«Почему Тесса не включила охранную систему, когда она одна дома?»
Петляя по извилистой дорожке, я замечаю, что у большого дома припаркована только ее машина. Буду знать, как ведет себя Вэнс, когда нужна его помощь… Вот такой он чертов друг. То есть отец, не друг. Черт, сейчас, если честно, – ни то ни другое.
Пока я выбираюсь из машины и подхожу к входной двери, мой гнев и страх только нарастают. То, как она говорила, ее голос… Она словно не отвечала за свои действия.
Дверь не заперта – кто бы сомневался, – и я, миновав гостиную, выхожу в коридор. Дрожащими руками распахиваю дверь в ее спальню, и в груди все сжимается при виде ее пустой кровати. Кровать не просто пуста, а не тронута – идеально заправлена, все уголки подоткнуты совершенно неповторимым образом. Я как-то пробовал – невозможно заправить кровать так, как это делает Тесса.
– Тесса! – кричу я по дороге в ванную напротив. Зажмурившись, включаю свет. Так ничего и не услышав, открываю глаза.
Никого.
Тяжело дыша, я перехожу к следующей комнате.
«Где она, черт возьми?»
– Тесс! – кричу я снова, на этот раз громче.
Обыскав почти весь чертов особняк, я уже начал задыхаться. Где она? Непроверенными остались только спальня Вэнса и запертая комната наверху. Не уверен, что хочу ее открывать…
Поищу на террасе и во дворе, и если ее там нет, то понятия не имею, что сотворю.
– Тереза! Где ты, черт возьми? Клянусь, это не смешно… – Мой крик замирает, когда я замечаю на террасе свернувшуюся калачиком в кресле фигуру.
Подойдя ближе, я вижу, что Тесса лежит, поджав к животу колени и обхватив себя руками, будто уснула в попытке себя удержать.
Я опускаюсь перед ней на колени, и весь мой гнев тут же улетучивается. Откидываю светлый локон с ее лба и заставляю себя совладать с подкатывающей истерикой – теперь, когда точно известно, что с ней все в порядке. Черт, я так за нее волновался.
С колотящимся сердцем я наклоняюсь к ней и провожу большим пальцем по ее нижней губе. Не знаю, зачем я это сделал, просто так вышло само собой, но ни капли не жалею, когда ее ресницы начинают дрожать, и она со стоном открывает глаза.
– Почему ты на улице? – напряженно спрашиваю я.
Она морщится, явно оглушенная моим громким голосом.
«Почему ты на улице? Я чуть с ума не сошел из-за тебя, чего только не передумал за эти часы», – хочется сказать мне.
– Слава богу, ты просто спала, – говорю я вместо этого. – Я звонил тебе, беспокоился.
Она садится прямо, придерживая шею, словно голова вот-вот отвалится.
– Хардин?
– Да, Хардин.
Щурясь в полумраке и потирая шею, она начинает вставать, и на бетонный пол террасы падает и разбивается надвое пустая бутылка из-под вина.
– Прости, – извиняется она и, нагнувшись, пытается собрать осколки.
Я мягко отвожу ее руку и накрываю ее пальцы своими.
– Не трогай. Я сам потом уберу. Давай зайдем в дом. – Я помогаю ей подняться.
– Как… ты здесь… оказался? – Она еле ворочает языком, и я даже подумать боюсь, сколько вина она успела выпить, прежде чем бросила трубку. На кухне я заметил по меньшей мере четыре бутылки.
– Приехал на машине, как же еще?
– Так далеко? Который сейчас час?
Мои глаза скользят по ее телу – телу, прикрытому одной футболкой. Моей футболкой.
Она замечает мой взгляд и принимается одергивать подол, чтобы прикрыть голые бедра.
– Я надеваю ее только… – Запнувшись, она замолкает. – Я надела ее только один раз, – поправляется она, хотя для меня в ее фразе мало смысла.
– Все нормально, я не против, чтобы ты ее носила. Пойдем внутрь.
– Здесь мне нравится больше, – тихо произносит она, уставившись в темноту.
– Здесь слишком холодно. Идем.
Я ловлю ее за руку, но она уворачивается.
– Хорошо-хорошо. Если хочешь, оставайся на улице. Но я побуду с тобой, – говорю я.
Кивнув, она опирается о перила: ноги дрожат, в лице ни кровинки.
– Что случилось сегодня вечером?
Она молчит, по-прежнему вглядываясь во мрак.
Через несколько секунд поворачивается ко мне.
– Тебе никогда не кажется, что твоя жизнь превратилась в один большой анекдот?
– Да все время, – пожимаю я плечами. Непонятно, к чему приведет этот разговор, но грусть в ее голосе просто ужасна. Даже в темноте видно, как она тлеет в глубине этих сверкающих глаз, которые я так люблю.
– Мне тоже.
– Нет, из нас двоих ты любишь жизнь и умеешь радоваться. Циничный придурок – это я, не ты.
– Знаешь, это довольно утомительно – радоваться.
– Ничего подобного. – Я делаю шаг к ней. – Если ты еще не заметила, я совсем не тяну на какого-нибудь лучащегося счастьем ребенка с картинки, – говорю я, пытаясь поднять ей настроение, и она вознаграждает меня наполовину пьяной, наполовину смущенной улыбкой.
Лучше бы она просто рассказала, что с ней произошло накануне. Не знаю, что я смогу для нее сделать, но это моя вина. Все случившееся – моя вина. Ее несчастье – это мой крест, не ее.
Она поднимает руку, чтобы опереться на деревянные перила, но промахивается и едва не налетает лицом на зонтик над столиком.
Я поддерживаю ее за локоть, и она склоняется ко мне:
– Давай все-таки пойдем в дом. Тебе надо поспать, чтобы выветрилось вино.
– Не помню, как уснула.
– Наверное, это потому, что ты не уснула, а скорее отключилась, – указываю я на осколки бутылки неподалеку.
– Не отчитывай меня, – огрызается она и отстраняется.
– И в мыслях не было. – В знак непричастности я поднимаю руки, но от чертовой иронии всей этой ситуации мне хочется кричать. Тесса напилась, а я выступаю трезвым голосом разума.
– Прости, – вздыхает она, – ничего не соображаю.
Я наблюдаю за тем, как она опускается на пол и подтягивает колени к груди, затем поднимает голову, чтобы посмотреть на меня.
– Можно с тобой кое о чем поговорить?
– Конечно.
– И ты будешь абсолютно честен?
– Постараюсь.
Похоже, такой ответ ее устраивает, и я присаживаюсь на край стула поближе к ней. Мне немного страшно, но нужно разобраться, что же с ней происходит, поэтому я молча жду, пока она заговорит.
– Иногда мне кажется, что все вокруг получают то, чего хочу я, – смущенно бормочет она.
Тессе стыдно рассказывать о том, что у нее на душе…
Я едва могу разобрать слова.
– Не то чтобы я не рада за этих людей… – Однако слезы в уголках ее глаз более чем заметны.
Хоть убей, не понимаю, о чем речь, но на ум сразу приходит помолвка Кимберли и Вэнса.
– Дело в Кимберли и Вэнсе? Потому что, если ты об этом, не стоит желать себе того же. Он обманщик, изменщик и… – Я обрываю себя, пока не наговорил лишнего.
– Но он ее любит. Очень сильно, – бормочет Тесса. Ее пальцы обводят узоры на бетонном полу.
– Я люблю тебя еще больше, – говорю я, не задумываясь.
Мои слова оказывают действие, обратное тому, на которое я рассчитывал. Тесса начинает всхлипывать. По-настоящему всхлипывать, обхватив колени руками.
– Это правда. Люблю.
– Любишь, но только временами, – отвечает она, словно это единственное, в чем она уверена в этой жизни.
