— И да, и нет. В общем, говорится о потребностях экипажа, а также упоминается имя производителя, но его никто не помнит, и код, который теперь никто не понимает.
— Даже парни из Лэкленда?
— Даже они. Мы имеем дело с древней историей.
— Насколько я помню историю древних времен, мы не привозили излишки снаряжения, оставшегося после Второй мировой войны, сюда из Европы. Мы либо все выбрасывали прямо там, либо продавали на месте. Оставляли деньги в местной валюте и использовали их для оплаты стипендий Фулбрайта. Убить двух зайцев одним ударом. Мы избавились от уймы старого барахла и, благодаря образовательным программам, принесли мир, братство и взаимопонимание.
— Да, так и было в те дни.
— Какой код?
— Н06БА03.
— Для меня это пустой звук.
— Как и для всех. Может быть, речь о нижнем белье. Или о шлемах.
— Мы не стали бы перевозить по воздуху сорок тонн нижнего белья или шлемов из Европы. В этом нет никакого смысла. Дешевле раздать или сжечь.
— Значит, мы не могли это раздать или продать. Или сжечь. Проблемы безопасности. Возможно, стрелковое оружие. Насколько я помню, пилоты Второй мировой войны его имели. На случай, если их собьют над вражеской территорией.
— А как назывался производитель?
— Какая-то компания, «Королевские лаборатории».
— Повтори.
— «Королевские лаборатории».
— Дерьмо, — пробормотал Ричер.
— Что?
— Сорок тонн? Должно быть, они шутят.
— Ричер, что?
— Мне нужно уйти.
Как только Ричер увидел свет фар, он выскочил из дома и быстро зашагал по подъездной дорожке, чувствуя, как мороз набросился на него, точно лютый зверь. Колеса машины Петерсона скрипели по смерзшемуся снегу. Он притормозил, и Ричер сел. Обогреватель гнал чуть теплый воздух. Ричер не стал снимать шапку и перчатки. Петерсон развернулся, автомобиль запрыгал по колее и выехал на улицу. Вскоре они свернули направо и покатили на юг, медленнее, чем летом, но быстрее, чем если бы вокруг было много других машин. Всего девять вечера, но город уже собрался спать. Люди попрятались в домах, и машина Петерсона была единственным движущимся предметом в мире.
Через десять миль они свернули и двинулись дальше параллельно автостраде. Высоко в небе висели редкие тучи, и лунный свет с легкостью проникал сквозь них. Ветер, упорно дующий с запада, все еще нес ледяную пыль. Она оседала на ветровом стекле тонким абразивным слоем, похожим на алмазное напыление, и щетки не могли с ней справиться. Петерсон включил разморозку стекла, но ему приходилось наклонять голову, чтобы смотреть на дорогу сквозь чистые круги, которые уменьшались с каждой оставленной позади милей.
Они снова свернули направо на петляющую двухполосную дорогу. Теперь ветер дул слева, и довольно скоро ветровое стекло очистилось. Впереди виднелась старая посадочная полоса, серая и огромная в темноте. Она все еще оставалась чистой, и цепи на задних колесах застучали по бетону.
Они быстро проехали две мили.
И заметили впереди красные габаритные огни.
Припаркованная машина. Они видели обращенный к ним багажник, включенные фары освещали дорогу впереди. Над выхлопной трубой поднималось облачко пара.
Петерсон притормозил и включил дальний свет. Припаркованная машина — «Форд Краун Виктория», без опознавательных знаков, либо темно-синяя, либо черная — была пустой.
— Автомобиль шефа Холланда, — сказал Петерсон.
Они остановились рядом и вышли на ошеломляющий холод. Холланда они нашли у входа в первый дом. Он был в меховой шапке, застегнутой на молнию парке, толстых перчатках и тяжелых сапогах. Шеф полиции двигался медленно и неуклюже в тяжелой одежде, а дыхание облачком окружало голову.
Он даже не попытался скрыть неудовольствие.
— Какого дьявола вы здесь делаете? — В его голосе слышался гнев.
— Ричер сообразил, где ключ, — ответил Петерсон.
— Мне наплевать, кто из вас что-то сообразил. Это совершенно безответственно. А если сейчас сработает сирена?
— Этого не произойдет.
— Ты уверен?
— Камеры заключенных заперты на ночь, перекличка закончилась.
— И ты веришь их процедурам?
— Конечно.
— Ты идиот, Эндрю. Тебе пора кончать пить «Кулэйд»[33]. В тюрьме полнейший бардак. А в особенности в камерах заключенных штата, которые сейчас нас интересуют. Если ты думаешь, что они каждый вечер делают настоящую перекличку, то у меня есть участок на побережье для продажи. По пятьдесят долларов за акр, в миле отсюда.
