— Так что же все-таки сказала Друзилла?
— Дядя Мартин, мама сказала, что не хочет вас больше видеть. Она уверена, что намерения у вас самые лучшие, но рисковать не хочет. Тот, кто однажды держал животных, уже никогда от этого не откажется. Я чувствую себя неловко, сказала она, потому что обязана Мартину жизнью, но рисковать не хочу. Может, он и не посадит нас обратно в ванну, а вдруг ему в голову придет еще какая-то безумная идея? Нет уж, я слишком дорожу своей свободой.
Восьмая умолкла, переводя дыхание.
— А! — огорченно протянул Мартин.
— Мне очень жаль, дядя Мартин.
— И она мне даже ничего не передала? — Он чувствовал себя таким несчастным.
— Передала свои наилучшие пожелания.
— Ну что же, очень мило с ее стороны, — вздохнул Мартин.
— Давай-ка беги домой, — посоветовал Паг Восьмой. — Да смотри, поосторожнее там.
— Да, мистер Паг. Спасибо, что подвезли.
И она шмыгнула в темноту.
— Но, папа, ты же знаешь, где Друзилла и ее семья, — повернулся Мартин к отцу. — Ты же следил за Восьмой и должен был все видеть.
— Да, знаю. Но не скажу. Я тебе помогал все это время, но теперь тебе пора забыть эту глупость — держать мышей как домашних любимцев. Ты же слышал, что сказала Друзилла: свобода для нее дороже всего. Пусть люди держат у себя разных животных — вроде тех же кроликов, которые никогда не знали другой жизни. Но держать взаперти дикое животное вроде мыши — это неправильно. Подумай, какой ты счастливый, что можешь идти куда захочешь и делать что хочешь.
— Но я же не дикий!
— Все кошки в глубине души дикие, сынок. Многим повезло, особенно фермерским котам вроде нас, но некоторые городские кошки живут ничуть не лучше, чем в тюрьме. Все время сидят дома взаперти. Может, с ними и хорошо обращаются, кормят досыта, ухаживают за ними. И все же они такие же узники, как и эти кролики. Ты даже не понимаешь, какие мы счастливые. А что, если какие-то люди приедут сюда из города, чтобы купить экологически чистых яиц?
— Ну и что?
— А вдруг они заодно купят и экологически чистого котенка? И заберут с собой? Ты только представь, — продолжал Паг, — этот котенок, который привык делать, что хочет, и идти, куда захочет, привык жить за городом на свежем воздухе — и вдруг становится городским котом? Целый день он сидит запертый в доме, а то и в маленькой тесной квартирке на верхнем этаже дома, далеко-далеко от земли. Он больше не экологически чистый котенок. Он уже не может свободно гулять по лесам и полям. Не может даже вырыть себе ямку в мягкой клумбе — ему приходится пользоваться грязным корытцем… Он просто домашний любимец (эти слова Паг буквально выплюнул), запертый в тюрьме, возможно, принадлежащий какой-нибудь отвратительной девчонке, которая вечно таскает его на руках, тискает, целует слюнявым ртом. Да еще и повязывает на шею голубой шелковый бант!
— Ох, папа! — испугался Мартин. — Ты, наверно, шутишь!
Глава четырнадцатая Побег
«Нет, это не шутка», — думал Мартин, безуспешно пытаясь задней лапой содрать с шеи шелковый бант.
Правда, бант желтый и повязанный не маленькой девочкой, а весьма крупной дамой, но в остальном все было очень похоже на то, о чем говорил Паг.
Несколько человек приехали на ферму на уикэнд, чтобы купить свежего молока и яиц, а Мартин (ну как можно быть таким бестолковым, сердито думал он) бродил среди них, мечтая о своей ненаглядной Друзилле и совершенно забыв о предупреждении отца.
Вдруг его схватила чья-то рука, и он оказался крепко прижат к пышной груди какой-то дамы.
