Интересно, кто-нибудь в нашем общежитии когда-нибудь переключал картину у себя в комнате? Я, например, на нее, по-моему, даже не взглянул ни разу, какой бы личностью сюда ни возвращался. Меня обстановка вообще не интересовала — лишь бы было тепло и чисто. Я работал, в свободное время ходил в спортзал, сидел в баре или визионе, в комнату возвращался в основном только переночевать. Как в гостиницу. А как еще разные личности могли воспринимать общее жилье? Нас было много, каждому нравилось что-то свое, поэтому продуманный специалистами так, чтобы никого не раздражать, интерьер всех устраивал.
Теперь я был один и, глядя на свою комнату, впервые осознал, что у меня нет и никогда не было своего дома.
Еще я понял, что слишком много работаю.
После опыта с Виктором я вышел на смену Игорька и, когда в офисе никто ничего не заметил, осмелел и уже совершенно спокойно отработал воспитателем, неожиданно получив от этого даже большее удовольствие, чем раньше. Несмотря на то что после слияния чужие эмоции не заполняли меня, как Влада, я чувствовал малышей ничуть не хуже, чем эмпат с его выведенными на максимум способностями. Возможно, потому, что детишки были еще слишком малы для расщепления и пока оставались цельными личностями? Как говорится, рыбак рыбака видит издалека? Не знаю, но время пролетело незаметно, и мне было хорошо: я отлично понимал их, а они — меня.
Потом я трудился в качестве лаборанта и, когда вернулся в свою комнату, понял, что просто с ног валюсь. Эти последние дни так меня завертели, я только и успевал, что бегать с одной службы на другую. Упав на кровать, я прикинул: рабочая неделя составляла около девяноста часов. Раньше это воспринималось совершенно нормально, я прекрасно помнил, что все девять субов имели свободное время, а сейчас оно все уходило на отдых, потому что синтезнутому, как оказалось, четырех-пяти часов для сна недостаточно! Как я раньше умудрялся восстанавливаться за такое короткое время? Может, мой организм умел отдыхать частями, а теперь утратил эту способность? Или просто мозг не был так перегружен?..
Я не знал, но мне казалось, что до синтеза у меня было, как у кошки, девять жизней, а теперь осталась только одна.
Вздохнув, я встал и включил инфоком, потому что, несмотря на усталость, меня тревожил вопрос, почему я не помню своей так называемой болезни, случившейся в прошлом месяце.
В последние дни я, стараясь не навлечь на себя подозрения, под разными предлогами проверял этот факт или прямо на месте, куда выходил работать за своих бывших субов, или звоня от имени тех субов, кто пока не успел выйти на смены (клерк Гоша и уборщик Степан). Даже с психологом Коленьки я тоже связался и обнаружил, что одну из встреч мальчишка пропустил. Таким образом, получалось, что в прошлом месяце существовал десятидневный период, когда мое тело находилось где-то в неизвестном месте, и причиной тому, по заявлению каждого суба, был не он, а кто-то другой. Поскольку так сказали все девять субличностей, создавалось ощущение, будто действительно существовал некто десятый, О котором меня и спрашивал тот неуемно настырный дед.
Побродив по инфоплацам, где упоминалось расстройство синтеза, я снова вышел на все тот же доклад Гаврюхина, точнее в комментарии к нему. Их было много, в основном язвительные насмешки коллег. Точку зрения профессора мало кто разделял, однако поддерживающие отзывы все же попадались, а еще я наткнулся на недавнюю ветку обсуждения чего-то непонятного (псевды говоривших и пустую ругань я удалил):
«Кончай трепаться, или у вас там все засохло кроме языка? Где АС-2?
Никакого АСа больше не будет, Икс исчез, отпрошили — вот и исчез, кто-то его слил, уж не ты ли?
Я в вашей секте никогда не состояла, вы — зло! мы не секта, мы — будущее, а зло — это такие тупые субы, как ты!
Это ненадолго, Икс придет!
АС-2 будет, ибо эволюция неизбежна, главное — интегры не бросай».
Икс, АС, интегры, что все это значит? Я запустил поиск и, не найдя этих слов в удобно структурированных официальных энциклопедиях и справочниках, обратился к народной болтовне. В конце концов из разных, порой весьма сомнительных источников мне удалось нарыть следующее.
