Знакомым коридором она дошла до белой гладкой двери, на которой висела скромная табличка с надписью «В.С. Белинис», остановилась и постучала в нее костяшками пальцев.
– Войдите, – отозвался мужской голос.
Инга Александровна открыла дверь и вошла в помещение, похожее на небольшую лабораторию или прозекторскую. За белым столом сидел лысоватый мужчина в очках и с небольшой бородкой. На вид ему было около пятидесяти лет. Он был похож на стареющего интеллигента, однако широкие плечи, огромные кисти рук и мощная шея наводили на мысль о недюжинной физической силе.
– Здравствуй, Вилкас! – поприветствовала его Инга Александровна, подходя к столу.
Мужчина поднял взгляд от разложенных на столе бумаг.
– Добрый день, Инга Александровна! – поприветствовал он гостью. – Чрезвычайно рад вас видеть. Присаживайтесь, пожалуйста.
Инга Александровна села на жесткое кресло перед столом.
– Хорошо выглядите, – сказал Вилкас.
– Ты тоже не сильно постарел.
Он сухо улыбнулся.
– Да какое там. Лысею, обзавожусь брюшком. Все как полагается. Зачем пожаловали, Инга Александровна?
– В былые времена ты постоянно помогал друзьям моего бывшего мужа.
– Верно, помогал. – Вилкас улыбнулся в рыжеватые усы. – Суровое было время, Инга Александровна. И работы в ту пору было невпроворот. Что ни день, то покойник, а то и два или даже три… Простите, не предложил вам чаю.
– Чай не нужен, – сказала Инга Александровна. – И кофе тоже.
– А я не могу и двух часов прожить без крепкого чифира.
Вилкас толстыми сильными пальцами взял со стола чашку, отпил глоток чифира и облизнул губы. Затем произнес с улыбкой:
– Да и над вашим мужем, царство ему небесное и не к ночи будет помянут, мне тоже пришлось здорово поработать. И над вашей дочерью тоже. После того страшного взрыва они выглядели…
– Значит, ты по-прежнему этим занимаешься? – перебила Инга Александровна.
– Конечно. – Вилкас поставил чашку с чифиром на стол. – Люди по-прежнему хотят хорошо выглядеть в гробу, Инга Александровна. Хотя клиентов у меня заметно поубавилось.
От улыбки «похоронного гримера», больше напоминавшей гримасу смерти, Ингу Александровну слегка передернуло.
– А почему вы об этом заговорили? – поинтересовался он. – У вас есть для меня работа?
– Да. – Она достала из сумочки пачку денег, перетянутую резинкой, и положила на разложенные на столе бумаги. – Здесь триста пятьдесят тысяч рублей. После работы получишь еще столько же.
– Ого! – спокойно проговорил Вилкас. – Такие деньги мне не платили и в прежние-то времена, а в нынешние и подавно. Над кем нужно поработать?
Инга Александровна достала из сумочки фотографию Назиры, вырванную из паспорта, и протянула Вилкасу. Он взял снимок, посмотрел.
– Совсем молодая. И что с ней произошло? Пулевое ранение? Переломы, ссадины?
– Нет, – сказала Инга Александровна. – С лицом у нее все в порядке.
Вилкас приподнял брови:
– Тогда, быть может…
– Нет, – снова покачала головой Инга Александровна. – Девушка умерла недавно и выглядит отлично.
– Тогда я не совсем понимаю…
Инга Александровна достала из сумочки фотографию Дины Васильевой и показала Вилкасу:
– Ты должен превратить ее в эту женщину.
Вилкас взял фотографию Дины Васильевой. Долго разглядывал.
– Знакомое лицо, – сказал он наконец. – Где-то я ее уже видел.
– Это артистка Дина Васильева. Ты видел ее по телевизору.
– Да, помню. – Вилкас улыбнулся. – Она поет романсы. Отличный голос. Чистый, печальный.
– Ты можешь сделать то, о чем я тебя прошу? – перебила его Инга Александровна.
