— Вот, значит, как ты платишь за добро. И родитель твой, и дед русским государям служили, а ты вот оно как… К супостату решил податься. Ведь клятву же ты мне давал! Крест чудотворный целовал! Сколько же ты получил за свою измену?
— Питер…
— Я тебе не Питер! — зло воскликнул царь. — А самодержец всея Руси. Клятву мне давал, а сам за пятак продал!
— Государь… Петр Алексеевич… — залепетал разбитыми губами изменник, — не казни, бес попутал. Дом хотел себе построить, посулили немало.
— С кем встречался?
— Себя он не назвал, а только письмо показал от барона Кинэна.
— Как он выглядел?
— Горбоносый… Высокий такой, с узенькой поседевшей бородкой. В богатом платье, а еще шпага при нем была.
— Та-ак, — насупился царь. — Значит, из дворян. Как же ты с ним общался?
— Да он русский знает не хуже нашего, только шепелявит малость.
— О чем расспрашивал?
— О тебе, Петр Алексеевич, расспрашивал. Интересовался, когда ты отъезжаешь. И какой дорогой поедешь.
Правый уголок рта государя нервно дернулся. Рука, приподнявшаяся было для удара, застыла. Удержался государь, спрятав трость за спину.
— И что же ты ответил?
— Сказал, что скоро, а точно не знаю…
— А шпиен что?
— Велел разузнать.
— Когда договорились встретиться?
— Завтра вечером в таверне… Около пристани.
— Ага… Скажешь ему, что царь отъезжает через три дня… Морем, как и прежде было оговорено. А сейчас государь судно подбирает подходящее. Все посольство в одном не поместится. Уяснил?
— Уразумел, государь, — охотно отозвался Глебов, хмыкнув разбитым носом.
— Развяжите его, — потребовал царь.
— Убежит ведь, Петр Алексеевич, — засомневался Меншиков.
— Ежели убежит, тогда князь Ромодановский всю его семью на дыбу поднимет. Уяснил? — сурово спросил царь.
— А то как же!
— Теперь ступай. Не до тебя нынче. И еще вот что. Когда про рожу начнут спрашивать, почему разбита, скажешь, что в трактире с пьяными матросами подрался. Они это умеют!
— Обязательно скажу, государь, — произнес Степан Глебов, потирая освобожденные запястья.
Взглянув в окно на удаляющегося окольничего, государь строго наказал:
— Алексашка, глаз с него не спускай. Если уйдет, так я с тебя первого шкуру спущу. Он нам еще нужен будет.
— Не уйдет, Петр Алексеевич, — заверил Меншиков, — я за ним топтуна направил. Свое дело знает, ни на шаг не отступит. А еще у самого дома его караулят.
— Наказ мой выполнил?
— Исполнил, государь, — почти обиделся Меншиков. — И ростом, и ликом на тебя похож, вот только приодеть бы его надо, тогда и не отличишь.
— Так в чем же дело?
— Так ведь, стервец, никак не желает с усищами расхаживать!
— Не скупись! Денег добавь. Золотишка ему отсыплешь поболее, так он и чугунок на голову наденет.
— Сделаю, государь.
* * *Графиня Корф сладко потянулась. Рядышком, слегка запрокинув голову, посапывал Август II. Воспоминания о прошедшей ночи невольно вызвали удовлетворенную улыбку. Что бы ни говорили об Августе II, но он все-таки замечательный любовник! Неудивительно, что у него такое огромное количество женщин. Достаточно провести с ним наедине пару часов, чтобы запомнить навсегда!
Манерой любить он чем-то напоминал Луизе Петра. Правда, русский царь проводил адюльтер торопливо, часто даже не снимая шпаги и ботфорт, как если бы опасался, что вездесущая челядь не даст ему довершить начатое.
Август II, напротив, никуда не торопился. Порой возникало впечатление, что остроумная беседа занимает его куда больше, чем плотское вожделение. И только когда наконец после душевных разговоров они добирались до постели, Август доказывал, на что способен настоящий мужчина.
Графиня Корф называла себя собирательницей королевских сердец. Она сумела побывать в постели у половины европейских властителей. Интересно, найдется ли в Европе еще одна такая дама? И счастливо улыбнувшись, сделала вывод: пожалуй, что нет. Для этого, кроме очаровательной внешности, важно иметь немало талантов.
Кто бы мог подумать, что обыкновенная дочь служанки из провинциального города будет когда-нибудь иметь титул графини, лежать на шелковых простынях в объятиях королей, оставаться весьма независимой и обеспеченной особой.
Август открыл глаза.
— Разве вы не спите, графиня?
Интересная особенность: даже после страстных ночей любви Август продолжал обращаться к своим возлюбленным на «вы».
