– А почему, кстати, ожерелье-то не показали? – с напускным равнодушием спросила Татьяна. – На стеллажах, по-моему, только всякая дешевка лежала…
– Такие раритеты в открытый доступ не кладут, – пожал плечами собеседник. И объяснил: – По условиям страховки, ожерелье вынесут только после начала торгов. В специальном сейфе. К нему будут приставлены двое охранников. А код от сейфа известен лишь аукционисту. И…
– Пожалуйста, прошу тишины, – наконец раздалось в зале.
На небольшом подиуме, сооруженном в центре зала, показался мужчина.
– Вот, кстати, и он, – прошептал Танин собеседник. – Главный здесь человек.
– Тише. – Аукционист неодобрительно посмотрел на них, и Танин покровитель виновато умолк.
Аукцион начался.
Таня украдкой оглядела зал. Да, все трое ее приятелей тут. Сосредоточенные, серьезные. Все расположились ближе к подиуму, чем она. Жиль и Мадлен в первом ряду, Жан-Пьер сразу за ними. И все – в куртках, хотя день сегодня теплый. А металлоискателя на входе не было, поэтому совсем не исключено, что ее подельники вооружены.
«Ох, Таня, Таня, – пронеслось в ее голове. – В какую историю ты опять вляпываешься?!»
Сейчас она была почти уверена: несчастное серебряное колечко, как и голова горгоны, и другие лоты, интересует французов лишь для отвода глаз. Или и вовсе – все вранье. А на самом деле те хотят сорвать гораздо больший куш… Однако что оставалось делать Тане? Встать и, невзирая на то, что торги уже начались, покинуть зал? Или, когда дойдет до дела – просто помолчать? Но как она потом объяснит свое поведение Жилю, Мадлен и Жан-Пьеру?.. Ведь обещала же!
…Первые пять лотов слетели практически мгновенно – торги вокруг них даже не начинались. Аукционист объявлял предварительную цену, деловито произносил: «Кто больше? Раз, два…» В зале повисала тишина. Тогда ведущий бодро стучал молоточком (серебряным, как в старых фильмах) по кафедре и объявлял: «Лот снят».
Вокруг лота номер шесть (треснувшего зеркала) завязалось некое подобие торговли. При предварительной цене в триста евро какой-то бодрый мужской голос провозгласил:
– Триста десять!
– Раз, два… – Аукционист взглянул на часы, он явно спешил перейти к более интересным лотам и ценам.
– Триста двадцать, – подняла свою карточку участника Татьяна – просто для того, чтобы отвлечься от тревожных мыслей.
– О-ох, триста тридцать! – тут же откликнулся ее оппонент.
Ведущий скривился – с явным презрениям к столь несерьезным суммам.
Татьяна промолчала. Лот был продан.
А где, кстати, пресловутый сейф с ожерельем?
– Лот номер семь, ваза, мрамор, – равнодушным голосом объявил аукционист. – Предварительная цена триста пятьдесят евро.
Но тут по залу пронеслась волна – шепотки, приглушенные голоса, охи. Ближняя к подиуму аукциониста дверь растворилась, и в нее, неспешно и важно, вошли двое мужчин в одинаковой черной форме охранников, с пистолетами на бедрах. В руках первого из них был компактный, но явно тяжелый сейф.
Ведущий – не прекращая торгов – знаком велел вновь прибывшим поместить сейф на подиум и встать рядом. Те повиновались. Аукционист же взметнул молоточек:
– Триста пятьдесят. Раз, два, три! Лот снят.
И тут же, без перехода, произнес:
– Лот номер восемь. Кольцо. Серебро, изумруд. Предварительная цена – пятьсот евро. Раз, два…
Таня молчала.
– Пятьсот пятьдесят, – вновь вступил в торги мужичок с бодрым голосом.
– Шестьсот, – откликнулась какая-то бабуся.
