По его следам они вышли на широкую террасу, поросшую жестким кустарником. Ланво сидел у обрыва, скрестив ноги, и будто любовался видом, хотя Сетар не рассчитывал сегодня выйти на вершину. Он подошел ближе с намерением разговорить молчаливого ведуна, но позабыл о словах, когда узрел открывшуюся взору долину. Целый лес, густой, непроглядный лес распростерся на много верст меж горных цепей. Мягкий свет бил из-за рыжих предзакатных облаков и без следа утопал в пучине пышных лиственных крон, которые подобно волнам потихоньку раскачивались ветром из стороны в сторону. Живое спокойствие этого буро-зеленого покрывала таило некую притягательную, но в то же время немного пугающую неизвестность.
— Ты называешь это перевалами? — возмутился Сетар.
— Ш-ш-ш, — Ланво не смотрел на него, а лишь поднес палец к губам. — Я должен говорить с Сонной чащей.
Дружинник требовательно повторил вопрос следопыту, который сложил руки и терпеливо ждал сотоварища. Остальные также обратились в слух.
— Нет перевалов, — невозмутимо ответил Черо. — Сказки для людей — они полезны. Хорошо, когда есть такие уголки, не тронутые нашим варварством. «Не надо попусту тревожить покой Чащи, она этого не любит», — так говорит Ланво.
— Пха! Чаща у них не любит, — съязвил Камдоб. Он не очень жаловал сказки. — Чтобы перейти на другую сторону, разрешения деревьев нам не нужно.
— Что такого в этом лесу? — спросила Кителиа.
— Сотни лет назад эти обособленные горные долины были населены. Древние люди не только возделывали здешнюю землю и строили на ней дома. Они берегли сам ее дух. Никакой народ не вечен, и древние канули в небытие, но их земля осталась. И есть поверье, что ни третийцам, ни другим народам Последней эпохи она не рада.
— Чушь! — гаркнул Колотун и с грохотом опустил кувалду, утопив рукоять в твердой почве на целую ладонь. — Смотри-ка: по-моему, твоя одушевленная земля плевать на нас хотела.
Не успел великан насладиться своим выступлением, как получил крепкий подзатыльник.
— Прояви уважение, тупая башка, — отчитывал его Холвет. — Речь идет о наших истоках, в которых ты ни черта не смыслишь.
— Оно мне и не надо, чтобы знать свое дело, — Камдоб грозно посмотрел на соратника сверху вниз.
— Не обижайте здоровяка, — Онтао любовно погладил его по блестящей лысине. — У него голова лишь для украшения, каков с него спрос?
Оскорбленный воин не обратил внимания не издевку и пытался пронять взглядом старшего брата по оружию, но тщетно — ни один мускул не двинулся на спокойном лице Холвета.
— Поберегите силы, — вмешалась Ярнея. — Колотун невежда, но кое в чем он прав: нам нужно пройти эту чащу, согласна она или нет. А пока что мы должны дотемна спуститься в долину. Я так понимаю, за тем мы и торопились.
— Мы успеем, — Ланво поднялся. — И все пройдет благополучно, если будем держать мирный путь и не делать глупостей, — он с недоверием покосился на врытый в землю молот.
— Я ручаюсь за парней, — ответственно сказала воительница и повернулась к соратникам. — Я же за вас ручаюсь? — и они нехотя закивали.
* * *
Крутая горная тропа вывела их в лес до наступления темноты, как и обещал проводник. Путешественники расположились на ночлег меж трех могучих вязов и, как повелось, развели большой вечерний костер. Зазвучали шутки, смех, шелест карт, и все неурядицы забылись. Даже морийцы, которые до того сторонились солдат, на сей раз примкнули к общей компании.