Вилкас приблизил друг к другу две фотографии, сравнил оба лица и принялся размышлять вслух.
– Одинаковый овал лица, одинаковый нос, губы… Немного отличается разрез глаз. И еще подбородок… Думаю, это возможно. Хотя работа предстоит кропотливая.
– Я пришлю тебе еще несколько фотографий, – сказала Инга Александровна. – Фас, профиль. Они должны быть абсолютно одинаковыми. Никто не должен заметить разницы.
Вилкас поднял взгляд на Ингу Александровну.
– Никто ничего и не заметит, – спокойно произнес он.
Инга Александровна с видимым облегчением улыбнулась.
– Я знала, что ты так ответишь, Вилкас. И верю, что так и будет. Сможешь начать работу сегодня?
– Да.
– Есть одна загвоздка. – Инга Александровна помедлила. – Дело в том, что тело ты должен доставить в прозекторскую сам.
– Откуда? – уточнил Вилкас.
– Из моей квартиры.
Повисла пауза.
– Вижу, с девяностых годов в вашей жизни мало что изменилось, – с улыбкой проговорил Вилкас.
– Ошибаешься, – возразила Инга Александровна. – Моя жизнь стала другой. И я не хочу ее потерять.
– Никто не хочет, – сказал Вилкас. Чуть прищурил светлые чухонские глаза и добавил: – Когда я могу забрать тело?
– Прямо сейчас, – ответила Инга Александровна.
Он кивнул:
– Хорошо.
Женщина помедлила.
– Ты ничего больше не хочешь спросить? – негромко проговорила она.
– Нет, – произнес Вилкас. – Вы же знаете, я не вмешиваюсь в чужие дела. Это мое главное правило.
– Вот и отлично. Тогда выгоняй свой фургон из гаража, нам пора ехать.
10
Дина Васильева, одетая в замшевую куртку, меховые штаны и мягкие сапоги из оленьей кожи, медленно брела к реке. Ее немного мутило от свежего воздуха.
Остановившись на берегу, она долго и задумчиво смотрела на реку. Затем присела на корточки, зачерпнула ледяной воды и тщательно умыла лицо.
Дина уже не напоминала ту яркую, изнеженную, заносчивую актрису, какой была всего полтора месяца назад в Москве. За все то время, что она провела в избушке старой шаманки, Дина сильно похудела. Волосы ее были неухожены, кожа стала сухой и бледной, по краям рта прорезались глубокие морщинки.
Дина подняла голову и тоскливо посмотрела на солнце. Позади себя она услышала шорох. Девушка резко обернулась. Перед ней стоял Пакин. В левой руке он держал убитого зайца.
– Ты прямо как дух лесной, – усмехнулась Дина.
– Да, – сказал Пакин, спокойно и внимательно разглядывая ее лицо. – Как ты себя чувствуешь?
– Неплохо для покойницы, – с горькой иронией ответила Дина.
Пакин положил зайца на землю и присел на траву рядом с Диной. Спокойные голубые глаза на смуглом лице, черные волосы, заплетенные в косы, скуластое лицо, гордая осанка. От этого парня так и веяло силой и спокойствием. Дина вдруг почувствовала себя трехлетней девочкой, которая вышла на прогулку с отцом.
– Ты сегодня убил только зайца? – спросила она.
Пакин покачал головой:
– Нет. Еще я убил оленя.
– И где же он?
– Я убрал его на дерево, чтобы звери не достали.
– А другие охотники? – произнесла Дина. – Здесь ведь есть еще люди?
– Иногда бывают, – ответил Пакин. – Но я оставил там свой катпос, поэтому оленя никто не заберет.
– Катпос? – приподняла брови девушка.
Пакин пояснил:
– Мой знак. Кто увидит – сразу поймет: Пакин был, оленя убил. Никто не заберет.
– Да уж. С таким сильным парнем, как ты, лучше не шутить, – с улыбкой сказала Дина.
