– Нет.
Егоров собирает бумаги. Прокурор достает из нижней тумбы стола несколько тонких папок и кладёт их перед Егоровым.
– Дополнительные материалы о Неверове. Всё, что удалось достать. В том числе и его настоящее личное дело, я затребовал его из Москвы. И вот ещё что. Думаю, будет правильно, если вы появитесь на постах не в качестве следователя… следователь там уже был. А… Даже не знаю. Кем бы вы хотели побыть? Геологом?
– Вряд ли я сумею отличить гранит от базальта.
– Может, просто туристом или охотником-отпускником?
– Посёлок на Имангде законсервирован, – напоминает Егоров. – Значит, есть какая-то опись оборудования и строений? Можно провести инвентаризацию. По крайней мере, дело знакомое.
– Не возражаю, – говорит Ганшин и берется за телефон. – Соедините меня с начальников геологоразведочной экспедиции Шубиным, – приказывает он секретарше. – Не перепутайте. Есть начальник Норильской комплексной геологоразведочной экспедиции, это Шубин. А есть начальник Гидрологической службы. Это разные организации и разные люди.
Оговорка, по мнению Егорова, очень нелишняя.
– Жду, – бросает Ганшин и с телефонной трубкой в руке откидывается на спинку кресла. По напряжённой гримаске на его лице и по тому, что он звонит Шубину не по прямому телефону, а связывается с ним через секретаршу, нетрудно догадаться, что начальник НКГРЭ Шубин не относится к людям, с которым прокурора связывают товарищеские отношения. И пока секретарша в приемной выпевает: «С вами сейчас будет говорить прокурор города Норильска Вячеслав Николаевич Ганшин!» – сам прокурор, забыв обо всём, готовится к разговору. Голос его, однако, звучит с обычной непринуждённостью:
– Осмелился вас побеспокоить… э-э… Владимир Семенович. Вот какая у нас родилась мысль. Стоит, пожалуй, провести ревизию вашего посёлка на Имангде, всё-таки столько лет прошло после консервации. Как вы на это смотрите?.. Не принято? Вот мы и хотим нарушить эту традицию… Нет, на этот счёт не беспокойтесь, пусть ваши люди занимаются своими делами. А этим займётся наш сотрудник. Егоров Николай Тихонович, он к вам зайдёт… Да, это по делу Неверова, в нём остались неясности…Рад, что вы ничего не имеете против. Всего хорошего!..
Пока Ганшин разговаривает, Егоров открывает обложку лежащей сверху папки. На титульной странице отпечатано на ротапринте: «В.А.Неверов. Некоторые аспекты решения пространственных задач методом математического подобия в приложении к конкретным геофизическим исследованиям». На следующих страницах текст, на три четверти состоящий из математических формул.
– Это автореферат к диссертации Неверова, – поясняет Ганшин, положив трубку и как бы стерев с лица выражение непринуждённости.
– Что это значит?
– Понятия не имею. Но практическое значение имеет – и очень большое. В сущности, Талнах был открыт по методу Неверова. Он предсказал там руду, как кто-то из астрономов предсказал планету Нептун. Так мне объяснили. А нашли месторождение уже без него. Он всего-то был в городе раза три или четыре, прилетал для консультации. Поэтому у нас его и не знают в лицо. Кстати, на Имангде он тоже был. Сказал: прекрасные места, я хотел бы здесь жить. Это со слов Шубина. Про то, что он хотел бы здесь умереть, он ничего не сказал. Вероятно, это желания пришло позже… А вообще странно всё это. Человек прилетает из Москвы, бросает там семью, квартиру, работу, устраивается в тундру, в дикую глушь. Живёт там зиму, полярную ночь, с непривычки самое жуткое время. И вот, когда зима позади, когда только жить и жить, забивает в край стола гвоздь и стреляет себе в висок. Почему?
– Вероятно, потому что ствол у карабина слишком длинный, – предполагает Егоров.
– Ствол? – Ганшин не сразу понимает, о чём идёт речь. – Ах да, ствол. Не такой уж длинный, чтобы не дотянуться до курка рукой.
– Какого роста был Нестеров?
– Среднего. Думаю, смог бы дотянуться… Словом, на все эти вопросы вам и предстоит дать ответ. Приступайте. Всё, что у вас в работе, передайте в отдел. Сами решите кому. Желаю успеха.
Егоров пожимает узкую сильную руку Ганшина, встаёт, но уходить не спешит.
