Задержав взгляд на пухлой правой руке розового поросячьего аватара, Харуюки прошептал голосовую команду:
– Комманд, дайв колл, намбер зеро-ван[2].
Перед глазами появилась голографическая надпись: «Полносенсорный вызов на зарегистрированный адрес 01. Подтверждаете?» Стряхнув секундную нерешительность, Харуюки нажал «Да».
Через нейролинкеры можно общаться несколькими способами.
Чаще всего используется режим, при котором передается только голосовая информация, как в старых мобильных телефонах. На втором месте по популярности видеовызов – человек отсоединяет видеокамеру от кончика нейролинкера и разговаривает, наведя ее себе на лицо.
По сравнению с этими двумя способами полносенсорный разговор, где оба участника беседуют своими аватарами в виртуальном пространстве, применяется реже. Причина проста: тот, кого вызывают, может и не иметь возможности сразу же отправиться в Полное погружение. Как минимум, необходимо заранее договориться по мэйлу или через голосовой вызов, а при этом и простые вопросы можно решить.
Поэтому то, что Харуюки запрашивал полносенсорный вызов в такую рань, да еще без предварительной договоренности, – это, можно сказать, полное безобразие. Однако он хотел во что бы то ни стало повидаться с ней прямо сейчас. Не просто голос услышать или 2D-видео посмотреть – но ощутить ее всеми пятью чувствами. Иначе, ему казалось, какая-то часть его превратится во что-то совершенно другое.
Сделанная шрифтом Mincho надпись «Отправка вызова» мигнула восемь, девять раз, и в последний момент, когда вызов уже вот-вот должен был автоматически переключиться на голосовой режим, сменилась на «Принято».
Все окружающие окна с легким шипением исчезли. В холодном сером пространстве возникла световая точечка. Потом их стало больше, они задвигались – и слились в единый аватар.
Мыски туфель на высоком каблуке со стуком опустились на пол. Медленно моргнув два раза, потом еще один, сказочная принцесса с крыльями бабочки за спиной заметила поросячий аватар, стоящий чуть поодаль, и ласково улыбнулась.
– Йяа, доброе утро, Харуюки-кун.
Даже после того как она поздоровалась с ним своим шелковым голоском, Харуюки был не в силах произнести ни слова. Его пугало, что это хрупкое существо перед ним тоже превратится в песок и исчезнет, и потому он лишь пристально смотрел на Черноснежку.
Но, разумеется, сколько бы секунд ни прошло, аватар не исчезал. Внезапно придя в чувства, Харуюки затараторил:
– Ээ, это… доброе утро, Черноснежка-семпай. Эээ… п-прости, что вдруг запросил разговор с полным погружением в такую рань…
– Ничего, я как раз проснулась и думала, заснуть обратно или не стоит.
Черноснежка вновь улыбнулась и оглядела то, что их окружало.
– …Какое простенькое место. Максимальное предпочтение чистым данным, да, это в твоем стиле…
– Аа, н-нет, неправда.
По умолчанию при полносенсорном разговоре вызванный переносится в виртуальное пространство вызывающего. Поскольку Харуюки так и не вышел из главной VR-зоны домашней сети, Черноснежка оказалась там же – в мире, где даже стула не было.
– П-прости, я сейчас сменю локацию!
Харуюки поспешно вызвал меню и пробежался по наборам объектов, которые сам создал, но все это были места без чувств и души – всякие там поля сражений или палубы крейсеров.
Пока Харуюки, обливаясь потом, пробегал глазами список, Черноснежка с неловкой улыбкой смотрела на него, потом наконец хлопнула в ладоши и предложила:
– Кстати, а может, мне загрузить мой набор? Правда, будет немного медленно. Я его только вчера купила и хочу опробовать.
– А, да, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!
Харуюки закивал, каждый раз чуть не подскакивая всем телом. Черноснежка снова улыбнулась и шевельнула правой рукой. Сверхскоростными движениями пальцев, будто играя на фортепиано, она принялась манипулировать своим меню.
Перед Харуюки со звуковым сигналом появилась полоска закачки. К нему переправлялся через Глобальную сеть набор объектов, отправленный нейролинкером Черноснежки с Окинавы.
Она сказала, что будет медленно, однако на получение ушло всего пять секунд и еще две на распаковку. Как только полоса загрузки исчезла, сверху хлынул ослепительный свет – солнечный свет; и окружающее холодное ничто исчезло.
Появился тропический ландшафт с такими яркими красками, что глаза Харуюки мгновенно и окончательно проснулись. Рядом был, похоже, синтоистский храм; по обе стороны от ведущей к нему короткой дорожки стояли покрытые мхом каменные окинавские львы. Вокруг были деревья; дорожка другим своим концом упиралась в идущую вниз каменную лестницу, за которой виднелась морская синева.