— Нет, мой король, я любуюсь вами.
— Мне это лестно слышать. Но право, по утрам я не в форме.
— Наоборот, вам очень к лицу утренний румянец.
— Надеюсь, прошедшей ночью я не разочаровал вас, графиня?
— О, что вы, мой король! Вы ненасытный и желанный любовник. Ничего подобного я не испытывала прежде, — голос графини был очень располагающим и искренним.
Уголки губ Августа чуть поползли вверх:
— Признаюсь, графиня, я старался. Вы и вправду меня любите?
— Разве можно не любить вас?
— Как далеко вы можете пойти ради любви?
Даже всемогущие короли нуждаются в любезности.
— Моя любовь к вам не знает границ, — без тени смущения отвечала Луиза.
Все мужчины одинаково падки на лесть: от простого конюха до венценосного короля.
— Ваше самопожертвование похвально, графиня, но я хотел попросить вас всего лишь об одном: быть как можно ближе к русскому царю.
И он туда же!
— В прошлый раз я подумала, что это была всего лишь невинная шутка.
— О нет, графиня! Это был четко продуманный план, за который последует щедрое вознаграждение. Так вы мне обещаете?
— Я сделаю все возможное, чтобы угодить вам. Но я слышала о том, что ему угрожает опасность.
— Вот как. И от кого же?
— Не пытайте меня, король, — мило улыбнулась графиня. — Могут же у женщин быть свои маленькие секреты?
— Разумеется. Мы попробуем уберечь его от неприятностей.
* * *Еще через два часа Август проводил графиню через потайной ход, которым пользовался для тайных свиданий. Оставшись один, он позвонил в колокольчик. Дверь из соседней комнаты распахнулась, и в королевские покои вошел невероятно худой человек.
— Вы знаете, где сейчас находится русский царь?
— Да, мой король.
— Мне не удалось вывести мою гостью на откровенность. Но не выкручивать же ей руки!
— Вы всегда ценили женщин, ваше величество. Даже самых худших из них.
— Не преувеличивайте, — слегка смутившись, отвечал Август, — я не столь великодушен, но дело не в этом. Она призналась, — победно продолжал король, — что русскому царю действительно угрожает серьезная опасность. Я его должник. Постарайтесь отвести от него беду. Но делать это следует очень тонко. Мне бы не хотелось осложнений с соседями.
— Я вас понял, ваше величество.
— И еще… Пригласите его в Варшаву!
Глава 3 ГОНИ ИХ К ЛЕШЕМУ!
Петр Алексеевич проснулся рано. Пять часов утра, а он уже на ногах. Набросив на плечи короткий халат, едва прикрывавший голые ноги, и натянув на голову свой любимый вязаный колпак, он громко прокричал:
— Никола! Мать твою! Где тебя носит?! Государь твой уже поднялся, а ты еще дрыхнешь без задних ног!
Подобная история повторялась едва ли не изо дня в день, а потому секретарь Николай Макаров обычно терпеливо топтался у дверей, дожидаясь пробуждения государя. Предупредительно и негромко стучал в приоткрытую дверь и, не спросясь разрешения, смело перешагивал царские покои.
Петр Алексеевич огромными шагами нетерпеливо мерил покои, дожидаясь секретаря. Высоченный, едва ли не под самый потолок, с непомерно тощими ногами, со свесившимся на плечо ночным колпаком он чем-то напомнил Макарову цаплю. И секретарь всякий раз едва сдерживал улыбку, глядя на вышагивающего самодержца.
— Что там у тебя? — нетерпеливо спросил Петр Алексеевич, глянув на вошедшего Макарова.
— Сегодня у тебя, государь…
— Не государь, а бомбардир Петр Михайлов, — сдержанно поправил Петр Алексеевич.
Вчера утром царь отдубасил Алексашку Меншикова за то, что тот прилюдно назвал его государем (для всего окружения Петр Алексеевич продолжал оставаться бомбардиром Михайловым), так что следовало быть поосмотрительнее.
Невольно скосив взгляд на толстую дубину, стоявшую в самом углу комнаты, Макаров продолжил:
— Сегодня у тебя, бомбардир, встреча с английским послом.
Развернувшись, Петр Алексеевич удивленно буркнул:
— А чего это ему нужно от обычного бомбардира?
— Э-э… Наверняка он перепутал тебя, бомбардир Петр, с каким-то важным лицом.
— Ну ежели так, — смиренно согласился Петр Алексеевич, — придется уважить.
Заглянув в бумаги, Макаров продолжил:
— В десять часов должны прийти пиротехники.
— А это еще зачем? — подивился Петр.
