Роман Злотников
Не только деньги [15]
Габриэль обратил внимание на этого типа, потому что тот сражался с луковым супом. Именно так. Сражался. Причем героически. Сыр не только висел на ложке и стекал с краев горшочка, но и тянулся за ножом, которым мужчина пытался себе помочь. Барро самодовольно усмехнулся. Конечно, есть французский луковый суп – та еще задача. Ничуть не легче, чем, скажем, омара. Но если с омаром Барро сошелся накоротке только в последние года три – до того как-то не складывалось, – то уж по французскому луковому супу он был специалистом старым и опытным.
– Бесполезно, мистер, – добродушно заметил он со своего кресла.
– Што, шроштите? – отозвался посетитель, а затем, сделав отчаянное усилие, протолкнул внутрь изрядный кусок расплавленного сыра, который ему наконец удалось откусить, и повторил вопрос: – Что, простите?
– Я говорю, нож вам не поможет. Только ложка и зубы.
– Да? – мужчина озадаченно покосился на горшочек.
– Точно, – авторитетно заявил Барро и привычным жестом пригладил свою все еще роскошную шевелюру. – Тут главное – решительность. Отложите в сторону все побочные предметы, наклонитесь пониже – и вперед. Работать зубами.
– Вы думаете? – с сомнением произнес посетитель, заглядывая в горшочек. Барро поощрительно улыбнулся. Все, что требовалось, он уже сказал. Теперь все зависело от самого едока.
«Ле Гран Кафе» больше славилось рыбными блюдами. Но и луковый суп тут готовили вполне себе ничего. Не хуже, чем в «Максиме». Но идти в «Максим» днем... ну он же не этот чертов американский турист. Кхм, то есть... с формальной точки зрения как раз да – и турист, и американский. Но это ведь только с формальной. А на самом деле все обстоит с точностью до наоборот. Он никогда в жизни не был туристом, и не собирался им становиться даже сейчас, на старости лет. Чего бы там кому бы там ни казалось. Так что днем он с удовольствием заходил в эти милые кафе на парижских бульварах, которых, к сожалению, осталось не слишком много. Все занял этот чертов фастфуд. Всякий – китайский, японский, мексиканский, американский... Но здесь, в окрестностях Опера-Гарнье, которую в Штатах совершенно непонятно почему называли Гранд-опера, они еще встречались. «Ле Гран Кафе», «Ле Кардиналь»...
– Уф, – сытно выдохнул мужчина, отодвигая от себя горшочек. – Знаете, всегда мечтал поесть лукового супа в небольшом кафе на бульваре Капуци... Капуцинок, конечно. Знаете, у нас почему-то все уверены, что этот бульвар называется бульваром Капуцинов. И только приехав сюда, я узнал, что это ошибка.
– У вас?
– Ну да, у нас, в России.
– Вот как? – удивился Барро. – А я, честно говоря, по вашему акценту отчего-то посчитал вас австралийцем.
– Забавно. Австралийцы были уверены, что я – американец.
– Вы были в Австралии?
– Ну, где я только не был... теперь вот и во Франции тоже побывал.
– Туристом?
– Да нет, по работе. А вы?
– Слава богу, теперь нет, – улыбнулся Барро и, свернув газету, поднялся из-за стола. – Ну, благодарю за компанию.
– Взаимно, – улыбнулся в ответ посетитель.
И Барро понравилась его улыбка. Она ничем не напоминала те, которыми люди привыкли обмениваться в этом мире. Улыбки-витрины, улыбки-штампы, улыбки-привычки. Эта же была... доброй. Такой, какую Барро уже и забыл когда встречал.
Барро прожил довольно интересную жизнь, но обратной стороной этой интересности было то, что вокруг него постоянно крутились люди, которые пытались его убить. Поэтому он приобрел привычку, ставшую уже почти рефлексом, всегда проверять людей, в силу каких бы то ни было причин оказавшихся слишком уж близко от него. И потому, уже выходя через стеклянные двери, он послал легкий ментальный импульс в сторону неожиданного соседа по кафе. Он сделал шаг, другой, третий, а затем, когда зеркальная витрина кафе закончилась, остановился и вытер внезапно выступивший пот. Все это время он мило общался с уродом...
* * *
– Мистер! Какая неожиданная встреча! – Барро подошел к столику, за которым расположился его давешний сосед по «Ле Гран Кафе». Встреча на первый взгляд действительно выглядела неожиданно. Ибо на этот раз она произошла не в кафе на Больших бульварах, а в небольшом уютном ресторанчике, расположенном прямо на Эйфелевой башне. Ну скажите на милость, как могут два человека, случайно пересекшись в одном конце Парижа и даже не познакомившись толком, на следующий день оказаться в одно и то же время в одном и том же месте? Только случайно!
