— Если бы вы были глупы, вас моя откровенность шокировала бы, но вы хороший профессионал, насколько я слышал, и думаю, теперь задаетесь вопросом, с какой целью я все это рассказываю?
Гордеев не мог не отметить такую проницательность.
— Понимаете, Юрий Петрович, просто я хочу вам помочь. То есть на самом деле я хочу помочь Кате и ее непутевому братцу. То есть вру, конечно, на самом деле я хочу помочь себе, любимому. Я, видите ли, слишком много сил вложил в свой клуб, а тут такая неприятность… Вы будете доказывать, что Столбов невиновен или что он просто рехнулся? На чем будет строиться защита? Знаете, я консультировался в Анталии с одним юристом, и он рекомендовал провести Кириллу судебно-психиатрическую экспертизу. Все-таки контузия в Чечне… Может быть, удастся доказать, что он был невменяем?
— Вероятно, мы так и поступим… А как насчет Максакова, Алексей? — спросил Гордеев.
— Что — насчет Максакова?
— Как он оказался среди ваших клиентов? И когда?
— В том-то и дело, что совсем недавно. Вообще, заполучить к себе такого человека это неслыханная удача. И — нате вам…
— Среди членов клуба «Березка» много и других известных людей.
— Давайте обойдемся без фамилий… без крайней необходимости, — попросил Цыганков.
— Ладно.
И тут наконец они приехали.
Честно говоря, Гордеев рассчитывал, что Цыганков привез его в клуб с какой-то конкретной целью, возможно, у него имелись идеи, которые он хотел высказать именно здесь и показать на месте, как все, по его мнению, происходило. Но Цыганков просто провел гостя по своим владениям и показал, какое помещение для чего предназначено. Ресторан, конференц-зал, персональные номера членов клуба, бассейн, тренажерный зал. Гордеев обратил внимание на большое количество подсобных помещений. Цыганков взял у широколицего администратора Владимира большую связку ключей.
— Многие члены клуба держат у нас свой гардероб, — объяснил он, открывая подсобку, в которой все и произошло.
— Давайте попытаемся восстановить картину происшедшего. Вы же были в ту ночь здесь, верно?
— Да.
— Столбов утверждает, что просто обнаружил мертвое тело. Забудем сейчас, что он был в крови, допустим, все так и было. Это произошло в половине пятого утра. А кто первым его самого нашел?
— Я.
— Вот тебе на, — удивился Гордеев.
— Ну да, так уж получилось, — развел руками хозяин помещения. — Я принимал ванну вот в этой комнате. — Цыганков показал на одну из дверей, но открыл соседнюю, в подсобное помещение, где и произошло убийство. — Он вопил вот отсюда. Не услышать сложно было, знаете ли…
По периметру комнаты стояли стеллажи с постельным бельем, полотенцами.
— Где лежал Максаков и где был Столбов?
Цыганков показал в дальний правый угол:
— Оба — там.
— Столбов кричал что-то конкретное?
Цыганков поморщился:
— Вы знаете… он просто выл. Хотя…
— Алексей, мы договорились. Если говорите «а», говорите уж и «б».
— Ладно. Несколько раз он кричал: «Сволочь!»
— В материалах следствия этого нет, — заметил Гордеев.
— Конечно нет. Я что, идиот? Эти слова в такой момент ничего не значат, а для парня могут стать приговором. Мало ли про кого он это кричал? Может, вообще ни про кого.
Хитрая лиса этот Цыганков, подумал Гордеев. Он вполне мог узнать о моих дружеских отношениях с Турецким и, возможно, таким «деликатным» способом теперь сливает новые факты. Или, точнее, дезу. Или не врет? Трудно сказать…
— Что было дальше?
— Дальше… В клубе, естественно, поднялся переполох. Вызвали, как это называется?..
— Дежурную оперативно-следственную группу из ГУВД Москвы.