— Так ты же, бомбардир, хотел устроить фейерверк, какой в Пруссии никогда не видывали, и даже собирался пригласить на него всех иноземных послов.
Лицо Петра Алексеевича приняло задумчивое выражение:
— Чего только не наговоришь спьяну, а потом расхлебывай! Много ли их прибудет?
Почесав пером макушку, секретарь отвечал:
— Да почитай две дюжины наберется.
— Многовато, — озадаченно протянул царь.
— Ты еще хвастал, Петр Алексеевич, что твои фейерверки лучше заморских. Вот они и придут посмотреть на твои дела. — Пожав плечами, Макаров добавил: — А еще грозил дубиной проучить кто идти не захочет.
Махнув рукой, государь изрек:
— Придумаем что-нибудь. Еще чего?
Петр Алексеевич вновь зашагал, и половицы под его размеренными шагами тонко и торжествующе поскрипывали.
— В двенадцать часов у вас встреча с прусскими купцами.
— Сколько их?
— Полсотни наберется.
— Чего им надобно от Петра Михайлова?
— Петр Алексеевич, им раньше других ведомо, что ты царь. И вот хотят просить тебя беспошлинно торговать с Россией.
Отмахнувшись, Петр Алексеевич произнес:
— Ишь чего удумали! Гони их к лешему! Все дармовщиной хотят полакомиться, а казне от того убыток, а потом, бомбардиру Михайлову такие вопросы не решать. Чего там далее?
— Вчера стольника Ермолая Васильчикова задержала городская стража.
— За что?
— Пьян был, к девкам приставал.
— Как узнали?
— Он не один был, а с двумя товарищами. Вот те убежали, а он не сумел, уж больно хмельной был.
— Ну и дурень! Пускай посидит, авось поумнеет. Подержат, да и отпустят, не велик грех. Если каждого мужика задерживать за то, что бабам под юбку посмотрел, так все темницы переполнены будут. Что еще?
— Ночью драка в таверне случилась. Наша челядь с голландскими моряками подралась.
— И кто кого? — поинтересовался государь.
— Наша челядь голландских моряков побила. Тех числом поболее было. Но ничего, устояли. Да и как не устоять, если с ними Игнат с Поварской слободы! А он в кулачном бою силен!
— Выпороть бы их надо за своеволие, — призадумался государь. — Значит, ты говоришь, голландцев поболее было?
— Да раза в два, — охотно подхватил Макаров.
— Дашь им полсотни талеров, пусть раны свои залечат. Далее чего?
— Получено письмо от саксонского курфюрста.
— Когда? — встрепенулся Петр Алексеевич.
— Два часа назад.
— Почему раньше не передал?
— Уж больно крепко спал ты, Петр Алексеевич. Курьер постоял под дверями да и мне письмо оставил.
— А на словах что сказал?
— На словах велел передать, что благодарит тебя за помощь, клянется в вечной дружбе. Неделю назад курфюрст прибыл в сопровождении саксонского отряда в Польшу, — живо отвечал секретарь, протянув Петру Алексеевичу туго перетянутую грамоту, скрепленную сургучной печатью. — И уже принял католичество и короновался в польские короли под именем Августа Второго.
Заложив руки за спину, Петр Алексеевич зашагал вновь. Походка у него была стремительной. Каждый раз Макарову казалось, что государь не рассчитает расстояния и ударится головой в стену. Но царь неизменно резко разворачивался и столь же стремительно направлялся в противоположную сторону.
Знай о подобной привычке Петра Алексеевича Фридрих Третий, приготовил бы для него помещение попросторнее.
— Как там Луиза, разыскали?
Петр Алексеевич остановился напротив секретаря, сверля его колючим взглядом. Под пристальным взором государя секретарь, и без того небольшого росточка, казалось, усох еще больше. Следовало не разочаровать царя и подобрать подходящие слова, чтобы не накликать на себя беспричинный гнев. По тому, с каким вниманием ждал ответа Петр, можно было подумать, что внешняя политика его интересует куда меньше, чем исчезнувшая женщина. Оставалось только гадать, что же заставляет сходить с ума российского государя. Не ошибиться бы…
Макаров невольно покосился на дубинку, стоявшую в самом углу комнаты. Заслуженное оружие — не один боярский лоб ею разбит. А сейчас будто в наказание за какую-то шалость стоит в самом углу комнаты и выглядит вполне мирно.
Не прогневался бы царь на правду. Вздохнув глубоко, Макаров отвечал, припустив в голос скорбь:
— Здесь она, бомбардир. Вот только теперича не Луиза, а графиня Литке. Поговаривают, что была полюбовницей самого шведского короля.
— Где она сейчас?
— Не ведаю…
— Отыщи ее!
— Сделаю все возможное!
Глава 4 ВОЙНА С РУССКИМИ УЖЕ ИДЕТ
Пожар, случившийся несколько месяцев назад в королевском дворце, практически полностью его уничтожил, оставив только северную часть, совершенно непригодную для жилья. У Карла XII под Стокгольмом оставалось еще десятка полтора резиденций, где он мог ждать восстановления дворца, пользуясь при этом всеми благами цивилизации. Однако король предпочел переехать в отдаленный замок Олавинлинна, расположенный на скалистом острове между озерами Хаапавеси и Пихлаявеси. Впрочем, в этом тоже не было ничего удивительного. Король считал себя прямым наследником шведских рыцарей, а потому большую часть времени проводил в средневековых замках.
Замок впечатлял своими размерами: он имел три гигантские башни, соединенные между собой толстыми стенами. Первая башня была Пороховой. Самая высокая именовалась Колокольной, получившей свое название по церковным колоколам, установленным под крышей из темно-коричневой черепицы; здесь же размещались огромные замковые часы. На втором этаже башни располагался каземат с амбразурами для пушек, на другом находились казармы. Третья башня называлась Церковной; тут же размещалась замковая церковь. Третий этаж башни был жилым, а на одной из стен сохранился герб основателя замка — Эрика Тотта.
В замке была и своя темница, в которую помещались государственные преступники. Вход в нее начинался с небольшой пристройки в Церковной башне.
Два года назад король распорядился провести реконструкцию темницы: подвалы значительно углубили, расширили помещения. В результате проведенных работ в толстых стенах башни вскрылось несколько ниш, в которых обнаружили закованные в кандалы скелеты. Поговаривали, что это были политические противники шведских королей.
Граф Грип Йонссон всякий раз украдкой крестился, проходя мимо замковой темницы. Его предки, обладая немалым политическим влиянием и богатством, имели привычку перечить королям. Впоследствии некоторые из них бесследно исчезали из родовых замков, других, заковав в железо, отвозили навечно в казематы. Не исключено, что некоторые скелеты принадлежали его славным предкам. Поначалу граф даже хотел предложить Карлу похоронить останки с надлежащим уважением, но раздумал, опасаясь, что молодой король может счесть его просьбу вызовом верховной власти.
С высоты бастиона озеро Хаапавеси просматривалось до противоположного берега. Погода была безветренной. Тишь стояла такая, что начинала давить на уши. Карл, заложив руки за спину, шагал вдоль парапета бастиона. Иногда он останавливался, но только для того, чтобы взглянуть на зеркальную гладь воды. Лицо его в этот момент от чего-то напрягалось, становилось более суровым. Граф очень хотел бы знать, о чем думает король в такие минуты.
Может быть, он размышляет о том, что замок был построен на границе с Россией, и русские до сих пор считают, что оконечность, на которой находится крепость, на пять верст уходит в глубину их территорий. До этого они делали три безуспешные попытки отбить замок. Что случится на сей раз?
Как бы там ни было, но твердыни в предстоящей войне будет отведена особая роль.
Неожиданно Карл XII повернулся к сопровождавшему его графу.
— Как обстоят дела с русским царем?
— Сейчас он путешествует по Германии. Миновал Берлин, Бранденбург, Гольберштадт, ненадолго остановился у заводов Ильзенбурга.
Губы Карла разошлись в улыбке. В минуты душевного покоя он был очень снисходителен:
— А русский царь необыкновенно пытлив. И что же он хотел там увидеть? Как выплавляется чугун?
— Да, ваше величество. Он познакомился с технологией выпуска чугуна, затем с варкой железа в горшках, ковкой ружейных стволов, а также с производством пистолетов и сабель. В Германии он оставил нескольких дворян, чтобы они обучились всему, что знают в артиллерийском ремесле пруссаки.
Карл XII подошел к пушке и сильными гибкими пальцами погладил ее чугунный бок.
— Этого следовало ожидать. Когда русские начнут выплавлять свой чугун, они станут нашими главными военными противниками в Европе. Хотя сейчас их тоже не стоит недооценивать. Наверняка царь занимается вербовкой специалистов для службы в России.
— Именно так, ваше величество, — охотно отвечал Йонссон.
— Кого именно царь набирает к себе на службу?
— В основном мастеровых и военных. Но по нашим данным, до войны с русскими еще далеко…
— Послушайте, любезный мой граф, — неожиданно холодным тоном прервал Карл. — Война с русскими уже давно идет. Просто в настоящее время она пока носит скрытый характер. И мы должны это учитывать… Царь не начнет боевых действий, пока не накопит должного опыта. Но как только этот опыт появится, крепость, где мы сейчас с вами находимся, станет яблоком раздора.