Максим успокоился, применив глубокий аутотренинг, спустился на закрытую среднюю палубу. А там творился невероятный шалман! Пираты стреляли в воздух, выгоняли из кают ополоумевших от страха пассажиров! Разгулялись друзья не на шутку! Пассажиров было человек двенадцать. Дамы с прическами и в шикарных платьях (впрочем, некоторые были в джинсах), мужчины среднего возраста, одетые вполне презентабельно (похоже, Колыванов увлекся и на судне проводил светский раут). Здесь имелся даже негр с оттопыренными ушами и в шелковой сорочке — видимо, местная достопримечательность. Команду заперли на камбузе, подперли дверь пожарным ломом и убедительно посоветовали не бунтовать. Пассажиров сгоняли в кучу, активно применяя патроны и ненормативную лексику. С потолка сыпались щепки, обломки пластмассовой обшивки. Визжали дамы, прятались друг за дружку. Угрюмый кинулся обшаривать пухлого господина в дорогом пиджаке и почему-то в трико с обвисшими коленками. Господин намек не понял, задергался. Угрюмый сопроводил его подзатыльником. Господин побледнел, вынул из кармана упитанный портмоне и завизжал, покрываясь пятнистым румянцем:
— Вы кто, черт возьми? Кто вас сюда послал? Что вы себе позволяете?
— Хотите знать, месье, кто у нас генеральный спонсор? — заржал Угрюмый, отбирая портмоне. — Мы сами себе спонсоры, понял, козел? Партия зеленых человечков, надежда России! А ну, смирно, руки по швам, замри!!! — Господин позеленел от ужаса, окаменел. А Угрюмый уже шагнул к перепуганному негру:
— Йоу, братан! Ну, ты, в натуре, хорош! Ты ничего на карте мира не перепутал?
Чернокожий, что-то ойкнув, отскочил в сторону и очутился в объятиях женственного типа с вытянутым лицом и рыбьими глазами. Выбор защитника оказался не случайным. Мужчины прижались друг к другу, синхронно заморгали.
— Офигеть! — восхитился Угрюмый. — Голубой негр! Девчонки, вы кто?
— Музыканты… — дрожащим голоском проблеял дружок чернокожего.
— Ансамбль «Голубые ребята»! — рассмеялся Макар.
Две девицы попытались прорваться к заднему трапу — видно, решили, что там свобода. Бобышка заступила дорогу, вскинула портативный «Каштан» и застрочила в потолок. Терпение и патроны кончились одновременно. Молния брызнула из глаз — девицы вопили, как дурные, — замахнулась на них прикладом:
— А ну, брысь, пока не продали на половые органы!
И те метнулись обратно, спрятались за третью товарку — огненно-рыжую, в трогательных очках и с утиным носом. Она одна вела себя прилично — молча таращилась на разбойников в страшных масках, и кроме страха в ее коровьих глазах сияло чуть не восхищение. Коляша Селин вытолкнул из каюты еще одного пассажира — бритого мужчину средних лет. Он не прятался, был в стельку пьян! Схватился за стену и, что-то лопоча, сполз на пол.
— Под банкой дядечка! — захохотал Коляша.
— Ого, какой начитанный, — уважительно заметил Угрюмый, приседая на корточки и обшаривая карманы.
И снова жесткий прессинг, визг, пляски…
— Ша! — прорычал Максим, и безобразия прервались, товарищи неохотно отступили.
— Убедительная просьба, господа, — объявил Максим, — у кого имеются сотовые телефоны, достать и положить на пол. Угрожать не буду, но если потом найдем — убьем.
Трое мужчин и две женщины, поколебавшись, положили телефоны на пол.
— Спасибо, — учтиво поблагодарил Максим. — Поверьте, господа, мы к вам со всем уважением. Мои товарищи просто погорячились. Представьтесь, пожалуйста, — попросил он господина в пиджаке и трениках.
— Грецкий, — отвернувшись, пробормотал тот. — Заместитель председателя городского совета…
— Вы? — уставился он с доброжелательной улыбкой на долговязого субъекта с глубокими залысинами.
— Ма-маев… — споткнувшись, промямлил тот, — заместитель руководителя аппарата мэрии…
— Он? — кивнул Максим на пьяного.
— Председатель управления Роскомнадзора Вайс…
— Вы, мадам? — обратился он к сухой, но привлекательной женщине в облегающем платье.
— Руководитель секретариата городского главы…
— А это, надо полагать, девочки из секретариата? — кивнул он на стайку оробевших девиц, жмущихся друг к дружке.
— Именно, именно… — за девчонок отозвалась Бобышка.
В целом понятно. Кто-то развлекается с проститутками, а кто-то — с девочками из «секретариата».
— Нам очень приятно, — тактично сказал Максим. — Ну что ж, господа, вам несказанно повезло, сегодня у вас незабываемое приключение — в завершение, так сказать, деловой командировки в самый веселый город мира. Деньги, драгоценности и прочие ценные вещи — к осмотру. Уверяю вас, что если вы ничего не утаите, вас ждет приятное и обходительное обращение. Достаем, господа, достаем, — усмехнулся он. — Не ждем, пока кто-нибудь это сделает первым. Если нужно пройти в каюту, вас с удовольствием проводят.
— Да кто вы такие, черт возьми? — прохрипел багровеющий заместитель председателя совета.
— Ах, простите, — иезуитски улыбнулся Максим. — Жора Лихтенштейн, из Одессы, с единственным концертом. Опасные гастроли, так сказать…
И снова воцарился бедлам — начинался форменный грабеж! «Танцевали» все — даже интеллигентный Фаткин, тихо шалеющий от вольной жизни, даже Ильич, получивший уникальную возможность отыграться на классовых врагах и немного заработать! Засасывало со страшной силой! Хорошо, что Светка осталась на «Пенелопе» и не видела этого разгула! Максим не принимал участия в бесчинствах, удалился в глубь коридора, мрачно пыхтел. А юморист Угрюмый уже раздобыл кепку и пошел с ней по кругу — подайте Христа ради, люди добрые! «А почему так мало, господин хороший?! — орал он на весь коридор. — Ты нам уши не три! А ну, выворачивай суму!»
Кто-то плакал, кто-то ругался, кто-то проклинал проклятых бандитов, отнимающих последнее, кровное, непосильным трудом нажитое! Потом подбежала румяная Бобышка, доложила, шутливо отдав честь:
— Эти толстосумы спустили в Сочи далеко не все. Только денег в пересчете на рубли — тысяч восемьсот! А побрякушек, колье, ожерелий — есть и жутко дорогие, бриллиантовые, сделанные по заказу…
— Замечательно, — кисло улыбнулся Максим. Он уже переставал видеть разницу между большим количеством денег и очень большим. Их все равно невозможно потратить. — Это реально облегчает муки совести, точно, Верка?
— Точно, — удивилась Бобышка. — Я чувствую злую иронию в твоем голосе, но ты прав. Мы слетаем с катушек, и нам это нравится. Между прочим, грабим награбленное. И напомни мне, а то я забыла, кто все это затеял?
Проскакал возбужденный Угрюмый. Он тащил за руку рыжую особу в трогательных очках и с носом утки. Девица закусила губу, обливалась потом.
— Куда? — не понял Максим.
— Трахаться, — лаконично объяснил Угрюмый. — Местечко нужно найти. Опухаю уже, командир, без этого самого…
— А ну, стоять!!! — вострубил Максим. — Угрюмый, ты совсем сбесился, отставить насилие!!!
— Командир, да мы же по согласию! — возмутился Угрюмый. — Не веришь — у нее спроси, как там ее…
— По согласию, по согласию… — кивала рыжая, обливаясь страхом и похотью. Оба исчезли за поворотом на палубу. Угрюмый ржал, что у него имеется для девочки «очень вкусное красное, полусладкое»… А Максим изумленно таращился им вслед. Ну и дела…
— Эй, герой, маску не вздумай снимать во время этого самого! — запоздало крикнул он.
И спохватился — снова искушают судьбу, ведь удача не вечна! Хватит грабить — неужели им мало?! Он что-то орал, командовал, боялся самому себе признаться, что ему это жутко нравится! «Андромеду» утопить к чертовой матери, открыть кингстоны! Всю «добропорядочную» публику переселить на «Меконий» (не забыв про команду, запертую на камбузе, и болтающегося над водой Колыванова). Разбить приборы на «Меконии», вывести из строя рулевое управление, чтобы эта зараза и шага не сделала! А с севера уже подходили косматые тучи, опутывали небо. Людей загоняли в трюм, заставили матросов поднять безжизненное тело градоначальника. Рыжая бестия украдкой посылала поцелуи сияющему Угрюмому — у парня даже маска цвела от восторга. «Всем чмоки, увидимся!» — хохотала Бобышка, пинками загоняя пассажиров в узилище. «Андромеда», у которой в трюм уже хлестала вода, давала дифферент на корму, потом завалилась на бок. Происходил процесс «килевания» — судно кренилось таким образом, что киль выступал из воды. Пираты грузили добычу в шлюпку. Угрюмый и Коляша волокли мешки с барахлом, бросали на «рыбины» — щиты из реек на дне лодки. Взмыли весла, и мелкое суденышко запрыгало по волнам.
— Делись, Угрюмый, своим нечаянным счастьем, — ухмылялся Макар.
— Влюбился, пацаны. — Угрюмый стащил с физиономии маску и соорудил такую улыбку, словно гамбургер в рот засовывал. — Не, в натуре, пацаны, центровая телка, упал я на нее… Телефончиками обменялись — чую, будет жаркое продолжение…
— Влюбился, пацаны. — Угрюмый стащил с физиономии маску и соорудил такую улыбку, словно гамбургер в рот засовывал. — Не, в натуре, пацаны, центровая телка, упал я на нее… Телефончиками обменялись — чую, будет жаркое продолжение…
— Угрюмый, ты сдурел? — схватился за голову Максим. — Какой телефончик? Ты ей свой номер оставил?!
— Не трусь, командир, я же не псих… — хихикал Угрюмый. — Она мне свой продиктовала… И никакая она не секретутка…
— И не утка, — хихикнул Коляша, за что и получил справедливый подзатыльник.
— Максим, позволь немного критики, — сказала Бобышка. — Что ты несешь — ты! — да продлятся годы твоей жизни! Какой Жора Лихтенштейн? Почему? Где ты набрался этой пошлости? Приличные люди от хохота помрут! Ты бы еще Бубой Касторским представился! Или капитаном Генри Морганом!
— Ну, не знаю, — смутился Максим. — Что в голову пришло…
— Нет такой фамилии! — упорствовала Бобышка.
— Почему же нет? — пришел на помощь всезнающий Фаткин. — Была же Роза Люксембург? Тоже нормальная еврейская фамилия…
— Логично, — смеялся Макар, налегая на весла.
На «Пенелопе» их ждал сюрприз — пьяная в дым сестрица! Максим обомлел — сломало одиночество… Светка шаталась из каюты в каюту, таскала за горлышко практически приговоренную бутылку, гаденько хихикала. Он схватил ее за плечи, встряхнул, едва не отвесив пощечину. Глаза ее были мутны, как взбаламученная тина.
— Что, родной, запотело зеркало моей души? — бормотала Светка. — Ну, давай, бухти, грузи — ты же у нас такой безгрешный, праведный, живешь по совести, просто икона в церкви… Что смотришь? — Ей не нравился его тоскливый взгляд. — Не хочешь грузить? Ну, конечно, в алкоголе отсутствует смысл жизни… А в газировке, которой я уже объелась, он, по-твоему, есть? Что ты понимаешь в моей жизни?! Не смотри на меня! Терпеть вас всех не могу… — Она вырвалась, куда-то заковыляла, теряя тапочки…
Максим покинул свою компанию. Бродил, оглушенный, в мрачных думах, чувствовал, как забирается в душу всеядная тоска. Уже гудели двигатели, «Пенелопа» двинулась на запад — в глубины Черного моря. Горючего под завязку, а также воды, еды, оружия. Сейф на квартердеке распух от денег и прочих ценностей. Тучи обволакивали небо, делалось темно и неуютно. Сиротливо покачивался на воде «Меконий». От «Андромеды» уцелела мачта — и та уходила под воду… «Хватит грабить», — вдруг ужалило под темечко. Удача не вечная. Точку невозврата пока не прошли, еще не поздно вернуться на исходную! Бросить «Пенелопу», а лучше утопить, распустить команду по домам — как-нибудь отмажутся. И плевать, что они об этом думают! Он не будет ими рисковать! Денег хватит всем, «рыжье» столкнут за полцены барыгам в Фиоленсии, а с последним фигурантом он еще пересечется…
Он решительно шагнул в надстройку, чтобы отдать приказ о развороте. Надвигается шторм, можно прикинуться невидимкой… Проходя мимо санузла, он невольно встал — представшая картина того стоила. Его сестрица обнималась с белоснежным унитазом, истекала рвотой и слезами, а рядом сидел Фаткин, поглаживал по спине и придерживал волосы, не давая им свалиться в унитаз. Он что-то бормотал, успокаивал. Глаза его странно поблескивали. Максим вошел в отделанное кафелем «святилище». Фаткин смутился, дрогнула рука, гладящая женскую спину:
— Вот, Максим, прости… Плохо твоей сестре…
— И у тебя такой вид, словно ты это воспринимаешь как личную трагедию, — прохладно заметил Максим.
— Но так и есть… — Фаткин стушевался под насмешливым взглядом. — Я тоже имею право кому-нибудь сочувствовать… Между прочим, — разозлился он и начал покрываться «помидорными» пятнами, — я лишь наполовину еврей, на другую половину я почти русский… Только никому об этом не говори… Такой вот я… генно-модифицированный еврей… Слушай, исчезни, а? — Он снова начал раздражаться. — Ты злишь нас обоих. Я позабочусь о твоей сестре…
На стильном диване в кают-компании сидели Макар с Бобышкой, потребляли прохладительные напитки и обсуждали странности погоды. Макар уверял, что по радио обещали лишь легкую облачность. Бобышка фыркала — нас скоро смоет этой легкой облачностью! Она и в Бога-то не верит, с какой радости она должна верить прогнозам погоды? Оба выглядели какими-то взволнованными. Покосились на него, дружно сглотнули и спросили: «что?» Начиналось — именно то, что должно было начаться лет двенадцать назад… Он понимающе кивнул, исполнился легкой грусти и заспешил на квартердек, где Коляша и примкнувший к нему Угрюмый (включивший автопилот) потрошили добычу, раскладывая по «тематическим» кучкам. Валялись горкой купюры и банковские пачки, сверкали бриллиантовые колье и золотые цепочки. «Такого не бывает, — хватался за голову впечатленный Селин. — Это все наше?» Цветущий Угрюмый тут же вспомнил английскую поговорку, согласно которой все вещи принадлежат кошкам (по мнению кошек).
Пуще неволи не хотелось скандалить. Он и не успел. Взлетел по лестнице напряженный Ильич с мобильником.
— Всё, приплыли… — Голос хрипел от волнения. — Один из пассажиров «Андромеды» заныкал телефон… Сигналы поступили в полицию, в МЧС, в береговую охрану… Им дали координаты — мобильник был навороченный… Этот квадрат уже оцепляют… Выход в открытое море обязательно перекроют… Дьявол, на нашей стороне только погода…
Но это был отличный союзник! Угрюмый уже перелетал через кресло, плюхнулся за штурвал:
— Есть вставать на лыжи!
— Вращай на юг! — ахнул Максим. — Полный вперед! Десять миль по прямой — надеюсь, квадрат еще не оцепили! А потом к берегу!
— В принципе, разумно, — одобрил Ильич. — Между Полежаевкой и Красным — безлюдная полоса, спрячемся в шхерах…
«Пенелопа» мчалась на юг, разрезая волны — на максимальных 37 узлах. Сгустились тучи, нарастали порывы ветра. На севере уже гремел гром, сумрачное небо полосовали зигзаги молний. Угрюмый погасил бортовые огни — что было правильно. По лестнице уже спотыкались Макар с Бобышкой, прыгал через ступени взволнованный Фаткин:
— Что случилось?
— Спортивная новость. Дело принимает государственный оборот, — процедил сквозь зубы Максим. — Именно то, о чем предупреждали… Коляша, Макар, все награбленное рассовать по непромокаемым мешкам, всем одеться, вооружиться, приготовить на всякий случай акваланги. Быть готовыми… Черт, хотел бы я знать, к чему! Фаткин, что со Светкой? — Он прожег приятеля взглядом.
— Уснула… — сглотнул Фаткин. — Пушкой не разбудишь…
— Смотрите! — ахнул Коляша и побежал в кормовой отсек квартердека, припал к наклонному иллюминатору. Все кинулись за ним, снедаемые неприятными предчувствиями. В оставленном квадрате небо чертили не только молнии. Мигающие огоньки метались по небосклону, загорались прожектора, испуская то вертикальные, то горизонтальные лучи.
— Красиво… — зачарованно прошептала Бобышка. — Намечаются грандиозные учения силовых структур?
— Ясен перец, что не только полиция, — буркнул Ильич. — К поискам опасных преступников подключается МЧС, катера береговой охраны… Повезло с погодой, ребята — они в этой хмари ни черта не видят. Темно, как в сумерках. И вертолеты в таких условиях не продержатся — их отзовут на базы во избежание крушений. А как прояснится, снова пойдут на поиск…
Они проскочили, погони не было! Угрюмый начал плавно выворачивать на восток. Теперь «Пенелопа» шла левым галсом — порывистый ветер штурмовал левый борт. Люди всматривались в бурлящее море — как будто оттуда выныривали мины. Погодные условия осложнялись, разразился сильный дождь. Практически пропала видимость, ориентировались по наитию. А вертолеты еще не улетели, продолжали патрулировать водную акваторию — и такое ощущение, что их огни приближались! Операцию по поиску злоумышленников еще не свернули.
— С вами точно не заскучаешь, — выдала Бобышка. — Между прочим, не так давно мне позвонила Сонька Малышева из нашей забегаловки. Начальство возмущено, почему я второй день не выхожу на работу. Похоже, завтра меня уволят… — Бобышка задумалась, пожала плечами. — И почему меня это нисколько не волнует?
— А я сразу телефон отключил, — фыркнул Макар. — Давно бы оборвали.
— И до меня Костылев пытался дозвониться, — признался Коляша. — Ну, это начальник мой. Что-то неохота было отвечать…
— О, ёпрст… — Угрюмый витиевато ругнулся, стал сдавать влево на борт. Люди повалились на диван. Коля Селин чуть не вылетел в открытый иллюминатор. Под правым бортом проволокся каменный остров — кучка спрессованных гранитных глыб.
— Фу, амбец чуть не приснился… — облегченно выдохнул Угрюмый.
— Хорошо хоть заметил, — проворчал Ильич, отлепляя от себя потерявшего очки Фаткина.
— Дрова везешь? — поинтересовалась Бобышка.
Угрюмый сбросил скорость. Начинались шхеры — причудливые скалистые острова, тянущиеся путаным массивом от поселка Полежаевка до заброшенного морского совхоза. Слева замаячил еще один остров — вздыбленная в небо, вывернутая наизнанку скала. Угрюмому приходилось маневрировать на минимальной скорости. Препятствия уплотнялись, яхта двигалась по лабиринту каменного царства. А прямо по курсу проявлялся в мареве берег, изрезанный скалами — шхеры тянулись практически до суши. Двигаться дальше становилось опасно. В узком проливе между сушей и архипелагом мигали огоньки, сновали суденышки (возможно, отдыхающие или браконьеры, удящие сетями). В проливе таилась опасность — ничто не стоило наткнуться на подводную скалу. Угрюмый повел «Пенелопу» к монолитному утесу с обширной полостью-пещерой, тут же окрещенной Фаткиным «Пиратской бухтой». Подводных преград в этом месте, по счастью, не оказалось. Замолчал двигатель, «Пенелопа» сближалась с бугристой стеной. Люди высыпали на борт, упирались в скалу, чтобы избежать удара. Трещала обшивка, коробился брус планширя. Ущерб был незначительным. Рухнул в воду якорь, забренчала цепь, вываливаясь чуть не на всю длину — глубина в этих шхерах была впечатляющая…