— Следуйте за мной, — сказал Джек.
Он пополз дальше, обнаружив, что двигаться спиной вперед легче. Толкаешься ногами, опираешься на руки, приподнимаешь и опускаешь зад, а потом все снова. И снова. И снова. Такая работа быстро его согрела. Он снял шапку и перчатки и расстегнул куртку. И стал двигаться дальше. Петерсон и Холланд последовали за ним своим способом, на корточках, переваливаясь с ноги на ногу, как утки. Оба все время оставались у него на виду. Он слышал, как потрескивают суставы. Связки и жидкости. Наверное, у Холланда; Петерсон был моложе и в лучшей форме.
Ричер добрался до прохода, развернулся, посветил фонариком вперед и увидел горизонтальный туннель, прямой, как угольный пласт, длиной примерно в сотню футов. Высота туннеля составляла пять футов и шесть дюймов, ширина почти такая же. Слева имелся проход, справа находилась бетонная полка, расположенная на высоте ста футов и длиной в те же сто футов. Здесь дети должны были спать, догадался Ричер. Он представил, как рядом лежат спальные мешки, всего около двадцати штук. Двадцать спящих детей. Каждый в пять футов.
Однако этим убежищем никогда не пользовались, и здесь не было постельных принадлежностей или спящих детей. Сейчас на полках лежало снаряжение, привезенное по воздуху со старых авиабаз в Европе. Потребности экипажей. Сотни и сотни кирпичей с белым порошком, аккуратно завернутых в пожелтевшую вощеную бумагу; на каждом напечатана королевская эмблема — ободок, три точки, три шарика, символизирующие драгоценные камни. Вероятно, зарегистрированная торговая марка, ныне исчезнувшая, а когда-то совершенно легитимная, работавшее по контракту с правительством предприятие под названием «Королевские лаборатории», что бы тогда под ними ни понималось.
— Невозможно поверить, — сказал Петерсон.
Пачки были сложены в стопки десять на десять, всего около ста пятидесяти стопок. То есть примерно пятнадцать тысяч штук минус те, которые отсюда забрали. В дальнем конце нескольких не хватало. Все вместе напоминало кирпичную стену, которую недавно начали разбирать.
— И это сорок тонн? — спросил Холланд.
— Нет, — ответил Ричер. — Тут около трети. Нужно искать еще два таких же хранилища.
— Сколько пачек в сорока тоннах? — спросил Петерсон.
— Около сорока пяти тысяч.
— Безумие какое-то. На улицах это стоит сорок пять миллиардов долларов.
— Налоговые доллары твоего дедушки за работой.
— Для кого это предназначалось?
— Для экипажей боевых самолетов времен Второй мировой войны. Никто из нас понятия не имеет, какой была для них та война. Ближе к концу они летали по двенадцать часов, иногда больше. До Берлина и обратно, иногда вглубь территории Германии. И так день за днем. Во время каждого полета они делали вещи, которые до них не делал никто, — с точки зрения длительности и точности работы. И каждую минуту им грозила смертельная опасность. Должно быть, они были полностью деморализованы и охвачены ужасом, однако накопившаяся усталость не давала им думать. Они могли оставаться в воздухе только благодаря стимулирующим пилюлям.
— Но это вовсе не стимулирующие пилюли.
— То, в каком виде они их получали, зависело от офицеров-медиков. Одни принимали таблетки, другие предпочитали растворять их в воде, некоторые доктора рекомендовали вдыхать пары или использовать наркотик в виде свечей. Ну а кое-кто предписывал все четыре варианта сразу.
— Я даже не представлял…
— Обычная экипировка, вроде сапог или патронов. Как пища.
— Едва ли это было им полезно.
— У некоторых самолетов имелись маленькие проводки, припаянные к дроссельному клапану. Последние четверть дюйма. Их называли «военная поддержка». Если возникала такая необходимость, ты открывал клапан на максимум, срывал проволоку и получал максимальную мощность. Конечно, двигатель работал на пределе, что не шло ему на пользу, но это спасало тебе жизнь, а что может быть важнее? Такой же принцип и с наркотиками.
— Сколько же им пришлось пережить?
— Гораздо больше, чем мы предполагали. В Европе воздушный флот насчитывал сотни тысяч самолетов. И нужда в наркотиках была огромной. Не сомневаюсь, что я успел бы использовать не меньше своего веса до того, как завершил бы первый полет.
— И осталось так много?
— Возможно, это месячный запас. Потребность в нем исчезла, однако не сомневаюсь, что прекратить производство было непросто.
— Но почему наркотики здесь?
— Их нельзя было просто выбросить или продать. И, несомненно, не следовало сжигать. От дыма вся Европа впала бы в эйфорию.
