– Э… – в некотором смущении начал он. – Я, собственно, только что проснулся… и не очень хорошо соображаю. – Он заискивающе улыбнулся.
– Врожденный или приобретенный? – выпалил Кошкин.
– Прошу прощения?
– Ваш кретинизм врожденный или приобретенный? Судя по всему, врожденный. Потому что приобрести такой затруднительно. Даже за деньги!
Критик понял, что наступила пора встать в позу Безвинно Притесняемой Интеллигенции (да-да: пишется только с большой буквы), и на всякий случай поправил очки.
– Я не понимаю, капитан, – начал он тоном, исполненным сдержанного достоинства, – с какой стати…
– Лев, заткнись!
Виктория сама от себя не ожидала такой грубости – потому что к вышеприведенной фразе она, по правде говоря, кое-что добавила; и это кое-что – если уж говорить совсем начистоту – совсем не красило ни писательницу, ни женщину, ни просто человека. Но цели своей она достигла, Лев умолк, застигнутый врасплох. Макс, отчего-то улыбаясь, старательно делал вид, что разглядывает потолок.
– Извините, капитан, – сказала Виктория. – Я бы хотела узнать… мы все хотели бы узнать… – Она собралась с духом. – В этом доме произошло уже третье убийство. Неужели опять никто ничего не заметил?!
– Ну почему же, – ответил Кошкин, и шрам на его виске дернулся, – я получил массу ценных сведений. Домработница клянется, что ни она, ни дочь никуда не выходили. То же самое мне заявили Адриановы и Филипп Ермолов. Равно как и супруги Каверины, которые мило провели время в обществе героев месье Дюма. Так что теперь я готов ставить что угодно, что вы тоже скажете мне, будто не выходили из дома.
– Никуда мы не выходили! – раздраженно проговорил Макс. – Я дежурил у двери и готов поклясться!
– Так хорошо дежурили, что заснули? – вкрадчиво спросил Кошкин.
– Минуточку, – подозрительно проговорил Кирилл, – откуда вам известно… Вы что, подслушивали?
– Нет. Просто некоторые разговаривают слишком громко, а я не обязан затыкать уши. Еще раз: кто-нибудь из вас куда-нибудь выходил этой ночью?
– Ну я выходила, – жалобно сказала Ира. – После шампанского. А Макс меня проводил.
Кирилл поперхнулся:
– Макс! Так вы что, оставили нас без охраны? И оставили дверь открытой?
– Хватит ныть, ничего с вами не случилось, – фыркнул плейбой.
– Но мы не выходили из дома, – тотчас же прибавила Ира, обращаясь к Кошкину. – И Макс никого не убивал!
– Какой у вас размер обуви? – внезапно спросил Кошкин у Макса.
– А при чем тут это? – удивился тот.
– При том. Какой?
Мгновение плейбой буравил капитана взглядом.
– А не скажу, – неожиданно объявил он. – Пока вы не объясните, зачем это вам надо.
– Могу объяснить, – подозрительно легко согласился Кошкин. – Возле тела Толи были следы. Мужские. Их не успело занести снегом. Кстати, следы вели прямо в дом, так что могу вас обрадовать: тот, кто убил его, наверняка один из людей, которые находятся в каравелле. Так какой у вас размер?
Лев Подгорный зевнул.
– Господи, до чего старый трюк, – с отвращением сказал он. – Отпечатки обуви мужские, значит, это была женщина. Которая нацепила мужскую обувь, чтобы сбить нас со следа. Голосуем? – Он прищурился. – Виктория, ты за кого? Вернее, против кого, учитывая обстоятельства?
– У него 43-й размер, – проговорила Виктория, игнорируя критика.
– Ты это о ком? – с недоумением спросил Кирилл.
– О Максе, о ком же еще?
Скулы Кирилла медленно начали наливаться красным.
– Та-ак, – протянул он. – Ясненько.
– Что тебе ясно, ясновидящий? – передразнила его Виктория. – Мне Женька говорила. Она ему как-то подарок подбирала. Обрадовать хотела. Пришла с подарком, а он с другой бабой в постели. Помнишь, Макс? Или уже все забыл?