Незатейливым псевдонимом «Икс» прикрывался лидер группы, выступавшей за всеобщий свободный синтез. Входившие в группу люди называли себя синтезатами и считали, что субличности при слиянии образуют нечто гораздо большее, чем просто сумму слагаемых, и что только прошедшее синтез человечество сможет эволюционировать, в противном случае нас всех ждет постепенное отупение и полная деградация. На вопрос, почему же за столько лет расщепленного существования люди не вернулись обратно в пещеры, а прогресс продолжает идти вперед, Икс отвечал, что научная элита, а также правительство и многие руководители высшего звена — все сплошь синтезнутые, только тщательно это скрывают, потому что им удобно и легко, находясь на высшей ступени развития по сравнению с остальным вкалывающим на них обществом, управлять недалекими массами.
Икс и его сподвижники были категорически не согласны с общепринятым представлением, что стремление к интеграции субов — болезнь, требующая серьезного лечения, утверждая, что, наоборот, расщепление личности — это нездоровое состояние, возникшее в результате нейропандемии, охватившей человечество более века назад. По их представлениям, эта пандемия была вызвана особого рода психовирусом, после чего расщепление прочно укоренилось в сознании человечества и теперь поддерживается всеми доступными средствами.
Икс разработал систему специальных медитативных упражнений, помогающих одновременному выведению субов в сознание с целью научиться сливать их памяти. Эти упражнения он назвал интеграми.
В группу синтезатов входило немало образованных и знающих людей, в том числе и профессор Гаврюхин; существовала у них и своя подпольная лаборатория, где был создан препарат Антисплит (АС), способствовавший воссоединению субов в одно целое. Однако сделать АС таким, чтобы он действовал на всех, не получилось, и осуществить интеграцию он помогал только тем, у кого была склонность к синтезу и кто регулярно выполнял интегры.
Вскоре после появления АС многих синтезатов арестовали. У тех, кто не успел слиться, виновного в подпольной деятельности суба усыпляли, а остальным личностям, делившим с правонарушителем сознание, назначали наказание в виде штрафов и исправительных бесплатных работ. Тех, у кого произошел синтез, расщепляли по новой, с применением НП-процедур, из-за чего субличности получались с потерей памяти, обрезанные и бестолковые. После этого и синтезатов, и им сочувствующих резко поубавилось, движение быстро пошло на спад и, возможно, вообще заглохло бы, если бы не Икс, сумевший избежать ареста, потому что всегда держал в тайне свою истинную личность.
Никто не знал, кто он, где живет и как выглядит — Икс общался только виртуально, что, однако, вовсе не мешало его таланту прирожденного лидера и блестящего оратора. Он продолжал руководить деятельностью группы и регулярно появляться в эфире, заражая людей своими идеями и неистощимым оптимизмом. Появлялся Икс всегда в образе Человека без лица или с миллионом лиц — каждый волен был считать как угодно, в инфокоме это смотрелось как беспрестанное плавное изменение внешности, которая, как казалось, никогда не повторяется, что завораживало, не давая отвести взгляд.
Благодаря усилиям лидера дело синтезатов стало возрождаться, количество сторонников росло, лаборатория с удвоенной силой взялась за разработку Антисплита, и вскоре Икс объявил, что получена улучшенная версия препарата — АС-2.
А потом он исчез из эфира, и ходили слухи, что его взяли, хотя никто не знал этого наверняка. Снова прошла волна арестов и расследований, завершившихся усыплениями и НП-процедурами.
Нейропсихологические процедуры! Я откинулся на спинку стула, глядя на виртэкран, где обрывки сведений были скомпонованы в единое целое. Любому ясно, что за этим красивым названием скрывается конкретная промывка мозгов с выжиганием из памяти всех контактов с преступным субом… Едва я об этом подумал, как кровь бросилась в голову, жаром охватив щеки и уши.
Черт! Мои десять дней! Свят класт, неужели во время того загадочного отсутствия мне чистили память?! В животе похолодело, стало страшно. Остановившимся взглядом я продолжал таращиться в виртэкран, а в сознании тек ледяной поток мыслей.
Эта информация о синтезатах… ясно, что власти старались вычищать ее из открытого доступа, но всему народу рот не заткнешь, и я довольно быстро нашел на эту тему массу обсуждений и даже статьи в прессе… Об этом говорили, говорили активно и много. Так почему же для меня все это стало полным откровением? Ну не могли же ВСЕ мои субы НИЧЕГО об этом не слышать? Нет, конечно, не могли, и это подтверждает догадку о вмешательстве в мою память. А если такое вмешательство было, то это значит одно: я был связан с синтезатами и серьезно нарушал закон… То есть входил в группу Икса. Сгинувшие фрики! Вот эго новость так новость, зашибись!..
Нет, так, стоп, вдруг осенило меня, минуточку, что-то тут не сходится!