— Да. Еще по телефону мне сказали, чтобы из клуба никто не уезжал, и я распорядился на этот счет. Кирилла запер в его комнате, он парень буйный, так было спокойней. Приехали менты, то есть эти, как вы сказали, оперативники. Я слышал, как судмедэксперт сразу же определил, что это была мгновенная смерть. Оперативники начали проводить повальный обыск, напугали всех еще больше, если это было возможно… Слава богу, что я Катю успел отсюда подальше отправить.
— В смысле, она уехала до того, как прибыла опергруппа?
— Да.
— Но почему?
— А вы не понимаете? — усмехнулся Цыганков.
Гордеев даже вытер лоб. До него начало доходить, зачем Цыганков его сюда привез.
— Итак, вы хотите сказать, что Максаков был здесь… с Катей?
— Да, я так думаю, хотя доказательств у меня нет.
— Вы говорили с ней об этом?
— Говорил. Спрашивал. Она ничего не отвечала, только плакала. Слава богу, я быстро догадался и успел посадить ее в машину.
— Но почему вы не сказали об этом следователю Генпрокуратуры?!
— Да потому что это никого не касается. Зачем девчонку впутывать? Представляете, как ее стали бы прессовать? Хватит с нее и того, что было. А то еще получилось бы, что у парня имелся конкретный мотив, чтобы зарезать Максакова.
— Мотив? Подождите-ка, — попросил Гордеев. — Скажите мне лучше вот что. Какие отношения были у Кирилла с Катей?
— Кирилл влюблен в свою родственницу.
— Ах вот оно что!.. Сплошные открытия.
— Вообще-то у парня не все в порядке с головой. Он ревновал ее не то что к каждому столбу — к каждой тени.
— Но в данном случае обоснованно, верно?
— Да. Но ведь у него не было никакого права на это. Катя никогда не отвечала ему взаимностью.
— Подождите, подождите, я что-то не понял. Вы сейчас мне намекаете на то, что именно Кирилл и убил Максакова?
Цыганков посмотрел в глаза адвокату и ничего не сказал. Вытащил из нагрудного кармана пиджака сигару, закурил. Гордеев вспомнил, как Турецкий заинтересовался бомжом, которого он, Гордеев, видел с такой вот штуковиной во рту. Хотя какое это сейчас имеет значение?..
— В конце концов, — сказал Цыганков, — подозрение на Кирилла Столбова пало просто по определению, он же первый оказался у тела Максакова, верно?
— Извините, — заметил Гордеев. — Прямо под телом Максакова нашли кинжал с рукояткой в форме змеи. На лезвии — следы крови. Биологическая экспертиза установила, что группа крови совпадает с группой крови убитого Максакова. Убийца после удара оставил нож на месте преступления, и Максаков просто на него упал. Этот нож принадлежал Кириллу, есть свидетели, которые видели его у него раньше.
— Я этого не знал, — сказал Цыганков севшим голосом. — Да, я помню этот нож с рукояткой в форме змеи… Но почему я ничего не знал?!
— Данные следствия не всегда становятся достоянием общественности.
— Но ведь на ноже… — начал было Цыганков и запнулся.
— Ну что же вы? Договаривайте, договаривайте, — приободрил его адвокат.
— Отпечатки пальцев. Их нашли? Чьи они? Не святой же дух его держал!
— Не думаю, что сильно разглашу тайну следствия, если сообщу вам, что их не нашли. — Гордеев внимательно наблюдал за реакцией Цыганкова. Реакция была, нужно признать, вполне естественная.
— Но… куда же они делись? Их стерли? Или убийца был в перчатках?
— У Кирилла были перчатки? — вопросом на вопрос ответил Гордеев. — Вы же его первый нашли. У него были перчатки?
— Нет.
— Но он мог стереть отпечатки, верно? — наступал Гордеев.
— Наверно, да… Это же пара секунд всего.