— Какая прелестная киска! — воскликнула она и повернулась к жене фермера. — Вы же не откажетесь ее продать, правда? Она такая хорошенькая! Я влюбилась в нее с первого взгляда!
— Ну я даже не знаю… — растерялась фермерша.
— И к тому же это не она, а он, — бросила дочка фермера тем презрительным тоном, которым деревенские жители разговаривают с горожанами, не способными отличить корову от быка.
— Да еще отлично ловит мышей, — добавил фермер. — Я тут видел его с большой мышью в зубах.
— О боже! — испугалась дама. — Нет-нет, у нас нет мышей. — В ее голосе звучало презрение городского человека к этим деревенщинам, которые не могут даже содержать свой дом в чистоте. — Он мне нужен просто как домашний любимец.
Конечно, Мартин ничего не понял из этого разговора. Он только видел, что дама достала пять фунтов, а жена фермера — коробку. Потом она засунула его в коробку и закрыла крышку.
* * *«Нет, все-таки я не должен был быть таким бестолковым, — думал Мартин, не оставляя попыток избавиться от желтого банта. — Папа сказал бы: „Я же тебя предупреждал!"». Из окна квартиры на четвертом этаже несчастный котенок смотрел на улицу далеко внизу, на бесконечные линии домов и жалобно мяукал при мысли, что может никогда больше не увидеть отца. Или мать. Он был бы рад увидеть даже Робина или Ларк.
Мартин осмотрел комнату. Хотя и гораздо роскошнее, она была для него точно такой же тюрьмой, как старая ванна для Друзиллы. Он смотрел на удобные кресла, на подушках которых ему нельзя топтаться, а обивку царапать; на тяжелые занавеси, по которым нельзя лазать; на пушистый палевый ковер во весь пол, который ни в коем случае нельзя пачкать (это он и сам понимал, будучи от природы очень чистоплотным котом). В углу, как и предсказывал Паг, стояло корытце, которым ему приходилось пользоваться в качестве туалета. Он посмотрел на закрытую дверь. Раза два ему удалось проскользнуть в нее, но там оказались только другие комнаты с другими дверями. И окно тоже было закрыто и заперто. Все пути к свободе отрезаны.
Мартин не мог думать ни о чем, кроме побега. Нет, большая дама вовсе не обижала его. Наоборот, она безбожно баловала котенка. Она купила ему чудесную плетеную корзинку, отделанную атласом, и кормила по-королевски. Обычная кошачья еда была недостаточно хороша для ее любимца. Ему давали бифштексы, куриные грудки и самое лучшее молоко. А сама дама вечно ворковала над ним, чесала и гладила.
Мартин не проявлял своего недовольства, наоборот, он исправно урчал и мурлыкал в ответ на эти знаки внимания.
Но при этом он все время думал о ферме, о родных, о Друзилле и о свободе.
Для узника-человека побег обычно требует серьезной подготовки. Например, незаметно пронести пилку, чтобы перепилить прутья решетки; тайком сделать слепок ключа и изготовить дубликат; сделать подкоп; смастерить лестницу.
Но иногда бывают моменты, когда узник не строит никаких планов, а просто использует случай. Например, он выполняет какую-то работу на пустоши, и вдруг опускается густой туман, одинаково и на заключенных, и на тех, кто их охраняет. И человек, который всего несколько минут назад даже не помышлял о свободе, ускользает в этот туман.
Примерно так случилось и с Мартином.
* * *Было жаркое утро, и женщина, которая приходила убирать квартиру большой дамы, отложила тряпку и сказала Мартину:
— Ух! Ну и душно же здесь, правда, киска? Давай- ка немножко проветрим.
Она открыла окно и продолжила заниматься уборкой.
Мартин запрыгнул на подоконник. Отсюда было хорошо видно, что земля находится где-то очень далеко внизу. Так далеко, что любая кошка, которая попробует до нее добраться, сразу израсходует все свои девять жизней. Но увидел он и кое-что еще, нечто такое, что не оценил по достоинству, глядя через закрытое окно. Внизу росло дерево.