Пакин тоже улыбнулся, обнажив белоснежные зубы. Девушка смочила в речной воде руки и пригладила ладонями откинутые назад волосы. Помолчала и проговорила после паузы:
– У вас теплый дом.
– Да, – согласился Пакин, разглядывая ее добрыми, спокойными глазами.
– А что за постройки рядом с домом? Вон те, маленькие!
Пакин взглянул туда, куда она показывала.
– Это кутювкол, – ответил он. – Домики для собак.
– Это я уже знаю. А чуть левее, на сваях?
– Это сумъях. По-русски – сарай.
– А вон та постройка у самого леса?
– Это ялпынг сумъях. Священное место. Тропинка от него ведет в лес, к савонкану.
– К савонкану?
Пакин кивнул:
– Да. Там похоронены наши предки.
– Ясно, – произнесла Дина. – По-русски это называется кладбище.
Они снова помолчали, глядя на серую воду реки.
– Пакин, ты когда-нибудь жил в городе? – спросила вдруг Дина.
– Да, – ответил парень. – И я, и прабабушка. Мы жили в городе, и я учился в школе. Затем жил в нашем пауле. А после ушел в армию. Когда вернулся, год пас оленей. В стаде было пятьдесят голов. Но потом понял, что я охотник, и снова вернулся в лес.
– Ты очень правильно говоришь по-русски, – похвалила Дина. – Я видела у тебя на полке книги. Ты правда их все прочел?
– Да, – ответил Пакин. – Я люблю читать.
Дина улыбнулась:
– Странно. Все это как-то… не сочетается.
– Что не сочетается?
– Эти книги. И эта тайга вокруг. – Девушка посмотрела на серую гладь реки, на стену деревьев на другом берегу, на серое, спокойное небо. Потом перевела взгляд на лицо парня. – Сколько лет тебе сейчас, Пакин?
– Двадцать четыре, – ответил он.
– А почему твоя прабабушка все время говорит про медведей?
– Двадцать четыре, – ответил он.
– А почему твоя прабабушка все время говорит про медведей?
– Великий дух-медведь – ее друг, защитник и помощник. Но лесные медведи очень опасные и совсем не добрые. Встретишься в лесу с голодным кодьяком – погибнешь.
– Кодьяк? Это кто?
– Медведь-великан.
– А ты его видел?
– Издалека. – Пакин улыбнулся. – Один раз видел, как он ловил рыбу. Это было здорово!
Дина снова не удержалась от улыбки.
– Знаешь… – сказала она. – Вот я тебя сейчас слушаю – и будто бы снова в детство попадаю. Со сказками, с Бабой-ягой, драконами, с избушкой на курьих ножках.
– Ты про наш пауль? – уточнил Пакин.
Дина кивнула:
– Угу.
Пакин улыбнулся.
– Да, прабабушка похожа на Бабу-ягу, – согласился он. – Тоже варит зелья.
– А в ступе она случайно не летает? – поинтересовалась Дина.
– Полетела бы, – ответил Пакин. – Но где возьмешь такую большую ступу?
Они переглянулись и засмеялись.
– Пакин, а ты никогда не хотел вернуться в город? – проговорила девушка. – Учиться, работать?
Парень подумал и сказал:
– Нет. Мне нравится лес.
– Сказочный лес, полный чудес и чудовищ. Слушай, а ты и правда веришь во все эти шаманские штуки?
– Элинэ исцелила твое тело и заставила твою душу вернуться, – спокойно и веско произнес парень.
– Моя душа никуда не уходила, Пакин, – возразила ему Дина. – Потому что никакой души не существует.
– Но ты видела низший мир. Ты сама рассказывала прабабушке.
– Я была больна и бредила. Все, что я видела, – всего лишь галлюцинации. Кошмарные сны.
Пакин задумался.
– Может быть, и так, – сказал он после размышлений.
Дину позабавил его рассудительный тон.