— Переформулирую вопрос. А стал бы он это делать? Такой ревнивец, каким мне все его описывают, не совсем адекватный молодой человек, стал бы думать о том, что нужно уничтожить свои следы? И вместо этого, напоминаю, измазался в крови Максакова. Да еще орал благим матом, чему вы же и были свидетелем.
— Понимаю вашу мысль. Я согласен. То есть, возможно, он бы и стал подчищать за собой, если бы совершил убийство, но лишь спустя какое-то время, а если все происходило так спонтанно, как происходило, то, думаю, что нет.
— Итак, что же получается, — подвел некий предварительный итог Гордеев. — Если предположить, что Кирилла подставили, выкрав у него нож, то немудрено, что на нем не оказалось отпечатков пальцев. Убийца перестраховался, стер вообще все, потому что ему достаточно было того, что несколько человек видели этот нож у Кирилла и что у Кирилла был мотив — ревность…
В этот момент у адвоката в кармане ожил мобильный телефон. Звонил Турецкий.
— Хорошо, что я тебя нашел, — сказал Александр Борисович. — Я ищу Цыганкова и нигде не могу найти этого субчика, кажется, он от меня прячется. Ты что-нибудь знаешь про него?
— Да, — сказал Гордеев.
— Ага, кажется, я понял. Если он сейчас рядом с тобой, скажи «нет».
— Нет, — сказал Гордеев.
— Хорошо. Постарайся привезти его ко мне на Большую Дмитровку. Будем брать подписку о невыезде.
— Скажите, Цыганков, — Гордеев на каком-то наитии повернулся к хозяину «Березки», — много вы были должны Максакову?
— Да, — сказал Гордеев.
— Ага, кажется, я понял. Если он сейчас рядом с тобой, скажи «нет».
— Нет, — сказал Гордеев.
— Хорошо. Постарайся привезти его ко мне на Большую Дмитровку. Будем брать подписку о невыезде.
— Скажите, Цыганков, — Гордеев на каком-то наитии повернулся к хозяину «Березки», — много вы были должны Максакову?
Цыганков побледнел и ничего не ответил.
— Понимаете, я ведь не следователь, я — адвокат, пытающийся защитить своего клиента. Мне казалось, что вы заинтересованы в моей деятельности. А мне, то есть Столбову, может помочь лишь установление истины. Вы понимаете?
— Он сказал мне, что уничтожил расписку, — пробормотал Цыганков. — И я ему поверил…
— Кто? Максаков?!
Цыганков кивнул, и в глазах у него Гордеев уловил зловещие огоньки. Вот уж странный человек. Непонятный и даже какой-то мутноватый. Кто знает, такой может в самом деле зарезать. В случае крайней необходимости. Хотя в случае крайней необходимости, подумал вдруг Гордеев, я и сам недавно готов был человека прихлопнуть, — он вспомнил двух подонков, что напали на них с Женей во дворе у Турецкого. Как там, кстати, Женя, где она? Ладно, это все потом, вернемся к Цыганкову. Человек он безусловно странный. Содержит какое-то подозрительное заведение. Оперирует большими суммами, не всегда своими, как выясняется. И к Кате он ведь странно относится, так, может, он и приревновал к Максакову? Не зря же, наверно, и Турецкий сейчас позвонил…
— Двадцать пять тысяч, — сказал вдруг Цыганков.
Они вышли на улицу, и Гордеев показал рукой на машину. Цыганков послушно отправился к ней.
— Двадцать пять тысяч долларов? — уточнил Гордеев.
Цыганков пожал плечами: мол, а чего же еще? Не итальянских же лир.
— Неужели у такого серьезного человека, как вы, нет таких денег?
— В жизни всякое случается, знаете ли. Вот и у меня вышла неприятная история, а с наличностью в тот момент было не очень. Максаков выручил.
