– Бывший оперативник?
– Да упаси боже! Звукооператор на радио. Просто внешность у него такая... соответствующая.
– Тогда давай рассказывай. С чего всё началось?
Началось со студенчества. Отслужив в армии и поработав в Арктике, Константин Кременчук поступил на факультет журналистики, где сразу же безоглядно влюбился в сокурсницу Аську Чебурахину. Робел. До четвёртого курса не знал, с какого бока к ней подъехать. А пока телился, Чебурашку увели. Причём, кто? Наглец и болтун Стас Громыко! Костик был настолько потрясён, что бросил институт, заявив, что разочаровался в журналистике, и, пометавшись по разным работам, нашёл наконец своё место в региональном поисково-спасательном отряде МЧС.
Романтик. Однолюб. Птица редкая. Каждый год поздравлял Аську с днём рождения – открытку присылал.
И вдруг позвала! Просит о помощи. Что-то стряслось со Стасом. Погиб – и звонит с того света. Не зря чуяло Костиково сердце, что доиграется когда-нибудь Стас, ох, доиграется...
– То есть ты сразу понял, что это мистификация?
Костик посмотрел на меня с недоумением.
– А что же ещё? Раз позвонил – значит, не помер.
– Логично. А дальше ты что отколол?
– Что я отколол? Посоветовал пойти в прокуратуру, всё рассказать. Дверные замки сменить помог...
– А Антон? А переход на нелегальное положение? Вместо того, чтобы успокоить женщину, ты давай на неё страху нагонять. Мало ей было страхов?
Приуныл, покряхтел.
– Так а что оставалось делать? Последний шанс...
Да, конечно. Где ещё можно остаться наедине с любимой, как не на конспиративной квартире? Не иначе пробки от радости перегорели. Приятный мужик, на психа вроде не похож... Вот ведь что любовь с людьми-то делает!
Три дня пребывания в подполье неумелый ухажёр занимался тем же самым, чем занимался четыре года в институте, а именно – робел и от робости громоздил одну глупость на другую: то наган подарит, то краску для волос принесёт. На четвёртый день пришёл в отчаяние и ляпнул по наитию, что следователь Порфирьев на самом деле мартовский утопленник.
Представьте, помогло. Жутко, зябко, муж с того света достаёт, под окнами безымянный ужас шастает, зомби ходят. Поневоле захочется к кому-то прижаться.
Прижалась! И очумевший от счастья Константин понимает, что успех надо развивать. Узнав из ночных откровений Аськи о «Солнечном храме», он выбирается в санузел, откуда шлёт эсэмэску звукооператору Антону. Тот спросонья пишет в домашних условиях махонькую радиопьесу и запускает в эфир. Точнее, на секретный телефон незасвеченной явки. Костик, будто бы невзначай, нажимает кнопку громкой связи – и Аська всё слышит...
Как говаривала моя бабушка, таких не рожают, а высиживают.
– Кто такой Фёдор?
– Так... Городской дурачок. Вообразил себя анархистом...
– Это не он на «газоне плача» торговал? Бакуниным, Махно.
– Он.
– Что за хрень с выстрелами?
А с выстрелами, как выясняется, хрень такая: доставив Аську с сыном к Фёдору (через весь город, среди ночи!), отважный спасатель тихонько договаривается с анархистом-теоретиком о том, чтобы тот, высаживая беглецов, пальнул в него (в Костика) пару раз холостыми.
– Зачем?
Тут психология. Увидев Костика тяжко раненым, Аська, по идее, должна полюбить его окончательно и навсегда. Ну не дурь?
Дурь-то дурь, но ведь сработало, как ни странно...
– И Аська потом ничего не заподозрила? Стрелять – стреляли, а где шрамы?
– Да шрамов-то у меня полно. Выбирай любой...
– А как так вышло, что Фёдор остановил машину в точности напротив «Солнечного храма»?
Дурь-то дурь, но ведь сработало, как ни странно...
– И Аська потом ничего не заподозрила? Стрелять – стреляли, а где шрамы?
– Да шрамов-то у меня полно. Выбирай любой...
– А как так вышло, что Фёдор остановил машину в точности напротив «Солнечного храма»?
– Это я бы и сам хотел узнать.
– Вы что, с тех пор с Фёдором не встречались?
– Нет.
– Почему?
– Боюсь, морду ему набью при встрече.