– Да, вы правы, – произнес русский, поднимаясь из-за столика и делая шаг навстречу. – Неожиданная, но для меня очень приятная.
– Ну, если так, давайте уж познакомимся. Габриэль Барро. Свободный художник.
Русский представился. Барро вслушался в звуки незнакомого имени. Западная часть Европы была в зоне ответственности Второй международной миротворческой бригады. И вчера он со своего компа проник в ее базу данных. Такого имени в списках не было. Значит, этот урод либо сделал себе новые документы, либо неучтенный. И в том и в другом случае это было хорошо. Потому что и за выявление неучтенных, и за поимку скрывающихся платили больше. Барро уже несколько лет назад, как только родилась внучка, отошел от дел. Однако если судьба подбрасывает шанс немного подзаработать, Габриэль никогда не отказывается от того, чтобы пополнить свой счет. Это было непреложным правилом.
– Работа уже закончилась?
– Да, сегодня на конференции свободный день. И я с утра сходил в Лувр, а пообедать решил у старика Мопассана.
– Мопассана?
– Вы не знаете? – улыбнулся русский и, вот дьябло, опять очень мило и добро. – Это же очень известная байка. Когда Эйфель возводил эту башню, против нее восстала буквально вся парижская интеллигенция. И Ги де Мопассан был одним из самых яростных ее противников. А затем, по окончании строительства, он стал завсегдатаем этого ресторана. И когда репортеры спросили его, почему он, столь яростный противник башни, каждый день обедает в ее ресторане, Мопассан ответил, что ненавидит панораму Парижа, над которым возвышается эта уродливая конструкция. А здешний ресторан – единственное место, откуда она не видна.
Барро запрокинул голову и рассмеялся. Байка действительно была славная. Ее стоило добавить в свое собрание. Но этот жест был призван еще и замаскировать его отношение к тому, что в ресторане немного сгустился воздух и стало несколько темнее. Он не собирался рисковать и для начала решил прощупать окрестности. Мутанты обычно не склонны искать общества друг друга, ну если, конечно, их ничто не держит рядом (например, служба в какой-нибудь международной миротворческой бригаде), однако кто его знает, какие порядки у них в России. Говорят, они все там поголовно приверженцы коллективизма. Отрыжка коммунистического прошлого, так сказать...
– Присаживайтесь, – предложил русский. Похоже, он ничего не заметил.
– С удовольствием. – Барро опустился на стул напротив. – Что вы заказали?
– О, я не оригинален. И в любой стране стараюсь пробовать те блюда, которые считаются гордостью национальной кухни. Этого правила мне не удалось придерживаться только в Лондоне. Признаюсь честно, там я однажды даже обедал в «Макдональдсе».
– Да вы что! – изумился Барро. – Соболезную. Впрочем, говорят, что такого понятия, как британская кухня, просто не существует. Ну а что вы заказали сейчас?
– Прошу прощения, – смущенно развел руками русский, – устрицы.
– За что же прощения?
– Ну... я слышал, что по правилам их следует есть в те месяцы, в названии которых есть буква «р». Май, увы, к ним не относится.
Барро покровительственно кивнул.
– Ничего, дерзайте. Такое правило действительно есть, но проистекает из тех времен, когда всех моллюсков собирали на отмелях, и ни о каких устричных фермах никто и слыхом не слыхивал. Соответственно, их очень быстро подчистую съедали. Поэтому и придумали это правило. Чтобы дать устрицам в летние, наиболее, так сказать, благоприятные месяцы хоть немного подрасти. А сегодня можно этим пренебречь. Тем более, если вы не собираетесь вернуться в Париж в этом сентябре.
– Да нет, вряд ли. То есть я бы, наверное, был очень не против, но дела, знаете ли...
– А чем вы занимаетесь, если не секрет?
– Да нет, не секрет. Я учитель.
– Учитель?
– Да, школьный учитель.
– В обыкновенной школе?
– Ну... не совсем. В валаамской.
– Простите?
– У нас на севере есть такое озеро. На нем еще стоит знаменитый православный монастырь. И при нем школа. Для особо одаренных детей. То есть сейчас уже такие школы есть не только на Валааме. Сейчас у нас целая сеть – больше сорока школ. Они все так и называются – валаамские школы. Но я работаю в той, с которой эта сеть начиналась.
