— Кончай свое бестолковое занятие, — сказал Камдоб с раздражением и попробовал выбить сапог у нее из руки. — Ты в два шага их испачкаешь обратно.
— Заткнитесь и послушайте! — приказал Холвет. — Жабы квакают — лес близко.
— Точно… — Будор сглотнул и всмотрелся вдаль, через его плечо.
— Не там, — лучник указал налево от себя. — Оттуда звук летит.
— Я вижу человека… Он же там пропадет!
Крепыш неожиданно вскинулся и побежал по одной из троп, совсем не смотря под ноги.
— Стой, это не тот маршрут! — хотел остановить его Черо. — Он же там пропадет! — добавил следопыт и пустился вдогонку.
Те же самые слова прозвучали ровно так же. Путники обменялись встревоженными взглядами и последовали за ними.
Четверть часа они прыгали по буграм, которые еле различимо поднимались над гибельной гладью трясины. Наконец впереди показалась фигура воина. Будор стоял посреди запруженного островка и, глядя на свое отражение в воде, повторял в отчаянии: «Он утонул, он утонул!»
— Заставил ты нас побегать, сумасшедший братец, — Малыш тяжело дышал. — Мы уж подумали, призраки вернулись. Что на тебя накатило?
— Пойдем, солдат, все будет хорошо, — пытался успокоить его Кутри, но Будор продолжал оплакивать пустоту.
— Дай я с ним поговорю, — нетерпеливо сказал Камдоб.
Колотун отодвинул монаха в сторону, подошел к соратнику и коротким размахом правой руки повалил того без чувств прямо в лужу.
— Лучшее лекарство, — пояснил он свое поведение, потрясая огромным кулаком.
Тут по другой тропе к острову подошел Черо. Вид у него был более чем довольный.
— Ты-то куда убежал, проводник? — недовольно спросил Холвет.
— Ква-ква, — ответил тот.
— Ясно, — вздохнула Ярнея. — Камдоб, дружище, еще один требует прикосновения твой исцеляющей длани.
— Со мной все в порядке, — молвил следопыт. — Я лишь передаю приветствие лягушек. Берег в ста шагах отсюда.
Черо не обманул, и вскоре путники снова вышли к чаще. Вынырнув из туманного облака, они застали западное солнце, что покрывало предзакатным золотом кроны деревьев. Они тихо выбрались на крутой берег и осмотрелись.
— Лес другой, — заметил Холвет, погладив кору ближнего ствола. — Молодой дубняк пустил корни в этой части долины. Может быть, она обособлена, и черные уроды здесь не водятся?
— Может, и так, — прокряхтел Камдоб, опуская наземь грузную тушу Будора. — Не важно. Мне все равно надоело боять… осторожничать. Пусть приходят и познакомятся с моим стальным другом. Поди, днем не такие страшные. Ночью, ладно уж, поумерю гордыню и влезу на дерево. А сейчас я страсть как измотан и идти никуда не желаю.
— Предлагаешь остаться у болота до утра? — с сомнением в голосе спросил Черо. — Наш мохнатый преследователь — охотник по натуре. Если он и будет продолжать поиски намеченных жертв, то именно здесь, на другом берегу.
— Милости просим! — солдат гулким ударом кувалды вновь напомнил земле о своем присутствии. — Отдохнем и полные сил мы встретим подобающе любого живого врага, если придется.
— Не нужна нам сейчас твоя безрассудная храбрость, Колотун, — Ярнея достала из колчана лучника стрелу и опробовала пальцем острие. — Эта сталь куда более скора на расправу, чем твоя, но даже не поцарапала зверя. А здешние тонкие дубочки он раскрошит в пару взмахов. Помни клятву, боец: «…Отвага сохранит жизнь брата, но лишь страх убережет свою собственную».
Онтао тем временем привел Будора в чувства холодной водой из родника неподалеку. Воин помотал головой и стал озираться в недоумении, пытаясь сообразить, что произошло. Выслушав объяснения брата, он резко вскочил.
— Я уже в порядке, — пошатываясь, он поправил шапку. — О-ох, моя голова!
— Переведи дух, дружище! — засмеялся Холвет. — И расскажи, какое лихо тобой овладело?
Воин опустил глаза, силясь вспомнить, что же понесло его ноги бегом по опасной тропе. Его лицо вдруг стало совершенно пустым. Тихо, будто издалека он заговорил каким-то чужим голосом, словно то был отзвук прошлого:
— Глаза могут обмануть в тумане, но там стоял человек. Кричать в болоте нельзя, усопшим нужна тишина — придется бежать. Бежать и спасать его! Он был растерян, искал выход. Один шаг мимо, и не выплывет: слишком тяжело снаряжение. Да, на нем шлем с холкой, в руках щит и двуострое копье, латы на теле и бедрах — это был сордонийский солдат. Значит, его отряд не погиб! Надо собрать выживших, доставить послание! Но солдат узрел тень, испугался, метнулся в туман. А кричать же нельзя… как же его остановить? Трясина остановила его, раз и навсегда. И надежда была потеряна, — Будор часто заморгал и опомнился. — Короче сказать, чертовщина какая-то привиделась. Если и был там кто, пускай сам себя спасает, у нас своих бед невпроворот.
— Видимо, был, — задумчиво молвил Кутри, — сотни лет назад. Сордонийцы ходили по этой земле в Старую эпоху, и я уверен, что ты о них даже не слышал.
Незадачливый солдат лишь развел руками.
— Не зря чудовище чурается этого гиблого места! — Ярнея бросила последний взгляд на болото и содрогнулась. — Больше и капли времени здесь не проведем.
По мере удаления от берега чаща заметно редела. На смену молодым деревьям приходили мощные и высокие дубы с кряжистыми корнями — таким нужно было больше места. В глубине леса, вдали от топи, жизнь вновь напомнила о себе пением поздних птиц, а затем и стрекотом сверчков. К сумеркам усталые путники не покрыли и десяти верст, однако духом они воспряли — лесной воздух быстро очистил разум от болотного яда. К тому же, долина не спешила их беспокоить. Трижды проводники уходили вперед на разведку и всякий раз возвращались без тревожных новостей.
Когда окончательно стемнело, путники остановились на ночлег на очередной поляне. Они без опаски развели огонь, ведь тьма не могла укрыть их от единственного врага, которого они боялись по-настоящему.
Сидя в тесном кругу возле костра, они перекусили скудными остатками пищи и молча наблюдали за игрой пламени. Веселье, что обычно царило в лагере по вечерам, сейчас казалось неуместным даже третийцам. Пережитое сегодня испытание надолго оставит след их в душах.
Сетар вряд ли сможет забыть, как пытался убить сам себя, но его воспоминания о болоте были не столь тяжки. Голова его была свободна для других мыслей, но по неизвестной ему причине они вновь неуклонно вели к Ярнее. Он успел увидеть ее с разных сторон за эти дни. Сила и грация, дисциплина и легкость — чем лучше он узнавал деву Бури, тем большее место она завоевывала в его сердце. И теперь ему довелось увидеть, как ранима и уязвима может быть эта мужественная воительница. Уязвима… мужчина способен противиться чему угодно, но не этому… Усилием воли Сетар погнал прочь влечение и вспомнил о другой.
Он чувствовал взгляд Кителии на себе, но всякий раз, как переводил на нее глаза, девушка уже смотрела на огонь. Он очень хотел извиниться перед ней… за все. Вроде больше и не за что было просить прощения, а хотелось. Однако все это подождет еще немного — есть дела поважнее.
— Скажи-ка, монах, вот что, — дружинник прервал молчание во всеуслышание. — Мучают ли тебя призраки?
Боковым зрением он видел, что остальные воины Ярости вперили в него напряженные взгляды. Сетар немного выждал и добавил:
— Призраки прошлого, я имею в виду.
Солдаты оценили его шутку, раздались короткие смешки, а кто-то облегченно вздохнул.
— Я чувствую большой боевой опыт за твоими плечами. Не противится ли твое естество священнослужителя твоим поступкам в солдатское время? Не противилось ли оно самой мысли пойти на службу? Помнится, ты задолжал мне рассказ о том, как тебя занесло в армию Ярости. Ты же работал в библиотеке и знаешь, что народ любит не только сказочных, но и летописных героев.
— Хех, вряд ли я попаду в летописи, друг, — улыбка Кутри обнаружила нажитые за неделю морщины в уголках его глаз. — Ведь история эта проста как Первая истина. Моим домом был один из монастырей близ города Вознесение, что на востоке Земель Покоя. Случилось так, что я ушел с посланием в соседнюю деревню, когда на него напали. Я вернулся и застал родную обитель разграбленной, а братьев — зверски убитыми. Как потом оказалось, это были солдаты Ярости с западной границы, которые недавно дезертировали с поля боя и стали разбойниками.
Пустота заполнила мою душу. Вместо мести или поиска нового монастыря я сам подался в разведку Ярости и отслужил без малого три года. Почему? Я хотел лично узнать, что может побудить человека встать на черную дорогу, даже если его путь начинается с обычной для Третии службы. Как видишь, мне не потребовалось много времени, чтобы это выяснить.
Правда, я нашел более простой способ уйти из армии раньше срока, нежели дезертирство: набил как-то раз обеденную утку воеводы дохлыми мышами. Глупцы решили, что жестоко наказали меня, лишив награбленного и всех будущих привилегий ветерана-разведчика Ярости.