Все молчали и смотрели на полки.
— Давайте найдем остальное, — наконец сказал Холланд.
Остальное было разделено между двумя туннелями слева. Такие же полки длиной в сто футов, те же аккуратные пачки в пожелтевшей вощеной бумаге. Пятнадцать тысяч кирпичей во втором туннеле и еще пятнадцать тысяч в третьем.
Холланд опустился на колени, сжал кулаки и улыбнулся.
— Всего девяносто тысяч фунтов, — сказал он. — Теперь проклятому УБН придется нас выслушать. Это будет крупнейшее дело о наркотиках в истории. И мы это сделали. Наш маленький полицейский департамент Болтона, Южная Дакота. Мы станем знаменитыми, станем легендой. И у нас не будет никаких проблем. Теперь администрация тюрьмы будет целовать меня в задницу.
— Мои поздравления, — сказал Ричер.
— Благодарю.
— Но не все так хорошо. Платон нашел это место на год раньше вас.
— Как?
— Слухи и логика, я полагаю. Он узнал, что во время войны использовали такой наркотик, и сообразил, что должны были остаться запасы. Значит, их следовало отыскать. Вероятно, он вышел на парней из ВВС. Именно по этой причине мы сумели быстро найти список грузов. Он находился сверху, потому что кто-то другой обнаружил его до нас.
— Не могу поверить, что байкеры все это здесь оставили. Слишком велико было искушение захватить немного с собой.
— У меня сложилось впечатление, что, когда Платон говорит «следует оставить», ты оставляешь.
Ричер продвинулся немного дальше вдоль туннеля и представил себе длинную цепочку потных мужчин, которые пятьдесят лет назад передавали из рук в руки двухфунтовые пачки, потом аккуратно складывали их на полках. Наверное, для этой работы отобрали самых невысоких. Ричер не знал, какие требования предъявлялись к росту персонала пятьдесят лет назад. Может быть, часть стояла во весь рост, а другим пришлось опуститься на колени. Вероятно, они спускали пачки в связках через вентиляционные трубы. По пять или десять в каждой, или даже больше. На поверхности были установлены эстакады и блоки. Они придумали что-то на ходу. Слишком неудобно таскать пачки по одной. Наверняка кто-то заметил, что вентиляционные трубы свободны с двух сторон.
Он прополз немного вперед и сделал еще одно открытие.
Здесь имелось боковое ответвление от главного туннеля. Словно от одной из точек радиуса провели еще одну концентрическую окружность. Ричер протиснулся в него и вскоре оказался в другом туннеле. А дальше обнаружил еще два отрезка, один вел налево, другой — направо. Лабиринт. Всего имелось восемь радиальных спиц и три отдельных незавершенных кольца. И в каждом — одна закругленная полка. Дополнительное спальное место для детей. Множество углов. Некоторые туннели сворачивали только направо, другие — налево. И нигде не было обычных перекрестков, только Т-образные. Они начинались от центра и случайным образом уходили от каждой спицы направо и налево. Странное расположение. План на чертеже выглядел бы как кельтская заколка-фибула в форме кольца. Возможно, уменьшенная высота стала не единственным нарушением первоначальных планов. Может быть, все сооружение должно было выглядеть как диковинная версия Пентагона, но круглого, а не пятиугольного, но часть связей между кольцами и спицами так и не построили.
Клинья сплошной скалы, разделяющие спицы и кольца, были пробиты в десяти различных местах. Возможно, там предполагалось устроить комнаты с ваннами, которые так и не установили, кухни или кладовые для хранения пайков, которые так и не доставили. И все было залито гладким бетоном, сухим и пыльным. В застоявшемся воздухе царила полная тишина.
— Посмотри сюда, — позвал Петерсон.
Ричер не мог определить, откуда доносится голос. Он шел из всех туннелей сразу, отовсюду, пел и гудел, отражаясь от многочисленных стен.
— Где ты? — позвал Джек.
— Здесь, — ответил Петерсон.
Но это не помогло. Тогда Ричер вернулся в центральное помещение и снова позвал Петерсона. Тот оказался в соседнем туннеле. Ричер нашел его и обнаружил, что полицейский смотрит на резервуар с горючим: большое уродливое сооружение, спаянное из небольших кусков стали, которые легко сбросить в вентиляционные шахты. Резервуар располагался на полке, и его длина составляла около сорока футов. В нем помещалось примерно пять тысяч галлонов. Его поверхность была слегка влажной, и от него пахло керосином. Нет, здесь потрудились не механики ВВС — они бы справились с таким заданием намного лучше. Грубые швы — технически часть работы никуда не годилась.
