Джек был возмущен на меньше, чем Эдди. Он бросил взгляд на Кэрол:
– Довольна?
– Хватит, Джек, – с раздражением сказал Тейт.
Тот угрожающе ткнул в сторону Кэрол палец:
– Она тобой манипулирует, тоже мне примерная мать!
– То, что происходит между Кэрол и мной, тебя не касается.
– Обычно нет. Но поскольку ты хочешь получить выборную должность, твоя личная жизнь касается всех нас. Меня касается все, что связано с кампанией. Я посвятил годы тому, чтобы ты смог баллотироваться.
– И я ценю все, что ты сделал. Но сегодня я беру увольнительную – ради своей дочери. Не думаю, что я требую многого, но если это и так, не спорь со мной, пожалуйста.
Бросив еще несколько злобных взглядов на Кэрол, Джек вышел из номера, хлопнув дверью.
Она поднялась на ноги:
– Ты тоже так думаешь, Тейт? Что я разыгрываю примерную мать?
…Хуже всего было то, что он не знал, что думать. Начиная со своего первого свидания в пятнадцатилетнем возрасте Тейт старался быть сдержанным в отношениях с женщинами. Он нравился женщинам. И они ему нравились. Он уважал их. Он был не из тех мужчин, которые легко шли на романтические приключения, и друзей среди женщин у него было столько же, сколько любовниц, хотя те, кто принадлежал к первой категории, тайно сожалели о том, что не попали во вторую.
Самый серьезный роман у него был с одной разведенной дамой из Сан-Антонио. Она была достаточно удачливым торговцем недвижимостью. Тейт радовался ее успехам, но не любил ее настолько, чтобы пытаться получить от нее столько же времени и внимания, сколько требовали ее дела. Кроме того, с самого начала она дала понять, что не хочет детей. Они встречались два года, а потом расстались друзьями.
В их адвокатской конторе Джек занимался комплектованием штата, но когда появилась Кэрол Наварро, Тейт поддержал мнение Джека. Ни один мужчина не мог бесстрастно смотреть на Кэрол. Ее огромные темные глаза приковывали к себе внимание, фигура будила воображение, улыбка проникала в самое сердце. Он одобрил ее, и Джек зачислил ее в фирму ассистентом.
Вскоре Тейт нарушил правила служебной этики и пригласил ее на ужин – отпраздновать одно выигранное ими дело. Она была очаровательна и кокетлива, но вечер кончился всего лишь дружеским рукопожатием у дверей ее квартиры.
Несколько недель она вела себя на свиданиях чисто по-дружески. Однажды вечером, когда терпению Тейта пришел конец, он заключил ее в свои объятия и поцеловал. Она страстно ответила на поцелуй. Естественным образом они оказались в постели, и физическая близость доставила подлинное удовольствие обоим.
Через три месяца их контора потеряла сотрудника, но Тейт приобрел жену.
Ее беременность была полной неожиданностью. Он легко свыкся с мыслью, что ребенок появится раньше, чем они планировали. Кэрол – нет. Она жаловалась на то, что такая ответственность свяжет ее по рукам и ногам. Ее милая улыбка и заразительный смех отошли в область воспоминаний. Секс она стала воспринимать как обязанность, и Тейт не очень огорчился, когда от физической близости пришлось отказаться.
У них начались скандалы. Все, что он делал, ей не нравилось. В конце концов он оставил попытки наладить с ней отношения и все свое время и энергию стал отдавать подготовке к выборам, которые должны были состояться через несколько лет.
Как только родилась Мэнди, Кэрол занялась восстановлением своей фигуры. Она тренировалась с фанатическим упорством. Он не мог найти этому объяснения. Потом стала понятна причина этого рвения. Он почти день в день знал, когда она завела первого любовника. Она этого и не скрывала, так же как не скрывала и последующих измен. Его защитой было равнодушие, которое в тот момент было искренним. Впоследствии он жалел, что тогда не развелся с ней. Это было бы лучшим выходом для всех.
Долгие месяцы они жили в одном доме, но разными жизнями. Потом как-то ночью она пришла к нему в комнату в самом соблазнительном виде. Он так и не понял, что заставило ее прийти – может быть, скука, или презрение, или желание доказать, что она может совратить его. Но какова бы ни была причина, долгое воздержание и слишком большое количество спиртного, выпитого за покером, побудили его воспользоваться ее предложением.
В самые черные минуты он подумывал о том, чтобы возобновить свою старую связь с женщиной, торговавшей недвижимостью, или завести новую – хотя бы ради того физического облегчения, которое это могло дать. Но он лишил себя этой роскоши. Интрижки на стороне – ловушка для женатого мужчины. Для кандидата в сенаторы – это конец карьеры. Попасться на этом было равносильно политическому самоубийству.