Сетар нередко возвращался к тягостным мыслям о своей затее. Но сейчас, наблюдая за компаньонами, он думал о другом. Его удивляло, что настолько разные люди так легко нашли общий язык. И на душе стало как-то спокойнее, и потраченных сил уже не жаль. «Даже если я не верну счастливого прошлого, жизнь не закончится. Всегда есть что-то еще, — думал он, смотря на Ярнею, которая в свете пламени выглядела так притягательно. — Всегда есть кто-то еще».
— Ты не забываешься? — послышался тихий недовольный голос Кителии.
— Что? Я ничего не говорил.
Сетар испуганно посмотрел на нее. Неужели он думал вслух все это время? Девушка повернулась к нему и с не меньшим удивлением ответила:
— Я ничего и не спрашивала.
Они в растерянности уставились друг на друга и не знали, что сказать. Но тут порыв ветра принес из лесу странный отзвук, который заставил притихнуть и остальных.
— Слыхали? — молвил Онтао. Главному балагуру вдруг стало совсем не до веселья. — Что это за чертовщина?
Никто этого не знал. Гнетущее безмолвие нарушил Будор.
— А ну не вздумай вестись на эти бредни, братец! — строго молвил он. — Ветер взвыл, и все сразу в кусты.
— Вы с Камдобом и всепрощающего Создателя утомите своим неверием, — сказал Кутри и прислушался.
— Вот именно! — уверенней заговорил Онтао. — Ветер-то обычно гулко дует — «у-у-ух», а здесь — шипящее «а-а-а», словно кто-то дохнул в ладоши для согрева. Кто-то большой.
— Тебе все с перепугу кажется, — настаивал Крепыш. — Стал бы я… Проклятье, что это?!
Путники не верили своим глазам: у ног Будора проползал корень дерева! Вился точно змея, рассекая бурое полотно валежника. Не долго думая, воин схватил попавшийся под руку топор и…
— Нет! — прокричал Ланво, но поздно — лезвие глухо вонзилось в древесную плоть, и отросток замер. — Что ты наделал!
Будор не успел и возмутиться, как по долине прокатился другой, более отчетливый звук, и это уже был самый настоящий вой. Волчий вой — призыв на охоту.
— Ты же говорил, что перевалы — выдумка! — Сетар обратил гневный взор к Черо.
— Но волки настоящие! — сказал следопыт, обнажив клинок. — Теперь ты понимаешь, зачем нужны люди в поход.
— Все могло обойтись, — продолжил Ланво, нехотя вынимая кинжалы из ножен, — но теперь Чаща зла. Готовьтесь! И забудьте о лошадях — зверям нужны мы.
Сетар с тревогой наблюдал, как бойцы Ярости переглядываются и посматривают на кряжистые ветви, которые низко нависали над землей и сулили спасение. А вой хищников, чуявших жертву, приближался. Неужто предадут, неужто струсят? Холвет глубоко вздохнул и обернулся к Кителии.
— Радость наша, полезай-ка на деревце, — ласково молвил он и крепко сжал древко верного лука. — А мы пока здесь шавок погоняем.
Сотоварищи ответили ему громогласным боевым кличем. В глазах воинов вспыхнул огонь, тот самый огонь неудержимой ярости, которой так боялись враги третийской армии.
— Кольцом вокруг лучника! — скомандовала Ярнея.
— Ха-ха! Наконец-то разомнемся! — воскликнул Камдоб и вскинул молот. — Пусть подходят, гоните их на меня!
Волки словно ждали этого приглашения. Едва Сетар подсадил Кителию, оскаленные морды зверей одна за одной начали появляться из ниоткуда. Он отшатнулся и поспешил в круг соратников. Дружинник беспомощно крутил в руке трудный в обращении топор Ярости, что дал ему Холвет, и проклинал себя за глупость не взять в поход ничего лучше ножа. Остальные же бойцы были готовы к битве. Их нисколько не пугали плавающие в темноте желтые глаза хищников, чья черная шерсть сливалась с ночной тьмой.