Почему я ничего не знал об усыпленном субе?! Ведь так не делается! Это должно было отразиться в моих документах. И куда могла исчезнуть со скулового маркера позиция провинившейся личности с затемненным именем? Кроме того, всем остальным субам полагалось заплатить денежные штрафы или отработать их в переводе на часы. Но никто из них не помнил про отработку, а все зарплаты остались нетронутыми… почему?..
Я еще долго сидел, пытаясь придумать всему, что со мной происходило, какое-нибудь логичное объяснение, но ничего не выходило, и в конце концов так и уснул перед виртэком инфокома.
6Когда будильник выдернул меня из глубокого сна без сновидений, я с трудом заставил себя подняться и, кое-как распрямив затекшее от сидячего положения тело, медленно, шаркая, как зомби, отправился выполнять работу Степана.
Лютая скука уборки помещений Цева вместо того, чтобы способствовать размышлениям (так я полагал, настраивая себя на это малоприятное занятие), неожиданно, напротив, ввергла меня в состояние почти полного безмыслия.
Я автоматически возил швабройку по полу, и под ее тихое жужжание мое усталое, сознание, видимо, воспользовалось возможностью отдохнуть и просто уснуло, предоставив телу действовать, как ему заблагорассудится.
Иначе как объяснить, что спустя полчаса я обнаружил себя тремя этажами выше, возле комнаты, где вовсе не должен был убираться?
— Эй! Ты кто?
Я обернулся.
Возле одной из дверей с противоположной стороны коридора стоял мужик в белом халате, видно, его окрик и заставил меня очнуться.
— У-у-уборщик, — ответил я и, увидев свою швабройку и тележку брошенными возле лифта, дернулся к ним, как утопающий к спасательному кругу.
— Стоять! — властно гаркнул мужик и решительным шагом направился ко мне.
Я послушно замер, слушая, как стучит в висках кровь. Что-то подсказывало мне, что скрыться не стоит и пытаться, к тому же сердце билось так часто, словно я уже пробежал не меньше километра. Я медленно, без резких движений повернулся к двери. Номер 501. Фрик меня разукрась, как я здесь очутился?
— Что ты тут делал?
— Я… тут…
Мужик тем временем уже подошел ко мне вплотную.
— Мой универсальный ключ почему-то не действует, — неожиданно для самого себя вдруг выдал я, доставая из кармана карточку, а затем, повинуясь неосознанному порыву, подскочил к двери и сунул ее в прорезь. Дверь, разумеется, не открылась.
— Ты хочешь сказать, что должен здесь убираться?
— Ну да, — кивнул я (а что мне еще оставалось?).
— Документы покажи!
Я достал удостоверение, а мужик мобиком.
— Это Жарихвазов, — сказал он, нацепив ком на ухо. — У меня тут уборщик Степан Кораблев, проверьте. Жду.
— Мой участок с двести первого по четыреста сорок пятый! — громко отрапортовал я, чтобы показать, что ничего не скрываю.
— А здесь ты как оказался?
— Приехал на лифте. Я всегда сразу приезжаю на четвертый этаж, потому что лучше ведь сверху начинать…
Мужик махнул рукой, приказывая заткнуться. Я умолк, а он, выслушав, что ему сказали по мобикому, заявил:
— У тебя этажи со второго по четвертый.
— Ну да. Я ж так и говорю! Что всегда начинаю с четвертого, а потом спускаюсь…
— Так почему же ты тогда здесь, на пятом?
— Как на пятом? — Я вытаращил глаза.
Мужик ткнул пальцем в сторону цифры на стене.
— Так это пятый?! — вскричал я. — Черт! Так вот почему мой универсальный ключ дверь-то не открывал! — Я хлопнул себя по лбу и рассмеялся, причем, к собственному удивлению, весьма натурально.
— А ну, хватит! — Мужик схватил меня за локоть и больно стиснул руку. — Что ты мне здесь комедию ломаешь?
— Слушайте, Вит, — затараторил я, глядя на его скумар честными, широко открытыми глазами свободного от мыслей дебила, — не знаю, как ваше полное имя-отчество, извините, но я ничего не ломаю, я убираюсь! Правда! Я ехал на четвертый! Может, случайно не ту кнопку нажал?..
— Ты что, не видел, какой этаж горит, когда выходил?
— Нет, я не посмотрел, я тележку толкал…
То ли потому что мне так хорошо удалось изобразить тупого поломойку, то ли из-за того, что сказали мужику по кому (в конце концов, у Степы Кораблева ведь никогда не было ни нарушений, ни нареканий), но он меня отпустил.