– Для особо одаренных, говорите, – задумчиво повторил Барро. Пожалуй, с этим неучтенным не стоило торопиться. Похоже, все гораздо интереснее, чем он предполагал. Школа для особо одаренных... Лучшего прикрытия для целой организации нелегальных мутантов не придумаешь. Причем отбирать их можно уже с детского возраста. И формировать так, как тебе нужно. Да-а-а... этим жадным дядям из ООН и Комитета по контролю придется изрядно раскошелиться. Барро довольно улыбнулся и повернулся к своему собеседнику. – Как интересно! Расскажите мне о вашей школе...
* * *
– Давно ждете? – поинтересовался Барро, присаживаясь за столик. Несмотря на обеденный час, в этом кафе было малолюдно.
– Да нет. – Русский уже сворачивал газету. – Минут пять, не более. А кафе действительно уютное. Спасибо.
– Ну а после того, как вы попробуете здешние виноградные улитки, вы будете благодарны мне до конца своих дней, – пообещал Барро.
– Ни минуты не сомневаюсь, – с самым серьезным видом произнес русский. После чего они оба рассмеялись.
Затем Барро полез в карман и достал небольшой голоснимок.
– Вот, как и обещал. Моя внучка – Роза-Эмилия де Леон Барро.
Русский взял фотографию, скачанную вчера Барро из Интернета, с которой глядела симпатичная девочка лет четырех с небольшим («Буду я еще уроду показывать свою настоящую внучку»), и принялся ее рассматривать.
– Славная девчушка. Мы начинаем работать с детьми как раз именно с такого возраста. – Русский снова вгляделся в фото и задумчиво произнес: – Странно, она очень мало на вас похожа.
– Да, вся в невестку, – вздохнул Барро. – Ну ничего, надеюсь, внук за меня отомстит. А, вот и улитки...
Когда официант расставил на столике вазочку с маслом, маленькие булочки, два бокала вина и две сковородки, в маленьких выемках которых доходили до кондиции виноградные улитки, Барро наклонился, втянул носом воздух и блаженно улыбнулся.
– А знаете, – заявил он, вооружаясь щипчиками и маленькой двузубой вилочкой, – у меня есть одна гастрономическая теория.
– Гастрономическая теория? Интересно.
– Я считаю, что все самые знаменитые блюда национальных кухонь были созданы... от безысходности. Возьмем, например, пиццу. В семье некоего неаполитанского рыбака в один прекрасный день кончились продукты. Ну практически. То есть из того, что у него в доме осталось, ничего привычного приготовить было уже нельзя. Ну что можно сделать из горсти муки, давленого помидора, крошечного кусочка сыра и ломтика ветчины? Но его жена творчески подошла к задаче накормить мужа. И вот теперь мы имеем возможность наслаждаться пиццей. – Барро захватил раковину щипчиками и, зацепив вилочкой тело улитки, ловко извлек ее наружу и отправил в рот, а затем продолжил: – Или, скажем, фондю. Несколько швейцарских пастухов, пасших свои стада на альпийских лугах, так же остались с бутылкой вина, засохшим сыром и зачерствевшим до каменного состояния куском хлеба. Ну кому могут понравиться такие продукты? Но пастухи нагрели вино, растопили в нем сыр и, наколов кусочки старого хлеба на веточки, принялись макать их в получившуюся смесь. – Барро проглотил следующую улитку. И окинул взглядом небольшой зальчик. Пожалуй, уже можно...
Он выбрал это кафе, затерявшееся в улочках Монмартра как раз потому, что в обеденное время здесь отчего-то было не слишком людно. Впрочем, нынешний Монмартр – это некоторым образом гетто, в котором проживают всякие арабы, эстонцы, марокканцы и таджики. А им во французском кафе делать нечего. Ну а базилика Санкре-Кёр, вокруг которой обычно и нарезают круги многочисленные туристы, была расположена в четырех кварталах отсюда. Так что и любопытные сюда не добирались. Ну почти. Поэтому спланированная операция должна была пройти без лишних глаз. Но сначала надо было закончить с деликатесами.
– Так и виноградные улитки, – произнес Барро, расправляясь со следующей, – скорее всего результат того, что семья какого-то бедного виноградаря дошла до ручки. И у него в доме осталась всего лишь пара ложек масла. Так что пришлось срочно искать что-нибудь, чем можно было набить желудок. И вот извольте – у нас на столе знаменитое блюдо национальной кухни. – Он доел последнюю улитку. На сковородке у русского оставалось еще три.
