– Ну что, Сергей Иванович, пользуясь старой дружбой, хочу на тебя подействовать... Пока подготовят приказ на капитана Басаргина, пока пройдут все этапы оформления, а ты сам знаешь, какая это возня, мы с ним делом займемся. Он уже попозже оформит необходимые документы, – вдруг заторопился Костромин, убрав трубку после разговора с Андреем.
Баранов недовольно кашлянул в кулак и надел очки, что он обычно делал только при работе с документами и избегал делать при разговоре с людьми. Должно быть, чувствовал себя полковник не совсем комфортно, расставаясь со своей надеждой, как он сам говорил, с лучшим опером отдела, и потому слегка потерял привычную координацию мыслей и движений.
– Пусть сегодня хотя бы дела передаст. Я пришлю ему сотрудника. Это часа два-три всего и займет. Передаст вместе с собственными соображениями по каждому делу... И на сегодня свободен...
– Завтра... Или даже послезавтра... – Костромин значительно показал на трубку своего «сотовика». – Обстоятельства требуют действий. Иначе я дал бы твоему любимцу время спокойно устроить прощальный банкет в кабинете любимого полковника, а потом бы сам увез его для обучения во Францию. Так и планировалось вначале. Теперь не мы правим бал, а он правит нами. Время праздника не нами назначено... А праздник слишком крупный по международным масштабам, чтобы пренебречь им.
– А этот ваш... Андрюша... Это кто? Он без Басаргина не сможет?
– Этот Андрюша – помощник Басаргина. Он передавал тебе, кстати, привет. Он тебя помнит еще старшим лейтенантом, когда сам он был майором.
– Кто такой? – насторожился Баранов.
– Его фамилия Тобако.
– Ни хрена себе, Шурик! Ты стал, я вижу, в самом деле большим начальником, если у тебя в помощниках ходят такие люди, как Тобако.
– Я надеюсь, что это временный помощник, – пояснил ситуацию Костромин. – Если все будет хорошо, Тобако уедет туда, откуда приехал. Без него нам будет трудно контролировать такой опасный регион. Тем не менее я уже предупредил Александра, что помощники у него будут, скорее всего, старше его по званию и по возрасту. И это не должно его смущать.
Баранов думал недолго.
– Хорошую связку ты сделал, Станислав Сергеевич. Басаргин – Тобако... Любой начальник любого нашего отдела позавидует. В том числе и я первый. Ладно. Я тоже понимаю, что такое обстоятельства. Только кто бы в мои обстоятельства вошел. До завтра... Или до послезавтра... Но я надеюсь, что дело не затянется надолго.
Он пожал руки комиссару и Басаргину. Они вышли и сразу направились к выходу. На лестнице навстречу им попался майор Лысцов.
– Куда спешишь, Шурик?
– В магазин. Надо отходную ставить. Мне рапорт подписали.
Внешне поведение Александра выглядело естественным.
Лысцов стрельнул глазами в сторону Костромина. Незнакомый человек в этих коридорах всегда вызывает недоумение. Но он уже видел этого человека накануне вместе с полковником Барановым.
На следующем этаже комиссар спросил:
– Это и есть тот самый Лысцов?
– Как вы догадались?
– Во-первых, я вчера его мельком видел в подъезде, когда приезжала следственная группа. А во-вторых, вид у него, как у побитой собаки. Глаза «пляшут»... Чувствует вину...
– Я тоже на это внимание обратил. Но не подал виду. Пусть думает, что это незаметно. Что Тобако сообщил?
– Сейчас приедем, узнаешь... Спутник заработал на полную мощь. Вот где сказывается сила Интерпола! Вам бы... вернее, им бы, – показал он большим пальцем за спину, – такие возможности...
– У нас такие возможности появятся только тогда, когда чиновники перестанут воровать и когда государственное перестанет быть отчасти личным. А для этого нам надо совсем избавиться от пережитков развитого социализма и создать цивилизованную систему управления страной. Это, в свою очередь, может произойти только после того, как мы перестанем смотреть в сторону Запада и начнем жить своей жизнью.
– Чем тебе Запад не нравится? Там все-таки цивилизация.
– Гораздо более худшая, чем у нас, когда мы сами по себе живем. У нас цивилизация была более высокая еще во времена Ивана Грозного. Я читал недавно, что наши учебники лгут, обвиняя Грозного во всех грехах. Это был царь гораздо более великий, чем Петр Великий, который первым на Запад повернулся и все настоящее русское изгадил.
– Ты патриот... – Костромин сказал это без осуждения, но с нотками, которые не могли не насторожить Басаргина. – Тебе трудно будет со своим мировоззрением стать международным полицейским. Нам слишком часто приходится забывать про свою национальность в угоду общим интересам. Но ты привыкнешь и поймешь...
– Я постараюсь, – сказал Александр.
Но сам он вовсе не был так уверен, что приложит усилия к этому.
* * *«Волга» сразу вырулила со стоянки и подъехала к подъезду. В середине дня проехать по Москве еще можно достаточно быстро. То же здание гостиницы ЮНЕСКО, на посту в подъезде другой человек, но пропустил их без вопросов. Дверь на втором этаже Костромин открыл своим ключом.
Тобако вышел встретить их из кабинета, где сидел за компьютером.
– Звонил Доктор. Он сейчас подъедет.
– А Саня где? – поинтересовался Басаргин.
– Уже звонила с собственного «сотовика», похвасталась покупкой. Вот номер... – Тобако протянул Александру бумажный прямоугольник размером с «визитку». – Квартиры она выбрать смогла, однако с маленьким «но». Была во многих риелтерских фирмах, перебрала кучу адресов, ездила смотреть. И только единственный вариант может устроить. Но там вместо однокомнатной – двухкомнатная квартира. Это существенно дороже, и она не решилась на покупку без согласования с комиссаром.
– Это не существенно дороже. Пусть покупает. Остальные условия соответствуют?
– Говорит, что соответствуют. Естественно, квартиры не новые. Требуется ремонт. Ремонтные фирмы могут обеспечить круглосуточную работу. Но обещают все сделать за трое суток. Это уже я сам звонил, выяснял.
– В Москве работают быстрее, чем в Европе. Там я не слышал о круглосуточной работе ремонтных фирм. Там просто профсоюз такое не разрешит.
– Здесь разрешает не профсоюз, а деньги. В России, Стас, не следует мерить все европейскими мерками, – откровенно насмехался Тобако. – Европе еще много сотен лет прожить, чтобы догнать Россию и начать ее понимать... Не умом, но... Не буду повторять известных истин, сказанных классиками. Здесь, одним словом, гораздо лучше. Здесь даже лучше, чем в Грузии, хотя я уже скучаю по морю.
Тобако нечаянно вернулся к недавнему разговору между комиссаром и Басаргиным.
– А по потному лету вы не скучаете? – спросил Басаргин, чтобы снова не вовлекаться в пройденную тему, не обманывать комиссара и говорить только откровенно. – Я бывал в Поти, и мне показалось, что там только пот, комары и море, больше ничего не существует. От первых двух составляющих спастись можно только в море. Но нельзя же целыми днями сидеть в воде. Выходишь из воды, начинаешь потеть и бить на себе комаров. Ночью невозможно спать от той же жары и еще больших полчищ комаров.
– Ничего не поделаешь, там же кругом болота... – согласился Андрей.
– Ну, что у нас новенького? – Костромин, мало интересуясь подробностями курортного быта и не слушая разговор сотрудников, чуть руки от нетерпения не потер. Должно быть, предварительный звонок Тобако был многообещающим.
– Рекомендую полюбопытствовать, – посоветовал Андрей и показал в сторону кабинета.
Они прошли к компьютеру. За монитор сел сам комиссар, начал щелкать мышью. На большом жидкокристаллическом мониторе было открыто сразу два окна – сам размер экрана позволял это не в ущерб изображению. Первое окно обеспечивало постоянную связь со спутником. Во втором окне была открыта программа, которую Александр вообще не знал, но смог сразу понять по значкам, что она обеспечивает работу со звуком. Должно быть, что-то подобное сегодня использовали при идентификации его голоса. На двух полосах шла диаграмма. Комиссар щелкнул по какой-то строчке в меню – по изображению диаграмм синхронно поползла красная линия, стал слышен разговор. Разговаривал, несомненно, майор Лысцов. Предупреждал, что у капитана жена художница и она сделала портреты обоих киллеров. Второй голос, с откровенным кавказским акцентом, спросил, откуда она может знать второго киллера. Лысцов ответил, что второго киллера видел капитан и рисовала она, вероятно, с его слов. Но капитана он пока подставил основательно. Думает, что пару дней разбирательство продлится, и эти пару дней его могут не опасаться. А вообще капитан должен сегодня рапорт написать. Собирается в отставку. Говорит, что так заставляет сделать жена, но Лысцов ему не верит, думает, что здесь какая-то хитрость.
– Карту включите... – подсказал Тобако.
Костромин параллельно активизировал окно спутниковой связи. Нажал строчку меню. В окне открылась карта космической съемки со светящейся мигающей точкой посредине. Указатель мыши нашел инструмент «увеличительное стекло» и стал многократно щелкать по светящейся мигающей точке до тех пор, пока на экране не оказалась не просто карта, а почти план Москвы, достаточно крупный. По мере нажатия на клавишу мыши точка стала раздваиваться, и теперь уже две точки отходили одна от другой.
– До какой степени можно увеличивать? – шепотом, чтобы не мешать слушать разговор, спросил Александр Тобако.
