В семнадцать лет Сэм уехал тренироваться почти за пять сотен миль в Эдмонтон. Он приезжал домой так часто, как только мог, и старался общаться с сестрой каждый день. Когда Элле исполнилось шестнадцать, Сэм купил ей автомобиль, а когда она окончила школу, повез ее в Канкун отпраздновать это событие. В то же самое лето его продали в «Кленовые листья», и Элла переехала с ним в Торонто. Она поступила в Университет Йорка и получила степень бакалавра по педагогике. Сэм так гордился ею. Она была такой красивой, умной и веселой. Будущее расстилалось перед ней широкой дорогой.
А потом она познакомилась с Иваном и очень изменилась. Почти сразу, как они начали встречаться, Элла отдалилась от Сэма. Стала замкнутой и скрытной.
Когда Сэм впервые увидел на лице сестры синяки, он поймал Ивана на работе, как следует его поколотил, а потом поставил ему на грудь свой ботинок тринадцатого размера и сказал, что если еще раз увидит у Эллы хоть одну царапину, пощады пусть не ждет. После этого случая Элла отдалилась от него еще больше. Однако через полтора года отношений, напоминавших «американские горки», Элла бросила своего приятеля. Сэм перевез сестру домой в Реджину, где она поселилась в небольшой квартире недалеко от матери. Сэм испытал огромное облегчение и радовался как ребенок. Элла восстановила отношения со старыми друзьями и стала возвращаться к привычной жизни. Когда Сэм видел ее в последний раз, перед ним стояла прежняя счастливая Элла с излучающими жизнь большими голубыми глазами.
Сэм был у себя дома в Торонто, когда раздался звонок, изменивший всю его жизнь. Было тринадцатое июля. Он только что закончил партию в гольф со своими друзьями, сидел за обеденным столом и уплетал сандвич и чипсы, которые купил по дороге домой. Он почти закончил есть, когда позвонила мать и сообщила, что Элла убита. Иван проехал через всю Канаду, чтобы отыскать ее, а когда она не согласилась вернуться к нему, застрелил ее и себя. Красивая умная Элла погибла от выстрела в голову. Трагедия состояла в том, что Иван тоже был мертв, и Сэм ужасно жалел, что не может отомстить.
Его сестра была мертва, и он уже ничего не мог изменить. Его не было рядом с ней, когда она нуждалась в нем больше всего. Он был главой семьи, но не смог уберечь самое дорогое.
Первые несколько лет после смерти сестры стали для Сэма бесконечным кошмаром. Чередой неумеренных вечеринок и попоек, ведущих к саморазрушению. Сэм жил словно в тумане, и его жизнь обретала смысл и становилась более осознанной лишь на льду. Сэм боролся с чувством вины, выплескивая гнев на любого, кто пытался вторгнуться в его личное пространство. Вне льда он сторонился всего, что хоть отдаленно напоминало ответственность. Сэм мог заботиться лишь о себе самом, но зачастую терпел фиаско и в этом.
Он подцепил Отэм на вторую годовщину смерти Эллы. Когда опустился на самое дно. Чувствуя огромную пустоту, которая образовалась в его груди со смертью сестры. Ничто не могло заполнить эту пустоту, но в те несколько дней в Вегасе он все же попытался это сделать. Сэм с головой окунулся в пьянство и секс. Он не помнил почти ничего из того, что произошло во время той поездки, но знал, что в те несколько дней не чувствовал себя таким чертовски опустошенным. Пустоту заполнила рыжеволосая девушка с темно-зелеными глазами. Было в ней что-то, что заставляло Сэма преследовать ее, как если бы это могло спасти его от себя самого. А потом он проснулся женатым, с раскалывающейся от похмелья головой и трезвым впервые с момента приезда в Неваду.