Петерсон подошел к резервуару и постучал по нему костяшками пальцев. Раздался глухой влажный звук. Ричер вспомнил про автоцистерну, которая едва не размазала его по снегу на перекрестке с двухполосной дорогой.
— Замечательно, — сказал он. — Мы находимся на глубине в двести футов под землей рядом с самодельной цистерной объемом в пять тысяч галлонов, полной реактивного топлива для самолетов.
— Почему ты думаешь, что это реактивное топливо? Пахнет керосином.
— В состав реактивного топлива входит керосин. Значит, там либо керосин, либо реактивное топливо. И его гораздо больше, чем требуется для обогревателей деревянных домиков. А появилось оно здесь только что. Уже после того, как байкеры узнали о своем отъезде. И после того, как расчистили посадочную полосу. Значит, тут должен приземлиться самолет. Вероятно, скоро. Ему будет нужна дозаправка. Холланду необходимо сообщить об этом УБН, чтобы они срочно сюда прибыли.
— В темноте самолет не прилетит. Здесь нет посадочных огней.
— Все равно. Времени очень мало. Как далеко находится ближайший офис УБН?
Петерсон не ответил.
— Как они сумели заполнить цистерну? — вместо этого спросил он.
— Автоцистерна подъехала к самой двери, потом они сбросили рукав в вентиляционную шахту.
— Для этого потребуется очень длинный рукав.
— У них есть длинные рукава для домов с большими дворами.
— Парни, взгляните сюда, — раздался голос Холланда.
Он донесся до них в сопровождении странного эха, идущего со всех сторон круглого помещения, словно они находились в Галерее шепотов. Холланд забрался в противоположный туннель. Ричер пополз обратно тем же способом, а Петерсон опустился на корточки и направился к нему, светя фонариком перед собой.
Казалось, они попали в волшебную сказку.
Или в пещеру Аладдина.
Глава 34
В луче фонарика Холланда искрились золото, серебро и платина. А в отраженном свете сияли бриллианты, темно-зеленые изумруды, красные рубины и ярко-синие сапфиры. Они увидели приглушенные цвета пейзажей и портретов, масло на холсте, позолоченные рамы, цепочки, медальоны, булавки, ожерелья, браслеты и кольца. Драгоценности были грудой свалены на полке. Желтое золото, розовое золото и белое золото. Старые и новые вещи. Сотни футов добычи. Картины, ювелирные изделия, канделябры, серебряные подносы, часы. Маленькие золотые часики, крошечные замшевые мешочки с завязками, хрустальная ваза, доверху наполненная обручальными кольцами.
— Невыкупленные залоги, — сказал Петерсон. — Транзитом из ломбардов Платона.
— Бартер, — сказал Ричер. — За наркотики.
— Или всё вместе, — заметил Холланд. — Возможно, это одно и то же.
Они медленно двигались вдоль туннеля. Искушение было слишком велико.
Полка длиной в сто футов и шириной в тридцать два дюйма. Более двухсот пятидесяти квадратных футов недвижимости. Размером с приличную комнату. И на полке не нашлось свободного места, чтобы положить руку. Она была почти полностью забита драгоценностями. Некоторые ювелирные изделия поражали своим великолепием. Часть картин принадлежала кисти старых мастеров. Но эту красоту окутывал ореол печали; вещи кричали об отчаянии, они являлись обломками множества загубленных жизней. Тяжелые времена, наркомания, грабежи, потери. В лучах трех фонариков роскошные произведения казались чудесными и ужасными одновременно. Чьи-то мечты и кошмары, тайны, похороненные на глубине в двести футов.
Они весили сотни или даже тысячи фунтов. И стоили миллион или десять миллионов.
— Пойдем, — сказал Ричер. — У нас есть более важные дела. Нечего тратить попусту время.
Подъем на поверхность получился долгим, трудным и утомительным. Ричер считал ступеньки. Их оказалось двести восемьдесят. Получилось, будто они поднялись на двадцатый этаж. Ричеру приходилось всякий раз опираться на кончики пальцев. «Хорошая тренировка, — подумал он, — но сейчас она тебе ни к чему». Воздух постепенно становился холоднее. Внизу было около минус одного градуса. А на поверхности почти минус тридцать. Перепад температур почти в тридцать градусов. Каждые десять ступеней — один градус. Достаточно быстро, чтобы заметить разницу, но без шокового перехода. Ричер застегнул куртку и надел шапку и перчатки, когда им оставалось преодолеть две трети пути. Следующим сдался Холланд. Петерсон — на середине подъема.
Они с минуту отдыхали внутри каменного здания. Лунный свет снаружи все еще оставался ярким. Петерсон собрал фонарики и выключил их. Холланд стоял, держась рукой за перила лестницы. Его лицо сильно покраснело, он тяжело дышал.