– Шестьсот пятьдесят, – раздалось через пару кресел.
А Танин непрошеный консультант потер руки:
– Ага, пронюхали!
– Что пронюхали? – взглянула на него она.
Сосед охотно пояснил:
– Да есть легенда, что это колечко самой Ольге Константиновне принадлежало, супруге короля Георга, если вы не в курсе…
– Семьсот! – уверенно выкрикнул старческий голос.
– Семьсот пятьдесят! – отрезал давешний бодрячок.
А Танин сосед продолжал:
– Оно из того имущества, на которое наш бывший монарх лапы наложить пытался. Но не вышло… Наверняка своего представителя на аукцион прислал, попытается выкупить.
Да, ровно то же самое ей рассказывали Жиль с Жан-Пьером… И в конце концов, она ведь дала слово!
И Таня подняла свою карточку участника и веско произнесла:
– Пять тысяч пятьсот пятьдесят пять.
– Ой, что ты творишь! – закатил глаза ее сосед.
Публика в зале заволновалась, стала на нее оборачиваться. Аукционист же, делая вид, что не замечает реплики Тани, невозмутимо произнес:
– Семьсот пятьдесят евро. Семьсот пятьдесят раз, семьсот пятьдесят два…
– Эй! Я же назвала совсем другую цену! – возмутилась Садовникова.
– Шаг на торгах пятьдесят евро, – равнодушно бросил в ее сторону ведущий. – Семьсот пятьдесят – т…
– Но я хочу купить это кольцо за пять тысяч пятьсот пятьдесят пять евро! – перебила его Татьяна. Она пыталась втянуть аукциониста в скандал.
– Ваше право назначать любую цену – но в определенных правилами рамках, – кивнул аукционист. – Можете поднять до пяти тысяч пятисот пятидесяти. Только так. И больше не нарушайте правил. Семьсот пятьдесят! Раз…
– А почему нельзя пять пятьсот пятьдесят пять? – раз уж она начала выполнять поручение своих подельников – нужно доводить до конца.
И тут в помещении что-то грохнуло, кажется, упал стул, охранники, сторожившие сокровище, напряглись, инстинктивно качнулись в сторону подиума, аукционист машинально накрыл сейф рукой… Однако на ожерелье никто не покушался. Проблема случилась среди публики.
– Ей плохо, врача! – раздалось из пятого ряда.
Именно там сидела старуха – та, что пыталась купить колечко за семьсот евро.
– Я сейчас вызову с мобильного! – откликнулся кто-то.
– Нет, мне не плохо! – прохрипела старуха. – Не надо никакого врача!
Она вскочила на ноги, не желая, видимо, тратить время, чтобы поднять упавший стул.
– Тогда прошу тишины! – возмутился аукционист. – Продолжаем торги! Девушка в шестом ряду подняла цену до пяти тысяч пятисот пятидесяти евро. Итак, пять тысяч пятьсот пятьдесят – два…
Бабуля азартно выкрикнула:
– Пять тысяч шестьсот!..
– Пять тысяч шестьсот шестьдесят шесть! – весело перебила новой невозможной ценой и без того несуразно высокую цену Татьяна – ее уже целиком захватила роль бестолковой и скандальной блондинки.
– Девушка, – тихо и грозно обратился к ней аукционист, – я сейчас прикажу вас вывести.
Зал, разразившийся было смешками и хлопками, на мгновение утих.
Жиль, Мадлен и Жан-Пьер сидели не двигаясь.
«Чего они тянут?!» – мелькнуло у Татьяны.
– Хорошо, пусть будет пять тысяч семьсот, – покорно произнесла она.
И тут в гулком помещении грохнул выстрел. И Таня увидела, как оседает на пол один из охранников, стерегущих сейф… В публике раздался стон.
– Ограбление! – завизжал кто-то.