– Чушь. Ты же знаешь, это не так.
– Но так кажется, – шепчет она, глядя в сторону моря. Лучше бы сейчас был день, тогда вид моря мог бы ее успокоить, раз уж я с этой задачей не справляюсь.
– Я знаю. Знаю, что может так показаться. – Я допускаю, что именно так она это сейчас и воспринимает.
– Когда-нибудь ты будешь любить другого человека постоянно.
«Что?»
– О чем ты говоришь?
– В следующий раз ты будешь любить ее постоянно.
В этот момент я странным образом вижу себя в будущем: лет через пятьдесят я словно заново переживаю острую боль от ее только что прозвучавших слов. Меня охватывает понимание, абсолютное и окончательное понимание.
Она отказалась от меня. От нас.
– Не будет никакого следующего раза! – Я невольно начинаю кричать, кровь вскипает, угрожая разорвать меня на части прямо здесь, на проклятой террасе.
– Будет. Я твоя Триш.
«О чем это она? Понятное дело, она пьяна, но при чем здесь моя мать?»
– Твоя Триш. Это я. Но еще будет Карен, и она родит тебе малыша. – Тесса вытирает слезы, и я, соскользнув со стула, опускаюсь перед ней на колени.
– Понятия не имею, о чем ты говоришь, но ты не права.
Она начинает рыдать, и я обнимаю ее за плечи.
Слов не разобрать, но до меня доносится:
– … малыш… Карен… Триш… Кен…
Будь проклята Кимберли с таким количеством спиртного в доме.
– Не понимаю, какое отношение Карен, Триш или кого ты там еще вспомнишь, имеют к нам.
Она вырывается из моих объятий, но я усиливаю хватку. Может, она и не хочет, чтобы я был рядом, но сейчас ей это необходимо.
– Ты – Тесса, а я Хардин. Вот и…
– Карен беременна. – Тесса обливается слезами у меня на груди. – У нее будет ребенок.
– И? – Я мягко глажу ее по спине рукой в гипсе, не зная, что говорить и как вести себя с такой Тессой.
– Я была у врача, – произносит она, и я холодею.
«Вот черт».
– И? – Я стараюсь сдержать панику.
Она отвечает что-то нечленораздельное. Слышатся какие-то пьяные всхлипы, и я пользуюсь моментом, чтобы сообразить, что происходит. Совершенно очевидно, что она не беременна, иначе не стала бы пить. Я знаю Тессу и уверен, что она никогда в жизни не сделала бы ничего подобного. Она одержима идеей, что когда-нибудь станет матерью, и ни за что не подвергла бы опасности своего нерожденного ребенка.
Она не отстраняется, пока пытается успокоиться.
– Ты бы хотел? – спрашивает она через какое-то время. Я все еще держу ее в объятиях, но поток слез прекратился.
– Что?
– Завести ребенка? – трет она глаза, и я вздрагиваю.
– М-м-м, нет, – качаю я головой. – Ребенка от тебя я не хочу.
Она закрывает глаза и снова начинает всхлипывать. Я прокручиваю свои слова в голове и понимаю, как, должно быть, они прозвучали.
– Я не это имел в виду. Я просто вообще не хочу детей, ты же знаешь.
Она шмыгает носом и, притихнув, кивает.
– Твоя Карен родит тебе ребенка, – произносит она с закрытыми глазами и льнет к моей груди.
Я по-прежнему сбит с толку. Проводя параллель между нами и Карен с отцом, я понимаю, о чем говорит Тесса, но мне не нравится, что она считает себя не моей последней любовью.
Обняв за талию, я поднимаю ее с пола.
– Ну все, тебе пора в постель.
На этот раз она не сопротивляется.
– Да, ты это уже говорил, – бормочет она, обхватывая меня ногами, чтобы было удобнее ее нести. Миновав раздвижные двери, мы идем по коридору.