— Вам нужно позвонить, — сказал Ричер.
— В самом деле?
— Сирена могла включиться и выключиться, пока мы находились внизу.
— В таком случае мы все равно опоздали.
Холланд вытащил сотовый телефон, набрал номер, представился, задал вопрос, выслушал ответ.
И улыбнулся.
— Все в порядке, — сказал он. — Иногда ты делаешь ставку и выигрываешь.
Холланд подождал, когда Петерсон выйдет, чтобы отнести фонарики в машину.
— Мы с тобой догадались, где лежит ключ. Ты знал, что метамфетамин находится внизу. Но я хочу, чтобы вся слава досталась Эндрю. Он будет следующим шефом. А такой успех поможет ему в дальнейших отношениях с нашими парнями. Да и в городе его авторитет поднимется. У него будет совсем другой статус.
— Никаких вопросов, — сказал Ричер.
— Так ты не против?
— Меня это вполне устроит, — кивнул Джек.
— Хорошо.
Ричер захлопнул дверь, заскрипели петли, а Холланд запер замок и спрятал ключ в карман. Они вернулись к машинам, шеф снял перчатку с правой руки в обжигающе холодном воздухе и протянул ладонь Петерсону. Тот сорвал свою перчатку и пожал протянутую руку.
— А теперь слушайте, — сказал Холланд.
Он распахнул дверцу в свою машину, снял микрофон радиопередатчика и вытащил его наружу. Затем включил рацию, набрал общий код и заговорил:
— Леди и джентльмены, сегодня помощник шефа полиции Петерсон обнаружил большую партию наркотиков. Полагаю, это будет крупнейший перехват в нашей стране. Завтра он обратится в УБН в Вашингтоне и сообщит подробности, а еще через тридцать секунд наш полицейский департамент станет одним из самых знаменитых в стране. Я его уже поздравил. Как и всех вас. Еще одна ночная работа, достойная наших добрых традиций.
Он отключился и бросил микрофон на сиденье.
— Спасибо, шеф, — сказал Петерсон.
— Не стоит благодарности. И все же вам не следовало приезжать.
Было без пяти одиннадцати вечера.
Осталось пять часов.
Конвой Платона, состоящий из трех автомобилей, ждал у неприметных ворот в проволочной ограде вокруг летного поля, находящегося на тысячу семьсот миль южнее. Ворота были сильно побитыми, перекосившимися, с висячим замком. Основание ограды заросло сорняками, рядом валялся мусор. Однако летное поле находилось в хорошем состоянии. Оно было военным, стало гражданским, потом вновь перешло в руки военных и опять было продано гражданским лицам. Здесь имелась длинная посадочная полоса, ангары, офисы и большая парковочная площадка для частных самолетов. Они стояли, аккуратно выстроенные в ряд, накрытые брезентовыми чехлами.
Платон не пользовался маленькими самолетами. У него был «Боинг 737». Самая большая машина на парковке. Самолету было двадцать лет, и Платон стал его третьим хозяином. Впрочем, никто этого не знал. Только компьютерные фанаты способны узнать дату производства самолета, но они не такие придурки, чтобы сообщать кому-то о своих находках. Платон заявил, что самолет построен по его заказу год назад в штате Вашингтон. На самом деле он слетал в Аризону, где в специальной мастерской с самолета полностью сняли краску и отполировали обшивку — теперь он стал темно-серым, блестящим и зловещим. Те, кто занимались его обслуживанием, регулярно проводили дни и даже недели, натирая его глиняными брусками и карнаубским воском. Он был отполирован, словно выставочный образец. Платон им гордился. Он стал первым в семье владельцем «Боинга».
Запыленный пикап с одной включенной фарой сделал круг внутри ограды и остановился возле ворот. Из него вышел мужчина, открыл висячий замок, снял цепь и распахнул ворота. Конвой из трех автомобилей въехал внутрь.
Платон был Платоном, а «Рейнджроверы» — «Рейнджроверами», поэтому они не стали придерживаться идущей по периметру дороги. Они поехали по прямой, через травяное поле, через гладкую взлетную полосу и бетонную парковку. Описав уважительную дугу вокруг «Боинга», они припарковались рядом друг с другом между двумя «Сесснами» и «Пайпером». Шестеро парней вышли из машин и образовали неплотный кордон. Платон вылез из машины последним. Сейчас ему не угрожала опасность, но ему было выгодно поддерживать ее видимость — с точки зрения осторожности и репутации. Возле «Боинга» стоял старомодный трап на колесиках; на нем все еще виднелась облупившаяся надпись «Мексикана». Трое мужчин поднялись по трапу. Через минуту один из них высунулся и кивнул. Все спокойно.