Злость, звеневшая в ее голосе, поразила Кирилла. Такой он Викторию никогда не видел – и, по правде говоря, не подозревал, что она может такой быть.
– Ты что, собираешься теперь меня во всем обвинять? – неуверенно пробормотал Макс.
– Да, – с ожесточением выпалила Виктория. – Потому что ты, сволочь, сломал ей жизнь. Ты убедил ее, что раз она тебе не нужна, то и никому нужна не будет. И она ухватилась за первого попавшегося человека, за Валентина Степановича. Который был не такой, как ты, но это уже ничего не могло изменить. Потому что она его не любила и знала, что никогда не полюбит. Ей не надо было выходить за него замуж. Не из-за того, что его первая жена – стерва, которая над ней куражилась, то есть пыталась куражиться, не из-за того, что Женька получилась ровесницей своей падчерицы. Просто не стоило, и все. А ты, гаденыш, пришел на ее похороны. И смел лить там лицемерные слезы, хотя твоим слезам цена такая же, как тебе самому.
– Не смей так со мной разговаривать! – крикнул Макс. – Ты… ты… Да откуда ты знаешь, что я тогда пережил!
– Да и вообще как-то некрасиво… – начала Ира, хлопая ресницами.
– Заткнись! Не лезь в наш разговор, поняла, ты?
Это сказала вовсе не Виктория, а Макс, за которого девушка пыталась заступиться.
– Начинается, – буркнул себе под нос Лев. Каким бы он ни был – или ни притворялся – циником, все эти разборки ему претили.
«А он, оказывается, психопат, – подумал Кирилл, с опаской наблюдая, как дергается лицо Макса, как мелкие брызги слюны вылетают из его злобно кривящегося рта. – И как я этого раньше не замечал?»
– Давайте не будем отвлекаться, – попросил Кошкин. – В данный момент меня интересуют не нюансы ваших взаимоотношений с госпожой Адриановой, а кое-что посущественнее. Господин Подгорный, какой у вас размерчик?
– 44-й, – буркнул Лев. Не довольствуясь этим ответом, капитан подошел к нему и осмотрел его ботинок.
– Ваша очередь, Кирилл, – сказал он, оборачиваясь к спутнику Виктории.
– У меня 41-й размер, – раздраженно ответил тот, снимая обувь. – Нате, проверяйте!
И Кошкин таки проверил, надо отдать ему должное.
– Вам, конечно, это кажется забавным, – проговорил он, возвращая бизнесмену его собственность, – а мне, в свете того, что ночью убили моего товарища, – не очень.
В следующее мгновение он мягко положил руку на ствол ружья и прижал его к столу, чтобы не дать никому возможности воспользоваться оружием.
– Идемте, Максим Петрович.
– Куда? – мрачно спросил Макс.
– Поговорить. С глазу на глаз.
– Вы что, подозреваете меня в убийстве? – вспыхнул плейбой.
– Я этого вовсе не говорил, – поставил его на место Кошкин. – Я сказал: поговорить. Большая разница, знаете ли.
– И все, что я скажу, будет использовано против меня? – иронически осведомился Макс. – Так, что ли?
– Не обязательно. Оно может быть использовано и против других. Все зависит от степени вашей откровенности.
Макс Доронин прикусил губу, сосредоточенно раздумывая.
– Ладно, – выдавил он из себя наконец. – Но должен вам сказать, если вы подозреваете, что я убил вашего приятеля, то это вы зря. Я никого не убивал. Вообще.
– Об этом мы тоже поговорим, – вежливо ответил Кошкин. – После вас.
Он пропустил Макса в дверь и, прежде чем уйти, забрал с собой ружье.
– Это вам не понадобится, – сказал он Кириллу, опередив его протест.
И дверь за ним захлопнулась.
Глава 17 Макс
Двое мужчин миновали узкий коридор и вошли в библиотеку, в которой Кошкин не так давно допрашивал профессора Свечникова. Макс остановился посреди комнаты, оглядываясь. Что же до капитана, то он сразу же сел за стол и положил на него конфискованное ружье.
– Садитесь, прошу вас, – буркнул он.
Макс усмехнулся:
– Я давно не читал детективов, но в книгах, по-моему, за таким приглашением обычно следуют сенсационные признания. Вы этого от меня ожидаете, капитан?
– Нет, – ответил Кошкин, – я ожидаю фактов, и только. Скучных, серых, непритязательных фактов, которые помогут мне понять, кто заварил всю эту кашу и зачем.
– Вряд ли я смогу многое вам рассказать. – Макс все-таки сел боком к столу своего собеседника и, вытянув руку, принялся постукивать пальцами по полированной поверхности. – Если вас интересует, почему я нанял Анатолия Владимирова…
– И это в том числе.
– Ну, тут все очень просто. Гибель Евгении сразу же меня насторожила, я ведь знал, что она прекрасно водила машину. Потом я стал сопоставлять разные мелочи, узнал о завещании Адрианова, который хотел все оставить второй жене, и мне стало ясно, что у его родных был очень веский мотив. А потом я получил анонимное письмо.
– Оно при вас? – спросил Кошкин.
– Нет. Да в нем не было ничего особенного. Просто некто обвинял меня в том, что я убил Евгению.
– И это вы называете «ничего особенного»? – вздернул брови Олег.
– Ну, мало ли на свете ненормальных, капитан.
– Согласен, – усмехнулся его собеседник, – но это еще не значит, что мы обязаны с ними мириться.
– Думаю, вы правы, – после небольшой заминки согласился Макс. – Короче, чем больше я думал о случившемся, тем сильнее настораживался. И тогда я решил разобраться во всем до конца. Для этого, собственно, нанял вашего бывшего коллегу.
– Ну, мало ли на свете ненормальных, капитан.
– Согласен, – усмехнулся его собеседник, – но это еще не значит, что мы обязаны с ними мириться.
– Думаю, вы правы, – после небольшой заминки согласился Макс. – Короче, чем больше я думал о случившемся, тем сильнее настораживался. И тогда я решил разобраться во всем до конца. Для этого, собственно, нанял вашего бывшего коллегу.
– И что именно ему удалось обнаружить?
– А разве он вам не говорил? – удивился Макс, пытливо глядя на капитана.
– Вы же читали детективные романы? Считайте, что я вас проверяю, Максим Петрович.
– Он нашел даму, которая ассистировала на вскрытии профессору Свечникову. Та обратила его внимание на странные травмы черепа, но профессор тем не менее уверенно подмахнул заключение о рядовом несчастном случае.
– И таким образом вскрытие превратилось в скрытие, – неожиданно для себя скаламбурил Кошкин. – Ваши выводы?
– А какие еще тут могут быть выводы? Свечников знал, кто убил Евгению, и решил спустить все на тормозах. Однако стоило появиться вам, капитан, с вашим напором, с вашей настойчивостью, как тот, кто убил Евгению, всполошился и поспешно избавился от ненужного свидетеля.
Слова «напор» и «настойчивость» Макс насмешливо подчеркнул голосом.
– Конкретней, Максим Петрович, конкретней, – скучающим тоном промолвил Кошкин. – Мне нужны имена. Так кого, по-вашему, покрывал профессор Свечников?
– Скорее всего, Илону Альбертовну. Или кого-то из членов семьи, что тоже вероятно. И тогда все становится на свои места. Сначала они убивают Евгению, понимают, что им за это ничего не будет, и решают: а почему бы не продолжить? Второй жертвой становится несчастный Адрианов. Тут, однако, все идет наперекосяк, потому что выясняется: секретарь Адрианова никакой не секретарь, а опытный сыщик, то есть вы. И им приходится спешно соорудить третье убийство – человека, который мог их выдать.
– А Толя Владимиров?
– Ну вы же сами все понимаете, капитан. Скорее всего, он успел что-то понять или до кого-то добраться. Однако они оказались быстрее и нанесли удар первыми.
– Занятно получается, – раздумчиво заметил Кошкин. – То у вас убийца Илона Альбертовна, иначе говоря, она. Потом оказывается, что убийцы – они, то есть их много. – Он улыбнулся, и Макс, который доверял этой улыбке меньше, чем дружескому объятию удава-людоеда, внутренне сжался. – А еще кто-то полагает, что убийца – вы. Ведь не зря же вы получили ту анонимку. Кто-то позаботился послать ее именно вам… и это наводит на определенные размышления, – задумчиво добавил Кошкин.
– Я уже говорил вам: я никого не убивал, – сердито проговорил плейбой. – Понятия не имею, какие такие следы вы нашли во дворе возле убитого Владимирова, но лично я сегодня ночью не выходил из дома. И Евгению я тоже не убивал, а если вы собираетесь обвинить меня в том, что я мог как-то сократить дни старика Адрианова или профессора, то… Простите, это просто нелепо.
– Ну что вы, что вы, – усмехнулся Кошкин. – Просто занятно, в доме собралось столько людей, подкованных в области детектива. И если бы все это было сюжетом романа… – Он немного подумал. – Конечно, я не Виктория Александровна. Но если бы я был писателем, то, наверное, убийцей все-таки бы сделал вас.
– Да? – возмутился Макс. – И что бы у вас получилось? Что я убил Евгению, а потом нанял сыщика, чтобы расследовать ее смерть? Причем в конце концов убил бы и его тоже, да? Бред какой-то!
– Ну авторы детективов ведь не могут сочинять прямолинейные истории, – улыбнулся Кошкин, и тут Макс почувствовал, что удав обвился-таки вокруг него и вот-вот проглотит, словно уверенный в себе, непрошибаемый мужчина был милой маленькой мышкой. – Сюжет, к примеру, такой. Вы убили Евгению и дали взятку профессору, чтобы он молчал. Все замечательно, но тут до вас доходят слухи, что тело подняли и, похоже, нашли следы убийства. Чего уж проще – вы шлете сами себе довольно глупое письмо, якобы анонимное, и под предлогом этого письма нанимаете сыщика Владимирова, чтобы в случае чего предстать чистеньким. – Макс дернул щекой. – Увы, сыщик оказался не настолько глуп, и его приходится убрать. Также вы убиваете Адрианова, чтобы не осталось лиц, заинтересованных в расследовании, и профессора, который мог вас выдать. – Макс вскочил с места, но Кошкин резким движением потянул к себе ружье, так что фактически его собеседник оказался под прицелом. – В финальной сцене, как водится, вы пытаетесь убить прыткого сыщика, то есть напористого и настойчивого меня. Так, кажется, вы меня охарактеризовали?
– Вы больной, – прохрипел Макс, не сводя глаз с Кошкина. – Просто больной!
– Нет, это вы больной, – вернул ему комплимент капитан, – раз так реагируете на мои выдумки. Я же сказал, что собираюсь потягаться с Викторией Александровной в ее ремесле, и только. Сядьте, Максим Петрович. Наш с вами разговор еще не закончен.
– Знаете, – признался Макс, сев обратно на стул и нервно расстегивая воротник рубашки, – что-то у меня вообще пропала охота с вами разговаривать.
– И тем не менее нам придется кое-что обсудить. Евгения Адрианова была беременна от вас?
И Макс словно физически почувствовал, как глаза собеседника впились в его лицо.
– Это так важно? – пробормотал он, ненавидя Кошкина всей душой.
– Это может быть очень важно, – ответил тот. – Давайте, Максим Петрович. Вы же хотите знать, кто ее убил? Я тоже хочу это знать. И если вы на одной стороне со мной, то вы не станете ничего от меня скрывать. Ничего, – с расстановкой, по слогам повторил Кошкин.
– Вы сукин сын, – мрачно сказал Макс. – Но каким бы сукиным сыном вы ни были, они не дадут вам довести следствие до конца. Просто – не дадут. У них слишком много связей, а у вас слишком маленькая зарплата. Они задавят вас.
– А мы не станем спрашивать у них разрешения, – очень спокойно ответил Кошкин. – Мы сами решим, что нам можно, а что нельзя. – Он откинулся на спинку стула. – Вы так и не ответили на мой вопрос.
– Как я могу ответить, если не знаю? – с раздражением проговорил Макс. Он покосился на капитана, но тот даже не улыбнулся.
– То есть в принципе это мог быть и ребенок Адрианова?
– Наверное. Но Женька себя не стесняла. Я совершенно точно знаю, что у нее был кто-то еще.
– Кто именно?
– Думаете, она мне сообщала? – усмехнулся Макс. – И вообще, это было… глупо. – Он поколебался. – Знаете, по-моему, она хотела банально мне отомстить. За… за то, как я себя с ней вел. Но, знаете, когда женщина начинает тягаться с мужиком в распутстве, это всегда выглядит… Жалко, – закончил он.
– Так, – сказал Кошкин. – А теперь пересмотрим всю историю вашей дружбы с Евгенией от начала до конца. Материалы дела я читал, так что на официальной версии не станем задерживаться. Вы знали ее давно, еще до замужества, у вас был роман, вы расстались, она вышла замуж, вы общались только по очень большим праздникам, хоп – она умерла, вы приехали на ее похороны, и все. Теперь правду, Максим Петрович, и ничего, кроме правды.
– Правду о чем? Я действительно знал ее еще до замужества. И у нас действительно были… отношения.
Почему-то Кошкину понравилось, что плейбой сказал «отношения», а не «роман» или какое-нибудь другое, более вульгарное слово.
– Дальше.
– Дальше что? Мы расстались.
– Э, нет, так не годится, – предостерегающе проговорил Кошкин. – Мы же уговорились: правду, и ничего, кроме правды. Вы ее бросили?
– Ну… да.
– Почему?
– Не знаю. Хотя нет, знаю. Потому что был дураком. – Макс дернул ртом. – Знаете, как это бывает… Мне казалось, что отношения исчерпаны, и вообще, баб много, незачем на ком-то задерживаться. Как-то так.
– Для нее это было ударом?
– Было, да, – мрачно признал плейбой.
– И что? Она познакомилась с Адриановым?
– Да. Виктория их познакомила, но без всяких таких мыслей. Ему требовался для чего-то художник, а Женька замечательно рисовала. Да и вообще она была яркая, талантливая личность. А он старик, много ему надо, чтобы увлечься?
Кошкин сделал вид, что зевает.
– И когда вы узнали об их свадьбе, вам это страшно не понравилось.
– Он совершенно ей не подходил, – раздраженно сказал Макс. – Да она и сама скоро поняла, какую совершила ошибку.
– Это вы ей помогли понять? – невинно поинтересовался Кошкин.
– Да, через какое-то время мы стали снова встречаться, – нехотя признал его собеседник. – Но она изменилась. – Он вздохнул. – Это трудно объяснить… Короче, Валентин Степанович был очень заботливым мужем, просто идеальным. Это не только в подарках выражалось, но и во всем его отношении к ней… Но чем лучше он с ней обращался, тем хуже ей становилось. Она терпеть не могла его родственников, а они то и дело встревали. Она начала ненавидеть его. Меня тоже. – Макс умолк. – Она делала вещи… нарочно, которые, она знала, могли меня ранить. Заводила романы направо и налево и потом мне о них со смехом рассказывала. Или могла исчезнуть и неделями не звонить, а потом я встречал ее и натыкался на совершенно равнодушное, пустое лицо. Я думаю, я сделал ей очень больно тогда, когда ее бросил… и она захотела отыграться. И этот ее брак, и ее романы – все было ради этого. И в конечном счете все это стало меня утомлять. Я начал подумывать о том, чтобы расстаться с ней насовсем… да и ее, похоже, тоже утомила наша борьба. В общем… Я был уверен, что дело идет к окончательному разрыву, а потом зазвонил телефон, и Виктория сказала мне, что Жени больше нет. Вот и все.