И волки не чуяли страха жертв, а потому не торопились нападать. Зато Колотун жаждал битвы и не мог терпеть более. Он вышел на пару шагов вперед и принялся рычанием дразнить обитателей леса. «Не подходи так близко!» — крикнул Ланво, но снова опоздал со своим предостережением. Молодой волк в три прыжка преодолел расстояние до воина, бросился с разинутой пастью и… в то же мгновение его туша полетела обратно — кувалда Камдоба совершила столь быстрый и могучий размах, что могла бы свалить и кабана.
Рассвирепевшие хищники забыли об осторожности. Они стали беспорядочно кидаться на воинов. Те поначалу отбивались легко и смогли убить пару-тройку врагов. Но число волков стремительно росло, будто весь лес ополчился на вторженцев за проступок Будора и устроил одну большую охоту. К его чести, воин, чувствуя вину, не жалел себя и яростно дрался за двоих.
Сетару же, напротив, мало что удавалось. Ему было совершенно чуждо оружие солдата Ярости, и он без толку размахивал им перед мордами зверей. Даже доносившиеся сверху выкрики Кителии, вроде «сзади!» или «спасите Малыша, его сейчас съедят!», приносили большую пользу.
Он с тревогой наблюдал, как отбивались семеро соратников … семеро? Куда запропала Ярнея? Он вспомнил, что увлеченная битвой, она далеко отходила от остальных. Но почему она не зовет на помощь, если волки отрезали ей путь к отряду и погнали прочь от поляны? Сетар закрыл глаза, глубоко вдохнул и прислушался еще раз. Теперь он смог различить направление, в котором волчий вой удалялся, а не приближался. Однако в руках по-прежнему был непослушный топор. «Э-э-эх!» — с нетерпением и досадой в голосе воскликнул он и, вырвавшись из окружения, нырнул во мрак ночного леса.
…
Темно, хоть глаз выколи. По сторонам и впереди дальше пяти саженей ничего не видно. Слух — единственный ориентир. Листва хлещет по груди и лицу, под ногами то и дело хрустят толстые ветви, норовя повалить наземь. Каждый шаг может стать последним, ведь сзади погоня — три злобных твари, не меньше. Давненько Сетар так быстро не бегал.
…
Темно, хоть глаз выколи. По сторонам и впереди дальше пяти саженей ничего не видно. Слух — единственный ориентир. Листва хлещет по груди и лицу, под ногами то и дело хрустят толстые ветви, норовя повалить наземь. Каждый шаг может стать последним, ведь сзади погоня — три злобных твари, не меньше. Давненько Сетар так быстро не бегал.
Наконец, он разглядел Ярнею. Стоя спиной к дереву, она отмахивалась корягой от двух волков, а ее оружие лежало неподалеку, рядом с поверженными врагами. Еще совсем немного и… планы Сетара нарушила очередная ловушка из валежника. Падая, он все же ухитрился швырнуть топор к ногам воительницы.
Первый преследовавший его волк кинулся на уязвимую жертву и сразу получил по морде щитком. Второй же, побольше размером, увернулся и схватил его за плечо. Сетар, задыхаясь, крепко выругался, достал свободной рукой нож и насадил на него голову зверя. «А где же его кровь?» — подумал он, посмотрев на свой багровый рукав, и сознание стало уходить.
…
— Не засыпай, дружок! — Ярнея склонились над ним и хлестала по щекам. — Нас там потеряли.
— Эй-эй, прекрати! Я уже очнулся, — недовольно произнес Сетар и огляделся: на поле боя лежало уже полдюжины мертвых хищников. — Вижу, все в порядке. Но как ты потеряла топор, скажи на милость?
— Я не теряла! — теперь она уже дала ему настоящую пощечину, а затем выпрямилась и сердито продолжила: — Эти щенята при виде меня с топором разбегались, поджав хвост! Пришлось сменить оружие… Хватит смеяться!
— Хорошо-хорошо, — от смеха закололо в прокушенном плече. — А почему же ты на помощь не звала?