– Действительно интересная теория, – отозвался тот, – и вполне имеющая право на существование. Хотя и не всеобъемлющая. Как, например, быть с чешским блюдом «печено вепрево колено» или тем же французским фуа-гра?
– Ну я же и не претендовал на всеобъемлющее объяснение. – Барро, взяв салфетку, прижал ее к губам.
В кафе тут же потемнело, воздух сгустился и потяжелел. Для того, что он собирался предпринять, не нужны были свидетели, поэтому шестеро посетителей за соседними столиками, двое скучающих официантов и одна официантка, а также бармен впали в легкий транс, не мешающий им заниматься своими делами, но полностью выключающий их из происходящего. Так, бармен с окаменевшим лицом продолжал протирать пивной стакан, который он взял в руки за мгновение до этого. Да, Габриэль Барро мог собой гордиться. В его возрасте большинство уже были ни на что не годны, а он сумел взять под контроль десять человек. Причем не шибко-то и запыхался. Барро с самодовольной улыбкой привстал с кресла, а затем... ему засветили в лоб с такой силой, что он мгновенно опрокинулся на спину...
* * *
Очнулся Барро от того, что кто-то настойчиво стучался ему в барабанную перепонку. Некоторое время он лежал неподвижно, только морщась, а затем открыл глаза. Перед его взором был потолок. Белый. Подвесной. В клеточку. С матовыми прямоугольниками ламп дневного света. Они не горели, а в том месте, где Барро лежал, было светло. Даже слишком светло для того, чтобы оставалась призрачная надежда на то, что он все еще находится в кафе. Значит, это либо тюрьма, либо больница.
– Добрый день, Габриэль.
Значит, тюрьма. Барро медленно повернул голову. Рядом с его постелью сидел русский в накинутом на плечи белом халате. Хм... Барро скосил глаза. На груди были закреплены несколько датчиков, в носу торчали две трубки, а на левую руку надета манжета, от которой отходило два толстых провода. Один синий, а другой красный. Как в мине. Ну а тот звук, что так напрягал его барабанную перепонку, издавала капельница, висевшая на стойке с левой стороны. Больница?
– Я пришел попросить у вас прощения. – В голосе русского слышалось искреннее раскаяние.
– За что?
– Дело в том, что это я вас... – вздохнул русский.
– А что со мной?
– Инфаркт. Обширный. То есть в наше время все это лечится, но...
– Понятно. – Барро замолчал, размышляя над услышанным. Что-то не вязалось. Если он в больнице, то почему этот урод не улепетывает так, что пятки сверкают, а если в некой специальной больнице-тюрьме подпольной организации мутантов, какого дьявола вообще с ним разговаривают? Хотят перевербовать? Смешно. Откуда и куда? Из одиночного отставного охотника за головами в...
– Как вы себя чувствуете?
Барро прислушался к себе.
– Да вроде и ничего.
– Ну слава богу!
– Что?
– Извините, традиционное русское присловье.
– А... как это вы меня?
На лице русского вновь нарисовалось виноватое выражение.
– Чисто рефлекторно. Извините. Вы попытались ударить в тот момент, когда я был к этому совершенно не готов. Вот и сработал на автомате. На ментальном уровне все происходит намного быстрее, чем при физическом контакте.
Барро грустно усмехнулся. Ну да, все верно. Именно в тот момент, когда он был не готов. Все по плану. Он покосился на русского, смотрящего на него глазами побитой собаки. Надо же, виноватым себя чувствует! Да что такое творится-то?
– То есть вы ударили меня ментально? Мне показалось, что кулаком. В лоб.
– Да нет, ну что вы. Если бы так, я бы успел притормозить.
Барро мгновение раздумывал, но затем решительно упер в русского обвиняющий взгляд и медленно, с расстановкой произнес:
– То есть вы признаете, что вы мутант?
– Мутант? – С лица русского ушло виноватое выражение, и он посмотрел на Барро уже с интересом. – Так вот оно что?..
Барро молча смотрел на него, всем своим видом демонстрируя ожидание ответа.
Русский улыбнулся.
– Что вы знаете о мутантах, Габриэль?
– Да уж не меньше вашего, – огрызнулся Барро. – Сам такой. Шестая международная миротворческая бригада. Слышали?
– Да. По России работала Третья. У некоторых моих учеников там служили родители. Примерно у трети. Остальных мы отобрали среди обычных детей.
Барро усмехнулся. Он оказался прав. Все точно. Организа... и тут до него дошла вторая половина фразы. Барро вытаращил глаза.
– Обычных? То есть вы имеете в виду...