– Говорил что?
– «Это не должно счастливо закончиться»[7], – цитирует она.
Проклятый Хемингуэй со своим дурацким видением жизни.
– Это была глупость. Я так не думаю, – уверяю я.
– «Я люблю тебя. Чего тебе еще надо? Чтобы я вовсе потерял голову?»[8] – снова цитирует она этого ублюдка. Только Тесса может вспоминать цитаты из классики, когда еле держится на ногах.
– Тс-с, давай будем цитировать Хемингуэя на трезвую голову.
– «Все, что по-настоящему плохо, всегда поначалу безобидно»[9], – выдыхает она мне в шею и еще крепче сжимает руки, когда мы проходим в спальню.
Мне так нравились эти строчки, но я никогда не понимал их значения. Вернее, думал, что понимаю, но только до сегодняшнего дня, пока чертова жизнь не столкнула меня с этим смыслом нос к носу.
Меня начинает охватывать чувство вины, пока я укладываю ее в постель. Я сбрасываю подушки на пол, оставив одну ей под голову.
– Подвинься, – тихо командую я.
Ее глаза закрыты, и она, несомненно, наконец начинает засыпать. Я не включаю свет, надеясь, что она проспит до утра.
– Ты оста-а-анешься? – спрашивает она, растягивая слова.
– Хочешь, чтобы я остался? Я могу поспать в соседней комнате, – предлагаю я, хотя и не испытываю такого желания. Она сама не своя, и мне страшно оставлять ее одну.
– М-м-м, – бормочет она и тянется за одеялом. Дергает на себя его угол и раздраженно вздыхает, не сумев укрыться.
Оказав ей помощь, я скидываю кеды и тоже забираюсь в постель. Пока я спорю с самим собой, сколько пространства должно оставаться между нами, она обвивает меня голым бедром за талию и придвигает к себе.
Я перевожу дыхание. Черт, наконец-то я могу нормально дышать.
– Я боялся, что с тобой что-то случилось, – признаюсь я в темноту комнаты.
– Я тоже, – прерывисто отвечает она.
Я просовываю руку ей под голову, и она, двигая бедрами, прижимается ко мне еще сильнее.
Не знаю, что делать дальше. Не знаю, что умудрился натворить, если довел ее до такого.
Хотя нет, знаю. Я вел себя как придурок и пользовался ее добротой. Раз за разом просил дать еще один шанс, словно запас был неисчерпаем. Разрывал в клочья ее веру в меня и бросал ей в лицо каждый раз, когда мне казалось, что я ее не стою.
Если бы я с самого начала принял ее любовь и доверие и ценил жизнь, которую она пыталась вдохнуть в меня, она не была бы сейчас в таком состоянии. Не лежала бы сейчас рядом со мной, пьяная и расстроенная, подавленная и сломленная.
Она возродила меня: склеила крошечные кусочки моей разбитой души в нечто невероятное и даже в каком-то смысле привлекательное. Собрала меня воедино и сделала почти нормальным, но с каждой каплей потраченного на меня клея Тесса теряла частичку себя. А я, дурак, не смог предложить ей ничего взамен.
Все мои страхи претворились в жизнь, и сколько бы я ни старался это предотвратить, теперь я вижу, что делал только хуже. Я изменил ее и разрушил – именно так, как и предсказывал когда-то.
Какое-то безумие.
– Мне жаль, что я разрушил тебя, – шепчу я ей в волосы, когда ее сонное дыхание выравнивается.
– И мне, – выдыхает она. Сожаление понемногу заполняет маленькое пространство между нами, пока она засыпает.
Глава 53 Тесса
Жужжание. Я слышу только непрестанное жужжание, и кажется, что голова может взорваться в любой момент. Жарко. Слишком жарко. Хардин тяжелый и давит гипсом мне на живот, поэтому очень хочется в туалет.
Хардин.
