Подъезжает грузовик с длинным прицепом. На нем и на парапете памятника Ленину устанавливают красные знамена. Передают советские песни. Организаторы продают рабочую и коммунистическую прессу, идет сбор добровольных пожертвований в фонд «Трудовой России». Приходят мастеровые, женщины с предприятий, часто с детьми. На прицепе появляются руководители митинга. Объявляется приветствие. Дают слово ораторам. В выступлениях – обычно коротких и страстных – крик оскорбленных, оставшихся без работы и места в жизни, без средств к существованию, крик преданных «коммунистами от власти». Воспринимают эти выступления горячо, тут же громко спорят, мешая слушать, а иногда и переругиваясь. Соседка, пожилая учительница, видя мое нетерпение в связи с тем, что оратор не может толком высказать свою мысль, говорит с укоризной: «Что, косноязычно?! Так ведь это – рабочий класс, у рабочего на сердце всегда ясно, а выразить не умеет». Но есть и замечательные ораторы, в том числе и рабочие. Выступают и поэты: стихами клеймят власть. Оглянешься, а уж 3–5 тысяч народу, флаги, транспаранты. Возникает чувство единения, чувство Родины, торжества справедливости.
В конце митинга принимают коллективное решение, содержащее требования антиправительственного характера. Принимается оно горячо и единогласно. Звучит Гимн Советского Союза и создается иллюзия, что мы по-прежнему граждане именно этого государства. Потом еще выступают желающие, народ не расходится долго: здесь все почувствовали себе цену, а что их ждет дома?
3 – 5 тысяч человек на миллионный Саратов – немного. Но, расходясь по районам и домам, они несут людям правду, пример сопротивления. И хоть пример этот гаснет в обывательской трясине, но пламя борьбы все равно постепенно разгорается.
Таким был и последний митинг по случаю Дня Советской Армии. Проклинали Ельцина и чеченскую бойню, приняли решение – не посылать детей на войну против собственного народа.
* * *Строки из стихотворения простого солдата – санинструктора расстрелянной 131-й Майкопской бригады, написанные в те памятные дни:
Это из публикации «Январские дни 1995 года в Грозном» о погибших офицерах медицинской службы.
* * *Апрель. Голод в Алгайском районе Саратовской области. Детей отрубями кормят. Фермы грабят, уводят скот, разоряют. А позвать на помощь от сельских рэкетиров некого, все кругом куплено. Очень много можно услышать от людей в трамваях, на остановках, на рынке, в очередях. Говорят без обиняков и никого не боятся, особенно сельские. «Не страна, а обираловка». «Захребетникам, что у главной площади, все равно, что народ вымирает». Крестьяне все еще кормят страну, не все же только торгуют.
* * *День рождения Ленина. Был небольшой митинг. Выскочил и провокатор: сталкивал компартии между собой, пытаясь убедить всех в их бесполезности и нежелании лидеров объединяться («портфели делят»). Стало ясно: митинги нужно готовить, иначе их результаты могут быть перехвачены демагогами.
Единство коммунистов необходимо, иначе даже самые правильные из них будут составлять секты, а не массовые организации. Но верно и то, что объединяться беспринципно тоже нельзя. Вам знакома такая картинка: едет золоченая карета с президентом. На приступочках и облучках налепилась челядь из «демократов». За каретой, в пыли тяжело бегут Зюганов, Лукьянов, Купцов и другие. Задыхаются, проклинают седока, но бегут и кричат: «Как пыльно, как пыльно!» Они обречены глотать пыль от колес власти. А надо бы карету остановить… Ну, как, скажите, с ними объединяться? Разве что вместе глотать пыль.
1 и 9 мая были отмечены демонстрациями и мощными митингами на пл. Революции. Когда КПРФ и РКРП делают это сообща, все получается солидно. Демонстрации ручьями текут от Вишневой (от завода «Знамя труда») и из Заводского района. С лоджии видно, как их мало, но какие они смелые, достойные и уверенные в себе. Знамен чуть меньше, чем людей. Оркестр. Советские мелодии и марши. Из окон смотрят, из трамвайных окон смотрят, с тротуаров смотрят. С каждым кварталом число демонстрантов растет и растет. Вот уже большая колонна – это уже как река. Поют песни, идут дружно. А когда вливаются на площадь, их радостно встречают те, кто уже ждал их там.
И вновь резко звучат антивоенные, антиправительственные мотивы. Трудовой народ по-своему отмечает 50-летие Победы советского народа в Великой Отечественной войне!
Руководят митингом первые секретари партий – Н. С. Солдатов, В. Ф. Рашкин и другие. Кто они? Солдатов (РКРП) постарше, крепкий, говорит коротко, отрывисто, чуть хрипловатым голосом, но просто и убедительно. Чувствуется, что ораторствовать не любит. Рашкин (КПРФ) – молодой, собранный, говорит грамотно, продуманно, страстно, – но как бы… для митинга. Оба они депутаты областной Думы (шли по блоку «Народовластие»). Нужно бы познакомиться с Солдатовьгм.
А в Москве – по Красной площади прошли – под власовским флагом – специально отобранные ветераны войны, приветствуя Ельцина, стоявшего на трибуне мавзолея со стыдливо закрытой надписью «Ленин». Какое раболепие! Позор! Пережить войну и не пережить испытания ложным вниманием антисоветчика.
Письмо от брата: «9 мая я, Мишка (сын) и Саша были в Москве. Начали шествие с Белорусского вокзала и до пл. Дзержинского. На Красную площадь не пустили. А ведь каждый ветеран хоть на пузе, но должен был проползти по ней… В демонстрации участвовало от 300 до 500 тысяч человек.
С 17 часов Красная площадь была заполнена 15 зарубежными военными оркестрами и нашими «сникерсами». А далее – шоу новых русских. Как ни пытались ветераны, пройти на площадь не удалось. Но весь остальной центр Москвы был красным. На Поклонку в тот день никто не пошел. На митинге выступали генерал Титов, генерал Калинин, генерал Варенников, Зюганов, Анпилов, Крючков (Российская партия коммунистов), С. Умалатова, космонавт Севастьянов и др. Рядом, на прилегающей площади, а потом и у памятника Карлу Марксу, паясничал полупьяный Жириновский. Провокаций не было».
* * *Июнь. Письмо из Рязани. «Много партийной работы. Вторник – ячейка городская, четверг – «Трудовая Рязань», суббота – распространение газет на пикете.
Воюем вместе с КПРФ за восстановление памятника Ленину (6 октября 1993 года его ночью демонтировали – была стычка). Мэрия пытается убрать постамент и поставить там временную стеллу по случаю 900-летия города. Последний раз разгоняли ОМОНом (были собаки, правда, в ход их не пустили, дубинки, слезоточивый газ «Черемуха»), Многим попало. Были даже с автоматами, троих по указке милиции забрали. Держали до утра – и прямо в суд – за организацию несанкционированного митинга и неподчинение властям. Все это было надуманно: митинга не было, было лишь круглосуточное дежурство и система оповещения, позволявшая в течение часа собраться более 100 коммунистам. ОМОН на суде выглядел очень жалко. Мы подали в суд за использование спецсредств.
23 мая суд начался (истец – КПРФ, ответчик – городская и областная администрации). Пока все идет в нашу пользу. Проблемы с газетами: летом в городе людей становится меньше, газеты «застревают»…»
* * *Июнь. Письмо от друга из Москвы. «А жизнь, между прочим, идет и идет. В ней тоже ничего хорошего нет. Стараемся быть в стороне от происходящего, за исключением тех событий, когда гибнут наши люди. Удивляет безразличие к этому руководства. Какие-то несущественные вопросы вертят ежедневно, а стремления сосредоточиться на непрерывных жертвах не ощущается.
Прогноз на нормальную жизнь теперь и не выдается. На «первом» этапе планируют восстановить уровень хозяйства по 1984 г. …Для этого требуется 6–8 лет. И все это очень серьезно – по радио, в печати, в дополнительной информации по Москве.
Цены с июля станут выше примерно в 2 раза. А вчера спокойно объявили, что на электричках проезд одной зоны вместо 60 руб. стоит уже 400… Как же людям трудиться на своих участках? Да и вообще – эти эмоции непрерывны. Из-за них даже иной раз не хочется просыпаться и слышать надоевшие обещания, обобщения и творческие поиски в нашем обществе».
* * *Июнь. Меня познакомили со статьей, подготовленной в журнал, о современной российской армии. Бог с ней, со статьей, но в ней звучит тезис о новой функции Вооруженных Сил – функции подавления силой собственного народа, будь это Чечня, или коммунисты, или рабочие, перекрывающие дороги, когда голодают их дети. Видимо, такие указания идут сверху.
Июнь. Меня познакомили со статьей, подготовленной в журнал, о современной российской армии. Бог с ней, со статьей, но в ней звучит тезис о новой функции Вооруженных Сил – функции подавления силой собственного народа, будь это Чечня, или коммунисты, или рабочие, перекрывающие дороги, когда голодают их дети. Видимо, такие указания идут сверху.