Теперь Сэм больше не чувствовал необходимости заполнять пустоту в груди выпивкой и связями со случайными женщинами. Хотя эта пустота продолжала зиять в его груди незаживающей раной. Ничто не сможет заменить ему сестру. Ему всегда будет ее не хватать, но он больше не занимался саморазрушением. Теперь женщины в его жизни не были случайными. Больше никаких фанаток и воздыхательниц. И никаких длительных отношений. В эту часть своей жизни он никогда не посвящал сына. Он так и думал, что мальчик пребывает в неведении, пока тот не упомянул о фотографии, на которой он поливал пивом полуголых моделей. Коннор был уже достаточно большим, чтобы образ жизни отца повлиял на его мировосприятие. Чтобы понимать, что у отца находится время и на других людей, кроме него.
Сэм всегда чувствовал, что Коннору лучше и безопаснее с Отэм. Что она будет заботиться о нем гораздо лучше, нежели он, Сэм. И все же Коннор в нем нуждался. Причем ему не нужен был парень, которого он видел по телевизору или в редкие уик-энды. Ему нужен был отец, который возьмет на себя ответственность.
Двигатели самолета загудели чуть иначе, когда он начал готовиться к снижению. Была суббота, три часа утра. Сэм посмотрел в иллюминатор на мерцающие внизу огни города. Он хотел поспать часов эдак десять, а потом отправиться с парнями на конкурс костюмов, посвященный Хэллоуину. Разговаривая с Коннором по телефону, Сэм узнал, что его сын собирается нарядиться хоккеистом. «Чинуком», как его отец. Сэм не возражал бы увидеть на свитере Коннора свой собственный номер, но Хэллоуин не его праздник. К тому же Отэм не очень хорошо относилась к тому, что он навещает сына в праздники. Раньше Сэм не рискнул бы навлечь на себя ее ярость, появившись у нее на пороге без предупреждения. Но после того как он привез Коннора домой после матча, они с Отэм, кажется, поладили. Хотя «поладили» – слишком сильно сказано. По крайней мере те несколько раз, когда Сэм сам привозил мальчика домой, вместо того чтобы просить об этом Нат, они с Отэм общались вполне цивилизованно и он не испытывал желания прикрыть рукой пах. Сэм понял, что пока он не забудет позвонить, если задержится, и не испортит своим присутствием праздник Отэм и Коннора, его паху ничто не угрожает.
Ничего страшного, если он увидится с Коннором на следующий день после празднования Хэллоуина. Может быть, даже возьмет его в тот пассаж, который ему так нравится. Для Сэма было очень важно проводить как можно больше времени с сыном, но это желание вовсе не означало, что он должен забросить другие дела, которым посвящал свободные вечера. Например, посещение бара, переполненного развратными Белоснежками и шаловливыми монахинями.
– Винс?
– Да?
В темноте ночи Отэм наблюдала за тем, как Коннор обогнул тыквы с горящими глазами и постучал в дверь соседа, живущего через несколько домов от них. Он был одет в свитер «Чинуков» поверх куртки, а в руке держал корзинку для сладостей.
– Как думаешь – я отпугиваю мужчин?
– Что? – Винс удивленно посмотрел на сестру. – О чем это ты?
– Несколько недель назад Шайло сказала, что я веду себя так, словно хочу отпугнуть от себя потенциальных ухажеров.
Коннор подбежал к матери и дяде. Нарисованный под глазом синяк немного размазался, но красный шрам на щеке виднелся отчетливо.
– Мне дали несколько конфет «Нердс».
Господи. Чистый сахар.
Они перешли к другому дому, и Винс произнес:
– Не обращай внимания на Шайло. Она из тех девушек, которые ни к чему не относятся серьезно. Она не такая, как ты.
– Что это значит?
Коннор бежал к двери, украшенной пауками.
– Это значит, что ты мама и деловая женщина. Ты многого добилась и теперь наслаждаешься результатом.
– Да, но мне хотелось бы думать, что мужчины считают меня привлекательной. Что я не просто мама и деловая женщина.
Винс обнял сестру за шею.