— Ты напрасно прибедняешься, — сказал впечатленный Сетар. — История твоя не на зависть, но обычной ее никак не назовешь. Чего стоит одна эта проделка!
— Да, все мы отличились напоследок, — Холвет закурил и погрузился в приятные воспоминания.
Сетар окинул солдат вопрошающим взором, и Ярнея объяснила:
— Армию мы оставили все вместе, по сговору. Ты слышал о Несогласных? — дружинник помотал головой. — Неудивительно, это держалось в секрете. Несогласные — тайное объединение внутри Северной Ярости, в котором состояли солдаты, недовольные решениями деспотичных воевод. Там мы вшестером и узнали друг друга — вшестером и покинули службу.
— Как сказал монах, «нашли способ» завершить ее досрочно, — добавил Онтао. — И правильно сделали — поглядите, что сталось с армией севера теперь. А наш вольный отряд безнаказанно бороздит просторы матушки Третии, прикрываясь в случае чего ветеранством лучника.
Так и обстоит дело у нас. Но как насчет тебя, писарь? Твоя подруга, например, все уши прожужжала о «размеренной и скучной» жизни деревенской девушки, — Кителиа надулась и стала кидать в него желудями, но Малыш играючи увертывался и продолжал говорить: — Проводники, как истые морийцы, мало поведали о себе. Однако даже их мы, похоже, знаем лучше, чем свого наемщика. Холвет сказал бы «несправедливо!», ну а я лишь вежливо попрошу тебя поделиться с нами своим прошлым. Как у служаки, у тебя должна быть пара-другая интересных историй про запас. Хоть ты и дружинник.
Именно этого Сетар и ждал. Пришло время решиться. Он и так откладывал слишком долго. «Святые, как же рассердится Кителиа», — с грустью подумал он и сказал:
— Верно бы сказал Холвет: я был несправедливо скрытен. И сейчас, мне думается, справедливо будет рассказать то, что слышали обо мне из всех вас лишь проводники — заодно и разрешу их сомнения.
Солдаты с подозрением покосились на морийцев, а Будор подтянул шапку к затылку.
— Сомнения эти посеял Врио, ведь соврал не во всем. Знаете ли, правда звучит на редкость правдоподобно. — Остается гадать, откуда узнал он сам… Скажите, кто из вас слыхал о защите Черной Крепи?
— Спросишь еще! — Камдоб выпучил глаза. — Даже я слыхал! Две сотни солдат Дружины и Бури против целой темени! Жаль меня там не было… хотя тогда я еще был сопляком.
— Да, это наша гордость! — Ярнея мечтательно подняла глаза. — То был отголосок войны со степными правителями. Девять тысяч пеших и тысяча конных воинов восставшего Туруна Громового подошли к одинокому монастырскому замку на северной границе. Один порыв Бури и меньше ста дружинников — мятежник рассчитывал за день взять крепость, и ему открывался путь к беззащитным землям Храмтана. Но третийцы не пожелали сдавать ее без боя. Не убоялись они и вражеских Пылающих воинов, что умели обращать гнев в огонь. Дни и ночи они отражали натиск осаждающих — одну волну за другой. Через десять дней силы мятежников истощились, а дух пал — его сломило мужество и непреклонность защитников Севера. Однако Турун не мог смириться с поражением и сам возглавил штурм. Последние силы нападавших пробились за стену, а затем и в монастырь. И, быть может, сами упокоенные святые стали свидетелями того, как вожак Ярости снес окаянную башку Туруна, а третийцы разбили его головной отряд.
Немногие из наших пережили ту схватку — пара дюжин бойцов Бури и дружинников. Ходили легенды, будто они перед сражением пили волшебные снадобья или зачаровали латы, но на то они и легенды. Я сама знавала солдата, оборонявшего Черную Крепь. «Искусство и отвага в бою — вот и весь секрет!» — сказал он мне.
— Легенды и правда многое приукрашивают, — согласился Сетар. — Нас было почти пять сотен, а осталось четыре дюжины.
Все нахмурились, и Кителиа — больше других. Лишь Онтао весело хохотнул и потеребил дружинника за плечо.
— А ты тот еще шутник, оказывается, — молвил он, но встретил серьезный взгляд и засомневался. — Ты ведь пошутил, верно?
— Думаю, нет, — отозвался Ланво. — Впервые увидев его глаза, я понял: он видел и много свершений, и много боли.
— Чинуша из Холмов говорил нам, что он был одним из уцелевших, — Черо кивнул. — Только прибавил свою чепуху о Сердцееде — дескать, там, в монастыре, заправляли поклонники Смерти: они превратили солдат в чудовищ, что помогло им выстоять против армии.
— Все равно не верится! — настаивал Онтао. — Какой из тебя воин, ты же писарь и счетовод!
— В дальнем походе такие люди просто необходимы, — заметил Сетар. — Все десять дней я помогал воеводе раздавать приказы и ставить бойцов по стенам. Но когда мы последней сотней заперлись в монастыре, меня не спросили, что я люблю делать, а просто сунули в руки копье. Почему же выжил я, а столько славных воинов погибло? Ты знаешь ответ: выживает не тот, кто нанес удар, а тот, кто его избежал.
Он расстегнул робу на груди и показал небольшой, но глубокий ожог в виде солнца чуть ниже ключицы.
— Пылающие метили своим палящим взглядом прямо в сердце.
На лицах спутников застыло удивление, и только Кителиа опустила глаза в обиде. Ее можно было понять: столько лет она с ним знакома, но знает ли его на самом деле? Сейчас она поняла, что нет. Тем временем Будор поднялся с земли, присел рядом с Сетаром и похлопал его по спине своей длинной лапищей.
— Знаешь, дружинник, — сказал он. — Я теперь тебя зауважал.
С почтением смотрели на него и другие воины Ярости, даже немного тщеславная Ярнея. Сетару было приятно, и он корил себя за это. Ведь некогда он сам отрекся от своего прошлого, отрекся от права искать уважения за счет него. Но нынче судьба не оставила ему выбора.
Этим вечером, несмотря на усталость, путники засиделись за полночь и за оживленной беседой ненадолго оставили свои страхи. Дружеский разговор позволяет забыть о времени и месте.
Кителии же этим днем больше не заговаривала с Сетаром. Но один раз, когда они встретились взорами, девушка посмотрела на него с упреком… а затем, чуть улыбнувшись, закатила глаза и пожала плечами. «Ну кто еще может вот так легко взять и простить одним взглядом», — подумал он, и на душе стало посветлее.
Глава 4
4
Солнце близилось к зениту, когда они проснулись. Долгий сон после тяжелых испытаний пролетел незаметно, и снова все были живы. Неужели удача повернулась к ним лицом? Проводники по обыкновению пошли на разведку и обернулись в полчаса, с радостью сообщив, что скалы уже близко, и видимых преград впереди нет. В сердцах путников забрезжила робкая надежда провести у подножия гор свой последний день в долине.
Однако не успели они собраться, на поляну будто бы из ниоткуда вышел молодой крупный волк. Вышел по-царски: медленно и уверенно, с высоко поднятой головой. Он неторопливо окинул взглядом людей, и с каждым поворотом шеи его серо-золотистая шерсть играла отражением высокого солнца. Солдаты приготовили оружие к бою и стали ждать действий врага. Но зверь не взвыл, не напал и не оскалил пасть. Он лишь кивком как бы пригласил их проследовать за ним, а затем такой же размеренной поступью направился обратно в чащу.
— Думаю, надо пойти, — сказал Ланво, который своих кинжалы даже не обнажил. — Волк куда-то нас зовет.
— Знаешь что, пускай подумают другие! — Ярнея была строга, но не озлоблена. — Нам остается жалкий день пути, и вдруг ты предлагаешь доверить свои жизни первому же мирному на вид существу в долине? Эти «разговоры с лесом» плохо на тебя влияют и до добра в конечном счете не доведут. Сколько лет ты наемник, пять-шесть? Счастье, что такая беспечность не стоила тебе жизни.
Зверь меж тем остановился недалеко от поляны в терпеливом ожидании, и ведун обратил вопрошающий взор к Сетару. Дружинник подошел к деве Бури и приобнял ее за плечо.
— Я тебя понимаю, — вкрадчиво произнес он. — Парни — твоя семья, и ты должна их беречь. Может, ты думаешь, что убережешь и нас — твоих друзей, как я надеюсь. Но пусть забота не затмит твой разум. Вспомни, еще и двух дней не прошло, как Ланво спас нам жизнь, уведя из-под носа ночного чудища его добычу. Он принял неверное решение неделю тому назад и после него старается все исправить. Завершение похода может оказаться обманчиво близким, и следующей же ночью ему придет преждевременный и печальный конец. Не хочешь довериться проводнику — доверься мне.
Ярнея недовольно нахмурилась и отвела глаза в сторону.
— Конечно надо идти! — воскликнула Кителиа. — Где это видано, чтоб зверь кивком манил за собой?
— Не видано, да слыхано, — отозвался Холвет и опустил лук. — Говорят, в древности, когда дух человека и леса был сплетен в одно целое, животные нередко приходили на помощь людям, с которыми чувствовали внутреннее родство. Мы очутились в странном, позабытом Создателем месте, и я уже ничему не удивлюсь.
— Не знаю, о чем вы толкуете, — вставил Камдоб, — но если хищник заведет нас в ловушку — черт, надо будет отдать ему должное хорошей схваткой!