– А если мне при этом удастся спасти его жизнь? Не думаешь ли ты, что тогда он сможет найти в себе силы простить меня?
Он беззвучно выругался.
– Ты упустила свое призвание. Тебе следовало стать адвокатом. Ты и черта переспоришь.
– Я не могу допустить, чтобы моя карьера закончилась позором. Я должна реабилитировать себя за ошибку, допущенную в Вашингтоне, сделать так, чтобы в меня как в журналистку снова поверили. Возможно, я по-прежнему играю в папину дочку, но я должна это сделать. – Она взглядом молила его о понимании.
– Ты не с того конца принялась за дело, – мягко сказал он и пощекотал ей под подбородком указательным пальцем. – Ты слишком увязла в своих чувствах. У тебя большое сердце – ты не можешь оставаться сдержанной. Ты сама призналась, что привязалась к этим людям. Ты любишь их.
– И это еще одна причина, по которой мне надо остаться. Кто-то хочет убить Тейта и оставить Мэнди сиротой. Если это в моих силах, я хочу попробовать предотвратить беду.
Его молчание было как белый флаг капитуляции. Она посмотрела на стенные часы.
– Мне надо идти. Но сначала скажи, у тебя есть какие-нибудь мои вещи?
Через минуту она надела на шею золотую цепочку с медальоном. Это была не очень дорогая вещь, но для нее она была бесценна.
Отец привез ей эту цепочку в 1967 году из Египта, куда ездил по заданию «Ньюсуик» освещать конфликт между Египтом и Израилем.
Эйвери нажала пружинку, и медальон раскрылся. Она посмотрела на фотографии внутри. На одной из них был ее отец. Он был в военной форме, на груди висела 35-миллиметровая камера. Это была последняя его фотография. Через несколько недель его убили. На другом снимке была ее мать. Розмари, нежная и милая, грустно улыбалась в объектив.
К глазам Эйвери подступили горячие соленые слезы. Она закрыла медальон и сжала его в ладони. Она еще не всего лишилась. У нее было это, и у нее был Айриш.
– Я надеялась, что медальон у тебя.
– Он был в руках у мертвой женщины.
Эйвери только кивнула. Ей было трудно говорить.
– Мэнди увидела медальон у меня на шее. Я дала ей его посмотреть. Прямо перед взлетом Кэрол рассердилась, потому что Мэнди перекрутила цепочку, и забрала у нее медальон. Это последнее, что я помню.
Он показал ей драгоценности Кэрол.
– Я страшно разволновался, когда открыл конверт. Ведь это ты его послала?
Она рассказала, как все произошло.
– Я не знала, что еще с этим делать.
– Не проще ли было выбросить?
– Наверное, мне подсознательно хотелось послать тебе весточку.
– Тебе отдать ее драгоценности?
Она отрицательно помотала головой и взглянула на простое золотое кольцо на левом безымянном пальце.
– Тогда как-то придется объяснять их появление. Я не хочу ничего усложнять.
Он нетерпеливо выругался.
– Эйвери, выходи из игры, сейчас же. Сегодня же.
– Не могу.
– Проклятье! У тебя честолюбие твоего отца и сострадание матери. Опасное сочетание. В данном случае – смертельное. К несчастью, упрямство ты унаследовала от обоих.
Когда он спросил: «Что ты хочешь, чтобы сделал я?» – Эйвери поняла, что он сдался окончательно
Когда она вернулась, Тейт стоял в холле. Эйвери подумала, что он ждал ее, но он сделал вид, что это совпадение.
– Где ты была так поздно? – спросил он, не глядя в ее сторону.
– Тебе разве Зи не передала? Я ей сказала, что мне надо сделать последние покупки перед поездкой.
– Я думал, ты вернешься раньше.
– Мне надо было заехать в несколько магазинов. – У нее в руках были покупки, она сделала их наспех перед встречей с Айришем. – Ты не помог бы мне отнести это в спальню?
Он взял у нее несколько пакетов и пошел за ней.
– Где Мэнди? – спросила она.
– Уже спит.
– А я надеялась, что успею почитать ей на ночь.
– Надо было раньше возвращаться.
– Ей почитали?
– Мама почитала. Я посидел с ней, пока она не заснула.
– Я попозже зайду к ней.
Проходя через холл, она через окно увидела, что Нельсон, Джек и Эдди сидят за столом во внутреннем дворике и о чем-то разговаривают. Зи сидела в шезлонге и читала журнал. Фэнси плескалась в бассейне.
– Тебя, наверное, ждут.
– Эдди опять обсуждает план маршрута. Я слышал все это сто раз.
– Просто положи на кровать. – Она сняла пиджак, бросила его на кровать рядом с пакетами и сбросила туфли.
Тейт стоял совсем рядом, готовый к атаке.
– Где ты делала покупки?
– Где всегда.
Его вопрос не имел никакого смысла, потому что на пакетах были написаны все названия. В какое-то мгновение она испугалась, не следит ли он за ней. Нет, не мог. Она ехала в объезд, все время смотрела в зеркало заднего вида, не едет ли кто-нибудь следом.
Без мер безопасности, которые показались бы ей несколько месяцев назад абсолютно бессмысленными, она теперь не обходилась. Ей не нравилось жить, что-то скрывая, постоянно настороже. Сегодня вечером, после встречи с Айришем, ее нервы были на пределе. Тейт выбрал неудачное время для расспросов.
– Почему ты меня допрашиваешь?
– Я тебя не допрашиваю.
– Черта с два. Ты вынюхиваешь, как ищейка. – Она сделала шаг в его сторону. – Чем ты думаешь, я пахну? Табаком? Вином? Спермой? Чем-то, что подтвердит твои грязные подозрения насчет того, что я провела день с любовником?
– Так бывало, – мрачно сказал он.
– Сейчас – нет!
– За кого ты меня принимаешь? Думаешь, я поверю, что операция на лице изменила тебя внутри и сделала из тебя верную жену?
– Думай, что хочешь! – крикнула она. – Только оставь меня в покое.
Она подошла к шкафу и чуть не выбила раздвижную дверь, пытаясь его открыть. Руки у нее так дрожали, что она никак не могла справиться с пуговицами на спине. Она выругалась себе под нос, но пуговицы никак не расстегивались.
– Давай я.
Голос Тейта раздался за ее спиной, в нем слышались извиняющиеся нотки. Он наклонил ей голову, открыв шею. Потом опустил ее руку и расстегнул блузку.
– Почти как раньше, – сказал он, расстегивая последнюю пуговицу.
Блузка соскользнула с ее плеч. Она прижала ее к груди и повернулась к нему.
– Я плохо переношу допросы, Тейт.
– А я – супружеские измены.
Она чуть наклонила голову.
– Наверное, я это заслужила. – Она посмотрела на его шею и увидела, как бьется от напряжения на ней жилка. Потом подняла на него глаза. – Разве после катастрофы я давала тебе поводы сомневаться в моей преданности?
Уголки его губ чуть дрогнули.
– Нет.
– Но ты мне по-прежнему не доверяешь?
– Доверие надо заслужить.
– А я еще не заслужила?
Он не ответил. Потом дотронулся указательным пальцем до золотой цепочки у нее на шее.
– Что это?
От его прикосновения у нее закружилась голова. Используя возможность показать больше тела, она уронила блузку на пол. Медальон лежал в ложбинке между грудей, чуть прикрытых прозрачным лифчиком. Она услышала, как он перевел дыхание.
– Я увидела его в магазине подержанных украшений, – соврала она. – Хорошенький, правда?
Тейт глядел на золотую безделушку глазами изголодавшегося, увидевшего последний кусок пищи на земле.
– Открой его.
После мгновенного колебания он взял медальон в руку и нажал пружинку. Он был пуст. Она вынула фотографии отца и матери и оставила их Айришу на сохранение.
– Я хочу положить в него ваши с Мэнди фотографии.
Он заглянул ей в глаза, потом долго смотрел ей в рот, держа медальон двумя пальцами. Когда он захлопнул его, звук показался удивительно громким.
Он положил золотой кружок на ее грудь. Рука его дрожала. Кончики пальцев едва дотрагивались до ее кожи, но по ней как будто бежали язычки пламени.
Все еще касаясь ее, он повернул голову в сторону. Он боролся сам с собой, это было видно по тому, как напряглось его лицо, по нерешительному выражению его глаз, по его частому дыханию.
– Тейт.
Он повернулся к ней. Она шепотом сказала:
– Я никогда не делала аборта. – Она поднесла палец к его губам, чтобы не слышать возражений. – Я не делала аборта, потому что не была беременна.
Горькая ирония заключалась в том, что это была правда, но ей нужно было сознаться во лжи, чтобы он ей поверил.
Этот план зрел в ней несколько дней. Она представления не имела, действительно ли Кэрол зачала и сделала аборт или нет. Но и Тейт этого не знал. Ему было бы легче смириться с ложью, чем с абортом, а поскольку именно эта преграда мешала их примирению, ей хотелось ее уничтожить. Почему она должна расплачиваться за грехи Кэрол?
Она сказала самое трудное, дальше было легче.
– Я сказала тебе, что беременна именно потому, о чем ты говорил тем утром. Мне хотелось тебя позлить. – Она дотронулась до его щеки. – Но я не могу, чтобы ты думал, что я убила твоего ребенка. Я вижу, что тебя это слишком сильно задело.
Он долго изучающе на нее смотрел, потом отступил в сторону:
– Самолет в Хьюстон во вторник в семь утра. Как ты думаешь, ты справишься?
Она надеялась, что ее сообщение побудит его простить ее. Но она постаралась скрыть свое разочарование и спросила:
– А с чем? С ранним часом отправления или с самим полетом?
– И с тем, и с другим.
– Со мной будет все нормально.
– Надеюсь, – сказал он, направляясь к двери. – Эдди хочет, чтобы все прошло гладко.
Вечером в понедельник Айриш вызвал к себе в кабинет политического обозревателя «Кей-Текса».
– У вас все готово на эту неделю?
– Ага. Люди Ратледжа прислали сегодня свое расписание. Если мы будем все это освещать, нам придется столько же времени выделить Деккеру.
– Это моя забота. Твое дело – освещать кампанию Ратледжа. Мне нужны ежедневные сводки. Кстати, я посылаю с тобой не того фотографа, который был назначен, а Лавджоя.
– Боже мой, Айриш, – взмолился репортер. – Чем я это заслужил? Это же сплошная головная боль. На него нельзя положиться. И от него всегда дурно пахнет.
Перечень его возражений был бесконечен. Он согласен был работать с любым, только не с Вэном Лавджоем. Айриш молча его выслушал. Когда тот закончил, он повторил:
– Я посылаю с тобой Лавджоя.
Репортер сник. Если уж Айриш сказал о чем-то дважды, спорить с ним было бесполезно.
Айриш принял это решение несколько дней назад. Так что репортер попусту тратил время, пытаясь его переубедить.
Эйвери могла не думать, что подвергается непосредственной опасности, она была импульсивна и упряма и слишком часто делала скоропалительные выводы, за которые ей потом приходилось расплачиваться. Он никак не мог смириться, что она влипла в такую историю. Боже милосердный, думал он, взять на себя роль другой женщины! Отговаривать ее от этого было уже поздно, но он решил сделать все возможное, чтобы она не заплатила за это перевоплощение жизнью.
Они договорились, что если звонить будет небезопасно, она станет писать на его почтовый ящик. Он отдал ей запасной ключ от него. Много ли проку будет от этого, если ей понадобится немедленная помощь! Такая связь была немногим прочнее паутины, но взять у него пистолет она отказалась.
Эта комедия плаща и шпаги взвинтила его нервы до предела. Одна мысль об этом заставила его потянуться к пузырьку с антасидом. В последнее время он пил его не реже, чем виски. Все это было ему уже не по возрасту, но он не мог сидеть сложа руки и смотреть, как Эйвери подвергает себя смертельной опасности.
Раз он не мог стать ее ангелом-хранителем, он решил хотя бы послать к ней Вэна. Она безусловно станет нервничать, увидев Вэна, но если случится что-то непредвиденное, ей хотя бы будет к кому обратиться. Вэн Лавджой – не слишком много, но большего Айриш пока сделать не мог.
24
Первый сбой в столь тщательно продуманной Эдди поездке произошел на третий день. Они были в Хьюстоне. С утра Тейт произнес страстную речь перед докерами. Приняли его хорошо.
Когда они вернулись в отель, Эдди отправился к себе в номер узнать, кто звонил в их отсутствие. Все остальные собрались в номере Тейта. Джек углубился в утренние газеты, ища в них упоминания о Тейте, его сопернике и вообще о выборах. Эйвери сидела на полу рядом с Мэнди, которая была занята раскраской с Микки Маусом.
Тейт растянулся на кровати, подложив под голову подушку, и включил телевизор. Показывали какую-то викторину. Вопросы были идиотские, участники робели, ведущий был донельзя развязен, но порой такая ерунда давала отдых его мозгу, и ему в голову приходили интересные новые мысли. Лучшие идеи посещали его, когда он бывал менее всего сосредоточен.
Нельсон и Зи вместе решали кроссворд.
Эту мирную сцену нарушил Эдди. Он ворвался в комнату в таком возбуждении, в каком Тейт его никогда не видел.
– Выключи эту штуку и слушай меня.
Тейт пультом уменьшил громкость.
– Ну, – сказал он со смехом, – мы все внимание, мистер Пэскел.
– Сегодня днем проходит заседание одного из крупнейших в штате клубов Ротари. Это самое главное заседание года. Принимают новых членов, на заседание все приглашены с женами. Докладчик, назначенный на сегодня, внезапно заболел. Они хотят тебя.
Тейт сел и спустил длинные ноги с кровати.
– Сколько человек?
– Двести пятьдесят – триста. – Эдди рылся в каких-то бумагах в портфеле. – Крупнейшие бизнесмены и ученые – столпы общества. Старейший клуб Ротари в Хьюстоне. У его членов полно денег, даже в наше трудное время. Вот, – сказал он, протягивая Тейту несколько листков бумаги, – это та речь, с которой ты выступал в Амарильо в прошлом месяце. Просмотри ее. И ради Бога, сними ты эту джинсу и переоденься в приличный костюм.
– Эти ребята больше похожи на выборщиков Деккера.
– Так оно и есть. Поэтому так важно, чтобы ты перед ними выступил. Деккер изображает тебя юнцом, витающим в облаках, а то и того хуже, психованным либералом. Покажи им, что ты твердо стоишь на ногах и что у тебя нет ни хвоста, ни рогов. – Он бросил взгляд черед плечо. – Ты тоже приглашена, Кэрол. Постарайся быть очаровательной. Женщины…
– Я не смогу пойти.
Всеобщее внимание переключилось с Эдди на нее. А она все еще сидела на полу рядом с Мэнди, держа в руках цветные карандаши, а на коленях картинку с утенком Дональдом.
– Мэнди в час назначено прийти на прием к доктору Вебстеру.
– Черт! – Тейт взъерошил волосы. – Совсем забыл.
Эдди, не веря своим глазам, смотрел то на одного, то на другого:
– Такую возможность нельзя упускать. На этой неделе по опросам мы впереди на один пункт. Тейт, мы еще не утвердились. Эта речь может принести нашей кампании кучу долларов, которые нам необходимы, чтобы покупать телевизионное время на коммерческих каналах.
Джек отложил газету в сторону:
– Договоритесь с врачом на другое время.
– Это возможно, Кэрол?
– Ты же знаешь, как трудно было к нему записаться. Вероятно, следующего раза придется ждать несколько недель. Даже если бы это было возможно, в интересах Мэнди нельзя откладывать.
Тейт видел, как его брат, отец и менеджер обменялись многозначительными взглядами. Они хотели, чтобы он произнес речь перед влиятельными людьми, и они были правы. Надо было убедить этих консерваторов, верных сторонников Деккера, что он – кандидат надежный, а не какой-нибудь выскочка. Но, посмотрев на жену, он за ее вроде бы спокойным взглядом почувствовал твердую решимость. Как бы он ни поступил, его не простят.
– О, Господи!
– Я могу пойти с Кэрол к психологу, – предложила Зи. – А ты, Тейт, выступай со своей речью. Мы тебе потом подробно расскажем все, что доктор говорил.
– Спасибо за предложение, мама, но она моя дочь.
– А эта встреча может решить ход выборов, – подал голос Эдди.
Джек встал и потуже затянул пояс на брюках, как будто собирался драться:
– Я на сто процентов согласен с Эдди.
– От одной речи не могут зависеть выборы. Отец?
– Мне кажется, твоя мать предложила лучший выход. Ты же знаешь, я этим психиатрам не особо доверяю, мне не стоит труда пойти послушать, что один из них говорит про мою внучку.
– Кэрол?
Спор шел вокруг нее, а она в нем совсем не участвовала, что было на нее не похоже. Раньше она не преминула бы высказать свое мнение, не ожидая, пока ее спросят.
– Очень важно и то, и другое, – сказала она. – Решать надо тебе.
Эдди выругался под нос и бросил на нее разъяренный взгляд. Уж лучше бы она орала и требовала, добиваясь своего. Тейт чувствовал то же самое. Насколько проще было сказать ей «нет», когда она настаивала и упрямилась. Но в последнее время она больше говорила своими темными красноречивыми глазами.
Каким бы ни был его выбор, неодобрения ему не избежать. Решающим фактором была сама Мэнди. Он взглянул в ее серьезное личико. Она не понимала, о чем спор, но, казалось, извинялась за то, что из-за нее возникло столько неудобств.
– Позвони им, Эдди, и скажи, что мы не можем принять их любезное приглашение. – Видно было, как Кэрол, сидевшая в напряженном ожидании его ответа, расслабилась. – Скажи, что у миссис Ратледж и у меня уже запланирована встреча, к сожалению.
Тейт предупреждающе поднял руку и посмотрел на друга тяжелым решительным взглядом:
– Прежде всего – обязательства перед семьей. Помнишь, ты обещал мне поддержку и понимание?
Эдди взглянул на него с отчаяньем и бросился вон из комнаты. Тейту не в чем было его винить. У него не было детей, он отвечал только за себя. Что он мог знать о родственных чувствах?
– Надеюсь, ты отвечаешь за свои поступки, Тейт, – сказал Нельсон, вставая с места и протягивая Зи руку. – Пойдем успокоим нашего менеджера. – И они вышли.
Джек был возмущен на меньше, чем Эдди. Он бросил взгляд на Кэрол: