— Как, ты не принесла мне помидоров? — пошутил бармен, Боб Келли. Они вместе учились в старших классах школы и состояли в дальнем родстве. Ханна год или два занималась с Бобом литературой. Он не мог написать сочинение даже под страхом смертной казни. Он был глух на одно ухо, поэтому его не призвали в армию.
— Значит, теперь мое желание не исполнится, — вздохнул Боб.
— В смысле? — Ханна решила заказать сэндвич с мясом, хотя обычно ела на обед только салат. Она вдруг поняла, что проголодалась. Весь день проработала в саду, поесть забыла, перебивалась холодным чаем, помидорами и мороженым на палочке. Консервирование томатов, приготовление чатни и соуса занимали все ее вечера на этой неделе. Краснота из-под ногтей не вымывалась, подушечки пальцев были обожжены.
— Если человек поест помидоров из твоего сада, его желание исполнится. Так, по крайней мере, мне говорили, — пояснил Боб.
Они рассмеялись. Ханна распустила волосы и выглядела хорошенькой.
— Люди такие фантазеры, — пожала она плечами. — Верят чему попало. Если это правда, почему же не исполняется мое желание? Я на этой неделе съела вагон помидоров.
— Чем труднее времена, тем легковерней люди, — высказал предположение Боб. — От Азурины есть известия?
Половина мужчин их города в то или иное время была влюблена в Азурину, и Боб не избежал этой участи.
— Спасает человечество, — ответила Ханна. Она жутко скучала по сестре.
— Бьюсь об заклад, что она будет говорить по-французски, когда вернется, — с тоской сказал Боб.
— Ты думаешь, что моя сестра вернется? — Ханна рассмеялась. Она доела сэндвич, допила пиво и пошла к выходу. Дома ее ждет одуряющая жара. — Неужели можно уехать из Парижа, чтобы вернуться сюда?
В Блэкуэлле решили провести ежегодный Праздник основателей города, несмотря на то что многие уроженцы Блэкуэлла уехали воевать за океан и еще не вернулись. На Ленточном лугу возвели сцену. Каждый год местный театральный кружок ставил пьесу о явлении призрака. В этом году роль Привидения поручили пятилетней Дженни Линден. Возвращаясь из таверны Джека Строу, Ханна заметила толпу народа, которая окружила девочку — та лежала на траве и плакала. Никто не мог ее успокоить — ни Грейс Кемпбелл, руководительница театрального кружка, ни другие дети. Даже собственная мать оказалась бессильна перед горем Дженни. Ханна не удержалась и подошла к девочке. Она села на траву рядом с бедняжкой Дженни и погладила ее по голове. При виде детских слез она делалась сама не своя. Совсем маленькой девочкой она потеряла сестру и, по сути, так никогда и не оправилась от этого горя.
— Я тоже играла Привидение, когда мне было столько лет, сколько тебе, — сказала Ханна расстроенной девочке. Дженни посмотрела на нее со злобой, не переставая плакать. — Я тоже очень боялась. Зато до сих пор помню, как мне все аплодировали. Это было так здорово. Такое чувство, словно ты на небе.
Продолжая всхлипывать, Дженни тем не менее прислушалась. У Привидения было всего две реплики: «Сестра, это я!» и «Я покидаю этот мир, но никогда не покину тебя». Под руководством Ханны Дженни освоила свою роль, хотя слезы еще поблескивали у нее на щеках. Немного помощи — и она быстро преуспела. Ханна в знак одобрения захлопала в ладоши.
— Я сразу могу сказать, из кого получится Привидение, а из кого нет. Ты будешь лучше всех, — похвалила девочку Ханна, и Дженни, забыв о слезах, стала думать о звездах на небе и о том, как ярко осветится сцена, если они вдруг упадут с неба.