– Вижу, ты умеешь подвергать все сомнению, – проговорила она. – Наверное, этому тебя книги научили.
Дина поднялась на ноги, глубоко вздохнула и поморщилась от боли в ребрах. Пакин заметил это.
– Элинэ сказала, что твои кости уже срослись, – негромко произнес он.
– Да. Хотя все еще болят. – Дина усмехнулась. – И, наверное, будут теперь болеть всегда. Как у старушек – к непогоде.
Пакин тоже поднялся на ноги.
– Не говори прабабушке о том, что не веришь в душу и в нижний мир, – сказал он. – Ты ее огорчишь.
– Ладно, не буду, – пообещала Дина.
– Отвести тебя в дом?
– Нет. Я еще немного подышу воздухом. Но ты иди, я смогу добраться до дома сама.
Пакин поднял с травы убитого зайца, повернулся и зашагал к паулю, вверх по пологому склону, поросшему редкой травой. Дина стояла, держась рукой за тонкий ствол молодого дерева, и смотрела на воду. Воспоминания прошлого проходили у нее перед глазами, оставляя в душе легкий осадок грусти и сожалений. Двадцать восемь лет прожито на свете, а вспомнить-то особенно и нечего. Детдом, музыкальное училище, потные, дрожащие руки парней, которые всегда хотели от нее одного и того же… Потом – руки взрослых мужчин, уверенные, бесцеремонные, похотливые… Рестораны, концертные залы… И снова мужские руки. Дина вспомнила лицо Шуравина и почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота. Только сейчас она осознала, насколько омерзителен он ей был все эти годы. И как только она могла с ним жить?
Погруженная в невеселые мысли, Дина оторвала взгляд от реки и посмотрела на темную стену деревьев, растущих на том берегу. Интересно, сколько отсюда километров до ближайшей железнодорожной станции, подумалось ей. Двадцать? Пятьдесят?.. Чем больше, тем лучше.
Она хотела отвернуться, но вдруг уставилась на что-то. Лицо Дины стремительно выцвело, став бледным как снег, она зажала рот ладонью, и глаза ее расширились от ужаса.
На том берегу реки стояла одинокая мужская фигура. Плащ мужчины был разорван в клочья, на правой руке, висящей вдоль тела, как плеть, не было кисти, а по лысому темени расплылось кровавое пятно. Он стоял и смотрел на нее – пристально, не шевелясь.
Дина почувствовала, как внутри у нее все похолодело. Мужчина разжал тонкие губы и стал что-то говорить. Дина не слышала слов, не могла слышать из-за дальности расстояния, но слова эти каким-то страшным и странным образом раздавались у нее прямо в голове:
– Ты поплывешь вниз по реке. Так же, как уплыл я.
В висках у Дины глухо запульсировала кровь. Хриплым, срывающимся шепотом, в котором она едва узнала свой собственный голос, Дина спросила:
– Что тебе нужно?
– Что мне нужно? – Он усмехнулся окровавленным ртом. – Мне нужно, чтобы ты сдохла.
– Дина! – окликнул ее спокойный голос Пакина.
Она вскрикнула от ужаса, резко повернулась, увидела Пакина и зарыдала, уткнувшись лицом ему в куртку.
– Что случилось? – спросил Пакин растерянно. – Я тебя напугал?
– Там… – Она всхлипнула. – На том берегу…
Пакин взглянул на одинокую фигурку, стоящую на другом берегу.
– Не бойся его, – сказал он. – Это всего лишь призрак. Он не причинит тебе вреда.
Дина слегка отпрянула и с изумлением уставилась на Пакина заплаканными глазами.
– Ты… Ты тоже его видишь? – глухим, хриплым голосом проговорила она.
– Да, – ответил он. – Этот дар я получил от Элинэ. Он скоро уйдет. Ему здесь не место, и он это знает.
Она снова уткнулась лицом в его куртку, боясь обернуться назад.
– Почему я его вижу? – прошептала она, чувствуя, что холодеет от ужаса.