Выяснилось следующее. Цыганков действительно брал в долг у Максакова на «развитие клуба», как он выразился. Что конкретно за этим стояло, он Гордееву объяснить отказался, но важно здесь было другое. Деньги эти он получил за две недели до убийства Максакова, свидетелей тому не было, и даже более, за несколько дней до смерти Максаков в приватном разговоре сообщил Цыганкову, что расписку его сжег, потому что не сомневается в его деловых и человеческих качествах, а расписка эта все равно была фиговым листком, не заверенным у нотариуса. Короче, в суд с такой не пойдешь.
Эти новые сведения принципиально меняли ситуацию. Почему Турецкий стал подозревать Цыганкова, адвокат не знал, то ли у Турецкого появились какие-то дополнительные факты, то ли он полагался на свою интуицию, сейчас это было неважно. Однако Цыганков сам признавал, что был должен покойному бизнесмену большую сумму денег и что расписка, об этом свидетельствующая, была уничтожена. Все это вполне могло оказаться прямым мотивом к убийству Максакова. Однако странно, более чем странно! Зачем же тогда Цыганков сам это признал, если, по его словам, свидетелей этой ситуации не было вовсе? Получается, что он сам на себя настучал. С какой целью? Просто случайно проболтался? Да быть такого не может!
Стоп-стоп-стоп, одернул свои беспокойные мысли Гордеев.
А где гарантия, что не было свидетелей того, что Максаков давал Цыганкову в долг? Возможно, они как раз были! Возможно, существуют люди, которые по каким-то причинам об этом знают! Скажем, что, если сам Максаков кому-то рассказал? И теперь вот их-то, этих загадочных свидетелей, Цыганков как раз боится — боится того, что объявится кто-то, кто сообщит, что хозяин «Березки» был должником президента «Дальнефти»!
По дороге в Москву Гордеев снова, в который уже раз, позвонил Жене, и снова безрезультатно. Наконец он догадался позвонить на кафедру русской литературы филфака МГУ, и там ему сообщили, что она взяла отпуск за свой счет по семейным обстоятельствам. Тут Гордеев вспомнил, что даже не знает, замужем женщина, в которую он влюбился, или нет. Может, попросить Дениса или кого-нибудь из его орлов ее отыскать?
Глава 9 Москва не сразу строилась
Катя вроде бы заснула, Цыганков сел за стол и поставил перед собой бутылку коньяка «Камю».
Свое детдомовское детство он помнил с трех лет, и сейчас спящая Катя чем-то напомнила ему себя самого, маленького и беззащитного. Какое-то время — беззащитного. Цыганков посмотрел на спящую девушку: похоже, приступ прошел, она дышала ровно и спокойно.
Эх, Катя. Цыганков подобрал ее буквально на улице. Фактически она тоже была с улицы. Молодая, красивая, но слишком простая для Москвы, она приехала поступать в театральный. Причем не абы в какой, а в школу-студию МХАТ. Почему-то именно школа-студия МХАТ считалась в родном Катином Воронеже самым престижным театральным вузом страны. Но то ли подготовки не хватило, а может быть, помешала излишняя простота и непосредственность. Теперь уже не важно почему, но в первом же экзаменационном списке напротив имени Кати Столбовой стояла двойка. А точнее, четверка. По десятибалльной шкале.
Нельзя сказать, чтобы Катя тогда очень расстроилась. Она как-то не думала, что будет, если она не поступит. Но была уверена, что, увидев ее, такую красивую, педагоги не устоят. Однако устояли. И не приняли. И теперь Катя шла к выходу со дворика училища, плохо понимая, что происходит, и пыталась справиться с подступившими слезами. Нет уж, только не плакать. Ни за что!
— Девушка! — Серьезный мужчина в темном (это при такой-то жаре!) костюме догонял Катю. — Девушка, милая, куда же вы так бежите? Скажите мне, это ведь вы выступали перед приемной комиссией полчаса назад? — Он отчего-то нахмурился. — Как вас зовут? Простите, запамятовал… Катя?
Катя неуверенно взглянула на респектабельного молодого мужчину всего-то лет на десять старше себя и неуверенно улыбнулась:
— Да, это я… А что?