Дрейф офицерства в последние годы отчетлив. Наряду с добросовестными, знающими свое дело, ставящими его выше своих интересов специалистами, и таких еще очень много, – пьянство, юбилеи, «отмечания», сауны, пирамиды полезных людей по принципу «ты – мне, я – тебе», прагматизм, редукция духовности. Что-то вроде уже описанной мной сцены по Островскому – в купе, только на военный лад. Смесь былого коллективизма, произвола, липы, в том числе в науке, и пошлости. Не стало сдерживающих рамок партийной ответственности. Воля личности все чаще превышает волю коллектива. А это уже не армия. У меня все эти перемены вызывают тревогу, боль и отчуждение: я служил в Советской Армии.
Тут как-то с дачи возвращались, ждали троллейбус у церкви. Рядом оказался наш бывший замполит, уволившийся уже лет 12 тому назад. С чувством самоуважения он рассказал, что работает теперь помощником у главы администрации. Поражается, что мы не знаем имени и отчества его шефа. Немного оправдываясь, добавляет: «Оперировался по поводу катаракты, дал зарок, пройдет все благополучно – Схожу в церковь, Бога поблагодарить». Это замполит-то. И, откланявшись, пошел в церковь. Раньше в партком ходил, Ленина благодарил, теперь – в церковь – Бога благодарить. С Богом-то ладно (по Зюганову), но ведь и Ленина у него никто не отнимал. Дело, конечно, не в этом конкретном человеке, а в том, что дрейф людей становится закономерностью.
* * *Июль. Из Рязани приезжал брат Саша. Присутствовал на нашем митинге, выступал и предостерегал, чтобы берегли наш памятник Ленину.
Познакомился с Солдатовым. Прост, доброжелателен, открытая, приветливая улыбка, деловит, хорошо слушает собеседника. Это признак интеллигентности. До контрреволюции – директор автопредприятия. Теперь – депутат областной Думы. Люди к нему тянутся. После митинга долго и терпеливо отвечал на житейские и политические вопросы окруживших его людей. Поодаль стоявшая старушка спросила меня: «Кто это?» «Рабочий-коммунист, первый секретарь», – ответил я.
* * *Июль. Письмо из Ленинграда. «…Общая обстановка, политическая ситуация, все сложности жизни лишают какого бы то ни было оптимизма и очень угнетают. На этом фоне все остальные дела делаются с гораздо большим трудом, чем это должно было бы быть. Беспокоюсь за сына – возможен призыв в армию».
* * *Август. Набирает темп избирательная кампания по выборам в Госдуму. Более 40 объединений и партий. Под 36-м номером идет объединение «Коммунисты, Трудовая Россия. За Советский Союз»! Обстановка способствует успеху левых сил. Война в Чечне, крупные провалы правительства по ее ведению, захват Буддёновска, неурожай, невыплата зарплаты, бескормица науки, культуры, здравоохранения. Однако единства действий всех отрядов коммунистического движения, которого ждут все низовые организации и которого боятся буржуазные партии, достигнуть не удается. Зюганов пренебрежителен, высокомерен, смотрит только в сегодняшний день. Условия РКРП (Советская власть, экспроприация награбленного и т. д.) в ЦК КПРФ жуются, жуются и выплевываются. Временами это действительно вызывает сомнение в том, что этот лидер – коммунист. В результате в бой мы идем с растопыренными пальцами.
Август. Едем в Приозерск на Ладогу. В купе с нами испанец, когда-то мальчишкой привезенный из фашистской Испании советскими моряками. Всю жизнь он прожил в СССР, член КПСС. А сейчас уезжает. Не удовлетворен развитием событий в России, утратой интернационализма. Ощущает и осуждает отступничество и перерождение Сантьяго Каррильо. С симпатией вспоминает о Долорес Ибаррури…
Август. Друг из Ленинграда пишет, что много разуверившихся. Отыскал где-то строчки: «Дорога к истине заказана не понимающим того, что что-то в жизни глубже разума, а иногда и вне его…» Это верно, но – обезоруживает, а жизнь требует борьбы.
Сентябрь. В Саратов прилетают чуть ли не одним самолетом Гайдар и Зюганов. Проводятся митинги: у памятника Чернышевскому на помосте выступает Зюганов, в здании филармонии – Гайдар.
Погода прекрасная, голубое небо, тепло. На помосте плотный, крупный, лобастый, в расстегнутом пиджаке, широко расставив ноги как на палубе, стоит, похожий чем-то на Тельмана, Геннадий Андреевич. Знамя колышется на ветру, галстук его взлетает… Говорит густо, спокойно, уверенно, критикуя правительство, президента, которого держит только место, говорит о задачах предвыборной борьбы. Но не понравилось мне, что на конкретные вопросы людей он смотрит только как на повод для изложения своих тезисов, как бы не снижаясь к спрашивающему. Есть явные штампы.
Встречали его тепло, народу было много. Правда, с верхних окон консерватории почему-то как раз в это время стали звучать громкие уроки музыки… Вручили ему цветы, проводили толпой до машины, так как он тотчас же убывал в Балаково.
* * *Во время выступления Зюганова возле меня остановилась женщина, несколько бледная и в смятении. «Когда Гайдар выходил из филармонии и женщины кричали ему, чтобы отдавал сбережения, многие из них плевали в его сторону… Плюнула и я и доплюнула», – оправдывалась она. Так прошел митинг у Гайдара.
И еще одно: на митинге у Зюганова была мощная радиоустановка, выделенная мэрией. Устроитель митинга, мой знакомый (КПРФ), сказал, что мэр Маликов был очень любезен и даже пошутил, что свой партбилет он носит в кармане (правда, неизвестно в каком). Маликов до 1991 г. был первым секретарем Энгельсского райкома КПСС. А ныне он, конечно, «демократ». Вот и получается: ворон ворону глаз не выклюет.
Где-то через пару дней приехавший Анпилов здесь, в Саратове, никому, кроме своих товарищей, не был нужен, хотя и выступал у памятника Ленину с простеньким «матюгальником». Этот коммунист у мэра не котируется.
Анпилов выдвинул себя кандидатом в Госдуму по Балаковскому округу, причем была договоренность с КПРФ, что от них у него конкурента не будет. И все-таки выдвинули своего. – Максакова, рискуя своим успехом и, конечно, перекрывая возможности для Анпилова – человека для широкого круга людей совсем не бесспорного. О нем говорят разное. Как-то старая коммунистка предупреждала меня от похвал в его адрес, упомянув, что он не был безупречен по отношению к своим товарищам, когда работал в Никарагуа. Что она имела в виду, осталось неясным. КГБ? Но тогда все были подотчетны.
* * *Октябрь. Холода. Темная осень. Настроение частенько падает.
Ничто не бывает таким временным, как постоянное. Уходят люди, казалось бы, столпы постоянства натуры и дела, и от них ничего не остается, кроме короткой памяти копошащихся родственников. Что-то очень важное, вспыхнув, превращается в ничто. Можно сгореть для людей, лишь испачкав их своим пеплом, и не более того.
Правда, мне так немного нужно для себя: побродить по лесу, обрадоваться другу, испугаться звезд, подержать на руках ребенка. Всего этого так мало последнее время.
Все зыбко вокруг. Крысиные морды, жаждущие обогащения, заплеванные ларьки, жрущие «хозява» жизни поблизости от отхожих мест. Города-туалеты.
А в лесу тихо, багряное золото вперемешку с зелёными купами, тенями под кустами под нежно-голубым высоким-высоким остывающим осенним небом.
Череда дел, ничего нельзя выпустить из рук, механический истуканчик – обязательная принадлежность кафедры. Иногда хочется снять халат, одеться, тихо уйти и не возвращаться. Все равно – разве что чуть большая горстка пепла…
Самое страшное – поддаться одиночеству, потерять чувство локтя. А нужно держаться. В эти минуты бесценна поддержка учителей.
Ленинград. 1941 г. Начало. войны. Стремительное наступление немцев. Формирование блокады города уже к сентябрю.
Знакомая моим родителям семья учителей – Алексеевых– Фельснер (мать – Елизавета Михайловна, лет 60, в 20 – 30-е годы соратница Н. К. Крупской в системе детских коммун, ее дочь – Мария Сергеевна, 38 лет, и Мариичка – внучка, 3 класс). Они жили в доме на Кировском проспекте.
В городе введено военное положение, начались бомбежки и обстрелы. Эвакуация затруднена: железная дорога на Москву уже перерезана. Приходит сообщение о гибели их родственника в боях за о. Ханко в Финском заливе. Сгорели бабаевские склады с продовольствием, город стоит перед голодной осенью.
Но еще формируются и уходят составы через Волхов на Вологду и дальше, на Урал. Вывозятся дети целыми школами. И в их школе объявлен сбор. Мария Сергеевна с группой учителей организует погрузку в эшелон 200 детей – от 7 лет и старше, большинство из них – без родителей, ушедших на фронт. Выезд с Финляндского вокзала в теплушках. Бомбежки в пути. В вагонах буржуйки, кипятится вода для приготовления еды, для мытья детей и стирки. Едут медленно. На станциях по распоряжению органов Советской власти им выдаются продукты, главным образом картофель и хлеб. В вагонах, на нарах, – неунывающие дети. Они еще не всё понимают, только все время есть хотят.