– Полагаешь, он это сделал умышленно?
Усмехнулся:
– Есть другие варианты? Подвёз к самому входу, а там этот ваш... Порфирьев...
– Какой же он наш? Он из прокуратуры...
– Ну из прокуратуры...
– То есть дальше всё происходило без тебя... Эсэмэски, как я понимаю, тоже никакой не было?
– Эсэмэски?
– «Горите вы синим пламенем!»
Чем дальше беседовал со мной мужественный и несгибаемый спасатель Костик, тем большую он ощущал неловкость. Это было заметно невооружённым глазом. Примерно так, протрезвев, вспоминаешь собственные вчерашние выходки.
– Да не было, конечно...
Я потёр подбородок.
– Что ж, поздравляю. Охмурил в рамках законности... А, нет! С наганом ты, Костик, подставился.
– Он травматический.
– Хотя бы и травматический. Покупается по разрешению, в другие руки не передаётся...
Костик повеселел вновь.
– Так а я что, против? – сказал он. – Изымайте, штрафуйте. Срок мне за это, если светит, то условный...
Настолько был счастлив в личной жизни, что и не напугаешь его ничем. Впрочем вскоре на мужественное чело спасателя набежала лёгкая тучка.
– Только, пожалуйста... Аське...
– Ни словечка, – заверил я. – О проделках твоих от меня Анна Владимировна ничего не узнает. Кстати, встречная просьба...
* * *
Анархист-одиночка Фёдор и впрямь смахивал на медведя.
– Какая мокруха, начальник? – вскричал он, пяля на меня честные медвежьи глазёнки. – Из пугача палил!
– Зачем потом выкинул?
– Да из-за Костика же! Мы с ним как уговаривались? Я палю – он выпадает наружу. Я уже газанул – смотрю, а он лямкой рюкзака за щеколду ремня безопасности зацепился. Я – назад. Начали отцеплять – не получается. А время-то идёт! Баба-то его вот-вот опомнится! Ну я в порядке мотивации пугач выкинул, вроде как от орудия убийства избавляюсь, – и опять по газам...
– А если бы догадалась, что пугач?
– Костик сказал, она в этом деле не секёт...
Чего ни в коем случае не скажешь о следователе прокуратуры Порфирьеве. А он, согласно показаниям свидетельницы Чебурахиной, взял пистолет, стёр отпечатки да ещё и примолвил что-то вроде: «Хотел на вас убийство повесить». Шутил, что ли? Странные шутки у следователей прокуратуры...
Впрочем, ей могло и послышаться.
– Кто-нибудь ещё там был – перед входом?
– Н-нет... не заметил.
– И фамилия Порфирьев тебе ничего не говорит?
– Порфирьев?
– Порфирьев Пётр Сергеевич.
– Следователь, что ли? Так он вроде Порфирий Петрович...
Медвежьи глазки смотрели на меня искренне и преданно.
– Знаешь его? – Я предъявил фотографию Порфирьева.
– Н-нет... Точно нет. Уж больно приметный.
– Хорошо. Тогда такой вопрос: почему свернул на Обводный? Почему остановился именно там?
– Н-ну... надо ж было куда-то свернуть! Смотрю: место вроде подходящее, мрачное... Там и тормознул.
– А кто тебе перед этим по мобильнику звонил?
– Не помню.
– Вспомни.
– Правда не помню!
– Ингмар?
– А это ещё кто такой?
Мурыжил я Феденьку довольно долго, но чернорубашечник-махнопродавец, кажется, и впрямь мало что знал. Пришлось отпустить с миром.
* * *
– Ну? – ворчливо приветствовал меня Михалыч. – Никак с версией пожаловал?
– С версией, товарищ генерал.
По высочайшему соизволению его превосходительства я присел на стул и раскрыл папку.
– Огласи тогда...
Я огласил:
– Официально «Солнечным храмом» Порфирьев не занимался, но сам ход событий подсказывает, что компромат он на них копил в течение долгого времени. И не только на них. Два года назад его племянница была вовлечена в подобную секту. До сих пор никто не знает, куда делась. Дальше. В июне сего года при странных обстоятельствах гибнет некий Громыко Станислав Андреевич. На место происшествия выезжает следственно-оперативная группа РОВД и представитель прокуратуры, от которого Порфирьеву становится известно о случившемся. Полагаю, Пётр Сергеевич владел определённой информацией о связи погибшего Громыко с «Солнечным храмом». Грубо превышая свои полномочия, он именем прокурора оказывает давление на райотдел милиции и берёт предварительную проверку на себя. Прокурор, однако, утверждает, что ни устной, ни письменной санкции он Порфирьеву на вышеупомянутые действия не давал. Несмотря на ряд промахов, Порфирьев выясняет главное: имела место инсценировка смерти, а сам Станислав Громыко незаконно лишён свободы и находится в подвале «Солнечного храма».