– Номер на машине не разберешь – там уже все на пикселы развалится, но очертания корпуса так, чтобы определить марку, можно...
Теперь уже стало ясно, откуда ведет разговор первый абонент, – здание ФСБ. Рядом с самой внешней стеной расположился.
– У окна стоит в нашем коридоре, – пояснил Басаргин. – В десяти шагах от моего кабинета. У нас туда часто офицеры выходят поговорить, если не хотят, чтобы другие их слушали. Смотришь, то один беседует, то второй. Своего рода переговорный пункт...
Вторая точка светилась в каком-то здании на Новом Арбате.
– Что здесь? – спросил Костромин.
– Я думаю – административное здание. Помещения сдаются под офисы. Офис какой-то фирмы.
– Слушайте дальше... – привлек внимание Андрей. – Хорошо, что я, когда разговор начался, за компьютером сидел. И еще в начале разговора включил систему цепочки. Спутник автоматически начал прослушивание разговоров второго абонента. Включи-ка, Стас...
Во внутреннем окне главного окна шел перечень записанных разговоров. Комиссар щелкнул по второй строчке. Вышли две новые диаграммы, зазвучали новые голоса.
* * *« – Как дела, Али?
– На пятьдесят процентов.
– Это я знаю. Хочу только предупредить... Портреты твоих ребят жена капитана нарисовала. Она художница.
– Она только одного видела.
– Второго видел сам капитан. Рисовала с его слов.
– Это ерунда. Видел я такие портреты... Сам себя не узнаешь.
– Не путай. Там фоторобот. Здесь работа живого художника...
– Ерунда.
– Как знаешь.
– Я ребят снял с дела. Они не успели добраться до капитана. У них другое поручение. Срочное. Приехал серьезный человек из дома... Большое дело начинают... Парни нужны. Как освободятся, я пошлю их опять.
– Это уже не важно. Капитана «убрали» с дела. Пока временно, но нет ничего более постоянного, чем временное. К тому же он сам собирался уйти в отставку. Если ты примешь возврат, я согласен.
– Годится. Пусть живет. Мы сегодня встретимся?
– Когда к тебе подъехать можно?
– У меня сейчас важная встреча. Я тебе потом позвоню.
– Что за товар?
– Обрадуешься и посмеешься. Но я тебе сделаю скидку, потому что с капитаном вовремя не справились. Я законы знаю и слову своему верен.
– Это дело. С тобой приятно работать. Партия, как вчера?
– Меньше. Но интереснее.
– Я жду твоего звонка».
* * *Комиссар хотел щелкнуть по следующей строчке, Тобако остановил его:
– Там дальше мало интересного.
– Надо срочно передать данные полковнику Баранову, – сказал Басаргин.
– Пока нельзя, – категорично ответил капитану его помощник.
– Почему? Разговор же идет о киллерах и о деле, которое расследует ФСБ. Мы же работаем совсем по другому следу. Нам нужен Стас-химик!
– Интересно в разговоре другое. У Доктора есть сведения, что вчера в Москву прибыла партия в пятьдесят килограммов героина. Это совсем не рядовая поставка. По ценам московского рынка – это пять миллионов долларов.
– И что?
– Судя по разговору...
– Я понял... – прервал Андрея Басаргин. – Понял...
Костромин только хмыкнул и переглянулся с Тобако.
– Рассказывайте, лучший аналитик ФСБ. Я допускаю, что мы мыслим одинаково, но у вас могут быть и собственные соображения. Это интересно.
– Пожалуйста. Я продолжаю мысль Андрея. Судя по разговору, поставка осуществлялась человеком по имени Али, а покупателем был тот, кого зовут Султаном. Это друг Лысцова. Для замыкания логической цепи, без чего невозможно построить версию, мне не хватало знания того факта, что вчера пришла в город большая партия героина. Теперь мы слышим разговор об этом. Делаем вывод, что Али – оптовый продавец, имеющий связи с местами производства наркотика. Или, на худой конец, он просто промежуточное звено между производителем и конечным покупателем. Султан – оптовый покупатель, имеющий, судя по всему, цепь распространителей по городу, а возможно, и по области. Приходит большая партия, выбрасывается на рынок, но постепенно. Сразу такую партию выбросить невозможно. У потребителей порошка не хватит денег, чтобы купить все сразу. Но вслед за этим приходит еще одна партия. «Меньше, но интереснее...» Обращает на себя внимание попытка заинтриговать словами. Может это быть при обычном товаре? При простом героине, при опиуме, при кокаине? Нет. Что это такое? Исходя из информации, с которой сейчас работает Доктор Смерть, мы вправе сделать вывод, что разговор идет как раз о той самой партии зараженного СПИДом раствора героина...
– В точку! – воскликнул Андрей. – Я тоже это вычислил.
– И я пришел к тому же выводу, – сказал Костромин.
– Очевидно, и дальше наши мысли сходятся... – сказал Басаргин чуть уныло.
Он привык, что его умозаключения отличаются от обычного мышления других оперов. Им следует добыть как можно больше фактов, пусть и не всегда причастных к делу, но больше и больше... Он же выбирал факты отдельные и связывал их в цепочку. А здесь, на новом месте работы, умение делать анализ является общей чертой. И он ничем не может отличиться. А отличиться очень хотелось, особенно в первом деле.
Андрей переглянулся с Костроминым.
2
– А что вы видите дальше? – спросил скромно и настороженно.
– Я пока не вижу ничего дальнейшего, что можно было бы назвать конкретными фактами или хотя бы умозаключениями. Но именно конкретными...
– Я тоже добрался только до этой точки, – согласился Андрей.
Александр посмотрел на одного, на другого – они вполне серьезны. Тогда он продолжил:
– Поскольку зараженный СПИДом героин прибыл из Чечни, мы можем смело сделать вывод, что Али по национальности чеченец. Но с Султаном разговор о приезде серьезного человека из дома идет так, что я взял бы на себя смелость предположить, что Султан представляет другую диаспору. Скорее всего, он азер.
– Почему именно азер? – не понял Андрей. – Только кавказский акцент? А если, скажем, дагестанец?
– Здесь уже работает моя личная информация. Цыгане-рабовладельцы, против которых мы проводили операцию, сбывали свой товар через азеров. И именно азеров могли попросить избавить их от капитана и подполковника. У азеров не нашлось приличных киллеров. Те, что подвернулись под руку, не смогли справиться с делом. Одного застрелил я, второй испугался и хотел бежать, а когда его задержали, повесился сам или был повешен с помощью той же азерской группировки и купленных ментов в аэропорту. Азер Султан, чтобы выполнить обещание, обращается к чеченцу Али, поставляющему ему героин. Остальное вам известно...
Теперь начнем размышлять дальше. Это касается «серьезного человека из дома». Эта фраза еще раз подтверждает мое мнение о двух группировках различных диаспор. Иначе Али назвал бы человека. Но здесь еще обращает на себя внимание тон сказанного. Али наверняка хочет этим подчеркнуть, что Султан знает человека, который прибыл, но не должен знать по соображениям, скорее всего, безопасности. Это элемент хвастливости, присущий всем кавказским народам. Им надо показать свою значимость.
– Есть такой элемент, – согласился Тобако. – Я по своей работе в Поти хорошо его знаю и стараюсь при возможности использовать. Грубо говоря, я бы охарактеризовал его, скажем, по советским еще меркам, как невозможность для грузина ездить на «Запорожце». Не престижно, значит, невозможно...
– Пусть так. Я поверю вам как специалистам, – согласился Костромин. – Продолжайте, Саша.
– Теперь я подошел к парадоксу.
– Парадокса пока не вижу вообще, – сказал Тобако.
– Тем не менее он есть. И это чисто национальный чеченский парадокс. Давайте попробуем понять, что за личность перед нами, что представляет собой Али? Это простой бандит, принимающий заказы для своих киллеров? Отнюдь. Бандитам не платят по пять миллионов баксов. Им просто не доверят столько, потому что бандит всегда ходит на грани провала. И сам пропадет, и других за собой потянет. При серьезном бизнесе с бандитами связываются только в случае крайней необходимости. Значит, Али просто иногда дает своим боевикам подработать, посылая их по чужим заказам. И по своим посылает по мере необходимости. Иначе ему просто не нужны были бы боевики. А в остальном это серьезный бизнесмен.
Итак, мы имеем серьезного бизнесмена, имеющего достаточно сильную вооруженную группировку. Что может представлять собой такой человек – сильный, уверенный в себе, добившийся права командовать другими? Для него самое большое унижение – выполнять чужие команды. Это национальная черта характера. И вдруг приезжает из дома «серьезный человек». Настолько серьезный, что Али вынужден, в нарушение собственного слова, которое он очень ценит, как всякий кавказец, прекратить работу киллеров, охотящихся за мной, и передать этому другому человеку. Али, выполняя эти действия, терпит унижение. В этом и есть парадокс! Что это может значить? Это может значить одно – во-первых, он побаивается действий приезжего, во-вторых, он побаивается самого гостя. Что тогда должен представлять собой гость? Али не рискнул назвать его имя. Но говорил так, будто Султан его знает. Но Султан, как я думаю, азер. Знать он может величин российского масштаба. Отсюда я предполагаю, что этот гость находится в федеральном розыске. А если мы свяжем партию зараженного героина, которую отправляет в Москву Руслан Салдуев, и появление человека, которому вынужден подчиниться Али... Вот потому я и берусь утверждать, что в Москву заявился сам Руслан Салдуев...