Взрослые хотели поблагодарить Ханну Партридж, но она уже шла прочь через луг и чувствовала отнюдь не радость, а безысходность. Ее самое заветное желание никогда не исполнится. А больше всего на свете она хотела иметь ребенка. Что же тут невозможного, сказали бы ей люди: найди себе мужчину, выйди замуж — это вполне осуществимо даже в таком маленьком городке, как Блэкуэлл, вот и родится у тебя ребенок, да еще и не один. Но Ханну совершенно не интересовали мужчины. Ни раньше, ни теперь. Не разделяла она и тех чувств, которые сама внушала мужчинам. Она не задумывалась о причинах своего поведения. Ханна твердо знала одно: если она не готова стать чьей-то женой, то и ребенок у нее не может появиться даже в обмен на все сокровища мира.
Празднование Дня основателей города проходило не так пышно, как в прошлые годы. Ради экономии электричества не стали украшать деревья гирляндами из разноцветных лампочек. Новых костюмов не шили, а заштопали и починили те, что были. Вместо того чтобы сделать новые трибуны, собрали старые, хотя они, конечно, обветшали и нуждались в замене. Но, несмотря на это, праздник удался. По дорожкам шествовали люди в карнавальных костюмах, прилавки ломились от домашней выпечки, мороженое накладывали и в бумажные стаканчики, и в вафельные рожки. Не было, правда, в этом году ни цирка, ни музыкантов, ни даже хора из Ленокса, зато пригласили актерскую труппу из Нью-Йорка, чтобы разыграть забавные скетчи.
Актеры остановились в мотеле «Фонарщик». Уже через два часа пребывания в Блэкуэлле они изнывали от скуки. Городской совет взял на себя расходы и выплачивал скромный гонорар. Если его поделить на четверых, получалось, что артисты выступают почти даром. Но участники маленькой труппы — две пары — решили рассматривать эту поездку как развлечение. Они пытались извлечь максимум удовольствия из тех возможностей, которые предлагал маленький Блэкуэлл. Они поплавали в Угорьной реке, которую нашли мутной и холодной. Они вскарабкались на гору Хайтоп, где женщины, Шарлотта и Эбби, чуть не умерли со страху — они клялись, что видели медведя. Они поели персикового пирога в местной кофейне и заглянули сквозь пыльные окна в Исторический музей, который стоял закрытым с самого начала войны. Четверка забрела и в таверну Джека Строу, где мужчины сразились с местными в дартс, а женщины заказали по коктейлю из виски с лимонным соком вместо пьяной вишни, потому что пьяной вишни не нашлось бы, обыщи хоть весь Блэкуэлл. Ханна была в таверне и, услышав про пьяную вишню, заговорщицки улыбнулась Бобу Келли, достала из своей корзинки два помидорчика-черри и украсила ими коктейли.
— Они городские. — Ханна бросила на двух актрис взгляд через плечо. — Разницы не заметят.
После того как заказ принесли, одна из актрис подошла к стойке бара. Ее звали Шарлотта Скотт, она была высокого роста, элегантная, с длинными черными волосами, в черном платье и туфлях на высоких каблуках. Она совсем не походила на жительницу Блэкуэлла.
— Это что, шутка? — спросила она.
Ханна обернулась, готовая сказать что-нибудь острое в ответ, но, когда увидела Шарлотту, у нее язык прилип к небу. Лицо залилось краской, Ханна чувствовала себя полной кретинкой.
— Вы что, язык проглотили? — Шарлотта положила руки на бедра, глаза метали молнии.
— Не понимаю, о чем вы, — проговорила Ханна.
— О чем? О том, что мы умираем со скуки. Может, вы составите нам компанию?
Ханна предпочла бы остаться возле стойки, допить свое пиво и уйти, но Шарлотта потянула ее за руку.
— Идемте, должен же кто-то и клоунов развеселить.