— Это совершенно новое заведение.
— Новый металл и бетон. Но работают там те же люди.
— И что вы хотите сказать? Что перекличка делается с ошибками?
— Ставлю доллар против пончика, что там вообще нет переклички. Без пяти восемь звучит сигнал, все должны вернуться в камеры, в восемь автоматически закрываются двери.
— Но даже если это правда, то до утра нет никакой опасности.
— Они делают ночные проверки, сынок. Всего десять, по одной в час. Полагаю, девять они пропускают. Но в какой-то момент все-таки проходят вдоль камер с фонариками, светят на постели и делают то, что положено делать в восемь часов.
— Вы серьезно?
— Такова человеческая природа, тебе пора уже привыкнуть, Эндрю.
— Так нам следует вернуться?
Холланд на мгновение задумался.
— Нет. В худшем случае миссис Солтер останется одна на пять минут. Может быть, на десять. Это риск. И мы на него пойдем. Но было бы лучше, если бы вы сюда не приезжали.
— Почему вы здесь? — спросил Ричер.
Холланд посмотрел на него:
— Потому что я догадался, где ключ.
— Хорошая работа.
— Вовсе нет. Любой человек с мозгами должен был сообразить в такую ночь.
— И где же он? — спросил Петерсон.
Ключ находился внутри парафинового обогревателя первого домика. Отличное место, в которое никто не сможет добраться сразу после отъезда байкеров. Там была слишком высокая температура, чтобы искать непосредственно когда они уедут, — но сейчас все остыло. Как собственная дровяная плита у Петерсона. Голос из Вирджинии сказал: сожгите все и просейте пепел. Ключи на авиабазах делаются из той же стали, что и боеголовки. Пожар ему не страшен. Голос не ошибся. Ключ был в полном порядке. Байкеры бросили ключ в обогреватель, он раскалился, а потом охладился — и совершенно не пострадал. Это было большое Т-образное приспособление длиной в три дюйма. Сложные зубчики, тусклый блеск редкого металла. Возможно, титан.
Из тех давних времен, когда паранойя не позволяла задавать скептические вопросы о цене.
Ричер выудил ключ из обогревателя и протянул его Холланду. Тот поднес его к двери каменного здания, засунул в скважину и повернул. Замок открылся.
Глава 33
Ричер нажал на ручку, и она повернулась. Ровно на шестьдесят градусов, как в старомодном банковском сейфе. Сама дверь была очень тяжелой, словно в буквальном смысле весила тонну. Ее внешняя оболочка состояла из стальной плиты толщиной в два дюйма. Вставка представляла собой прямоугольник толщиной в десять дюймов, вставленный между косяком, притолокой и специальными салазками на полу, и напоминала кованую стальную коробку. Наверное, она была заполнена керамикой. Когда дверь закрывалась, она становилась бесшовной частью стены толщиной в фут. Массивные петли смазывали давно, и, когда дверь поворачивалась, они протестующе скрипели. Ричер заставил дверь описать двухфутовую короткую дугу, проскользнул внутрь и нажал сильнее, после чего та полностью открылась, но у него появилось ощущение, что он толкает сломавшийся грузовик.
Внутри царил непроглядный мрак.
— Фонарики, — сказал Холланд.
Петерсон сбегал к машинам и вернулся с тремя фонариками. Они включили их один за другим, и лучи высветили пустой бетонный бункер размером двадцать на тридцать футов, высотой в два этажа. Каменная оболочка служила исключительно для видимости. Внутри все было устроено предельно просто. В центре находилась винтовая лестница, уходившая вертикально вниз. Воздух в доме был неподвижным, сухим и древним, как в склепе. Как в усыпальнице фараона в пирамиде. Дырка для лестницы оказалась идеально круглой. Бетонный пол в два фута толщиной. Лестницу собрали из простых металлических профилей, и они по спирали уходили вниз, в темноту.
— Лифта нет, — заметил Петерсон.
— Для него требуется слишком много энергии, — ответил Ричер.
Он боролся с педантичной частью своего мозга, отметившего, что спираль является плоской фигурой, имеющей всего два измерения. Таким образом, спиральная лестница — противоречивое выражение. Правильнее сказать — винтовая. Винт — трехмерная фигура. Однако Джек промолчал. Он уже давно научился держать подобные мысли при себе. Возможно, Сьюзен из Вирджинии его бы поняла. Или нет.
— Вы можете себе представить? — нарушил молчание Холланд. — Вам семь лет, вы спускаетесь вниз и знаете, что не выйдете обратно до тех пор, пока не станете взрослыми?
— Если это вообще произойдет, — добавил Ричер. — На самом деле никто бы отсюда не вышел. Вся идея была совершенно безумной. Они просто построили самый дорогой склад в мире.
Рядом с шахтой лестницы из пола выходили две широких металлических трубы, примерно двух футов в диаметре. Они поднимались на высоту в ярд над уровнем пола, как дымовые трубы на плоской крыше. Прямо над ними в бетонном потолке имелись две круглых дыры. Одна из них являлась всасывающим устройством, соединенным с одной из фальшивых труб здания. Она была снабжена вентиляторами, фильтрами и газопромывателями для очистки зараженного воздуха. Другая предназначалась для отвода грязного воздуха через вторую фальшивую трубу. Однако работы так и не были доведены до конца. Вероятно, фальшивые трубы закупорили изнутри. Временное решение проблемы, просуществовавшее пятьдесят лет. Внутри бункера не было заметно следов снега или дождя.
Ричер подошел к одной из труб, посветил внутрь фонариком, и у него возникло ощущение, что он смотрит в колодец без дна. Изнутри труба была отделана нержавеющей сталью, гладкой и блестящей. Идеальное покрытие для свободного движения воздуха. Никаких завихрений. Здесь не возникнет накипи, не будет собираться грязь. Ведь никто не будет регулярно чистить трубы. Все, кто мог бы это делать, погибнут.
Ричер отошел от труб, наклонился над перилами и посветил фонариком вниз. И увидел ступеньки, которые по спирали уходили в бесконечность, окруженные простой стальной трубой. Места для перил не осталось — пространство было замкнутым.
— Здесь очень глубоко, — сказал Ричер, и его голос гулким эхом разнесся по бункеру.
— Наверное, так и планировалось, — сказал Холланд.
Когда-то ступеньки были выкрашены в черный цвет, но, судя по всему, по ним прошло множество ног, и краска стерлась. Ограждение вокруг лестничной дыры было изношенным и грязным.
— Я пойду первым, — сказал Петерсон.
Было без пяти десять вечера.
Осталось шесть часов.
Ричер подождал, когда голова Петерсона опустится на семь футов, и последовал за ним. Лестницу окружала идеально круглая вертикальная шахта из гладкого бетона. Пространство было ограничено со всех сторон. Очевидно, у строителей возникли проблемы при возведении этого сооружения. Голос из Вирджинии прочитал ему записи из присланных по факсу досье: «Чертежи несколько раз меняли из-за грунта, который им пришлось проходить». Строители постарались свести сверление к минимуму, и диаметр отверстия получился небольшим. Плечи Ричера задевали бетон с одной стороны и центральную трубу с другой. Но главной проблемой стали ноги. Из-за слишком узких ступеней винтовой лестницы Джеку приходилось идти на каблуках. И он уже понимал, что обратно будет подниматься на носках.
Они спускались вниз, вниз и вниз. Сначала Петерсон, затем Ричер, следом Холланд. Пятьдесят футов, семьдесят пять, наконец сто. Лучи фонариков оставляли росчерки в темноте, звенела под ногами сталь, воздух оставался сухим и неподвижным. И теплым. Как в шахте, изолированной от поверхности.
— Ты что-нибудь видишь? — спросил Ричер.
— Нет, — ответил Петерсон.
Они продолжали спускаться, двигаясь вниз по спирали, и лучи их фонариков описывали круги по часовой стрелке, освещая покрытые штукатуркой стены. Они проходили через странные акустические узловые точки, где шахта резонировала, точно отверстия в гобое, и звук их шагов по металлу разносился гармоническими аккордами, словно земная кора пела для них.
Двести футов.
Они продолжали спускаться.
— Кажется, я на месте, — наконец сказал Петерсон.
Ричер, громко стуча ботинками, спускался вслед за ним.
Потом он остановился и сел на предпоследнюю ступеньку.
Повел лучом фонарика влево, вправо, вверх и вниз.
Бесполезно.
Он вновь услышал голос из Вирджинии: «Какие-то нарушения в конструкции сделали сооружение бесполезным для чего-то другого».
Проклятье, так и было.
Шахта лестницы заканчивалась в подземном помещении, сделанном из бетона, идеально круглом, как втулка. Около двадцати футов в диаметре. Размером с гостиную. Но круглую. Точно комната из фильма о будущем. Из нее выходили восемь горизонтальных коридоров, по всем направлениям компаса, словно спицы в велосипедном колесе. Темные коридоры были погружены в глубокую тень. Пол в помещении оказался жестким, плоским, сухим и гладким. Стены — жесткими, плоскими, сухими и гладкими. Потолок наверняка тоже был жестким, плоским, сухим и гладким. Все вместе казалось четким, аккуратным и точным. Хорошая конструкция, надежная работа инженеров, крепкая постройка. Идеальная для исходных целей.