Пока я мыл три положенных этажа, мысли все время вертелись вокруг двери, около которой меня застукали. Номер 501. Что же за ней такое? Наверняка что-то для меня важное, разя пришел гуда и состоянии транса, спонтанно порожденном усталостью и недосыпанием. Возможно, мне удастся даже найти ключ к этой двери, если вызвать этот транс снова, но при этом нужен кто-то, кто расскажет потом все, что я буду делать, чтобы снова не впаяться, как сегодня, ибо второй раз мне это с рук вряд ли сойдет. Где же мне взять надежного человека?..
Я нс спеша перебирал в памяти всех, кого знали мои бывшие субы, и все отчетливей понимал, что у меня нет такого человека.
Были хорошие знакомые, с которыми необременительно поболтать о том о сем, приятели, с кем неплохо сходить в визиошку и пропустить по стаканчику, девчонки, с которыми отлично можно развлечься… но все они не годились на роль настоящего друга, кому легко и не страшно полностью довериться…
Когда я вдруг ясно осознал, что у меня никого нет, навалилось такое ощущение всеобъемлющего одиночества, что руки вдруг ослабли и швабройка с грохотом опрокинулась на пол. Моющая часть продолжала вращаться, бестолково рассекая воздух и зря разбрызгивая мыльную воду, я смотрел на нее и словно видел свою жизнь, такую же бессмысленно кружалую, очень деятельную, но никому на свете, даже себе самому не нужную. Ни настоящего дома, ни друзей, ни цели… В груди стало больно.
Боль! Я наклонился, поднял швабройку и принялся возить ею по полу. Мы все избегали боли, подумал я. Потому и расщеплялись. Чтобы легко переносить стрессы, работать по девяносто часов в неделю и всегда быть сполна удовлетворенными тем, что имеем, не мучаясь от мысли, что кто-то лучше нас. Никто не был лучше, просто у одних было больше субов, у других меньше. Порой попадались такие сложные, замороченные индивидуумы, количество субличностей которых доходило до сотни, но это было большой редкостью. В основном, требовалось около пятнадцати «я», чтобы сделать человека счастливой единицей трудолюбивого общества. А мне вот понадобилось всего девять…
Да, я был простым парнем с маленьким количеством субов, может, поэтому у меня и после синтеза легко получалось притворяться ими…
Так почему же и за что на такого простого парня вдруг навалилось сразу столько проблем?
7Утром я встал не такой разбитый, как был последние дни. Несмотря на грядущий поход к нейропсихологу, мне удалось неплохо выспаться — видимо, привык уже к своему новому состоянию, к тому, что веду двойную жизнь. Нет, я понимал, конечно, что одно дело обмануть работягу Толю или какого-то не знакомого мужика, и другое — профессионального мозговеда, у которого глаз наметан на определение психических отклонений, но почему-то не волновался. Даже напротив, чувствовал подъем, как будто после этого похода все мои мытарства должны обязательно закончиться. Хотя почему «как будто», оно ведь, если вдуматься, так и было: предстояло самое сложное испытание, а значит, если я его пройду, бояться будет нечего.
Боец Серега подмигнул своему отражению в зеркале и вышел из комнаты.
Четким, размеренным шагом я направился к кабинету психолога, а в голове стала прокручиваться наша прошлая встреча. Предыдущие дни мне все было недосуг об этом подумать — слишком много скопилось дел и других вопросов, а сейчас, анализируя разговор с психологом, я неожиданно для себя поразился тому, что вспомнил.
Я доложил о сбое, а потом вел себя так, что не заметить, как со мной продолжает твориться нечто неправильное, было просто Невозможно, ведь Марина — спец! Однако вместо того, чтобы, заподозрив начало синтеза, поднять тревогу и изолировать меня для более тщательного обследования, она все время улыбалась и говорила странное…
«…А эмпат вообще конкретно мешал мне работать». — «Бойцу». — «Что — бойцу?» — «Эмпат мешал работать бойцу».
Неужели она все видела, но специально ничего не предприняла? Почему?
Я уже подошел к кабинету и протянул руку, чтобы открыть дверь, НО замер, вдруг пораженный мыслью: а что, если это ловушка?
В этот момент дверь открылась, и я едва успел отпрянуть, Чтобы не получить ею по лбу. На пороге стояла Марина.
— Здравствуйте, Кораблев, — сказала она и посторонилась, Пропуская меня внутрь. — Проходите, я вас жду.
Путь к отступлению был закрыт. Забыв поздороваться, я Молча прошел в кабинет. Марина захлопнула за мной дверь. В замке дважды щелкнул ключ. Я обернулся и взглянул на психолога — сегодня она не улыбалась.