Харуюки снова обернулся на ярко-красный маленький храм. Стоящая рядом с ним Черноснежка с хлопком раскрыла зонт и поместила над головами их обоих. Это словно послужило переключателем – тут же со всех сторон хлынуло пение сверчков. Харуюки глубоко вдохнул пахнущий солнцем воздух.
– Давай вон там сядем и поговорим.
Черноснежка указала на невысокие ступеньки перед самым храмом. Кивнув и пройдя вперед по гравию, Харуюки усадил свой аватар рядом с Черноснежкой. И принялся просто наслаждаться экзотическим, но почему-то вызывающим ностальгию пейзажем.
Конечно, он находился в VR-пространстве, созданном из цифровых данных. Но это был не просто набор объектов, слепленных из полигонов. Все здесь: лианы, пальмы и прочее – все было основано на реальном пейзаже, кропотливо заснятом на фотоаппарат высокого разрешения. Набор объектов для VR-пространства, воспроизводящий существующее место с такой высокой детализацией, был сейчас вполне стандартным туристическим сувениром.
Харуюки, не только никогда не бывавший на Окинаве, но и вообще не покидавший Хонсю, начисто забыл, что это он вызвал Черноснежку, и просто смотрел на пейзаж, как слабоумный. Черноснежка терпеливо позволяла ему это и сама тоже смотрела, но в конце концов тихонько кашлянула и сказала:
– Мм, я, конечно, совершенно не против так вот разглядывать пейзаж с тобой вдвоем, но…
После этих слов Харуюки недоуменно взглянул на прекрасное лицо сказочной принцессы и лишь затем вспомнил, что все началось с его нелепого полносенсорного вызова ранним утром.
– Ауаа… П-прости, пожалуйста!
– Ничего, не надо извиняться. Я просто подумала, что, возможно, у тебя ко мне какое-то срочное дело.
Харуюки уставился на терпеливо улыбающуюся Черноснежку и…
…внезапно осознал еще одну ужасную вещь. Что у него нет никакого повода, который можно было бы назвать «делом».
Ну да, я просто увидел сон перед самым рассветом, очень страшный сон…
Харуюки вдруг вспомнил это ощущение в руках, когда он отрывал крылья Черноснежки, и его лицо исказилось. Он сжал кулаки и опустил голову.
Слова, вырвавшиеся у него в следующую секунду, прозвучали так тихо, будто нейролинкер брал их не из центра речи в мозгу, а из самой глубины души.
– Это… это, я, соскучился.
Сам не вполне понимая, что именно он произносит, Харуюки позволил телу своего аватара продолжать.
– Я не могу увидеться с семпаем… ты уехала так далеко, это так трудно, и вот…
Виртуальный лес словно бы разом замолчал. То ли звуковые эффекты сверчков на самом деле прекратились, то ли мозг блокировал внешнюю звуковую информацию – Харуюки не знал.
Долгое молчание завершилось вздохом и ответом:
– Я тоже.
Плечи поросячьего аватара вздрогнули; Харуюки осторожно поднял глаза и увидел прямо перед собой наморщенное белое лицо.
– Я тоже соскучилась, Харуюки-кун.
Даже не пытаясь подавить почти плачущую улыбку, Черноснежка подняла руки и крепко сжала щеки Харуюки.
– Впервые одна-единственная неделя кажется такой долгой… А ведь я много раз надолго ныряла в ускоренный мир… Больше всего я хочу поскорее вернуться в Токио и увидеться с тобой.
Едва произнеся эти слова, Черноснежка закусила губу – и вдруг прижала голову Харуюки к себе.
В отличие от локальной сети средней школы Умесато, где тактильные ощущения между аватарами разбавлены до такой степени, что практически их нет, здесь отчетливые ощущения тепла Черноснежки, ее мягкости и запаха прошили всю нервную систему Харуюки. Обычно в такой ситуации он бы весь зажался и ударился в панику, но сейчас, подстегиваемый страшной тоской, он, будто в тумане, протянул руки и тоже прижал к себе стройное тело Черноснежки.
Пожалуйста, вернись.
Он хотел это сказать. Прямо так и сказать: «Пожалуйста, вернись и спаси меня, как всегда спасаешь».
Харуюки прекрасно понимал, в какой глубокой бездне он находился. Как он ни дергался, как ни старался – Даск Тейкер будто смеялся над всеми его усилиями; он был словно непробиваемой стеной из черной стали. И стремлению пробить дыру в этой стене маленьким кулачком Сильвер Кроу едва ли суждено осуществиться.
Но произнести эти слова он не мог.