– Два вопроса, – говорит он. – Объяснить задание – на это нужно десять минут. А я здесь уже час. Значит ли это, что у вас есть ко мне вопросы, которые вы не можете задать прямо?
– Да, – помедлив, признаёт Ганшин. – Но только потому, что вы не сможете ответить на них при всём вашем… э-э… желании.
– А вы попробуйте.
– Хорошо… Кто вы такой, Николай Тихонович? Что вы представляете собой как человек?
Егоров молчит.
– Каковы ваши потенции как общественного деятеля? В той мере, в какой ответственный работник прокуратуры не может не быть общественным деятелем?
Егоров молчит.
– Достаточно? – спрашивает прокурор.
– Нет.
– Я вижу, что вы не любите неопределенных ситуаций и умеете их прояснять. Что ж, скажу больше – но только то, что… э-э… могу сказать. Мне предложено подумать над возможностью использовать вас на другой работе, по характеру лишь косвенно связанной с вашей… э-э… профессией.
– Разве выбор работы не моё личное дело?
– В пределах, допускаемых партийной дисциплиной.
– Теперь понятно. Второй вопрос. Вы упомянули о Нине Уразовой. Так, кажется, её фамилия? В связи с этим, – кивает Егоров на архивную папку.
На лице Ганшина появляется ироническая усмешка.
– Николай Тихонович, но это же только слухи! Насколько я понял… вернее, насколько вы мне дали это понять, не в ваших правилах… э-э… использовать их в работе. Или я неправильно вас понял?
Вячеслав Николаевич Ганшин, прокурор города Норильска, верен себе: последнее слово остаётся за ним. Егоров собирает со стола бумаги и выходит из кабинета. Вернувшись к себе, достаёт из шкафа новую папку и начинает заполнять формуляр.
«Номер дела…»
«Дело начато…»
Из коридора доносится дробный стук каблуков, дверь открывается и слегка запыхавшаяся секретарша прокурора со словами «Вячеслав Николаевич велели вам передать» кладёт перед Егоровым листок.
Машинописный, довольно слепой экземпляр. В углу: «Для обсуждения. Текст надписи на памятном камне на Гвардейской площади. Проект».
Ниже – заглавными буквами:
...«ЗДЕСЬ БУДЕТ СООРУЖЁН ОБЕЛИСК, ВСЕГДА НАПОМИНАЮЩИЙ О ПОДВИГЕ ПЕРВЫХ НОРИЛЬЧАН, КОМСОМОЛЬЦЕВ-СТРОИТЕЛЕЙ, ПОКОРИВШИХ ТУНДРУ, СОЗДАВШИХ НАШ ГОРОД И КОМБИНАТ».
Ещё ниже – острым и словно ироничным почерком прокурора:
«К вопросу о компетентности. Как вы это оцениваете?»
– Спасибо, можете идти, – говорит Егоров секретарше.
– Вячеслав Николаевич велели показать и вернуть.
– Тогда подождите.
Егоров переписывает текст на бумажную четвертушку и только после этого отпускает секретаршу. Затем возвращается к прерванной работе.
«Дело начато…»
«Месяц и число: 2 апреля».
«Год: 1967».
«Дело окончено…»
IV
В гидрогеохимическом отряде Норильской экспедиции, который в начале апреля 1967 года забросили на Имангду, было шесть человек: начальник отряда, кандидат наук Андрей Павлович Щукин, инженер-геолог Игорь Хазанов, старший техник Валерий Леонтьев, студентка-практикантка Ленинградского университета Ольга Новикова и два рабочих – молодой парень, недавно отслуживший срочную Григорий Задонский и пожилой тундровик Иван Мартынович Чесноков, которого все называли по отчеству, Мартынычем. Он выполнял обязанности завхоза и радиста отряда. Седьмым стал Егоров, которого Щукин представил как сотрудника контрольно-ревизионного управления горисполкома.
Экспедиционный «УАЗ-санитарка» с металлическим кузовом оказался до отказа забит отрядным скарбом – мешками с крупами и сахаром, ящиками с говяжьей и свиной тушёнкой, картонными коробками с макаронами и чаем, раскладушками и спальными мешками, связками лыж и бамбуковых лыжных палок, которых хватило бы человек на двадцать.
– Куда столько? – удивился Егоров.
– Про запас, – объяснил Мартыныч. – Наст, он дерево режет, как наждак. И на случай, если кто лыжи сломает. Пешком не больно-то походишь.
Ещё было несколько ящиков с пустыми пивными и винными бутылками.
– Это для проб воды, – пояснил Егорову начальник отряда.