Попался бы он на этом или нет, все равно супружеская клятва верности значила для него слишком многое, пусть для его жены это было иначе. И он оставался верен Кэрол и тем словам, которые произнес на брачной церемонии.
Через несколько недель после той ночи она с вызовом сообщила ему, что опять беременна. Тейт не знал точно, его ли это ребенок, но вынужден был поверить ей на слово.
«Я вовсе не желаю быть связанной еще одним ребенком», – заявила она.
Тогда он наконец понял, что больше ее не любит, не любит давно и уже не сможет снова полюбить. Он пришел к этому выводу ровно за неделю до того дня, как она поднялась на борт самолета рейса 398 в Даллас.
Он встряхнул головой, чтобы избавиться от этого неприятного воспоминания. Он хотел пропустить мимо ушей ее вопрос о примерной матери, так же как постарался не заметить ее признания, что она не была беременна.
Он боялся опять начать выяснять отношения. Он не хотел принимать ту или иную линию поведения, не удостоверившись в том, что Кэрол действительно переменилась в лучшую сторону…
– Может быть, ты закажешь ленч в номер, чтобы нам не надо было никуда заходить перед визитом к доктору Вебстеру? – предложил он, меняя тему.
Она не меньше его хотела прекратить этот разговор:
– Что бы ты хотел?
– Что угодно. Сандвич с холодным ростбифом, например.
Она присела на кровать, чтобы позвонить по телефону и машинально скрестила ноги. У Тейта напряглись все мускулы, когда он услышал, как скрипнули ее чулки.
Если он все еще не доверял ей, почему его так тянуло заняться с ней любовью?
Она прилагала максимум стараний, это он вынужден был признать. С момента возвращения домой она делала все, чтобы помириться с ним. Она почти не выходила из себя. Делала массу усилий, чтобы ладить с его семьей, выказывала удивительный интерес к их переживаниям, их делам, их привычкам. Она стала прямой противоположностью той нетерпеливой, раздражительной матери, которая была раньше.
– Да, сандвич с арахисовым маслом, – говорила она в трубку. – С виноградным желе. Я знаю, этого нет в меню, но именно это она любит есть на ленч. – Стойкая привязанность Мэнди к сандвичам с арахисовым маслом и желе была постоянным предметом их шуток. Кэрол улыбнулась ему через плечо.
Господи, ему так захотелось попробовать эту улыбку на вкус.
Недавно он попробовал. У ее рта не было привкуса лжи, обмана, измены. Поцелуи, которыми она отвечала ему, были нежными, утонченными и… другими. Вспоминая их – а он часто делал это в последнее время, – он понял, что ощущение было такое, будто он впервые целовал женщину.
То, что должно было быть давно знакомым, оказалось непривычным. Эти несколько поцелуев потрясли его и оставили неизгладимое впечатление. Он призвал на помощь всю силу воли, чтобы ими и ограничиться, хотя ему хотелось и дальше исследовать этот рот, чтобы найти объяснение такой странности.
А может, в этом не было ничего странного. Она так непривычно выглядела с короткой стрижкой. Может, пластическая операция настолько изменила ее лицо, что она стала казаться на себя непохожей.
Отличный аргумент, но он его не убедил.
– Сейчас принесут, – сказала она. – Мэнди, собери, пожалуйста, карандаши и положи их в коробку. Пора кушать.
Она наклонилась ей помочь. Когда она нагнулась, узкая юбка чуть задралась и натянулась на бедрах. Его пронзило желание. Кровь прилила к членам. Это понятно, быстро объяснил он себе. Он так давно не был с женщиной.
Но и этому он поверил не до конца.
Он не хотел любую женщину. Если бы причина была в этом, он решил бы все проблемы одним телефонным звонком.
Нет, он хотел именно эту женщину, эту Кэрол, свою жену, к которой начал заново привыкать. Иногда, заглянув ей в глаза, он думал, что как будто не знал ее раньше, и все размолвки происходили не с ним, а с кем-то еще. Трудно было в это поверить, но ему нравилась новая Кэрол. И совсем было трудно поверить в то, что он, кажется, начинает влюбляться в нее.
Но он стал бы отрицать это и перед лицом смерти.
– Я рада, что ты пошел с нами, – сказала Эйвери, нерешительно улыбнувшись Тейту. Они сидели в приемной доктора Вебстера и ждали разговора с врачом.
– Я рада, что ты пошел с нами, – сказала Эйвери, нерешительно улыбнувшись Тейту. Они сидели в приемной доктора Вебстера и ждали разговора с врачом.
– Я не мог поступить иначе.