Это было довольно высокое дерево, оно доходило почти до третьего этажа их дома, так что по-настоящему отчаянный котенок (а им Мартин не был) мог бы в безумном прыжке долететь до верхушки дерева и выжить. Но одна ветка, заметил он, вытянулась довольно далеко. По-настоящему храбрый котенок (а им-то Мартин как раз и был), если все правильно рассчитает, может спрыгнуть прямо на нее.
Если же он ошибется, хоть чуть-чуть, ошибка может оказаться смертельной.
— Ну вот, киска, мы все и убрали, — сказала женщина. — Сейчас отнесу щетку на место.
Мартин напрягся. Потом он прыгнул вниз, выпустив когти и пошире растопырив лапы, не сводя глаз с торчащей внизу ветки.
Глава пятнадцатая Алек шельма
В следующую минуту Мартин несколько раз чудом избежал смерти.
Дерево слегка покачивалось от ветра, и он едва не свалился с ветки, с трудом уцепившись за нее когтями. В это время завязанная на шее желтая лента зацепилась за какой-то торчащий сучок, а Мартин поскользнулся и упал.
Несколько ужасных мгновений он, задыхаясь, раскачивался в петле. Потом узел банта развязался, и котенок полетел вниз. Не успел он прийти себя и немного отдышаться, как откуда-то выскочила большая лохматая собака и с лаем бросилась на него.
Едва не попав под колеса проходящей мимо машины, Мартин в ужасе бросился через дорогу и заскочил в ближайшие ворота. Он обежал дом и очутился в саду. В дальнем конце сада стоял сарай. Перепуганный, задыхающийся котенок забился в узкую щель под сараем. Сначала он просто лежал там, жадно хватая ртом воздух. Но постепенно начал ощущать какой-то странный запах. Запах был смутно знаком, его отголоски он иногда ловил на ферме возле курятника или сарая, куда на ночь запирали уток, но здесь пахло очень сильно.
— Добрый день, — произнес кто-то совсем рядом.
Голос был резкий, немного гнусавый, и, вглядевшись в темноту, Мартин увидел длинную острую морду.
— Добрый день, — повторила лиса. — Или тебе этот день хорошим не кажется?
— Нет, — с трудом заговорил Мартин, — не кажется. Я только что выпрыгнул из окна четвертого этажа, почти удавился на дереве, меня чуть не съела огромная лохматая собака, и я едва не попал под колеса машины. А теперь…
— А теперь ты думаешь, что сейчас тебя съест лиса.
— Надеюсь, что нет, — тихо пробормотал Мартин.
— Правильно надеешься. Мы не едим кошек. Понимаешь, нам не нравится их запах.
Мартин не знал, что ответить, особенно учитывая, как пахло от собеседника, поэтому он просто промолчал.
— Как тебя зовут? — спросила лиса.
— Мартин.
— А меня Шельма. Алек Шельма. С чего это ты так разошелся, Мартин? Похоже, за сегодняшний день ты израсходовал не меньше трех из своих девяти жизней.
— Я пытаюсь вернуться домой, мистер Шельма.
— Можешь называть меня Алек. А где твой дом?
— Я живу на ферме.
— Что же ты делаешь тут, посреди города?
— На ферму приехала какая-то леди и увезла меня в коробке.
— А! Так тебя похитили, а теперь ты сбежал. И где же находится твоя ферма?
— Не знаю.
— Ну ничего. Я знаком с большинством ферм вокруг города. Расскажи мне о своей.
— Там есть коровы, свиньи, овцы, куры, утки и черно-белая собака колли. И конечно, кошки. Моя семья.
— Ну объяснил. Да таких тут не меньше дюжины.