Приподняв его руку, я в прямом смысле слова выползаю из-под него. Первым делом хватаю его телефон с ночного столика и выключаю жужжание. Экран забит сообщениями и пропущенными звонками от Кристиана. Я отвечаю лаконичным «Мы в порядке», отключаю звук и плетусь в ванную.
В груди тяжело, по венам еще текут остатки вчерашних алкогольных возлияний. Не нужно было столько пить. Следовало остановиться после первой бутылки. Или после второй. Или третьей.
Не помню, как уснула и как пришел Хардин. На поверхность сознания всплывает его голос в телефонной трубке, но трудно сосредоточиться, и я не совсем уверена, было ли это на самом деле. Но сейчас он здесь, в моей постели, стало быть, остальное уже мелочи.
Я прислоняюсь бедром к раковине и включаю холодную воду. Плещу себе в лицо, как делают в кино, но это не помогает. Сонливость не проходит, мысли не проясняются, только вчерашняя тушь еще больше размазывается по лицу.
– Тесса? – раздается голос Хардина.
Я выключаю кран и натыкаюсь на Хардина в коридоре.
– Привет, – говорю я, избегая его взгляда.
– Зачем ты встала? Ты уснула всего пару часов назад.
– Наверное, не спалось, – пожимаю я плечами. Ненавижу это неловкое стеснение, которое испытываю в его присутствии.
– Как ты себя чувствуешь? Прошлой ночью ты явно перебрала.
Я следую за ним в спальню и закрываю за собой дверь. Он садится на край постели, а я снова забираюсь под одеяло. Мне совсем не хочется вставать прямо сейчас, но ничего страшного, ведь еще даже не рассвело.
– Голова болит, – признаюсь я.
– Еще бы, тебя полночи рвало, детка.
Меня передергивает от воспоминания: Хардин поддерживает мне волосы и гладит по плечам, пока я в туалете опустошаю желудок.
Сквозь пульсирующую боль в голове пробивается голос доктора Уэста, сообщающий плохие новости – самые плохие из всех возможных. Не выдала ли я их в нетрезвом виде Хардину?
«О нет».
Надеюсь, что нет.
– О чем… о чем я говорила прошлой ночью? – немного настойчиво спрашиваю я.
Вздохнув, он проводит рукой по волосам.
– Ты все время бормотала что-то насчет Карен и моей мамы. Даже знать не хочу, что все это значило. – Он морщится, и вид у него сейчас, наверное, такой же, как и у меня.
– И все? – спрашиваю я с надеждой.
– В основном. Ах да, ты еще цитировала Хемингуэя. – Хардин едва заметно улыбается, и я вспоминаю, каким очаровательным он бывает.
– Не может быть. – Я в смущении прикрываю лицо руками.
– Еще как.
С его губ слетает тихий смешок, и, когда я начинаю подглядывать за ним сквозь пальцы, он добавляет:
– Кроме того, ты сказала, что принимаешь мои извинения и дашь мне еще один шанс.
Он ловит мой взгляд сквозь пальцы, и я, похоже, не могу отвести глаз.
«Неплохо. Весьма неплохо».
– Лжец.
Даже не знаю, смеяться или плакать. Мы снова увязли в старых добрых расставаниях-примирениях. Невозможно не заметить, что теперь все немного по-другому, но я отдаю себе отчет в том, что не могу доверять своей оценке. Каждый раз все казалось по-другому: он постоянно давал обещания, которые не мог сдержать.
– Хочешь поговорить о том, что случилось прошлой ночью? Это было выше моих сил – видеть тебя в таком состоянии. Ты была сама на себя не похожа. Когда мы разговаривали по телефону, ты меня очень напугала.
– Со мной все в порядке.
– Ты была просто в лоскуты. Напилась и уснула на террасе, по всему дому валяются пустые бутылки.
– Не очень-то приятно находить кого-то в таком виде, да? – Как только эти слова срываются с моих губ, я тут же чувствую себя полной идиоткой.