С особой осторожностью в «санитарку» погрузили ящик водки. Мартыныч устроился в кабине рядом с водителем, а в кузов с трудом запихнули Задонского. Остальным пришлось добираться до аэропорта Валёк на рейсовом автобусе.
В первый день не улетели – не было вертолётов. На второй тоже не улетели – вертолёты были, но не подвезли горючку. Только утром третьего дня, когда от ящика водки, припасенной для экстренных случаев на маршрутах, осталось не больше половины, начальник службы перевозок оглядел неподвижные тела в спальных мешках, лежащие в зале ожидания вокруг груды экспедиционного имущества, и скомандовал:
– Подъём, геологи! Транспорт подан. Или вы собираетесь здесь жить?
Опохмелились уже в вертолёте. Внизу тянулась тундра с ослепительно сверкавшим на солнце снегом, словно заштрихованная редкими лиственницами. Через час «Ми-8» сделал круг над посёлком из четырёх десятков домов с трубами, из которых не поднималось ни одного дыма, с нетронутыми ни единым следом проездами между домами. На краю посёлка, возле единственной живой избы, чернели несколько человек, приветственно махали руками.
– Гидрологи! – прокричал на ухо Егорову Щукин, перекрывая грохот двигателя.
Вздымая тучи серебристой снежной пыли, в которой на миг появилась радуга, вертолёт приземлился неподалёку от избы. Члены отряда с помощью гидрологов быстро выгрузили всё из трюма и только потом, когда вертолёт взлетел, начали здороваться с удивившим Егорова радушием: жали руки, обнимались, хлопали друг друга по спинам. При том что знакомы до этого не были. Кроме, может быть, Мартыныча, который работал на Имангде ещё в те времена, когда здесь вели разведочное бурение геологи.
На правах человека бывалого, он и взялся командовать. Из всех пустых домов выбрал просторную избу, сложенную из бревен лиственницы. Объяснил:
– Здесь контора была. И начальство жило. Самый теплый дом, не сомневайтесь, сам в нём жил.
В центре самой большой комнаты стояла ржавая буржуйка с жестяным дымоходом, выведенным в окно с грязными стёклами. Второе окно было забито фанерой и рубероидом, щели тщательно законопачены шлаковатой. Было ещё несколько комнат, поменьше, все без дверей. Егоров догадался, что двери сняты для того, чтобы комнаты обогревались теплом от буржуйки. Пока перетаскивали экспедиционный скарб от вертолётной стоянки, двое гидрологов приволокли от своей избы несколько вязанок дров, раскочегарили печку. В дымоходе загудело, промороженный дом стал медленно наполняться теплом. Грязные стекла плохо пропускали солнечный свет, в комнате стоял полумрак. Принесли две керосиновые лампы-трёхлинейки, при их свете выложили на дощатый стол консервы, выставили последние бутылки водки.
– Завязывать не пора? – полюбопытствовал Егоров у начальника отряда.
– Завяжут, – отозвался Щукин. – Водка кончится и завяжут. Здесь не сгоняешь за добавкой. Сто двадцать километров до ближайшего гастронома.
Люди за столом различались внешностью и одеждой. Куртки и ватники гидрологов были замызганы, а лица с грубым загаром обросли бородами, у кого густой, у кого жидкой, клочками. Одежда геологов была ещё необмятой, лица бритые и бледные после долгой зимы. Единственная девушка в мужской компании – студентка, помнил Егоров – держалась замкнуто, почти не пила и быстро ушла спать. Инженер-геолог Хазанов устроил её в одной из комнат и вернулся к столу.
Водка кончилась часа через два в самый разгар шумного застолья с беспричинным смехом и бестолковыми разговорами, от которых Егоров слегка угорел. Чтобы продолжить праздник, гидрологи притащили пятилитровую бутыль мутной бражки.
Егоров решил, что с него хватит, пристроил раскладушку в свободной комнате и залез, не раздеваясь, в спальный мешок.
Проснулся он от холода. Дрова в буржуйке прогорели. Одна лампа погасла, другая, с закопченным стеклом, тускло освещала стол с остатками закусок, с окурками в консервных банках. Гидрологов не было, ушли к себе. Члены отряда кто устроился в свободных комнатах, кто расположился в спальниках вокруг буржуйки.
Егоров набил печку дровами, подождал пока они разгорятся и вышел на улицу. Ослепило низкое рассветное солнце, морозный воздух был насыщен сверканием чистого снега, никакие звуки не нарушали бездонную тишину. Безжизненные дома посёлка, редкие лиственницы и уродливые сосенки отбрасывали длинные голубоватые тени.