Однако второй охранник не растерялся – метнулся к подиуму, упал на сейф грудью, в то же время успев выхватить оружие, давешние сонные секьюрити, те, что лениво сторожили стеллажи с безделушками, бросились ему на помощь, и Жиль со своим пистолетом – один против всех – смотрелся теперь абсолютным лузером.
Но тут раздался еще один хлопок, и помещение мгновенно окутал едкий, разъедающий глаза и горло дым. А дальше последовало еще несколько выстрелов. И потом не ясно уже было ничего. Начался хаос. Крики, плач, стоны. Таня, задыхаясь, кашляя, бросилась к выходу вместе с обезумевшей толпой.
Страшно ей не было. Просто горько – оттого, что она в очередной раз столь жестоко ошиблась в людях. «Никакого оружия, – обещали ее подельники, – никакой крови…» А на деле? Какая она все-таки доверчивая идиотка!
Задрав блузку так, чтобы зажать рот и нос, Татьяна была уже почти у двери, как вдруг увидела Жиля. Точнее, тело Жиля. Он лежал меж рядов навзничь, и во лбу его горело красное отверстие величиной с десятицентовую монету, и лицо было недвижимым и застывшим, а под затылком на полу растекалась черная кровь. А рядом с ним валялась та самая голова горгоны Медузы… Таня не стала трогать Жиля. Она ни секунды не сомневалась в том, что он мертв. Но вот голову горгоны машинально подняла с пола и кинулась к выходу уже вместе с ней…
* * *Ей повезло: она сидела на боковом кресле, да еще и неподалеку от двери. Даже задержавшись рядом с Жилем, Таня все равно покинула зал одной из первых. Да, внутри царили всеобщая паника, крики, однако снаружи покуда все было спокойно. И, самое главное, никакой полиции.
Таня быстро, но стараясь не срываться на бег, поспешила прочь от особняка, где проходил злосчастный аукцион. Проходя мимо газетного киоска, она сорвала пришпиленную на прищепку газету, бросила продавцу монету в два евро и заторопилась дальше. На ходу завернула голову горгоны в листы бумаги – мало ли какой сверток несет спешащая девушка.
Ее никто не преследовал, и Садовникова изо всех сил старалась себя убедить: ничего страшного не произошло. Да, она была в сговоре с преступниками и учинила скандал, но, если ее задержат, любой сможет подтвердить: она даже не приближалась к сейфу. И оружия у нее не было. Просто не могло быть, потому что одета была лишь в легкое, обтягивающее платье, и сумочка у нее крошечная, в такую мобильник и то с трудом поместился бы.
Но вот голова горгоны… Зачем она прихватила ее с собой?.. Чтобы обогатиться? Но та почти ничего не стоит, начальная цена каких-то там триста евро… Подбирая ее, она действовала просто машинально. И потому, что ей казалось: горгона Медуза все-таки что-то значит… Это имя умирающий Костенко прошептал совсем недаром…
Но в то же время предмет, похищенный с аукциона, самая сильная улика против нее самой… Надо избавиться от скульптуры, спрятать ее где-нибудь в укромном месте… И как можно скорее…
И тут рядом с ней остановилась машина – красный маленький «БМВ». Открылась пассажирская дверца.
Таня не поверила своим глазам: с места водителя на нее смотрел Зет – ее старый знакомый с острова Серифос.
– Садись в машину, быстро!
Садовникова даже не успела подумать, кто он на самом деле, зачем преследует ее и как здесь оказался. Она своей обостренной интуицией поняла, что хуже не будет, и скользнула на переднее сиденье лимузина. Внутри автомобиля пахло кожей, сигарами и вкусным мужским одеколоном. Завернутую в газету голову горгоны девушка положила на колени. Захлопнула дверцу, и «БМВ» сорвался с места с такой скоростью, что Таню вжало в сиденье.
– Кто ты такой? – спросила она. – Зачем ты здесь? Куда мы едем?