— Солдат Бури не зовет на помощь, — гордо ответила воительница, убирая с лица растрепанные локоны. — Он любезно принимает ее, когда она приходит. И хватит болтовни, вставай. Я не собираюсь тебя нести.
Сетар хотел осмотреть перебинтованную руку, но Ярнея не стала ждать, и он поспешил следом. Когда они вернулись, остальные бойцы уже прогнали стаю. Сейчас они стояли вокруг дрожащей Кителии и пытались ее успокоить.
— Что было? — бодро спросила Ярнея.
— Волки нас изрядно вымотали, — взял слово Онтао. — Уж думал, привет миру духов, но стая вдруг всем скопом отступила к горам. Будто нарочно отрезали нам дорогу назад. Хотя что тут волноваться — звери не умеют думать.
— Зато чертов вяз на редкость смышленый оказался — Кителию прихватил по рукам и ногам и не отпускал, — говорил Холвет, обнимавший девушку. — Но Камдоб треснул по нему пару раз — ветвистый демон сразу сообразил, что с нами лучше не шутить, и отпустил.
— Выходит, и на проклятые деревья расчета нам нет! — молвил Будор, не скрывая раздражения.
— Лес ни при чем, — возразил Ланво. — Этот вяз — страж Чащи. Древние поставили его на границе, — он подошел к стволу и показал замысловатые символы, выбитые на коре. — Думаю, следующего мы встретим разве что на другом конце долины. Хотя кто знает, что теперь ждет нас в ее глубинах. Никогда доселе не наблюдал, как страж пробуждается.
Путники приходили в себя после пережитого. Сердца их бились еще быстро, замедляя время, и они взирали друг на друга: кто задумчиво, кто хмуро, кто с довольным видом. Сетар же оглядел поле битвы и сказал:
— Странно все это. Не к таким врагам мы привыкли.
— А мне понравились, — кровожадно молвил Колотун. — Зверь — враг даже более уважаемый. Мой молот изголодался по победам над достойным противником.
— Боюсь, он остался голоден, — сказал дружинник и в ответ на недоумение Камдоба добавил: — Огляди поляну и сосчитай его жертв.
Воины стали смотреть по сторонам в изумлении: вместе с живыми волками в темноте растворились и тела их убитых сородичей, будто и не было никакой битвы вовсе. А кони спокойно стояли на привязи.
Третийские солдаты любят обсуждать сражение по горячим следам, но не в этот раз: всем было не по себе. Путники наспех приготовили лагерь к ночевке и решили с этого дня всегда оставлять двоих часовых.
* * *
«Беру свои мысли обратно, легкой прогулки у нас не получилось. Я уже жалею, что все это затеял, да и на лицах спутников нередко вижу недовольство. Но кого им винить? Никто насильно в горы за шкирку не тащил. Как и я, они не ожидали сложностей в дороге и уж точно не верили в сказки о Волчьих перевалах.
Кто бы мог подумать, здесь и впрямь царит какая-то чертовщина. Вяз с живыми ветками, звери-призраки, что выскакивают из непроглядного леса и растворяются в темноте бесследно — то ли еще будет. Ведь идет всего пятый день, и каждый следующий тянется все дольше. Может, я просто отвык от длительных походов?
Нет времени для тяжких дум. Волки поджимают с севера, постоянно огрызаются и гонят к востоку, сбивая с южного курса. Они словно стремятся быстрее выгнать чужаков со своих угодий. По крайней мере в этом наши желания совпадают.
Но наемники наши — солдаты бывалые и страха не выказывают. Обстановка у нас скорее боевая. А ведун даже оживился и будто доволен, как волхв, чье зловещее предзнаменование исполнилось.