– Потому что твоя душа все еще принадлежит миру мертвых, – спокойно произнес Пакин. – Но Элинэ тебе поможет. Идем в дом.
Он слегка отстранил от себя Дину, обнял ее сильной рукою за плечи и повел прочь от реки.
11
Шуравин долго смотрел на труп девушки, лежащий на специальном постаменте и накрытый до груди покрывалом. Наконец он негромко проговорил:
– Это просто невероятно. Она выглядит совершенно как моя жена.
– Мне стоило большого труда найти ее, – сказала Инга Александровна. – И все же это не совсем моя заслуга. Нужно сказать спасибо моему знакомому, гримеру из элитного похоронного бюро. Он колдовал над ней почти сутки.
– Во сколько мне это обошлось? – поинтересовался Шуравин.
– Чуть дороже, чем мы предполагали. Завтра утром я положу вам на стол все сметы, чеки и расписки.
Шуравин скользнул взглядом по стройной фигуре девушки. Потом, в который уже раз за последние двадцать минут, пристально вгляделся в ее лицо.
– Кто она? – спросил он.
– Бродяжка, – ответила Инга Александровна. – Утонула в Москве-реке два дня назад. Тело осталось невостребованным.
Руслан Маратович покосился на помощницу и опасливо уточнил:
– Мы ведь в этом не замешаны?
– В чем не замешаны? – не поняла она.
– Сама знаешь в чем.
– Вы про гибель девушки? – Инга Александровна покачала головой. – Нет. Конечно, нет. Подкопаться не к чему.
Шуравин вздохнул.
– Ладно. – Он не без труда отвел взгляд от мертвого тела. – Все экспертные заключения у нас на руках?
– Абсолютно. – Инга Александровна раскрыла черную кожаную папку, которую держала в руках, и принялась показывать своему шефу листки. – Это – от дантиста. Это – анализ ДНК. Это…
– Ладно, ладно, – нетерпеливо отмахнулся Шуравин. – Не хочу на это смотреть. Может быть, позже.
– Как скажете.
Инга Александровна собрала листки и снова аккуратно вложила их в папку.
– Для похорон все готово, – сказала она затем. – Церемонию прощания устроим в Доме актера. А похороним ее на Перовском кладбище. Я уже договорилась.
– Люди не удивятся, что она так хорошо выглядит?
– По официальной версии, тело вмерзло в прибрежный лед, поэтому отлично сохранилось. У меня есть на этот счет экспертное заключение.
– Хорошо. – Руслан Маратович снова вздохнул. – Назначай дату похорон. И давай поскорее уйдем отсюда, не хочу больше на нее смотреть.
…На улице заметно похолодало. В воздухе висела ледяная взвесь, и, шагая от машины к дверям офиса, Руслан Маратович все время поеживался. Едва он ступил на гранитную ступень крыльца, как его окликнул знакомый женский голос:
– Руслан Маратович!
Шуравин обернулся и увидел полную круглолицую женщину в смешной белой шапочке. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить, кто это.
– А, Лида. – Он улыбнулся. – Здравствуй!
– Здравствуйте, Руслан Маратович!
Шуравин спустился вниз, и они церемонно поцеловали друг друга в щеки. Шуравин скользнул быстрым, внимательным взглядом по лицу Лиды, стараясь понять, не подозревает ли она его в чем-нибудь.
– Я видела Дину, – сказала Лида дрогнувшим голосом. И тихо всхлипнула: – Боже.
– Ну-ну-ну.
Шуравин приобнял подругу жены, и она не выдержала – ткнулась лицом ему в грудь. Руслан Маратович чуть прижал к себе Лиду одной рукой, а другой погладил ее по волосам.
– Она такая… такая красивая, – выговорила Лида со слезами на глазах. – Как будто живая. И будто даже помолодела.
– Да. – Шуравин слегка напрягся, но не подал вида. Он снова погладил Лиду ладонью, на этот раз по полной спине. – Я тоже это заметил.