Актрисы заказали еще виски с лимонным соком, а Ханна заказала еще пива. Ее стали расспрашивать об истории Блэкуэлла — ведь Исторический музей был закрыт, и она увлеклась. Она рассказала все истории и легенды, которые помнила. И о том, как основателям преградила путь на запад снежная буря, и о том, как Джонни Яблочное семя собственными руками посадил самое старое дерево в городе, и о том, как Эмили Дикинсон посетила Блэкуэлл перед тем, как стать затворницей. Неожиданно для самой себя Ханна рассказывала в высшей степени забавно — возможно, благодаря выпитому пиву. Свой исторический экскурс она завершила, разыграв в лицах встречу старшей сестры с призраком младшей на берегу Угорьной реки — сцену из второго акта представления, показываемого на День основателей города.
— Я покидаю этот мир, но никогда не покину тебя! — провозгласила Ханна под аплодисменты слушателей. Она испытывала некое возбуждение от бенефиса, в который превратился ее одинокий вечер у стойки бара, и от успеха, который выпал ей на долю. Подошли познакомиться мужчины: Джеймс Скотт и Стэнли Франклин. Джеймс был мужем Шарлотты, а Стэнли был помолвлен с Эбби.
— Его настоящая фамилия — Фишман. — Шарлотта весело подмигнула, кивнув в сторону мужа, и вздохнула. — Мужчины — это сплошное тщеславие.
В конце вечер Шарлотта вбила себе в голову, что они непременно должны пойти посмотреть, как живет Ханна, ведь ее дом принадлежал основателям города, а их труппа приехала сюда именно по случаю Дня основателей. Поэтому они просто обязаны погрузиться в местную атмосферу, пропитаться местным духом, набраться впечатлений, а потом включить эпизоды из местной истории в свое представление. Компания, шумная и нетрезвая, отправилась в зеленоватых летних сумерках на поиски впечатлений. Так приятно было хоть ненадолго забыть про войну и пережитые потери и чуть-чуть расслабиться. За этот вечер Ханна успела подружиться с Шарлоттой и Эбби.
— Держу пари, ты спишь и видишь, как вырваться из этого городишки, — сказала Шарлота и заговорщицки понизила голос: — Давай обсудим это.
— Вовсе нет, — смутившись, ответила Ханна. — Я не представляю, как можно жить в другом месте.
— Ах, брось, пожалуйста! Эта жизнь не для тебя.
Они подошли к парадному входу в дом, и Ханна торжественно объявила, что перед ними подлинная старинная дверь — самая первая дверь самого первого дома в Блэкуэлле. Она показала свой дом гостям, и на них произвело огромное впечатление висевшее над камином ружье, которое принадлежало первопоселенцам.
— Знаете, как говорится? — торжественно продекламировал Джеймс Скотт, симпатичный и долговязый, с красивым глубоким голосом, в котором слышалось что-то неуловимо английское. — Если в первом действии на стене висит ружье, во втором действии оно должно выстрелить.
Ружье не стреляет уже много лет, сообщила Ханна. Кто-то давным-давно сломал спусковой механизм.
— Так что во втором действии должно произойти что-то другое, — закончила она, и все снова засмеялись ее непритязательной, но уместной шутке.
Через заднюю дверь вышли в сад, который именовался Красным и был засажен помидорами — ньюйоркцы даже не подозревали, что в одном городе может быть сосредоточено такое количество помидоров, не говоря уже об одном огороде. В воздухе стоял своеобразный запах растений — сладковато-серный.
— Так вот откуда помидоры в наших коктейлях, — рассмеялась Шарлотта. — Теперь мне все ясно.
Шарлотта с Эбби, обняв друг друга за талию, танцевали среди грядок, а мужчины аплодировали.
Потом Шарлотта схватила Ханну, и та тоже пошла танцевать. Когда они оказались в том конце, где стебли достигали такой высоты, что образовывали подобие зеленой беседки, Шарлотта наклонилась и в этой беседке поцеловала Ханну. Поцелуй был таким крепким и страстным, что Ханна подумала — уж не почудилось ли ей? Но когда гости уже вышли на улицу и на ходу махали ей, ее лицо все еще пылало.