— Да, — вспомнил Мартин, — еще там есть кролики. Три больших белых кролика с розовыми глазами. Они живут в клетках в дальнем конце сада.
— Вот это уже что-то. Кролики есть не на каждой ферме. Знаешь, я сегодня вечером не очень занят. Если хочешь, я пробегусь тут по окрестностям. Давненько мне уже не приходилось проводить ночь за городом. Глоток свежего воздуха мне не помешает.
«Да и мне тоже», — подумал Мартин, морщась от неприятного резкого запаха.
— Это очень любезно с вашей стороны, — произнес он вслух.
— Какие пустяки! Так, говоришь, три белых кролика?
— Да.
— Большие? — Да.
— С розовыми глазами? — Да.
— Три?
— Да. Вы думаете, это вам поможет?
— Во всяком случае, мне точно будет чем заняться. — Лис широко зевнул, продемонстрировав много острых зубов. — Ну что же, пора немножко вздремнуть, — сказал он. — Да и тебе после таких игр со смертью не мешает поспать.
«Разве здесь уснешь, в такой-то вони», — подумал Мартин. Словно подслушав его мысли, Алек предложил:
— Прыгай на крышу сарая. Сегодня хороший денек, и солнечная ванна тебе не повредит.
— Да, Алек, конечно, — согласился Мартин.
— Кстати, пока я не забыл. Ужин подают каждый вечер в сумерках. Вон в том углу, возле поленницы.
— Ужин?
— Два полных блюдца. Одно с молоком, другое с собачьим кормом.
— Ты хочешь сказать, что люди, которые здесь живут, кормят тебя?
— Ну да. Правда, они думают, что кормят ежа, который живет в поленнице. Подожди, пока они поставят еду и уйдут, а потом угощайся. Сегодня я не ем дома.
— Неужели ежу эта еда никогда не достается?
— Еще чего! У него хватает ума держаться подальше. Это плата за защиту.
— Что это значит?
— Маленькое деловое соглашение между мной и колючим другом. Я получаю его молоко и мясо.
— А что получает он?
— Он получает свою жизнь. Я его пощадил, и он обязан мне жизнью.
— Как это?
— Я поймал его однажды ночью на лужайке и перевернул на спину.
— Зачем?
— Ежа всегда нужно кусать за живот, — объяснил Алек. — Если, конечно, ты не любитель колючих сэндвичей. Так вот, я его перевернул и только собрался распотрошить, как он завопил: «Пощадите! Пощадите!»
«Ох, — подумал Мартин, — Друзилла! Это же были ее первые слова, когда мы встретились».
— И ты его пощадил! Какой ты добрый, Алек!
— При чем тут доброта? Просто я быстро соображаю. Не будет ежа — не будет и дармовой еды. «Слушай внимательно, — сказал я ему. — С этой минуты все твое — мое. Еще раз сунешься к блюдцам с едой — и ты покойник, ясно?» — «Да, сэр, конечно, сэр, — ответил он. — Я никогда больше туда не подойду». И с тех пор не подходит.
— Но люди до сих пор думают, что кормят его?
— О да! Их так легко обмануть. Они знают, что после еды ежи всегда переворачивают блюдца — посмотреть, нет ли под ними жучка или червячка. Так что вечером, когда поешь, не забудь перевернуть блюдца.
* * *Весь день Мартин спал на залитой солнцем крыше сарая. Он проснулся уже в сумерках, когда по лужайке прошла женщина с блюдцами и поставила их возле поленницы. Мартин подождал, пока она вернется в дом, потом встал, потянулся и спрыгнул с сарая.
— Алек! — позвал он, заглянув под сарай. Не получив ответа, котенок опустошил оба блюдца и не забыл их перевернуть.
«Какая же хитрая бестия этот лис, — думал он, умываясь возле поленницы. — Если кто и может найти дорогу к моей ферме, так это Алек Шельма».
Глава шестнадцатая Все запахи родного дома
«Ну и хитрая же я бестия», — думал про себя Алек. Голодными глазами он смотрел на три кроличьи клетки в конце сада.
Да, это точно ферма Мартина. Лис уже посетил несколько других ферм, быстро, по-деловому, не отвлекаясь на мысли о курах, утках, гусях и индюшках. Он просто проверял, что кроликов в саду нет, и отправлялся дальше, легко перебегая через поля.
Вот и конец путешествию.
Луна ярко светила, и, осторожно скользя по лужайке, он видел три пары глаз, отражающие ее свет. Несколько секунд кролики в ужасе смотрели на него, а потом дружно бросились прятаться в ящички-спальни.
Алек Смарт подбирался все ближе. У него был большой опыт по части кроличьих клеток, и лис знал, что они бывают двух видов. Одни можно открыть, другие нет.
Засов отодвинуть очень трудно (Алек однажды даже видел засовы, запертые на висячий замок, такие, конечно, открыть невозможно), открыть крючок тоже довольно сложно. Проще всего открывать поворачивающиеся щеколды, особенно деревянные, длинные и большие. Вот как эти. Их так легко повернуть лапой или носом — и дверь сразу распахивается.
— Ну, — сказал Алек, — и кого же из вас мне сегодня пригласить к себе на ужин? — Он уселся перед клеткой и затянул считалочку:
Но, услышав его голос, все три кролика принялись громко стучать задними лапами по полу клеток. Этот топот далеко разносился по ночному саду. Алек перестал петь при первых же звуках этой барабанной дроби. Он выбрал среднюю клетку и попытался повернуть лапой щеколду. Она была слишком тугая и не поддавалась. Он уже собрался заняться какой-нибудь другой клеткой, когда вдруг услышал совсем другой звук. Это было что-то вроде хриплого пения, то поднимавшегося вверх, то падающего вниз. Звучало это весьма угрожающе.
Алек резко обернулся. Позади него к земле припал очень большой полосатый кот. Он прижимал к круглой голове покрытые шрамами уши и сердито взмахивал хвостом.
Лис тоже прижал уши, рыжая шкура встала дыбом. Он молча обнажил клыки.
Несколько мгновений в саду была слышна лишь кроличья барабанная дробь.
— Вали отсюда, вонючка! — зарычал Паг, вставая в полный рост.
— Кого это ты назвал вонючкой?
— Тебя! — Паг придвинулся чуть ближе.
— Придется поучить тебя хорошим манерам. — Алек шагнул назад.
— Попробуй. — Паг придвинулся еще дюйма на четыре.
— Подойди поближе — и попробую. — Алек отступил еще на восемь дюймов. Он уперся хвостом в козлы, на которых стояли кроличьи клетки.
На самом деле Алек вовсе не собирался драться с таким опасным противником, он просто приготовился перепрыгнуть через него и сбежать, по возможности сохранив хоть какие-то остатки собственного достоинства.
В этот момент кот поднял большую круглую морду и посмотрел на что-то над головой лиса.
«Этот трюк стар как мир, — подумал Алек. — Делает вид, что там кто-то есть, а когда я повернусь посмотреть, бросится на меня. Нет уж, на эту удочку я не попадусь». И тут что-то свалилось с кроличьей клетки прямо на спину лиса и вцепилось в него всеми своими когтями, да еще какими острыми! А в это время кот издал душераздирающий вопль и бросился на рыжего разбойника.
Алек Шельма бросился бежать, забыв о всяком достоинстве.
— Молодец, старушка, — похвалил Паг Дульси Мод. — Жаль, что Мартин не видел тебя в действии.
— Надоел ты мне со своим Мартином! — фыркнула Дульси Мод. — Что-то я никогда раньше не замечала у тебя такой любви ни к одному из наших детей.
— Так и замечать было нечего. Я скучаю по нему.
— Постарайся это пережить, — посоветовала Дульси Мод. — Ты никогда больше его не увидишь.