Зет не утруждал себя ответами. Вел машину, небрежно положив левую руку на руль, правую – на рычаг переключения передач. После каждого светофора с помощью ловких ускорений просачивался в первые ряды стартовавших авто, а потом пришпоривал свою алую лошадку, и позади оставались не только все машины, но даже лихие мотоциклисты.
В другой раз Татьяна попыталась бы в первую очередь выяснить, что означает их внезапная встреча. Или хотя бы восхитилась стремительной ездой на спортивном автомобиле. Но сейчас на нее вдруг навалилась такая усталость, безразличие и (непонятно почему) покой, что язык не ворочался и сами собой закрывались глаза. Возможно, то была реакция на только что пережитый ею в аукционном зале стресс. А может, Зет и впрямь брал уроки у деда с острова Серифос? Может, он и сам экстрасенс или даже колдун? И его поле, распространившееся по салону машины, делало Таню ни к чему не восприимчивой? И важнейшие вопросы, которые только что язвили ее: кто он такой, этот Зет? как оказался на ее пути? что ему надо? – теперь перестали ее мучить, отодвинулись куда-то на край сознания и лениво там трепыхались, словно пойманные окуни в ведре.
– Ужасный город Афины, не правда ли? – светским тоном осведомился Татьянин похититель. Вопрос не предполагал немедленного ответа, и она промолчала. Тогда Зет продолжил: – Сплошные пробки, на моей малышке и не разгонишься. А вокруг одни современные серые дома. Даже странно, что нация, давшая миру Перикла, может столь скучно строить. Кроме Акрополя, абсолютно не на что посмотреть. Разве что моя вилла…
Таня не откликалась. Она и вправду будто обесчувствела. Временами перед внутренним взором всплывала картинка: мертвый Жиль лежит, распростертый, на полу аукционного зала, однако даже это воспоминание, хоть и по-прежнему являлось, уже не бередило душу, не заставляло страдать и сострадать…
– Правда, – не прекращал витийствовать ее спутник, – у нас тут, в полисе, еще встречаются красивые вещи… Например, когда проводят аукционы… – (При последнем слове Таня вздрогнула.) – Там, бывает, можно увидеть – и купить! – удивительно прекрасные объекты искусства…
– Ты там был! – воскликнула девушка.
– Хотел заехать. Наследие короля Георга в виде ложечек, с которых ел монарх, меня не интересует, а вот ожерелье с бриллиантовыми подвесками – почему бы нет?.. И что же я вижу? Шум, крики, выстрелы, слезоточивый газ!.. И прекрасная посудомойка с острова Серифос мчится, зажав в газету какой-то сверток…
Тут Тане пришло в голову, что Зет – пусть не сразу, и в затейливой форме – ответил на ее вопрос: откуда он взялся рядом с ней? Почему позвал в свою машину? Что ж, объяснение как объяснение, не хуже других – но и не лучше. Будем довольствоваться таким.
– А что у вас, мадемуазель, завернуто в газету? – полушутливо спросил Зет. – Вы что-то под шумок умыкнули с аукциона?
Эти вопросы Тане не понравились. Совсем не понравились. И она процедила сквозь зубы:
– Останови, Зет, я выйду.
– Остановить я, конечно, могу, но тебе совершенно не нужно куда бы то ни было выходить, я тебя уверяю. По-моему, сейчас самое время для вас, сударыня, стать тише воды ниже травы. Переждать где-нибудь. И в общественных местах не появляться.
Он схватил трубку мобильного телефона, нажал одну кнопку, и когда автомат набрал номер, повелительно произнес в трубку пару фраз по-гречески.
– Куда ты звонил? – в панике вопросила Татьяна. – В полицию?
Она совсем не хотела задавать этот вопрос, он вырвался у нее сам собой.
– «Да, жалок тот, в ком совесть нечиста», – мужчина с ухмылкой процитировал Шекспира. – Нет, я звонил в куда более приятное место. Прости, что говорил на языке, тебе, увы, незнакомом, однако мой дворецкий не слишком хорошо понимает английский. Ну, ты сама увидишь… А чтобы тебя успокоить, могу дословно воспроизвести мой с ним разговор.
И, так как Татьяна не отвечала, он продолжил:
– Я сказал, что у нас к обеду сегодня будут гости и чтобы он все к визиту приготовил.
– Гости? Ты имеешь в виду меня?
– Да, тебя. Одну лишь тебя.
– Но ты меня еще никуда не приглашал.
– Считай, что пригласил.
– По-моему, ты не оставляешь мне выбора. И твое приглашение сильно попахивает похищением.
– А твои французы? Что насчет них? Они похитили тебя или пригласили?
– О, ты знаешь и про французов! Откуда?
– Я искал тебя, моя милая. Наводил справки.
– Искал? Зачем?
– Не каждый же день встречаешь такую красотку, как ты! Уж если тебя не портил наряд посудомойки (как, впрочем, и положено каждой Золушке), могу себе представить, как тебе пойдет вечернее платье, туфли от известного дизайнера и бриллианты!
– Бриллианты!.. Ох, любите вы все подманивать девушек на бриллианты!.. А еще чаще – на разговоры о бриллиантах!
– Вы все – это кто?
– Вы все – это богатые мужчины! Или те, кто хочет ими казаться. Вы думаете, что ваши деньги открывают вам все двери? И распахивают все сердца?
– А разве это не так? – мягко осведомился Зет, по-кошачьи заглядывая в Танины глаза и невзначай касаясь ее колена.
– Не знаю, с кем раньше ты имел дело, но со мной такие самолеты не летают! – Таня намеренно употребила жаргонизм, чтобы сбить Зета с тона великосветского очаровашки, охмуряющего мимоходом очередную жертву. Впрочем, она одновременно испытывала к нему и благодарность: именно за то, что тот затеял порхающий разговор на грани флирта, позволил ей почувствовать себя девушкой, беззаботной и одновременно желанной.
Просто девушкой, а не загоняемой в угол добычей.
Последние километры они все ехали в гору, да и характер движения изменился: уже не сновали рядом шустрые мотоциклы и скутеры, не пытались лихо соперничать с «БМВ» двадцатилетней давности таратайки. Стало меньше шума, меньше машин, да и те скорей походили на лимузины, а не на жестяные кибитки: «Мерседесы», «Пежо-607», «Лексусы». Поменялся и городской пейзаж: невыразительные пяти– и четырехэтажки из серых панелей сменились двухэтажными разноцветными виллами с небольшими садиками, с пальмами, выглядывающими из-за заборов, с тихим шелестом поливальных устройств. «Не иначе местная, афинская Рублевка», – усмешливо подумала Таня.
А вот и приехали.
Подле одной из вилл Зет остановился. Нажал кнопку пульта. Ворота распахнулись.
Машина въехала на мощеную дорожку и скользнула вниз, в гараж.
Мужчина выскочил из авто и галантно отворил перед Таней дверцу.
В гараже оказалось прохладно и полутемно. Таня оперлась на руку Зета и вышла.
Возле автомобиля их уже поджидал маленький вьетнамец в сюртуке. Он угодливо изогнулся в полупоклоне.
– Эта девушка будет моей гостьей, – медленно и раздельно произнес Зет по-английски, обращаясь к вьетнамцу. – Отведи ее в красную гостевую. Багажа у нее нет.
И повернулся к Татьяне, с почтением вопрошая (опять игра – теперь перед собственным слугой!):
– Вам хватит часа, чтобы привести себя в порядок перед обедом?
«Чтобы привести себя в полный порядок, мне не хватит и дня, – мелькнуло у Тани. – Мне нужна маникюрша, парикмахер и косметолог. Мои кремы, моя косметика. А также мой гардероб… Но выбирать не приходится».