Утром Ханна стояла возле окна и пила чай со льдом. Она смотрела в сад, но думала не о поливке и не о прополке. Потом вышла из дома и отправилась в мотель «Фонарщик». У дежурной Бетти Харкенс она спросила, где остановились актеры. Промямлив что-то в ответ на объяснения, Бетти заявила, что является их официальным гидом. День выдался еще жарче, чем накануне. В синем небе кружились ястребы, асфальт на стоянке для автомобилей, казалось, плавился под ногами, пока Ханна шла через площадку к комнате Скоттов. Они жили в комнате номер семь, и Ханна подумала — может, это добрый знак? Она остановилась и попыталась заглянуть в окно, сомневаясь — может, она неправильно поняла Шарлоту? Потом постучала в дверь. Голова у нее кружилась. Шарлотта наконец появилась на пороге, широко улыбнулась и, схватив Ханну за руку, потащила в комнату.
— Почему ты так поздно? Я уже давно всех выпроводила. Теперь у нас остался в лучшем случае час, не больше, — говорила Шарлотта.
В комнате стояли две двуспальные кровати. Уже целуясь, Шарлотта и Ханна упали на одну из них. Еще мгновение — и они избавились от одежды и сомкнули объятия. Ханна чувствовала себя так, как в ту минуту, когда ее назначили на роль Привидения: тело в одном месте, а душа смотрит на него со стороны. Тогда, в детстве, она сильно испугалась. Она вспомнила слова, которые сказала ей сестра в тот давнишний вечер: действуй и ни о чем не думай. Этому совету Ханна последовала и сейчас, хотя прекрасно слышала шум автомобиля на стоянке под окном и прекрасно знала, что небо по-прежнему синее и в нем по-прежнему кружатся ястребы.
Когда все вернулись с прогулки, Ханна с Шарлоттой сидели одетые на постели. Рука Шарлотты касалась спины Ханны, и ее прикосновение обжигало. Ханна жалела, что плохо умеет скрывать свои чувства, и боялась, что румянец выдаст ее. Актеры наполнили комнату шумом голосов, уставшие от ходьбы, они сбрасывали туфли. Вторая вылазка на гору Хайтоп оказалась столь же неудачной, как и первая. На этот раз Стэна ужалила оса, и на обратном пути они зашли в кофейню, чтобы раздобыть льда.
— Черт возьми, ненавижу горы! — воскликнула Эбби. Она потерла уставшие ноги и налила себе водки. — Чего бы я только не дала за ведерко со льдом!
— Держи. — Стэн протянул кусочек льда, который спас его руку от дальнейшего распухания. — Передаю тебе вместе со льдом осиный яд.
Джеймс бросился на кровать, обнял Шарлотту и притянул ее к себе.
— Надеюсь растопить это неподатливое тело, — продекламировал он, погружаясь в матрас. — Если я снова соберусь в горы, привяжи меня, — сказал он жене и обратился к Ханне: — Привет местным жителям! — Он потянул на кровать и ее. — Готов поклясться, что ты ничего не имеешь против ос, медведей и горных троп.
Ханна рассмеялась и, отстранившись, легко вскочила на ноги.
— Я зашла на минутку пожелать вам удачи перед выступлением.
— Не смей этого делать! — вскричала Эбби. — Ты сглазишь нас. Удача обходит стороной добрые пожелания.
— У тебя такой вид, будто ты перегрелась на солнце, — заметил Стэн, когда Ханна встала с кровати. — Может, нам искупаться в Угорьной реке? — предложил он.
— Вечером, — согласилась Шарлотта. — Когда солнце зайдет. После праздника.
— Блестящая идея, — поддержал ее Джеймс. — Скользкие угри, вязкий ил, холодная вода и лунный свет.
— Пойдем с нами, — позвала Шарлотта Ханну. — Встретимся после спектакля.
Ханна посмотрела на часы. Спешить ей было некуда, но внезапно подступило сильное желание уйти.
— Боже мой, я же опаздываю! — воскликнула она. — До встречи!
Последние слова она бросила уже стоя в дверях. И ретировалась, шагая как можно быстрее. Она упрекала себя за то, как безответственно повела себя сегодня. Даже не полила сад в такую жару.
У нее за спиной открылась и снова захлопнулась дверь.
— Эй! — крикнула Шарлотта. — Ханна, подожди!
Шарлотта бежала через площадку для автомобилей босиком, обжигая ступни о раскаленный асфальт.
— Ты забыла. — Шарлотта протянула Ханне заколку для волос. Шарлотта стояла в тени, отбрасываемой высокой сикаморой, в одной комбинации, на которую была наброшена рубашка Джеймса. — Ты обиделась. В конце концов, он мой муж.
— Я не обиделась, — ответила Ханна.
Шарлотта подошла к ней.
— Но я все равно без ума от тебя, — добавила она.
— Сомневаюсь. — Ханна сама услышала обиду в своем голосе. Это же просто смешно. Шарлотта — замужняя женщина. Они с ней случайные знакомые.
Шарлотта удивленно посмотрела на Ханну.
— Девушка поступает так, как она поступает. — Она положила руки на плечи Ханне, обняла ее. — Джеймс понятия не имеет, что я — отличная актриса. Только ты знаешь, какая я на самом деле.
Ханна спешила домой. Она решила перейти на бег. Когда бежишь, ни о чем не думаешь. А когда ни о чем не думаешь, чувствуешь себя лучше всего. Она даже не вошла в дом, сразу пробежала в сад и стала поливать помидоры. Потом принялась выдергивать сорняки из влажной красноватой земли. Было так жарко, что она с трудом дышала. Она поднялась с колен, только когда закончила работу. Войдя в дом, сразу направилась к зеркалу и внимательно посмотрела на себя. Она выглядела как обычно. Судя по ее виду, никто не сказал бы, что ее жизнь перевернулась.
Когда наступила пора одеваться, Ханна выбрала одно из платьев сестры. Волосы она заколола черепаховыми гребнями. Все горожане по случаю праздника высыпали на улицу. С приближением вечера туч на небе не появилось и прохладней не стало. По дороге Ханна купила мороженого. Она сообразила, что весь день ничего не ела. Стоя под старым яблоневым деревом, она съела ванильный и шоколадный шарики из бумажного стаканчика. Смеркаться стало в тот момент, когда началось представление в честь Дня основателей города. Все уже видели его, и не по разу, но тем не менее ожидали с нетерпением. Дженни Линден в роли маленького Привидения заслужила самые громкие аплодисменты, особенно в ответ на крик: «Я покидаю этот мир, но никогда не покину тебя!» Ханна ощутила странный прилив растроганности и гордости.
После того как занавес опустился, дети из драматического кружка выбежали на поклоны, а их преподавательница, Грейс Кэмпбелл, поблагодарила городской совет за поддержку, которую он оказывает даже в такие трудные дни. Затем наступил черед артистов из Нью-Йорка. В костюмах они преобразились до неузнаваемости. Джеймс в образе хулигана декламировал Шекспира. Эбби в белоснежном голливудском наряде играла Эмили Дикинсон — она воспользовалась рассказом Ханны. Стэн и Джеймс разыграли комическую сценку, посвященную Джонни Яблочное семя. Люди взвыли, когда Джонни вырастил дерево из камня. Затем на сцену вышла Шарлотта. Она прочитала монолог от лица одной из основательниц города, причем с испанским акцентом, что было сделано с явным расчетом на то, чтобы от монолога перейти к танцу. Она танцевала танго в паре с Джеймсом. Играла Шарлотта весьма посредственно, а вот танцевала превосходно. Изящно, эротично, самозабвенно. Музыка из проигрывателя плыла над лугом, к танцу присоединялись новые пары, а сумерки становились все синей и гуще. Трудно было провести грань между представлением и реальностью. Люди ненадолго забыли о своей жизни, вообразили, что они в Испании под звездным небом. Среди деревьев, в уплотняющихся сумерках Ханна чувствовала себя завороженной и околдованной.