Психолог провел с Мэнди уже почти час. Они с тяжелым чувством ждали его заключения. Беседа ни о чем помогала им справиться с напряжением.
– Неужели Эдди до конца поездки будет на меня злиться?
– Перед уходом из отеля я поговорил с ним. Он пожелал нам удачи. Наверное, мама с папой его успокоили. Да он вообще долго не сердится.
– Странно, правда?
Тент посмотрел на часы.
– Господи, долго еще он будет с ней разговаривать? – Он посмотрел на дверь, как будто пытаясь открыть ее взглядом. – О чем ты?
– О том, что Эдди никогда не сердится.
– А, да. – Он пожал плечами. – Такой темперамент. Он редко выходит из себя.
– Ледышка, – пробормотала она.
– Что?
– Ничего.
Она перебирала рукой ремень от сумки и взвешивала, стоит ли продолжить разговор на эту тему. Айриш посоветовал ей узнать об этих людях побольше. Ее профессиональный успех строился на умении вытянуть информацию из людей, которые вовсе не собирались делиться своими секретами. Она решила вновь использовать свой талант и проверить, не разучилась ли она это делать.
– А женщины?
Тейт отложил в сторону журнал.
– Какие женщины?
– Женщины Эдди.
– Не знаю. Он со мной их не обсуждает.
– Не обсуждает личную жизнь с лучшим другом? Я думала, мужчины обожают рассказывать о своих успехах.
– Мальчишки. Мужчинам это не важно. Я не люблю подсматривать, а Эдди не любит выставляться.
– Он не гетеросексуал?
Тейт бросил на нее ледяной взгляд:
– Он что, не пожелал с тобой переспать?
– Черт бы тебя побрал!
Дверь распахнулась. Они виновато отпрянули друг от друга. Ассистентка сказала:
– Доктор заканчивает с Мэнди. Он скоро выйдет.
– Спасибо.
Когда она вышла, Эйвери опять наклонилась к Тейту:
– Я спрашивала про Эдди только потому, что твоя племянница к нему липнет, и я боюсь, что она может обжечься.
– Моя племянница? Фэнси? – Он с недоверием расхохотался. – Бегает за Эдди?
– Она рассказала мне об этом прошлой ночью, когда зашла ко мне в комнату с синяками на лице. (Улыбка сползла с его лица.) Так и было, Тейт. Она подцепила в баре какого-то ковбоя и пошла к нему. У него случились проблемы с эрекцией, он обвинил в этом Фэнси и избил ее.
Он смог только выдохнуть:
– Господи…
– Ты не заметил у нее синяка под глазом и распухшую губу?
Он покачал головой.
– Ничего, не расстраивайся. Ее родители тоже не заметили, – с горечью сказала она. – Они к ней относятся, как к мебели. Она присутствует, но никто ее не замечает… если только она не ведет себя особенно отвратительно. Как бы то ни было, сейчас она обратила свои взоры на Эдди. Как ты думаешь, как он среагирует?
– Фэнси еще ребенок.
Эйвери посмотрела на него с изумлением:
– Конечно, ты только ее дядя, но ты же не слепой.
Он передернул плечами.
– Эдди достаточно поразвлекался, когда мы учились в университете. Он посещал публичные дома в Нэме. Я знаю, что он нормальный мужик.
– Он сейчас с кем-нибудь встречается?
– Да, с женщинами, которые работают в штате предвыборной кампании, но обычно это безобидные платонические отношения. Не слышал никаких сплетен о том, что он спит с кем-нибудь из них. Думаю, некоторые из них не отказались бы, если бы он им предложил. Но Фэнси! – Тейт недоверчиво покачал головой. – Вряд ли Эдди станет ее трогать. Он не будет связываться с женщиной, которая почти на двадцать лет его младше, особенно с Фэнси. Он слишком умен для этого.
– Будем надеяться, что ты прав, Тейт. – Она задумалась, потом взглянула на него и добавила: – Я говорю это не потому, что сама в нем заинтересована.
У него не было возможности прокомментировать ее слова – врач открыл дверь и вышел из кабинета.
25
– Не расстраивайтесь так, миссис Ратледж. Ваше чувство вины за прошлые ошибки не поможет Мэнди сейчас.
– А как я должна себя чувствовать, доктор Вебстер? Вы разве что не сказали прямо, что это я виновата в отставании социального развития Мэнди.
– Вы совершили несколько ошибок. Все родители их совершают. Но вы и мистер Ратледж уже сделали первый шаг на пути к их исправлению. Вы проводите больше времени с Мэнди, и это прекрасно. Вы восхищаетесь даже самыми незначительными ее достижениями и стараетесь умалить неудачи. Ей очень нужна такая позитивная поддержка.
Тейт продолжал хмуриться.
– Кажется, это не слишком много.
– Наоборот, очень много. Удивительно, как много значат для ребенка одобрения со стороны родителя.
– Что еще нам следует делать?
– Чаще спрашивайте ее мнение. «Мэнди, ты хочешь ванильного мороженого или шоколадного?» Дайте ей возможность делать выбор и затем следовать своему решению. Ее нужно приучить высказывать вслух свои мысли. У меня создалось впечатление, что раньше это не поощрялось.
Он посмотрел на них из-под густых бровей цвета ржавчины, которые больше подошли бы какому-нибудь конокраду с шестизарядным кольтом на боку, а не добропорядочному специалисту по детской психологии.
– У вашей девочки очень низкое мнение о себе.
Эйвери поднесла кулак ко рту и закусила губу.
– Некоторые дети выражают свою низкую самооценку плохим поведением и так привлекают к себе внимание. Мэнди спряталась в себя. Она считает себя прозрачной – не имеющей никакого или почти никакого значения.
Тейт втянул голову в плечи. Потом взглянул на Эйвери. Слезы катились по ее щекам.
– Прости меня, – прошептала она. Она извинялась за Кэрол, которая не заслуживала его прощения.
– Это не только твоя вина. А я где был? Я не обращал внимания на многое, хотя давно должен был вмешаться.
– К сожалению, – вмешался доктор Вебстер, – катастрофа только усилила тревогу Мэнди. Как она перенесла перелет сюда?
– Она раскричалась, когда пытались пристегнуть ее ремень, – сказал Тейт.
– Мне самой было довольно трудно пристегивать ремень, – честно призналась Эйвери. – Если бы Тейт не разговаривал со мной все время, не знаю, как бы я вытерпела взлет.
– Понимаю, миссис Ратледж, – сочувственно сказал он. – А как вела себя Мэнди после взлета?
Они переглянулись, и Эйвери ответила:
– По-моему, дальше все было нормально.
– Так я и думал. Видите ли, она помнит, как вы пристегнули ей ремень, миссис Ратледж, а потом помнит только катастрофу. Она не помнит, как вы ее спасли.
Эйвери прижала руку к груди.
– Вы хотите сказать, что она винит меня за то, что она попала в катастрофу?
– Боюсь, что в некотором смысле да.
Она содрогнулась и прижала ладонь ко рту:
– Боже мой.
– Она испытает огромное облегчение, если мысленно переживет взрыв заново. Тогда она вспомнит, что вы спасли ее.
– Это же будет для нее адом.
– Но это необходимо для полного выздоровления, мистер Ратледж. Она борется со своими воспоминаниями. Я предполагаю, что ее повторяющиеся кошмары возвращают ее к моменту взрыва.
– Она говорит, что огонь ее пожирает, – тихо сказала Эйвери, вспомнив последний кошмар Мэнди. – Мы можем помочь подтолкнуть ее память?
– Можно прибегнуть к гипнозу, – сказал доктор. – Но я бы посоветовал дождаться, пока память вернется сама. В следующий раз, когда у нее будет кошмар, не будите ее.
– Господи.
– Понимаю, что это звучит жестоко, мистер Ратледж, но ей надо снова пережить катастрофу и выбраться из нее, опять оказаться на руках у матери. Надо изгнать ужас. До тех пор она не переборет подсознательного страха и боязни матери.
– Понимаю, – сказал Тейт. – Но это будет трудно.
– Знаю. – Доктор Вебстер встал, давая понять, что их время истекло. – Не завидую вам, ведь вам придется стоять рядом и наблюдать, как она заново переживает эти ужасные события. Я бы хотел, если это удобно, чтобы вы опять показали ее через пару месяцев.
– Будет удобно.
– Или раньше, если вы решите, что это необходимо. Звоните в любое время.
Тейт пожал руку доктору Вебстеру, потом помог Эйвери подняться. Она не была той матерью, которой Мэнди подсознательно боялась, но могла ею быть. Все обвинения вместо Кэрол лягут на нее. Несмотря на то, что Тейт поддерживал ее под локоть, ноги у нее подкашивались.
– Удачи вам на выборах, – сказал психолог Тейту.
– Благодарю.
Доктор сжал руки Эйвери в своих:
– Не мучайте себя виной и раскаянием. Я уверен, что вы очень любите свою дочь.
– Да. Она говорила вам, что ненавидит меня?
Это был обычный вопрос. Он слышал его десятки раз на дню, особенно от матерей, обремененных чувством вины. В данном случае он мог дать утешительный ответ. Он улыбнулся доброй мальчишеской улыбкой: