— Ты твердо решил вернуться, Роберт?
— Конечно. Мое место там. Здесь у меня нет семьи. Не знаю уж, как это объяснить вам, доктор, но там — мой народ, мой мир. Думаю, при других условиях все могло быть наоборот.
— Понятно, — сказала Элен. — Ты сражаешься за жену и детей.
— Не совсем так, — Роберт повернул к ней изможденное лицо. — Я и там холостяк, но все равно у меня есть семья, за которую я должен бороться; штурмовым отрядом, в котором я служу, командует моя сестра. Да, да, в нашем отряде есть женщины — маленькие и крепкие, вроде тебя, Элен.
— А как ты заработал эту штуку? — Элен коснулась забинтованной руки.
— Ожог? Помнишь, я говорил, что мы были на марше. Мы отходили после вылазки на поверхность. Казалось, что все кончилось вполне удачно, но тут вдруг сверху свалилось кольцо. Большая часть наших успела рассеяться, но я — младший техник и вооружен этим самым стасисным излучателем. Я попытался привести его в боевое положение, чтобы отразить атаку, но не успел; они достали меня раньше. К счастью, я отделался довольно легко — несколько других наших были поджарены заживо. Я даже не знаю, что с моей сестрой. Это — одна из причин, почему я так спешу. Один из уцелевших техников успел достать свой излучатель и прикрыл наше отступление. Меня утащили под землю и отвели в лазарет. Врачи начали хлопотать вокруг меня, но тут я отключился и очнулся в кабинете профессора.
Раздался звонок в дверь, и профессор пошел открывать; Элен и Роберт последовали за ним. В комнате появился Говард, нагруженный добычей.
— Ты все принес?
В голосе Роберта звучала озабоченность.
— Вроде да. Вонючка оказался дома, но мне удалось уговорить его одолжить книги. С пистолетом было посложнее, но я позвонил одному приятелю и попросил перезвонить в общежитие и позвать Вонючку. И как только он вышел, я стащил пистолет. Так что я теперь похититель — государственной собственности к тому же.
— Ты настоящий друг, Говард. Когда тебе все расскажут, ты поймешь, что правильно сделал. Верно, Элен?
— Абсолютно верно.
— Хотелось бы надеяться, — сказал Говард без большой уверенности. — Я тут прихватил еще кое-что на всякий случай.
В руках его была книга.
— «Аэродинамика и основные принципы конструирования самолетов», — прочел вслух Роберт. — Господи, как раз то, что надо! Спасибо, Говард.
За несколько минут Монро разобрался со своей добычей и крепко привязал все к туловищу. Он уже объявил, что готов, но тут вмешался профессор.
— Секунду, Роберт. А почему ты уверен, что эти книги отправятся вместе с тобой?
— А как же еще? Ведь я их привязал.
— Разве в первый раз твоя одежда осталась на тебе?
— Не-ет.
Лицо Роберта стало озабоченным.
— А что же мне делать, доктор? Я же не смогу выучить наизусть все, что надо знать.
— Не знаю, сынок. Давай немного подумаем.
Фрост замолк и уставился в потолок. Элен осторожно тронула его за рукав.
— Профессор, может быть, я могу помочь?
— Помочь? Каким образом, Элен?
— Похоже, что я совершенно не меняюсь, переходя с одной траектории на другую. На мне все время была одна и та же одежда. Почему бы мне не поработать для Боба носильщиком?
— Хм, возможно, в этом что-то есть.
— Нет, — прервал Монро, — я не могу этого допустить. Тебя могут ранить или даже убить.
— Ничего, рискну.
— У меня есть идея, — сказал Дженкинс. — А не может доктор Фрост дать инструкцию, чтобы Элен отправилась туда и сразу, не задерживаясь, вернулась?
— М-м-м… да, пожалуй.
Но Элен отрицательно покачала головой.
— Плохо. Все это хозяйство сразу же прыгнет назад, вместе со мной. Я вернусь безо всяких инструкций. Да и вообще мне, пожалуй, нравится мир, описанный Бобом. Может, я там тоже останусь. Кончай играть в благородство, Боб. Что мне особенно понравилось в том мире — так это равенство мужчин и женщин. Так что снимай с себя все эти причиндалы и вешай на меня. Я пойду с тобой.
Вскоре Элен стала напоминать новогоднюю елку. К самым разным местам ее крепкой, маленькой фигуры было привязано больше дюжины книг, на ремне висел пистолет, а за ремень были заткнуты две логарифмические линейки — короткая и длинная.
Прежде чем расстаться с длинной линейкой, Говард любовно ее погладил.
— Береги эту штуку, Боб. Мне пришлось шесть месяцев не курить, чтобы за нее расплатиться.
Фрост усадил их на диванчик; Элен взяла Боба за руку. Когда зеркальный шар начал вращаться, профессор жестом попросил Дженкинса выйти и, прикрыв за ним дверь, начал монотонно произносить формулы внушения.
Через десять минут он почувствовал легкое движение воздуха, замолчал и включил свет. На диванчике не было никого — и ничего.
Но Эстелл все еще не появлялась; Фрост с Дженкинсом продолжали ждать. Говард нервно расхаживал по кабинету, разглядывая совершенно не интересовавшие его предметы и прикуривая одну сигарету от другой. Профессор сидел в кресле, изображая полное спокойствие, которого в действительности совершенно не ощущал. Беседа их была несколько бессвязной.
— Вот я одного не понимаю, — говорил Дженкинс. — Почему это Элен побывала во многих местах и ничуть не изменилась, а Боб попал в одно-единственное место и вернулся почти неузнаваемым. Ниже, плотнее, в какой-то странной одежде. И вообще — куда девалась та одежда? Вот как вы объясните эти факты, профессор?
— Хм… А я их никак не объясняю, я их просто наблюдаю. Возможно, он изменился, а Элен нет, потому что Элен была во всех этих местах только гостем, посетителем, а Монро принадлежал к тому миру. Ты же слышал, что он сразу стал частью его структуры. Возможно, его переход из нашего мира в тот — часть замысла великого зодчего.
— Что? Господи, доктор, неужели вы верите в божественное предопределение?
— Возможно, я бы это не так назвал. Но, Говард, знали бы вы, как я устал ото всех вас, механистических скептиков! Ваша наивная способность верить, что все вещи «сами собой выросли», граничит с детской доверчивостью. Если согласиться с вами, то и за появление бетховенской Девятой тоже ответственна некая закавыка в росте энтропии.
— Ну, это нечестно, доктор. Вы же не можете ожидать, чтобы человек поверил в то, что противоречит его здравому смыслу, если ему не будут представлены достаточно разумные объяснения.
Фрост фыркнул.
— Именно что могу — если человек сам все видел, или слышал, или пользуется источником, заслуживающим полного доверия. Факту, чтобы быть верным, не нужны никакие эти ваши разумные объяснения. Понятно, что рациональный мозг ищет их, однако отвергать факты только потому, что они не укладываются в твое мировоззрение — крайняя глупость.
А вот все эти сегодняшние события, которые вы тщитесь объяснить в рамках ортодоксальной науки, дают ключ к множеству случаев, которые прежде ученые отбрасывали по причине полной их необъяснимости. Вы слышали когда-нибудь историю про человека, обошедшего вокруг лошадей? Нет? Где-то около 1819 года Бенджамен Бэтхорст, британский посол в Австрии, подъехал в своей карете к гостинице немецкого городка Перлсберга. С ним были лакей и секретарь. Карета остановилась на ярко освещенном дворе. Бэтхорст вышел и на глазах двоих спутников, а также нескольких посторонних лиц обошел запряженных в карету лошадей. Больше его не видели нигде и никогда.
— А что с ним случилось?
— Никто не знает. Думаю, он очень задумался и забрел нечаянно на другую временную траекторию. И этот случай совсем не исключителен — есть буквально сотни подобных происшествий, так много, что над этим просто нельзя смеяться. А в рамках теории двумерного времени все они легко объяснимы. Правда, я подозреваю, что в некоторых случаях работали и еще какие-то законы природы — законы, о которых никто понятия не имеет.
Говард перестал расхаживать и подергал себя за нижнюю губу.
— Может, оно и так, доктор. Я очень тревожусь, и мне как-то плохо думается. Послушайте, уже ведь час. Разве она не должна была уже вернуться?
— Да, и давно, сынок.
— Вы хотите сказать, что она не вернется?
— Боюсь, что да.
Со сдавленным криком Говард упал на диванчик, плечи его судорожно вздрагивали.
Постепенно дрожь прекратилась, только губы юноши продолжали непрерывно шевелиться; Фрост с удивлением подумал, что он, похоже, молится.
— Неужели нельзя совсем ничего сделать?
На Фроста с надеждой смотрело искаженное мукой лицо.
— Трудный вопрос, Говард. Мы не знаем, куда она отправилась; ей было внушено двигаться по какой-либо из временных петель в прошлое или в будущее — это все, что нам известно.
— А нельзя отправиться вслед за ней по тому же самому пути и как-нибудь ее отыскать?
— Не знаю. Я никогда не пробовал.
— Но я просто должен сделать что-нибудь или сойду с ума.
— Что? Господи, доктор, неужели вы верите в божественное предопределение?
— Возможно, я бы это не так назвал. Но, Говард, знали бы вы, как я устал ото всех вас, механистических скептиков! Ваша наивная способность верить, что все вещи «сами собой выросли», граничит с детской доверчивостью. Если согласиться с вами, то и за появление бетховенской Девятой тоже ответственна некая закавыка в росте энтропии.
— Ну, это нечестно, доктор. Вы же не можете ожидать, чтобы человек поверил в то, что противоречит его здравому смыслу, если ему не будут представлены достаточно разумные объяснения.
Фрост фыркнул.
— Именно что могу — если человек сам все видел, или слышал, или пользуется источником, заслуживающим полного доверия. Факту, чтобы быть верным, не нужны никакие эти ваши разумные объяснения. Понятно, что рациональный мозг ищет их, однако отвергать факты только потому, что они не укладываются в твое мировоззрение — крайняя глупость.
А вот все эти сегодняшние события, которые вы тщитесь объяснить в рамках ортодоксальной науки, дают ключ к множеству случаев, которые прежде ученые отбрасывали по причине полной их необъяснимости. Вы слышали когда-нибудь историю про человека, обошедшего вокруг лошадей? Нет? Где-то около 1819 года Бенджамен Бэтхорст, британский посол в Австрии, подъехал в своей карете к гостинице немецкого городка Перлсберга. С ним были лакей и секретарь. Карета остановилась на ярко освещенном дворе. Бэтхорст вышел и на глазах двоих спутников, а также нескольких посторонних лиц обошел запряженных в карету лошадей. Больше его не видели нигде и никогда.
— А что с ним случилось?
— Никто не знает. Думаю, он очень задумался и забрел нечаянно на другую временную траекторию. И этот случай совсем не исключителен — есть буквально сотни подобных происшествий, так много, что над этим просто нельзя смеяться. А в рамках теории двумерного времени все они легко объяснимы. Правда, я подозреваю, что в некоторых случаях работали и еще какие-то законы природы — законы, о которых никто понятия не имеет.
Говард перестал расхаживать и подергал себя за нижнюю губу.
— Может, оно и так, доктор. Я очень тревожусь, и мне как-то плохо думается. Послушайте, уже ведь час. Разве она не должна была уже вернуться?
— Да, и давно, сынок.
— Вы хотите сказать, что она не вернется?
— Боюсь, что да.
Со сдавленным криком Говард упал на диванчик, плечи его судорожно вздрагивали.
Постепенно дрожь прекратилась, только губы юноши продолжали непрерывно шевелиться; Фрост с удивлением подумал, что он, похоже, молится.
— Неужели нельзя совсем ничего сделать?
На Фроста с надеждой смотрело искаженное мукой лицо.
— Трудный вопрос, Говард. Мы не знаем, куда она отправилась; ей было внушено двигаться по какой-либо из временных петель в прошлое или в будущее — это все, что нам известно.
— А нельзя отправиться вслед за ней по тому же самому пути и как-нибудь ее отыскать?
— Не знаю. Я никогда не пробовал.
— Но я просто должен сделать что-нибудь или сойду с ума.
— Успокойся, сынок. Дай мне немного поразмыслить.
Фрост молча курил, а Говард тем временем с трудом сдерживал желание закричать, начать ломать мебель, крушить все вокруг.
В конце концов профессор стряхнул пепел с сигареты и аккуратно положил ее на край пепельницы.
— Я могу предложить только один вариант. Но возможность добиться успеха крайне мала.
— Сделайте хоть что-нибудь!
— Я сам прослушаю ту же запись, которую слушала Эстелл, и совершу переход. Сделаю это в полном сознании, непрерывно думая о ней. Возможно, мне удастся установить с Эстелл некую экстрасенсорную связь, которая и приведет меня к ней. — Говоря это, Фрост занимался приготовлениями, — Я хочу, чтобы вы все время оставались в комнате; таким образом вы убедитесь, что это возможно.
Говард молча смотрел, как профессор надевает наушники. Фрост не стал садиться; он стоял неподвижно, с закрытыми глазами. Прошло пятнадцать минут, он сделал короткий шаг вперед.
Наушники со стуком упали на пол. Говард остался в кабинете один.
Фрост почувствовал, как его затягивает лишенное времени чистилище, всегда предшествующее собственно переходу. Он снова обратил внимание, что ощущения очень похожи на чувство полета во сне, и в сотый раз лениво подумал, не являются ли сны реальными событиями. Пожалуй, да. Затем, со внезапным чувством вины, он вспомнил о цели своей миссии и сконцентрировал все мысли на Эстелл.
* * *Он шел по дороге, залитой слепящим солнцем. Перед ним высились городские ворота. С удивлением посмотрев на странно одетого путника, стражник пропустил его.
Он торопливо пошел по широкой аллее, которая (он это знал) вела из космопорта к Капитолийскому холму. Потом свернул на Дорогу Богов и шел по ней, пока перед ним не появилась Роща Жриц. Здесь он отыскал нужный ему дом. Мраморные стены здания розовели на солнце, утренний бриз доносил журчание фонтанов.
Он вошел в дом. Седой привратник, покачивая головой, впустил его. Стройная как тростинка молоденькая служанка провела его во внутренние покои. Хозяйка дома поднялась на локте, в глазах ее, устремленных на посетителя, не было ни малейшей искорки интереса. Фрост заговорил.
— Пора возвращаться, Эстелл.
Брови жрицы удивленно приподнялись.
— Старый человек, ты изъясняешься на языке варварском и странном, но — и в этом тайна — я понимаю тебя. Что тебе надо?
— Эстелл! — В голосе Фроста звучало нетерпение. — Я говорю, что пора возвращаться.
— Возвращаться? Что за пустая болтовня? Возвращаться куда? К тому же мое имя Светоносная Звезда, а не Эсс Телл. Кто ты и откуда пришел?
Она внимательно изучала лицо Фроста, а затем указала на него тонким, изящным пальцем.
— Теперь я тебя узнала! Ты пришел из моих снов. Там ты был учителем, наставлявшим меня в мудрости древних.
— Эстелл, ты помнишь юношу из этих снов?
— Опять это странное имя! Да, там был юноша. Он был прекрасен — прекрасен, прям и высок, как горная сосна. Я часто вижу его во сне.
Она привстала на ложе.
— Так что же юноша?
— Он ждет тебя. Пора возвращаться.
— Возвращаться! В сон нет возврата!
— Я могу отвести тебя туда.
— Это что, богохульство? Разве ты жрец? А если нет, почему ты занимаешься магией? И почему священная жрица любви должна уходить в мир снов?
— Это не магия. Он страдает, потеряв тебя. Я отведу тебя к нему.
Эстелл помедлила, в глазах ее мелькнуло сомнение.
— Предположим даже, что ты можешь это сделать. Но зачем мне менять свое почетное священное положение на холодную пустоту сна?
— А что тебе подсказывает сердце, Эстелл?
Голос профессора звучал мягко, завораживающе.
Девушка смотрела на него широко открытыми глазами; казалось, еще секунда — и из этих глаз брызнут слезы. Но потом она снова упала на ложе и отвернулась. Фрост услышал сдавленный голос:
— Убирайся. Этого юноши нет — он существует только в моих снах. Там я и буду его искать.
Больше она не произнесла ни слова, сколько Фрост ни бился. Убедившись в тщетности своих стараний, он ушел.
* * *Говард вцепился в его руку.
— Ну как, профессор? Как? Нашли вы ее?
Фрост устало плюхнулся в кресло.
— Да, нашел.
— Как она там? И почему ее нет с вами?
— В полном здравии, но не соглашается вернуться — как я ее ни уговаривал.
Говарда словно ударили по лицу.
— А вы сказали, что я ее жду?
— Сказал, но она мне не верит.
— Не верит?
— Видите ли, Говард, она забыла почти все, относящееся к прежней жизни. Ей кажется, что это был только сон.
— Но это же просто невозможно!
Фрост выглядел очень усталым.
— А не пора ли тебе, сынок, перестать использовать это слово?
— Доктор! — Говард явно не горел желанием отвечать на риторические вопросы. — Вы обязаны отвести меня к ней.
Было видно, что доктор сомневается.
— Вы сможете, доктор?
— Пожалуй, смогу, если, конечно, вы преодолели свое неверие. Но все равно…
— Неверие! Мне просто пришлось поверить. Давайте быстрее займемся делом.
Фрост не двинулся с места.
— Я еще не уверен, что соглашусь. Видите ли, Говард, там, куда попала Эстелл, совершенно другая обстановка. Ей там нравится, и я не уверен, что брать вас туда — милосердный поступок.
— А в чем дело? Она не хочет меня видеть?
— Нет, почему же, конечно, хочет. Я уверен, что она встретит вас с радостью, но… Там совершенно иная обстановка.
— А мне, собственно, наплевать, какая там такая обстановка. Надо двигаться.
Фрост встал.
— Очень хорошо. Пусть будет по-вашему.
Он усадил Дженкинса в кресло и пристально посмотрел ему в глаза. Затем начал монотонным, усыпляющим голосом произносить формулы внушения.