Сзади стукнула дверь дома, послышались какие-то хлюпающие звуки. Егоров оглянулся. Один из молодых геологов спустился с крыльца и блевал в сугроб, его прямо-таки выворачивало наизнанку. Егоров обратил на него внимание ещё на автовокзале в Норильске. Его провожала симпатичная блондинка в очках. Очки на морозе запотевали, она смущенно протирала их рукой в шерстяной варежке. Проблевавшись, он нагреб валенком на следы снег и попросил Егорова, глядя на него больными глазами:
– Не смотрите на меня так. Сам знаю: свинья свиньёй. Это всё бражка. Как чувствовал, не нужно было её пить.
– Зачем же пили?
– За компанию. Вы Николай Тихонович, из горисполкома. А я Леонтьев.
– Вы не похожи на геолога, – заметил Егоров. – Давно в экспедиции?
– Нет, с января. Я не геолог, я журналист. Старшим техником оформили, чтобы платить зарплату. Занимаюсь связями с прессой. С московской и местной, прославляю норильских геологов.
– Их нужно прославлять?
– Решили, что нужно. Меня взяли, потому что я из Москвы, был корреспондентом всесоюзного журнала.
– А как оказались здесь?
– Сам напросился. Чтобы писать о геологах, нужно побывать в их шкуре.
– И как вам в их шкуре?
– Пока не очень. Куда вы собрались?
– Хочу осмотреть посёлок. Не пойдёте со мной?
– Спасибо, в другой раз. Сейчас попробую ещё поспать, лучшее средство от похмелюги.
Леонтьев вернулся в дом, а Егоров направился в посёлок, угадывая дорогу по просвету между домами. Промороженный наст был крепким, не проваливался, только похрустывал под ногами. И чем дальше Егоров углублялся в посёлок, тем сильнее охватывало странное чувство выпадения из времени. В домах, куда он заглядывал, когда удавалось откопать и открыть двери, вплотную стояли железные кровати. На машинном дворе под сугробами угадывались остовы бульдозеров и вездеходов, штабеля бочек из-под солярки. Время здесь остановилось, посёлок напоминал заброшенное деревенское кладбище, которое постепенно поглощается кустарником и плетями стланика. Дома стояли нетронутые, только две бревенчатые избы были разобраны на дрова гидрологами.
«Одно дело сделано, – отметил Егоров. – Ревизию можно считать проведённой».
Он поднялся на сопку, у подножия триангуляционной вышки отыскал торчавший из снега крест, сколоченный из двух деревянных брусов. На поперечине было вырезано: «Нестеров, 1938—1966».
С сопки был виден весь посёлок, мёртвый, как кладбище. Только возле двух домов двигались фигурки людей, с которыми Егорову выпало прожить часть жизни.
V
...ВСЕМ НАЧАЛЬНИКАМ ПОЛЕВЫХ ОТРЯДОВ, СТАЦИОНАРНЫХ ПАРТИЙ. ПО СВЕДЕНИЯМ МЕТЕОСЛУЖБЫ В НАЧАЛЕ ВТОРОЙ ДЕКАДЫ АПРЕЛЯ ОЖИДАЕТСЯ РЕЗКОЕ ПАДЕНИЕ АТМОСФЕРНОГО ДАВЛЕНИЯ С ОДНОВРЕМЕННЫМ ПОВЫШЕНИЕМ ТЕМПЕРАТУРЫ ДО МИНУС ПЯТИ ГРАДУСОВ И СИЛЬНЫМИ СНЕГОПАДАМИ ВЕТЕР 15—17 МЕТРОВ В СЕКУНДУ, ПОРЫВАМИ ДО 30 МЕТРОВ. НАПРАВЛЕНИЕ ДВИЖЕНИЯ ЦИКЛОНА ЮГ-ЮГ-ЗАПАД ПРИМИТЕ МЕРЫ ПО ОБЕСПЕЧЕНИЮ БЕЗОПАСНОСТИ РАБОТ НАЧАЛЬНИК ЭКСПЕДИЦИИ ШУБИН
...ЭКСПЕДИЦИЯ-ФОНДЫ. В РЕЗУЛЬТАТЕ СЛУЧАЙНОГО ОТКЛОНЕНИЯ ОТ МАРШРУТА ИЗ-ЗА РЕЗКОГО УХУДШЕНИЯ ВИДИМОСТИ В КВАДРАТЕ 18—20 МНОЙ ОБНАРУЖЕНА БУРОВАЯ СКВАЖИНА, ОТСУТСТВУЮЩАЯ НА СХЕМЕ ИМАНГДЫ. ВЫЯСНИТЕ В АРХИВЕ ИНДЕКС СКВАЖИНЫ, РАДИРУЙТЕ СОСТАВ КЕРНА В ИНТЕРВАЛЕ ГЛУБИН 100—150 МЕТРОВ. ГИДРОГЕОХИМИЧЕСКИЙ ОТРЯД, ХАЗАНОВ.
