По громкоговорителю объявили, что двери закрываются. Дернувшись, электричка начала набирать ход. Петр Афанасьевич запустил руку в старенькую сумку из мешковины… Холодная сталь ножа приятно обожгла кожу.
Светлана не простояла на «рабочем месте» и получаса, как к ней подошел высокий, коротко стриженный парень. По модному «прикиду» и золотой цепи на левом запястье она сразу определила, что он не из околачивающейся у вокзалов шушеры. Такие клиенты ей нравились: от них не пахло потом и прочей гадостью, да и на деньги они не скупились.
«Лет на пять моложе меня, — предположила она и мысленно облизнулась, осматривая его плотно сбитую фигуру. — Да и я ведь не из потасканных лярв!»
— Время для меня найдется, красотка? — широко улыбаясь, спросил он.
— Для такого красавчика всегда, — в тон ему ответила она. — Пятихатка!
— Ну, это не проблема, — протянул клиент и галантно взял ее под руку. — Пойдем, что ли?
Они спустились со ступенек и направились к проспекту. Краем глаза Светлана уловила, как дернулся было контролер, но потом, успокоенный, вернулся в исходное положение — к мнимому рассматриванию выставленных в киоске товаров. Она уходила с клиентом — обычное дело.
Однако у тротуара парень вдруг сжал ее руку сильнее, словно вцепился клешней, и подтолкнул к припаркованному у тротуара синему «фольксвагену». Задняя дверца тут же услужливо распахнулась. И, прежде чем Светлана сообразила, что происходит, оказалась на заднем сиденье рядом с еще одним молоденьким красавцем. Ее клиент забрался на переднее сиденье, и водитель, бритый под ноль худощавый парнишка, дал по газам. «Фольксваген» сорвался с места. Светлана обернулась в надежде, что контролер заметит ее похищение, но ничего подобного.
— Куда это мы? — в недоумении разлепила она моментально пересохшие губы. В животе появился неприятный холодок.
— На субботник, — обернувшись, объяснил ее похититель.
— На су… субботник?
— Ага! — рыготнул тот, что сидел рядом. — Рабочее место отрабатывать. Не все ж тебе халява.
Холодок усилился, теперь уже пробежала дрожь по рукам. Светлана лихорадочно соображала, как отмазаться.
— Ребята, давайте я заплачу, — попыталась она откупиться, что, по ее мнению, должно было сработать.
— Заплатишь, потом обязательно заплатишь, — опять противно рыготнул сосед.
— А пока рассчитаешься натурой за то, что накопилось.
— Натурой?!
— Ну расширим чуть-чуть твою дырочку. Не умрешь, — отозвался, не оборачиваясь, водитель.
Они засмеялись, а Светлана, убедившись, что договариваться бесполезно и она основательно влипла, нашла единственно верное в данной ситуации решение: стала запоминать дорогу, по которой ее везли.
Ехать пришлось недолго, что приятно обрадовало. Первый этаж слева от подъезда, куда они вошли, занимало кафе «Снежинка». Дальше — четвертый этаж и пятьдесят вторая квартира. Светлана прочно закрепила все это в памяти, и, когда ее грубо втолкнули в спальню, холодок в животе уже не так беспокоил. Сумочка осталась при ней. Пользуясь моментом, пока одна, она вынула мобильник и быстренько набрала знакомый номер. Затем торопливо, но внятно, объяснила директору «Березки», куда ее завезли.
И едва успела убрать мобильник обратно в сумочку, как вошел ее похититель.
— Ты еще не готова? — изобразил он удивление. — Может, тебя нежно раздеть и отнести на руках в постель?
Светлана обернулась: постель была широкая, настоящий сексодром, явно для таких вот случаев.
— Можно и раздеть, — начала тянуть она время, — можно и на руках отнести.
Парень угрожающе сдвинул брови, шагнул к ней.
— С юмором все в порядке, да? Посмотрим, как с ним будет после второго круга.
Вот тут Светлане стало по-настоящему страшно. А ну как помощь приедет нескоро, и ее успеют отыметь не по одному разу. Долго ли умеючи! А на любовные прелюдии рассчитывать не приходится.
— А выпить чего-нибудь можно? — смиренно проговорила она и опустила к полу глаза. — В горле что-то пересохло.
— Без проблем. — Парень двинулся к двери, обернулся: — Вернусь — и вижу тебя в постели.
Светлана, показывая ему свою полную покорность, начала торопливо расстегивать пуговицы блузы. Парень хмыкнул и исчез за дверью. Она же, чтобы не искушать судьбу — еще побьют, чего доброго, — разделась до трусиков. Потом, подумав и решив не рисковать, сняла и их и юркнула под легкое цветное одеяло.