Михалыч засопел, нетерпеливо шевельнул пальцами. Я отдал ему папку и продолжал:
– Под нажимом похитителей Громыко звонит жене и, запугав её, так сказать, явлением с того света, вынуждает выполнить несколько поручений, в том числе нанять транспорт, на котором затем было совершено похищение певца. Порфирьев пытается связаться с майором Солдатенковым, ведущим дело о похищении, но тут исчезает на несколько дней свидетельница Анна Владимировна Чебурахина, жена Громыко.
– Причина? – буркнул Михалыч, шурша бумагами.
– Испуг. Нервный срыв. Пряталась у знакомых. Боялась новых звонков, отключила сотовый телефон. Спустя четыре дня Порфирьев, потеряв из виду Чебурахину, по собственной инициативе является в «Солнечный храм» и пытается расколоть Ингмара, главу фирмы, в частной беседе. Тот, видимо, пытается его убрать. Возможен и другой вариант. Положение тел погибших наводит на мысль, что именно в это время Станиславу Громыко удалось освободиться и разоружить охранника. Так или иначе, но в результате возникшей драки была повреждена газовая труба. Затем в загазованном помещении был произведён выстрел, что привело к взрыву. Подробности пока неизвестны. Экспертиза работает...
– По собственной инициативе... – недовольно пожевав губами, повторил Михалыч. – Не многовато ли инициатив?
– От строгача до увольнения, – уточнил я. – Это будь он жив. Но он погиб. Выговор посмертно не навесишь. А вот как именно он погиб – решать нам.
– Ну, не дави, не дави... Эта твоя Чебурахина! Как она оказалась на месте пожара?
– С Чебурахиной, товарищ генерал, определённые сложности. Свидетельница нуждается в психологической реабилитации и далеко не всем её словам можно верить. Не думаю, чтобы она оказалась в здании фирмы добровольно. Скорее всего, контакты Чебурахиной с Порфирьевым встревожили Ингмара – и тот решил, что оставлять её на свободе опасно. Слишком много знает.
– Это что ж у тебя выходит? Порфирьев является в «Солнечный храм» и одновременно туда привозят Чебурахину?
– Возможно, она понадобилась Ингмару как козырь в разговоре с Порфирьевым. Не исключено также, что Порфирьев каким-то образом узнал об предстоящем похищении Чебурахиной и выбрал время визита умышленно. Наконец, это могло быть просто совпадением. Случайностью.
– Которой по счёту? Что-то у тебя случайностей этих... – Михалыч закрыл папку и сердито постучал по ней согнутым пальцем.
– Товарищ генерал, – сказал я, со всей твёрдостью глядя ему в глаза. – Конечно, если допустить, что наша прокуратура сплошь коррумпирована и что следователь Порфирьев куплен Ингмаром с потрохами, то случившееся, конечно же, совпадением быть никак не могло.
Михалыч неотрывно смотрел на меня, лицо его тяжелело.
– Но если принять за исходную посылку, что прокуратура действительно борется с преступностью и следователь Порфирьев честно пал на этой незримой войне, то иначе как совпадениями, товарищ генерал, случившееся объяснить нельзя.
Ещё секунду Михалыч жёг меня взглядом. Наконец нахмурился и подтолкнул ко мне папку.
– Иди работай...
* * *
Что ж, полдела сделано. Рабочая версия одобрена. Учтём замечания начальства и будем латать дыры.
Конечно, весь этот колтун вранья можно распутывать до скончания жизни, но, во-первых, сроки поставлены весьма жёсткие, а во-вторых, меня интересует только один персонаж, чьё доброе имя мне доверено спасти.
Своих, знаете ли, вообще положено спасать. Хотя, если поразмыслить, какой он нам, к чёрту, свой?
Прокуратура...
Сентябрь 2007, Бакалда – Волгоград