— Катя! Катенька, меня зовут Владислав, а впрочем, просто Владик. Но это только для такой красавицы! — Владик улыбнулся чуть смущенно и продолжил: — Я педагог в этом вузе и один из членов приемной комиссии. И мне очень жаль, что так получилось! Понимаете? — Владик взял Катю под руку и повел ее к выходу со двора. — Понимаете, я вышел буквально на пять минут из аудитории, а когда зашел, вы как раз закончили декламировать свою басню. К сожалению, по нашим правилам я никак не могу повлиять на решение комиссии, потому что почти не слышал вашего выступления. Но мне очень жаль! Вы просто не представляете себе, как же мне жаль, что все так получилось!
Они шли по улице все дальше, и правильно поставленная речь Владика все больше успокаивала Катю. Она осторожно оглядела его. В общем-то, на преподавателя Владик не был похож… но ведь гораздо чаще встречаются бандиты, выглядящие как нормальные люди! Катя вспомнила своего одноклассника — перспективного математика, который выглядел, как типичный охранник, — так почему бы Владику не быть преподавателем! Да и вышел он из института. И откуда бы тогда он знал, что она отвечала полчаса назад? Правда, Катя не видела Владика в аудитории, но он, наверное, стоял у нее за спиной. А Владик все пытался объяснить Кате, что ее провал — не более чем ошибка, и чем больше она об этом думала, тем отчетливее понимала, что он прав.
— Вы понимаете, Катя… А может, мы перейдем на «ты»?
— Конечно, — Катя смущенно зарделась, а Владик заговорил дальше:
— Понимаешь, Катя! Это просто неправильно. Но я думаю, что если ты немного позанимаешься… мы позанимаемся, то на будущий год ты конечно же поступишь. Впрочем, ты можешь попробовать поступить в другой вуз, время еще есть. — Владик отодвинул Катю на расстояние вытянутой руки и внимательно оглядел ее: — Хотя, конечно, такая девушка, как ты, должна учиться в самом лучшем театральном вузе столицы!
Катя счастливо вздохнула, а Владик, завидев на другой стороне улицы кофейню, увлек девушку в подземный переход.
И уже через полчаса Катя, млея от собственной «столичности» и от блестящих перспектив, которые с удовольствием предлагал ей Владик, попивала кофе, томно отставив пальчик.
— В общем-то работа, которую я хочу тебе предложить на первое время, может и не понравиться, но я думаю, что это поможет тебе развиться в профессиональном плане! Ты поможешь мне, согласившись, а я помогу тебе всем, чем смогу. Так ты согласна, Катя? — И Владик впервые за время знакомства пытливо заглянул девушке в глаза.
— Да-да, конечно!
В общем-то, работу помощника преподавателя театрального вуза и впрямь нельзя было назвать перспективной, но ей же все равно придется разбираться в людях. Ведь, для того чтобы хорошо играть, надо хорошо понимать и знать людей! А потому, может быть, он и прав, этот загадочный Владик, встретить которого Кате так повезло, и стоит немного поработать на улице? Тем более что сейчас лето. А к осени, как обещал ее новый покровитель, Катя сможет перебраться в помещение — Владик к тому времени решит вопрос с офисом. Работа, в общем-то, не сложная — необходимо будет общаться с людьми на улицах, проводить различные опросы и обязательно брать у девушек, которые, по мнению Кати, обладают приятной внешностью, их координаты. Ведь в современном кинематографе так не хватает настоящих красавиц! Катя была согласна, что красавиц очень мало на экране, но все-таки брать телефоны у красивых девиц ей совсем не хотелось. Да и кому захочется собственными руками создавать себе конкуренток. Но, в общем-то, просто так отказывать тоже нехорошо. Значит, надо будет просто взять несколько телефонов у девушек, не таких красивых, как она сама, и на этом успокоиться. А потом Владик тоже поймет, что никто, кроме Кати, ему не нужен. Главное сейчас — не упустить его, а там уж как-нибудь можно будет разобраться.