Не только ради Тиюри – ради себя самого он должен был сражаться с врагом собственными силами до конца. Если он сейчас поддастся отчаянию и уцепится за Черноснежку, которая была в отъезде, это будет по сути то же самое, что он видел во сне.
– …Мы скоро снова встретимся, всего три дня осталось, – каким-то образом сумел прохрипеть Харуюки.
– Да… верно, – ответила Черноснежка и, последний раз вложив всю силу в объятие, выпустила Харуюки. Ее влажно сияющие черные глаза пристально взглянули на Харуюки в упор, и –
– Харуюки-кун… – произнесла она встревоженным тоном, будто почувствовав что-то неладное.
Харуюки призвал все свои силы, чтобы улыбнуться, и, прежде чем Черноснежка сказала что-то еще, перебил ее:
– Эмм, пожалуйста, развлекись как следует в поездке. Прости, что так внезапно тебя вызвал.
– Ничего, если бы ты не позвал, то позвала бы я. Я очень рада, что мы можем встретиться, хоть и через аватары. Я тебе куплю подарок, так что жди.
Ласково улыбнувшись, Черноснежка встала и шагнула на гравий. Развернулась, закрыла зонт и вызвала меню.
Уже после того, как она нажала кнопку разъединения и ее фигура исчезла, распавшись на световые искорки, Харуюки продолжал молча стоять. Вновь разголосившиеся сверчки смыли остатки воспоминаний о ночном кошмаре.
Закончив завтрак из хлопьев с молоком, Харуюки крикнул в спальню матери «я ушел». Через окно его поприветствовало хмурое свинцовое небо.
Сосредоточив взгляд на иконке у левого края поля зрения, Харуюки нажал на нее – это была иконка прогноза погоды. Вероятность дождя после 12.40 составляла 70%. Сделав шаг в сторону, Харуюки взял светло-серый зонт, стоящий рядом с обувной полкой, и вышел из квартиры.
Устройство под названием «зонт» – один из предметов повседневного обихода, принципиально не изменившихся за все долгое время своего существования. Разве что теперь его обивку делали из высококачественной и высокопрочной водоотталкивающей ткани, а каркас – из упругого карбона.
Думая, что если бы у этого зонта было приспособление для автоматического складывания, как у солнечного зонта Черноснежки, то даже в дождливый день могло бы быть не так тоскливо, Харуюки прошел по коридору до лифта.
Лифт, спустившись всего на два этажа, остановился. У Харуюки возникло предчувствие на грани уверенности.
Двери открылись; по ту сторону стояла, как он и ожидал, Тиюри Курасима.
Когда их взгляды встретились, большие кошачьи глаза Тиюри вздрогнули, словно она колебалась. Обычно она бы воскликнула «привет!» и весело заскочила в лифт, но сейчас ее черные туфли не двигались с места – она явно собиралась с духом.
Прошло несколько секунд, и двери попытались закрыться, но Харуюки машинально нажал правой рукой кнопку «Открыть». И, держа кнопку, продолжил смотреть на Тиюри.
Прежде чем раздался предупреждающий звонок, Тиюри опустила глаза и тихо вошла в лифт.
– …Спасибо. Доброе утро, – тихо проговорила она. Харуюки отпустил кнопку.
Лифт поехал. Искоса глядя на Тиюри, стоящую от него чуть дальше обычного с розовым зонтиком в левой руке, Харуюки рассеянно ответил:
– …Привет.
Его сознание заполнили слова, которые ему следовало бы произнести дальше.
Что бы там ей ни наговорил Сейдзи Номи, вовсе не обязательно его слушаться. Даже если он ее запугивал, шантажируя тем видео возле душевой, воспользоваться им он все равно не сможет. Потому что, как только он уничтожит школьную жизнь Харуюки с помощью этого видео, Харуюки вполне может распространить «реальную информацию о Номи» в ускоренном мире и таким образом забрать его с собой в ад.
Однако ясно было и то, что разговора на тему «ядерного перемирия из-за неизбежного обоюдного уничтожения» Тиюри просто не поймет. Если есть хоть малейший шанс, что Харуюки исключат из школы (а в худшем случае еще и арестуют за постыдное преступление), Тиюри сделает все, что только сможет, чтобы этого не допустить. Даже если, к примеру, ради этого ей придется стать персональным хилером Даск Тейкера и враждовать с Харуюки и Такуму в ускоренном мире.
Потому что они друзья. Потому что они дружили с детства и провели вместе много, очень много времени в реальном мире. Это для Тиюри важнее всего, это она готова защищать любой ценой.
– …Тию.
Харуюки позвал ее по имени; его голос практически потонул в тихом гуле опускающегося лифта.
Хрупкие плечи Тиюри вздрогнули, но губы остались упрямо сжаты. Харуюки перевел взгляд на левую руку Тиюри, стискивающую зонт. Он начал было поднимать свою правую, чтобы взять Тиюри за руку и развернуть лицом к себе.
Но слова, которые он должен был произнести затем, горячим комом застряли в горле.
Не в состоянии шевельнуться, Харуюки так и стоял столбом, пока его не охватило мягкое ощущение торможения. Тиюри, не оглядываясь, быстро вышла из лифта.
Стремительно лишившись общества своей подруги, занимающейся легкой атлетикой, Харуюки направился в школу тем же путем, каким вчера возвращался домой. По средам он всегда покупал свой любимый журнал манги в одном и том же магазинчике, но сегодня прошагал мимо.
Пройдя знакомой дорогой, где народу было на треть меньше обычного из-за отсутствия третьеклассников, и чувствуя попеременно то радость от разговора с Черноснежкой в полном погружении, то сожаление от того, что он ничего не сказал Тиюри, Харуюки вошел наконец в ворота школы Умесато и тут же машинально съежился. Как только он подключился к локальной сети школы, в правой части его поля зрения появилась всякая информация: время прибытия, сегодняшнее расписание и объявления.
В конце списка Харуюки обнаружил фразу «Важный персональный вопрос». Его лицо дернулось.
Войдя в здание и переобувшись в сменку, он прикоснулся пальцем к этой строке. Его грызло плохое предчувствие.
С шорохом перед Харуюки развернулся текст, набранный темным шрифтом Mincho.
«Ученику класса 2С, регистрационный номер 460017, Харуюки Арите: по прибытии в школу вам надлежит немедленно пройти в комнату для собеседований на первом этаже общего корпуса. Руководитель класса 2С Кодзи Сугено».
Сердце Харуюки сжалось. В первую очередь он подумал, что Номи таки отправил видео школьной администрации. Но тут же он заметил, что сообщение отправил классный руководитель Сугено. Если бы у администрации было столь явное доказательство, они бы занялись этим сами, а не ограничились беседой с учителем. Скорее всего, Сугено его вызвал просто исходя из собственных подозрений.
Несмотря на то, что это было лишь предположение, Харуюки прошел мимо лестницы и направился в сторону комнаты для собеседований на первом этаже; его сжатые кулаки были все в поту. На ходу он открыл имеющуюся в локальной сети подборку информации, к которой имели доступ только ученики, и попробовал найти что-нибудь вроде «инструкции, как себя вести, когда тебя вызвал препод» – но тщетно (такая штука вряд ли вообще существовала).
Впрочем, кое-что он обнаружил в школьной газете, вышедшей несколько лет назад; пораженный увиденным, он прочел заметку с благодарностью.
Подойдя к комнате для собеседований, он последовал первому же совету и огляделся, чтобы убедиться, что никого из учеников рядом нет. Потом, стоя перед серой дверью, сделал глубокий вдох и нажал кнопку «Войти» в поле зрения. Система идентифицировала его, и замок со щелчком открылся.
Потянув на себя дверь (как и ожидалось, она была не автоматической) и заглянув в небольшую комнату, он обнаружил, что Сугено уже там. Учитель сидел за длинным столом со стороны окна, скрестив руки на груди, будто демонстрируя толщину мышц.
– Пришел все-таки. Ну, заходи.
Первые слова молодого учителя истории Японии прозвучали не очень-то дружелюбно. Подавив желание закрыть дверь перед собой, Харуюки тихо вошел и невнятно поздоровался:
– …Доброе утро.
Сугено втянул воздух и открыл рот, будто собираясь сразу начать обвинять, но, видимо, передумал. На миг он закрыл рот обратно и тут же произнес:
– Доброе утро. Пожалуйста, присаживайся.
Стул, на который он указал, стоял вплотную к стулу Сугено, однако Харуюки не мог сказать «спасибо, я постою». Он с неохотой послушался.
Учитель с единственной глубокой морщиной на загорелом лбу пристально смотрел на Харуюки, но не столько «осуждающе», сколько «просто». Потом вдруг, приподняв уголки губ, произнес:
– Арита. Может, по мне и не скажешь, но в средней и старшей школе я тоже не пользовался успехом у девушек.
– Хаа?..
– Я не шучу. Я был в секции дзюдо и вечно завидовал мальчишкам из футбольной секции, которые вместо занятий постоянно заигрывали с девчонками.
Обалдело глядя на кивающего своим воспоминаниям Сугено, Харуюки мысленно пробормотал:
В этих словах как минимум четыре неподобающих пункта. Намек, что у вас красивая внешность, утверждение, что все парни из секции дзюдо не пользуются успехом, утверждение, что все парни из секции футбола – бабники, и плюс к этому беспочвенное заявление, что я не пользуюсь успехом.