Что же я? Стыдно признаться, но о Делии я почти не вспоминаю. Может, оно сейчас и к лучшему — нужна сосредоточенность на переходе, как на выполнении задания. Хотя это непросто, когда рядом с тобой Ярнея. В разговоре, в жестах, в бою она пышет страстью и волей-неволей влечет к себе. Я спрашивал у Онтао, как она решилась путешествовать с пятью мужчинами. «Мы не только равноправны, — отвечал он. — Мы друзья, а это поважнее мимолетной страсти. И опираясь на ее крепкое плечо, я думаю о дружеской опоре, а не женской ласке. Впрочем, сама она в опоре едва ли нуждается. Однажды мы сопровождали в столицу придворного, члена королевской стражи, и в дороге он начал проявлять к ней чрезмерный интерес. До столицы парень живым не доехал». Вот это я понимаю! Люблю таких женщин — по-солдатски, конечно. По-солдатски можно… Почему она подходит всякий раз, как я о ней пишу?»
— Что ты снова малюешь в своей книжонке? — игриво молвила Ярнея. — Разок бы показал.
— С годами понимаешь, что кое-чему нужно давать выход, — отвечал Сетар, тяжело поднимаясь с земли. — Но других людей впутывать не обязательно.
Воительница стала ему ближе, чем остальные, но обычно разговор с ней как-то не клеился. Вот и сейчас они встали на пригорке, глядя на течение ручья в овраге, и снова молчали.
— Ты прекрасно… держишься в таком положении, — сказал он наконец. — Твоя бодрость в походе поддерживает дух братьев, а ярость в бою поистине их воодушевляет. Ты когда-нибудь возглавляла отряд? Даже для третийской женщины это редкость.
— Ой, да ладно тебе, — дева в смущении опустила голову и толкнула его бедром. — Сам, вон, болтаешь как начальник. Нет, все проще: у меня было двое младших братьев, потому и осталась привычка служить примером даже мужикам. Если хочешь знать, я до армии даже от разговоров солдатских нос воротила. Но в наших землях в женщине не видят равную, покуда она не может за себя постоять. Жизнь заставила, потом и сама ко всему привыкла. А те чувства, когда в ожесточенной схватке бьешься бок о бок с соратниками… они ни с чем не сравнимы, даже писарь должен об этом знать.
— Стало быть, и братья твои ходили под знаменами Ярости? Что с ними стало?
— Пять лет тому назад ушли с патрулем на границу с Пустыней Кричащих голосов и не вернулись, — Сетар впервые уловил грусть в ее голосе. — Хорошо, что не вернулись. Ты же знаешь, как поступают в нашей стране с теми, кого отпустил Туманный край. Слышно, будто многие сохраняют там рассудок, но из-за наших законов ищут пристанище в другом месте. Я верила, что с братьями все в порядке, и искала их… Я старалась и долго искала! Но не нашла. На службе нашему чертовому совету, ясное дело, оставаться уже не могла, и с тех пор и путешествую с этим сбродом, — Ярнея ухмыльнулась и глянула в сторону друзей.
Сетар сохранил более теплые воспоминания об армии и не мог не вступиться за Совет Вожаков:
— Вот оно что: грозная воительница Бури — еще и любящая сестра. Уверена, что судишь справедливо? Ты тоже должна знать, какие беды в свое время принесли люди с затуманенным разумом, и закон возник неспроста.
— Всех надо убивать, так ты думаешь?! — Ярнея резко повернулась к нему, и в глазах ее пылал испепеляющий огонь. — Конечно, так легче и надежней — что значат две жалкие жизни! Такие мерзкие, как ты, и становятся вожаками!
Она хотела уйти прочь, но не смогла. Оказалось, они уже некоторое время держали друг друга за руки, и теперь Сетар ее не пускал. Ярнея легко бы вырвалась при желании, однако не стала, а лишь продолжала, тяжело дыша, сжигать его гневным взглядом: с обидой, нежели с презрением.
— Я совсем так не думаю, — спокойно сказал он.
Дева внезапно остыла, покачала головой, словно себе в упрек, и рассмеялась. Конечно, она умела быстро менять обличья, но это было чересчур.
— Не знаю, что на меня нашло, — говорила она с извиняющейся улыбкой. — С этим местом явно что-то не так.