Цель была известна — приют.
Для детей.
Высота потолка составляла всего пять футов и шесть дюймов. Жесткая почва. Круглое помещение и расходящиеся из него коридоры пробили в узком шве между верхними и нижними пластами твердой скалы. Низкий потолок был неизбежен. И стал большим профессиональным разочарованием. Теоретически он был вполне адекватен для группы детей без взрослых, маленьких и голодных. Ричер мысленно представил инженеров, столкнувшихся с неожиданной проблемой, изучающих данные геологической разведки и вынужденных менять планы, смирившись с неизбежным. Технически приемлемо, наверное, сказали они, а это единственный стандарт, который понимали военные инженеры.
Однако это место было непригодно для чего-то другого, технически или как-то иначе. Даже с множеством оговорок. Оно не годилось ни для прошедших подготовку морских пехотинцев, ни для любых других военных целей. Здесь было нечего делать взрослым. Петерсон удалился футов на десять от центра, и ему пришлось встать на колени и втянуть голову в плечи. Потом он опустился на корточки. Его плечи касались потолка, и он с трудом продвигался вперед, точно утка, нелепо сгорбившись, как исполнитель русских народных танцев.
А Петерсон был на три дюйма ниже Ричера.
Ричер встал. Он стоял на нижней ступеньке. На девять дюймов выше круглого пола. Потолок был на одном уровне с его поясом. Вся верхняя половина его тела находилась в шахте.
Паршивое дело.
Холланд спустился по лестнице и встал рядом с ним.
— Здесь мы не услышим сирены, — сказал он.
— А ваш сотовый работает?
— Никаких шансов.
— Тогда нам нужно торопиться.
— После тебя, — сказал Холланд. — И береги голову.
У Ричера был выбор. Он мог ползти на коленях или сесть и продвигаться ногами вперед. Он выбрал второй вариант. Медленно и унизительно, но не так болезненно. Он слез с последней ступеньки, как неумелый гимнаст, сел и неловко продвинулся вперед на ярд, опираясь на пятки, костяшки пальцев и зад, словно ребенок, играющий в краба. Две вентиляционные шахты виднелись в низком потолке над ним и заканчивались футом ниже в бетоне. Три отдельных отверстия, одно пошире для лестницы, два более узких для труб, обрывались на предписанном расстоянии от поверхности, образовав смехотворное углубление в твердом скальном грунте.
— В семь лет я уже был выше, — проворчал Ричер.
Его голос вернулся к нему вместе со странным эхом. Акустика здесь была необычной. Бетон, на котором Ричер сидел, показался ему ни холодным, ни теплым. В воздухе чувствовался слабый запах керосина. И еще легкий сквозняк. Воздух поступал из вертикальной шахты лестницы и циркулировал через вентиляционные трубы. Эффект Вентури[34]. Дверь каменного здания, находящегося на высоте в двести футов над ними, осталась слегка приоткрытой, и ветер вытягивал воздух из бункера. Таким же образом пистолет-распылитель высасывает краски из резервуара или карбюратор — бензин из бака. Природа не терпит пустоты, поэтому воздух поступал внутрь с такой же скоростью.
— Двигайся, — сказал Холланд.
Ричер прополз еще ярд. Шеф полиции сошел с последней ступеньки, присел на корточки, как Петерсон, медленно повернулся и провел лучом фонарика по широкой дуге.
— Восемь коридоров, — сказал он. — Восемь вариантов выбора. Где находится лаборатория?
Вновь зазвучало эхо, и возникло ощущение, будто голос Холланда идет со всех сторон.
— Здесь нет лаборатории, — сказал Ричер.
— Должна быть. Где есть метамфетамин, там есть лаборатория.
— Где-то действительно была лаборатория, — сказал Ричер. — Когда-то. Но не здесь. В Нью-Джерси, Калифорнии или еще где-нибудь. Снаружи был знак.
— О чем ты говоришь?
Ричер провел лучом фонарика по полу. Он начал от нижней ступеньки и повел его вдоль слабых грязных следов, ведущих к противоположному проходу относительно того, рядом с которым он сидел. На юг, если Ричер находился на севере, и на север, если он находился рядом с югом. Он столько раз поворачивался, пока спускался по лестнице, что потерял ориентировку.