...ИМАНГДА, ХАЗАНОВУ УТОЧНИТЕ КООРДИНАТЫ СКВАЖИНЫ.
...ЭКСПЕДИЦИЯ-ФОНДЫ. УТОЧНЯЮ КООРДИНАТЫ: КВАДРАТ 18—20, СЕВЕРНАЯ ПОДОШВА СОПКИ ПЛОСКОЙ. ПО ВНЕШНИМ ПРИЗНАКАМ СКВАЖИНА СРЕДНЕГО БУРЕНИЯ. ХАЗАНОВ.
...ИМАНГДА, ХАЗАНОВУ. В УКАЗАННОМ ВАМИ КВАДРАТЕ БУРОВЫЕ РАБОТЫ ПОДРАЗДЕЛЕНИЯМИ НАШЕЙ ЭКСПЕДИЦИИ НЕ ВЕЛИСЬ. СОГЛАСНО ОТЧЁТУ СПЕЦПАРТИИ ШУБИНА НА ИМАНГДЕ ПРОБУРЕНО 9 РАЗВЕДОЧНЫХ СКВАЖИН С ИНДЕКСАМИ ОТ Т-1 ДО Т-9 НА ПРОЕКТНУЮ ГЛУБИНУ ДО 210 МЕТРОВ. БУРЕНИЕ СКВАЖИНЫ Т-10 ПРЕКРАЩЕНО В НАЧАЛЬНОМ ПЕРИОДЕ В СВЯЗИ С ЛИКВИДАЦИЕЙ ПАРТИИ. ПРОВЕДЕННЫМИ РАБОТАМИ ВСКРЫТА НЕЗНАЧИТЕЛЬНАЯ ЭНТРУЗИЯ С ВКРАПЛЕННЫМИ МЕДНО-НИКЕЛЕВЫМИ РУДАМИ НЕПРОМЫШЛЕННОГО ЗНАЧЕНИЯ. КАКИЕ-ЛИБО УКАЗАНИЯ НА СКВАЖИНУ В КВАДРАТЕ 18—20 В АРХИВАХ ОТСУТСТВУЮТ. ПРЕДПОЛАГАЕМ, ЧТО ВЫ ОШИБЛИСЬ В ОПРЕДЕЛЕНИИ МЕСТОНАХОЖДЕНИЯ СКВАЖИНЫ.
...ЭКСПЕДИЦИЯ-ФОНДЫ. ВАШИМ ОТВЕТОМ НЕ УДОВЛЕТВОРЕН. ОРИЕНТИРОВКУ НА МЕСТНОСТИ ПРОВОДИЛ ДВАЖДЫ, ОШИБКА ИСКЛЮЧЕНА. ТЩАТЕЛЬНО ПРОВЕРЬТЕ АРХИВЫ, ТАК НЕ БЫВАЕТ, ЧТО СКВАЖИНА ЕСТЬ, А ТЕХНИЧЕСКОЙ ДОКУМЕНТАЦИИ НЕТ. ЭТО ДОКУМЕНТЫ СТРОГОГО УЧЁТА. ИЩИТЕ ЛУЧШЕ. ЖДУ ДАННЫЕ ПО СОСТАВУ КЕРНОВ. ХАЗАНОВ.
...ЭКСПЕДИЦИЯ-ФОНДЫ. НАЛИЧИЕ БУРОВОЙ СКВАЖИНЫ В УКАЗАННОМ ХАЗАНОВЫМ КВАДРАТЕ ПОДТВЕРЖДАЮ. НАЧАЛЬНИК ГИДРОГЕОХИМИЧЕСКОГО ОТРЯДА ЩУКИН.
VI
– Кто здесь?.. А, вы, Андрей Павлович!.. Чего это вы с фонариком? Зажгли бы лампу, если не спится. Погодите, сейчас зажгу. Вот… А мне помстилось – стучат. Третью ночь всё скрипы, стуки какие-то, будто кто ходит, ищет чего… Не замечали?