Он вернулся с двумя стаканами в руках. Золотистая жидкость заполняла их на треть. Один протянул Светлане, другой осушил одним залпом и поставил его на тумбочку у кровати.
— Любишь «мартини»? — поинтересовался, снимая с себя одежду.
Светлана, делая маленькие глоточки, кивнула. А в голове назойливо вертелась одна и та же мысль: кто же ее сдал? Это могли сделать только местные проститутки, которых она откровенно игнорировала. Вот и доигнорировалась! Попала в лапы к бандитам, которые, вероятно, курируют эту территорию.
Парень отбросил одеяло и нагло заскользил глазами по ее телу. Она представила, как нелепо выглядит — совершенно голая, со стаканом в руке, да еще лежа в кровати. Он забрал у нее стакан — в нем еще оставалось немного напитка — и убрал к своему, на тумбочку.
Навис сверху, уперевшись руками в матрац, покрутил головой:
— Шикарная ты баба, а фигней занимаешься! Может, взять тебя к себе? А?
Светлана внутренне сжалась: неужели не успеют и придется…
— Надо подумать, — сказала она, соображая, как бы еще потянуть время, но в голову, как назло, ничего не приходило.
— Думай, думай, — усмехнулся он. — Вдруг тебе больше Витек или Болт понравятся. — И кивнул в сторону закрытой двери.
Из-за нее раздавался тихий шум музыки и мужского разговора. Иногда хохот. Светлане сделалось совсем нехорошо. Она вдруг вспомнила заезженную поговорку: когда нет другого выхода, надо расслабиться и получить удовольствие. Да, именно так она сейчас и поступит.
— Звать-то тебя как? — все-таки поинтересовался он.
— Нонна, — вздохнула она.
— А меня Пашей.
Он навалился уже всем телом, и Светлана почувствовала, что милиция опоздала. Во всяком случае, до начала. Ничего не оставалось, как обхватить Пашину спину и «получить удовольствие». О последнем можно было говорить и не в переносном смысле: Паша довел ее до состояния чуть ли не потери сознания, и под конец их бурного соединения Светлана кричала, как в лихорадке, что безумно любит его и хочет еще.
Потом, когда он слезал с нее, она судорожно вцепилась в его плечи и шептала: «Только ты». Но он безжалостно развел ее руки, поцеловал в мокрую грудь и, подхватив одежду, вышел из комнаты. Почти сразу вошел тот, что сидел за рулем. Худенький и бритый под ноль. Настоящий уголовник, как решила Светлана. Он уже успел раздеться, то есть подготовиться, чтобы не терять зря время. Смотря на его тощую, но жилистую фигуру, Светлана едва не заплакала: ну почему это случилось именно с ней? Неужели и с этим ей придется «расслабляться»?! Она вдруг ощутила жгучее отвращение. И еще — желание этого бритоголового задушить.
Ухмыляясь и скалясь, он полез на нее, грубо тиская за грудь и бедра. Светлана отвернула голову, но он схватил ее за щеки и повернул к себе.
— В глаза смотри! Я так люблю.
Она вскрикнула, и когда тощий забился на ней, в дверь позвонили, настойчиво и длинно. Кто-то пошел открывать. А в следующий момент раздался такой грохот, что тощий буквально свалился с нее и громко выругался.
Ворвавшиеся в комнату милиционеры так и нашли его — полусидящим на кровати, со злыми глазами, рядом с зареванной молодой женщиной.
Угостив мытищинских мужичков, промышлявших на вокзале дешевой водкой, Петр Афанасьевич узнал все, что хотел. А именно: Зонтик крутился и в Мытищах, приторговывая наркотой. В Москве он занимался тем же. Прикрытие бомжа или нищего было более чем удачно. А клиентуры хватало.
Петр Афанасьевич выследил Зонтика без особого труда — тот, как обычно, явился в свою вотчину в сопровождении проститутки, такой же дешевой, как и водка, которой Егоров угощал местных. Стараясь не попадаться ему на глаза, Петр Афанасьевич терпеливо выжидал удобный момент для свершения справедливого суда. Ничего не подозревающий Зонтик вел обычный образ жизни: с кем-то шептался, общался с нищими и бомжами, попивал водочку и пиво. Проститутке щедро доставалось с его барской руки, и к концу дня они прилично накачались.
Когда «сладкая парочка» направилась в ближайшее уединенное темное место, Петр Афанасьевич осторожно двинулся за ними. Плохо, конечно, что Зонтик был не один, но другого случая могло и не представиться. Нужно было еще успеть на последнюю электричку, идущую в Москву.
Петр Афанасьевич пощупал спрятанный в сумке нож. Потом не спеша надел на правую руку перчатку. Что ж: сейчас или никогда.
Когда «сладкая парочка» направилась в ближайшее уединенное темное место, Петр Афанасьевич осторожно двинулся за ними. Плохо, конечно, что Зонтик был не один, но другого случая могло и не представиться. Нужно было еще успеть на последнюю электричку, идущую в Москву.
Петр Афанасьевич пощупал спрятанный в сумке нож. Потом не спеша надел на правую руку перчатку. Что ж: сейчас или никогда.
Он обогнул угол гаража, за который завернули «влюбленные». Тенью скользнул вдоль металлической стены. Большой кухонный нож перекочевал в его руку.
Зонтик стоял спиной к нему и сладко «охал». Его подруга стояла перед ним на коленях, припав лицом к низу живота. Увлеченные своим делом, они не заметили приблизившегося к ним полненького и низкорослого бомжика.
Проститутка все же в последний момент увидела надвинувшуюся тень, вскинула глаза. Вероятно, заметил ее движение и Зонтик, потому как резко дернул назад головой. Петр Афанасьевич не стал ждать. Шумно выдохнул и ударил его в область печени. Затем, для надежности, еще раз, под левую лопатку.
Девица вытаращила глаза, продолжая удерживать своего приятеля в вертикальном положении. А потемневшее лезвие уже безжалостно метнулось к ней…
Сержант мытищинской милиции Игорь Хохлов, закончив дежурство, возвращался домой. Выпив бокал пива в привокзальной палатке, он уже намеревался сесть в маршрутку, но настойчивые позывы природы подсказали, что с этим лучше повременить. Ближайший туалет оказался закрыт на ремонт. И Игорю ничего больше не оставалось, как, наплевав на этикет и правила общественного поведения, найти для отправления малой нужды подходящее место. Металлические гаражи, находившиеся неподалеку, вполне подходили для этого. И он, не раздумывая, поспешил к ним. Обойдя ближайший, он уже потянулся к ремню, отыскивая на ходу удобное место, как вдруг руки его застыли в сантиметре от застежки, а челюсть медленно, но упорно поползла вниз.
На пятачке между бетонным забором автопарка и стеной гаражей лежали два трупа. Лежали в очень неприличных позах: мужчина с расстегнутыми штанами, а женщина, скрючившись, под ним. По виду — оба бомжи или из местных нищих. Спина мужчины в запекшейся крови. Горло женщины словно обернуто бурым шарфом. Хохлова едва не вырвало. Про то, зачем он сюда зашел, он уже не думал. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, он со всех ног бросился к ближайшему телефону.
Глава 6 На свободу — с чистой совестью и головной болью
Итак, целых два дня прошло без ощутимых новостей. На третьи сутки Гордеева разбудил звонок. Дверной. А ему снился странный сон, и было интересно, чем все закончится. Ему снилась рыба, выброшенная на берег. Она молча открывала рот, словно силясь что-то сказать. Не то судак, не то толстолобик. Гордеев пытался по ее движениям угадать слова, и выходило, что судак или толстолобик хочет нанять его для защиты своих интересов. Речь шла о матримониальных планах судака или толстолобика. Он, с одной стороны, хотел жениться, с другой — не был уверен, что его избранница — та, за кого себя выдает. Судак или толстолобик даже хотел было пару раз показать Гордееву фотографию(?!) своей суженой, но хронически не успевал, потому как набегавшая и отбегавшая время от времени волна переносила его с места на место, и Гордеев бегал за ним по берегу, так сказать, в поисках информации.
И вот на этом месте Гордеева разбудил звонок. Он ошалело завертел головой. Взгляд наткнулся на циферблат будильника: 4.55. Потом он механически посмотрел в окно. За окном, разумеется, еще была тьма кромешная. Звонок между тем не умолкал, то есть это был не сон и не ошибка. Юрий Петрович, кряхтя и чертыхаясь, поплелся к двери. Не успел он прильнуть к дверному глазку, как хорошо знакомый голос гаркнул:
— Ну открывай уже, тунеядец!
Грязнов-старший. В пять утра. Рехнуться можно.
Адвокат вздохнул и щелкнул замком, впуская раннего или, напротив, слишком позднего гостя. Хотя, признаться, он дорого дал бы сейчас за то, чтобы вместе с начальником МУРа к нему запросто вломился один знакомый следователь Генпрокуратуры, и тогда оказалось бы, что весь этот кошмар только причудился.
Но нет. Все было наяву, и, значит, Турецкий сидел в тюрьме.
А Грязнов был хмур и трезв как стеклышко, зато карман его кожаной куртки, знавшей и лучшие времена, заметно оттопыривался. Дорогая итальянская куртка сидела как влитая, потому что была подарком Дениса, который знал толк в хороших шмотках. (Он купил ее дяде за глаза во время приснопамятной командировки на Апеннины. Посетив вместе с Турецким всего лишь крохотный курортный городок Лигнано Пинета, они тогда навели шороху на всю Италию).[7] Но с тех пор как Вячеслав Иванович надел замечательную куртку в первый раз, прошло немало времени, куртка несколько пообтерлась, и сейчас он выглядел в ней более чем демократично. Вячеслав Иванович это хорошо знал и обожал являться в таком виде на прием к своему министру. Министр тоже этот финт давно выучил и регулярно просил секретаршу подержать доблестного начальника МУРа в приемной подольше и вдоволь попоить горячим чаем, авось упрямый генерал разоблачится, однако Грязнов упрямо пил чай, а куртку и не думал снимать. Все это повторялось из раза в раз, и только с наступлением уже откровенной жары куртка отправлялась на вешалку, но сейчас, в конце апреля, еще, очевидно, был не сезон. Словом, куртка, как и сам ее хозяин, обросла легендами.
— Лимон режь, — коротко распорядился Вячеслав Иванович и шагнул на кухню.
Гордеев хорошо знал, что спорить бесполезно. Он только зашел в ванную, постоял под душем пару минут, потом вспомнил, что неплохо бы что-нибудь надеть, и нацепил домашние джинсы. После чего достал из холодильника не только лимон, но и половинку ананаса.
— Ничего себе живут скромные адвокаты, — оценил начальник МУРа. — Только не свисти, господин Плевако, что это гонорар благодарного клиента.
— Пока что вроде ему меня не за что благодарить.
— Как сказать, — неопределенно обронил Грязнов.
— То есть? — замер Гордеев с ножом в руке.
— Ну… я в широком смысле слова. В конце концов, ты — квалифицированный адвокат, господин Кони, да и помогают тебе в этом деле не последние люди, так что у Сашки много шансов, что все благополучно закончится.
— А-а, — разочарованно протянул Гордеев и принялся строгать лимон. По этой части он был непревзойденный специалист: резал дольки быстро, стремительными жесткими ударами, вовремя убирая пальцы, так что на это страшно было смотреть, но смотреть все же хотелось.
Грязнов разлил коньяк. Они молча подняли рюмки, Гордеев сделал было движение навстречу, но Грязнов сказал:
— Чокнемся, когда Турецкий выйдет. — И вылил содержимое рюмки себе в рот.
Гордеев вздохнул и последовал его примеру. Минуту подумал и двинулся к плите. Грязнов проводил его недовольным взглядом.
— Надо кофе сварить, — объяснил адвокат. — А то я, вместо того чтобы проснуться, сейчас еще больше сомлею, и будете тут сами пировать, Вячеслав Иванович.
— Ну тебе виднее, как свой нежный организм в действие привести.
— В действие? А зачем мне его в такое время — в действие?
— Какое «такое» время, ты что, разве сова? Утро на дворе.
Гордеев с сомнением посмотрел в окно: темно было по-прежнему.
— На плиту смотри, — порекомендовал Вячеслав Иванович. — И знаешь что?
— Что?
— Вари на меня тоже кофе.
— Сразу нужно было сказать, я бы взял турку побольше, теперь хватит только на две маленькие чашечки, а с маленькой я не взбодрюсь…
— Да не ворчи ты, как старый дед! Лучше присядь и выпьем.
— Нет уж, Вячеслав Иванович, что-то одно — или кофе варить, или коньяк пить. И вообще, какого черта надо пить в такое время, я что-то не пойму?
— Между прочим, сегодня суббота, государство мне предоставляет законный выходной день — за ударный труд. А тебе жениться надо, — неожиданно добавил Грязнов, между прочим, еще более закоренелый холостяк. — Тогда не будешь между плитой и столом разрываться. Готов кофе? Давай его сюда.
— Сговорились вы все, что ли, — пробурчал Гордеев.
— В смысле?
— Да вот Ирина Турецкая мне тоже на тяготы холостяцкой жизни все намекала. — А еще Гордеев вспомнил свой сон про судака (или толстолобика), вознамерившегося жениться.
— А-а, — протянул Грязнов, поднимая очередную рюмку. — Ну, храни нас бог, как говорится, в сухом прохладном месте…
Гордеев залпом выпил и коньяк, и вслед за ним чашку кофе и сидел, уже несколько обалдевший, прислушиваясь к своим ощущениям. Ощущения были еще те. Может, он все еще спит? Увы, увы… Нет, но какого лешего Грязнов приперся, а?!
— Нет, но какого лешего… — механически сказал он было вслух, повторяя свою мысль.
— Правильно, Юра, вот и я говорю, — подхватил Вячеслав Иванович, — ну не придурки ли?