– Ты красивая женщина, и если хочешь, чтобы в твоей жизни появился мужчина, он непременно появится.
Они с Винсом были очень близки, даже когда его не было рядом. Но он также был ее братом и вряд ли мог судить о ней беспристрастно.
– Ты в самом деле так думаешь?
– Да. Только не пытайся искать приличных мужчин в барах. Это не сработает. Как и с твоим последним парнем.
Отэм рассмеялась:
– В этом ты прав.
Они свернули за угол, и Отэм еще издалека увидела красный внедорожник, припаркованный рядом с «Харлеем» Винса на подъездной дорожке к ее дому.
– Папа приехал. – Коннор переложил корзинку с конфетами в другую руку.
– Да уж. – Винс опустил руку, которой обнимал сестру.
Что он здесь делает, ведь сегодня не его день?
– Осторожнее! – крикнула Отэм вслед Коннору, припустившему навстречу отцу. Он пробежал по лужице света, отбрасываемого уличным фонарем, а потом пересек двор, украшенный счастливыми пугалами и улыбающимися тыквами.
Винс пробормотал что-то себе под нос, и Отэм порадовалась, что не расслышала слов.
– Что этому идиоту нужно? – спросил Винс.
– Не знаю. Я думала, его нет в городе.
В тени дома Сэм поднялся с нижней ступени крыльца, и Коннор зарылся лицом в его черный шерстяной пиджак. Как это похоже на Сэма: явиться, когда его никто не ждал.
– Он что, внезапно решил стать отцом года?
– Похоже на то. Но это ненадолго. – Отэм покачала головой, и ее собранные в хвост волосы заструились по темно-синей куртке. Ботинки Винса громыхали тяжело и зловеще, когда брат и сестра двинулись навстречу Сэму. – Обещай мне не начинать ссору.
– Что этому идиоту нужно? – спросил Винс.
– Не знаю. Я думала, его нет в городе.
В тени дома Сэм поднялся с нижней ступени крыльца, и Коннор зарылся лицом в его черный шерстяной пиджак. Как это похоже на Сэма: явиться, когда его никто не ждал.
– Он что, внезапно решил стать отцом года?
– Похоже на то. Но это ненадолго. – Отэм покачала головой, и ее собранные в хвост волосы заструились по темно-синей куртке. Ботинки Винса громыхали тяжело и зловеще, когда брат и сестра двинулись навстречу Сэму. – Обещай мне не начинать ссору.
Швы его кожаной куртки «пилот» натянулись, как если бы он напряг мышцы подобно Невероятному Халку. Винс был любящим братом и добрым дядей. Он защищал тех, кого любил, но иногда был просто не в состоянии контролировать свой гнев. А еще он очень долго помнил обиды. Даже дольше, чем сама Отэм. Ведь она искоренила в себе какие бы то ни было чувства к Сэму, а вот Винс вряд ли забудет и простит. Несмотря на то что Джойс Хейвен была весьма религиозна, заповедь «забудь и прости» всегда была чужда ее детям. Особенно Винсу. А Отэм хоть и старалась забыть прошлые обиды, все равно не могла сказать, что простила Сэма. Хотя он не нуждался в ее прощении. Он не говорил, что сожалеет о содеянном, а Отэм ничего не забыла. Потому что это было невозможно. Нужно было просто отпустить ситуацию и забыть случившееся, как страшный сон.
Пока они с братом шли по подъездной дорожке, напряжение, возникшее между Винсом и Сэмом, росло. Оно было почти осязаемым и таким сильным, что обнаженную шею Отэм стало покалывать, а хвост на голове показался слишком тугим.
– Веди себя прилично, – тихо напомнила она брату.
Отэм остановилась перед Сэмом и заглянула ему в лицо. Свет фонаря освещал его лоб, слегка искривленный нос и губы.
– Я не знала, что ты в городе.
– А я вот здесь.
Это очевидно.
– Я не знала, что ты собираешься нас навестить.
– Я и не собирался, а полчаса назад вдруг передумал. – Сэм слегка вздернул подбородок. – Винс.
– Сэм.
– Можно тебя на минуту? Мне нужно с тобой поговорить, – сказал Сэм, не спуская взгляда с Винса.
– Со мной?
– Нет. С твоим братом.
Этого-то Отэм и боялась. Она схватила Винса за руку.
– Не бей его.
Винс убрал руку сестры со своего рукава.
– Я не полезу в драку первым.
Сэм усмехнулся:
– У тебя не будет возможности ударить меня вторым, водолаз. – Он прошел мимо Отэм в глубь подъездной дорожки и остановился в чернильно-черной тени, отбрасываемой старым дубом.
Винс тоже рассмеялся, но смех получился невеселым. Он привык убивать. Но и от ударов Сэма мужчины лишались сознания. Причем некоторые были крупнее Винса.
– Ты обещаешь?
Винс двинулся следом за Сэмом и до слуха Отэм донесся его ответ:
– Нет.
– Кто такой водолаз?
Отэм опустила глаза и посмотрела на белеющую в темноте голову Коннора. Наверное, ей следовало увести мальчика в дом. Но с другой стороны, не устроят же они драку в присутствии ребенка. Да, они ненавидели друг друга, но Коннора они любили больше. По крайней мере Отэм на это надеялась.
– Думаю, папа имел в виду «морского котика».
– О… Папа хочет побить дядю Винса?
– Конечно, нет. – Отэм действительно надеялась на это. – Они просто шутят.
– О чем они разговаривают?
Отэм изо всех сил напрягала слух и даже подалась вперед, но до нее долетало лишь невнятное бормотание.
– О каких-то мужских делах.
– О каких?
Этого Отэм не знала.
– Наверное, о машинах.
– У дяди Винса нет машины. Зато у него есть мотоцикл и пикап. Но все же не такой большой, как папин джип.
Отэм не могла разглядеть, что происходит в тени дуба. Но ей показалось, что Сэм подбоченился, а Винс скрестил руки на груди.
Она вновь услышала тихий смех Сэма, когда тот вышел из тени и направился в ее сторону.
– Есть у тебя в корзине ириски? – спросил он у Коннора.
– Наверное, десять или двадцать!
– Отлично. Угостишь своего старика?
– Я набрал очень много конфет. Пойдем покажу.
Сэм вопросительно посмотрел на Отэм:
– Ты не возражаешь?
Как будто это имело для него какое-то значение. Отэм покачала головой и перевела взгляд на направляющегося к ней брата.
– Попрощайся с дядей, – подсказала она Коннору.
– Хорошо, – ответил мальчик с набитым конфетами ртом. Он подбежал к Винсу и обнял его за талию. – Пока, дядя Винс.
– Увидимся, Наггет. Дай пять.
Коннор протянул Винсу руку и тут же отдернул ее.
– Слишком медленно, – сказал мальчик, а потом побежал назад к Сэму взял его за руку и потянул за собой в дом. Отэм дождалась, пока они скроются за дверью, а потом спросила Винса:
– Что это было?
– Мы пришли к соглашению.
– К какому соглашению? Что он тебе сказал?
Винс оседлал свой мотоцикл.
– Ничего. Не бери в голову.
– Винс! О каком соглашении речь?
Брат вздохнул:
– Он сказал, что будет появляться в этом доме чаще и что мне лучше к этому привыкнуть.
– И?
– И ничего.
Мотор заурчал и пару раз хлопнул, положив конец разговору. Винс вывел мотоцикл на улицу и поехал прочь, оставив Отэм смотреть ему вслед. Ее брат чего-то недоговаривал. Отэм слишком хорошо его знала, чтобы поверить тому, что услышала.
Она вздохнула и поднялась по ступенькам к входной двери, украшенной привидением с доброй улыбкой на лице. Отэм устала от хождения по домам на протяжении трех часов и надеялась, что Сэм не станет задерживаться. На утро у нее назначена встреча с двумя перспективными невестами, поэтому ей необходимо быть свежей и полной сил. Она открыла дверь и пошла наверх, слушая, как Коннор рассказывает отцу очередной анекдот. Сэм хохотал так, словно считал рассказ сына верхом остроумия. Хотя он таковым не являлся.
Коннор сидел на диване цвета мяты, а его куртка валялась на столе. Белокурые головы склонились над стоящей между ними корзинкой с конфетами. Большие цифры один и шесть на свитере Коннора были не только номером Сэма. Очевидно, этот номер также принадлежал кому-то по имени Бобби Кларк.
– У Бобби Кларка очень сильный удар, – сообщил матери Коннор несколько недель назад. – Но у папы сильнее. Он трижды становился обладателем самого сильного удара.
– Отличный фингал, – похвалил Сэм нарисованный под глазом сына синяк.
– Прямо как у тебя в прошлом сезоне.
– Шрама на щеке у меня не было.
– Знаю. Но, наверное, еще будет.
Отэм сняла куртку и прошла в столовую.
– Смотри, как бы у тебя живот не разболелся от всех этих конфет.
Однако Коннор сделал вид, будто ничего не услышал.
– Можешь взять «кит-кат», пап.
– Мне нравится «дотс». Я приклеивал разноцветные конфетки к зубам и гонялся за Эллой.
– Кто такая Элла?
– Моя сестра. Я тебе о ней рассказывал.
– Да. Она умерла.
Отэм повесила куртку на спинку стула и вернулась в гостиную. Она привыкла к присутствию мужчины в доме. Винс бывал здесь постоянно, но Сэм принес с собой совершенно иную энергетику. Она не таила в себе такой агрессии, как раньше, но и спокойной она тоже не была. Ее было слишком много. От дивана, на котором сидел Сэм, исходили волны тестостерона, пропитывающие воздух в комнате.
– Лучше отдай-ка эти конфеты мне, чтобы у тебя зубы не сгнили, – сказал Сэм, роясь в корзинке. – И немного вот этих «эм-энд-эмс». В пачке непременно должны быть зеленые, а я знаю, как ты ненавидишь все, что напоминает тебе овощи.
На самом деле Сэм Леклер менее всего нуждался в зеленых драже «эм-энд-эмс».
– Можешь забрать все.
Сэм взглянул на Отэм, а потом вновь сосредоточил внимание на корзинке.
– Спасибо, но я… – Сэм внезапно вскинул голову и посмотрел на Отэм так, словно она превратилась в инопланетянку. Его брови взметнулись вверх, а голубые глаза сузились, словно Отэм была не простой, а очень злой инопланетянкой.
Отэм обернулась, но, не увидев ничего необычного, вновь посмотрела на Сэма.
– Что ты так на меня смотришь?
Сэм указал на ее свитер.
– Что это, черт возьми, на тебе надето?
– Хоккейный свитер. – Отэм опустила глаза и ткнула пальцем в изображенного на груди пингвина. – В этом году хоккей – наша тема на Хэллоуин.
Когда Сэм заговорил снова, его голос звучал тихо и угрожающе:
– Но ведь это Питсбург.
– А мне нравится. У пингвина на лапах маленькие коньки. – Отэм подняла голову. – Он милый.
– Он гей.
– Сэм! Следи за речью.
– Хоккейный свитер не должен быть милым. – Сэм сдвинул брови и ткнул в Отэм обвиняющий перст. – На тебе номер Кросби.
Отэм посмотрела на число 87 у себя на рукаве.
– Чей?
– Господи. Ублюдка, забившего гол шайбой, отлетевшей от моей клюшки. Он должен был чувствовать себя не в своей тарелке, а не кататься по катку, словно королева студенческого бала.
Отэм не понимала, что все это означает. И все же кивнула на Коннора, жадно ловящего каждое слово отца.
– Прошу тебя, следи за своей речью.
Коннор покачал головой: