Лида отпрянула.
– Простите, – проговорила она, тихо всхлипнув.
– Ничего.
– Я читала, что ее нашли в какой-то льдине. Неужели все это время она была там?
– Да, – произнес Шуравин. – Так сказали спасатели и эксперты.
– Это ужасно! Почему ее не смогли найти раньше?
– Так уж получилось, – со вздохом ответил он. – Спасатели сделали все, что смогли. Но даже если бы они нашли Дину раньше, они бы не сумели ее спасти. Ты ведь знаешь, что она умерла не от переохлаждения.
– Да, я знаю. Она разбилась вместе с машиной. Знаете… Наверное, я слишком мнительная…
Лида замолчала. Шуравин напрягся еще больше, пытаясь угадать, что последует дальше.
– Ты можешь рассказать мне о всех своих сомнениях, – мягко проговорил он.
– Да. – Лида шмыгнула вздернутым носом и собралась с духом. – Я хотела сказать про лицо Дины. Оно показалось мне не только молодым, но и каким-то чужим.
– Смерть меняет внешность человека, – негромко сказал Руслан Маратович.
– Да, но… – Лида снова замялась.
– Что-то еще? – тихо спросил Шуравин.
И тогда Лида подняла правую руку и коснулась кончиками пальцев своей шеи, чуть пониже уха.
– У Дины была крошечная родинка, вот здесь, прямо за ухом. А теперь ее нет.
– Правда? – Руслан Маратович сдвинул брови. – Я этого не заметил. Ну, может быть, ей закрасили родинку в бюро.
– В бюро?
– В похоронном, – пояснил Шуравин. – Видишь ли, после льда кожа Дины была… не в очень хорошем состоянии, и ее пришлось приводить в порядок…
– Не надо. – Лида промокнула глаза платком. – Не рассказывайте мне это. Я не могу это слушать. Простите, я сама виновата… Зачем я затеяла этот разговор?
Шуравин молчал, ожидая, что она скажет дальше.
– Видимо, это все из-за Ивана. Из-за того, что его…
Лида осеклась, испуганно посмотрев на Руслана.
– Простите, я опять несу что-то не то.
– Ты о том парне, с которым у Дины была интрижка? – спокойно уточнил Руслан. – И которого кто-то пырнул ножом в дворовой драке?
– Да. Я подумала, что это как-то странно…
– Что именно?
– Сначала он, потом она.
На этот раз Шуравину пришлось собрать в кулак всю волю, чтобы сохранить спокойное и печальное выражение лица.
– Лида, не забивай себе голову разной ерундой, – мягко проговорил он. – Если не ради себя, то ради Дины.
– Ради Дины? – не поняла Лида и уставилась на него своими светло-карими, чуть выпуклыми глазами. – Как это?
Шуравин положил ей руку на плечо.
– Давай просто будем уважать ее память и ее покой, – грустно сказал он. – Никаких больше журналистов, никаких статей, никаких сенсаций. Я хочу, чтобы пляска на ее костях закончилась. Понимаешь?
– Да. Понимаю. – Лида отвела взгляд. – Я как-то об этом не подумала.
Руслан Маратович вздохнул.
– Крепись, Лида, – произнес он. – Нам всем сейчас очень тяжело.
– Да. – Она шмыгнула носом. – Я буду крепиться. Спасибо вам, Руслан Маратович!
– Не за что. Спасибо тебе – за то, что пришла.
Он снова поцеловал ее в щеку. Она сложила губы в вялую улыбку, кивнула, после чего повернулась и зашагала в сторону метро. Шуравин проводил ее долгим, хмурым взглядом.
– Что ей было нужно? – услышал он голос Инги Александровны.
Руслан повернулся к помощнице, которая только что вышла из офиса и теперь стояла на крыльце.
– Эта толстая дура, Динкина подруга, что-то подозревает. А она упрямая, как дубовый таран, и если захочет…
– Успокойся, – сказала Инга Александровна. – Никто ничего не узнает. Я обо всем позаботилась.
– Ты все чисто сделала?
– Да.
Шуравин мрачно усмехнулся.
– Мне бы твою уверенность.
– Руслан Маратович, вы просто устали. Поэтому и волнуетесь. Клянусь вам, все сделано чисто. Нужные люди получили свои деньги, экспертные заключения у нас на руках.
– Нужно было просто сжечь ее тряпки, и делу конец! – с досадой проговорил Шуравин. – Зря я тебя послушал.
– Хватит ныть, – произнесла вдруг Инга Александровна с легким оттенком презрения в голосе. – Будьте мужчиной.
– Что? – Шуравин удивленно взглянул на свою помощницу и тут же свирепо прищурился. – Что ты сказала?
– Я сказала: будьте мужчиной.
Руслан Маратович побагровел.
– А с каких это пор ты стала говорить со мной таким тоном? – свирепо процедил он.
– С сегодняшнего дня, – ответила Инга Александровна. И поправила пальцем очки, отражающие серое осеннее небо и голые кроны деревьев. – Теперь мы с вами крепко повязаны, Руслан Маратович.
Лицо Шуравина пошло пятнами, больное веко задергалось.
– Ах ты, дрянь, – пророкотал он с глухой яростью, глядя помощнице в глаза. – Осмелела? Думаешь, теперь я у тебя под колпаком? И как это я сразу тебя не раскусил?
Инга Александровна даже не нахмурилась.
– Держите себя в руках, Руслан Маратович, – сказала она спокойным голосом. – Все будет хорошо. Сегодня мы зароем правду в землю. И никто ничего не узнает и не заподозрит.
Несколько секунд Шуравин молчал, пытаясь овладеть собой, потом процедил:
– Но что делать с толстухой?
– Мы последим за ней, – ответила Инга Александровна. – Я этим займусь. А вы не напивайтесь слишком сильно. По крайней мере, в ближайшие дни.
– Обойдусь без твоих советов, – глухо прорычал Шуравин.
– Это вряд ли.
Инга Александровна повернулась и зашла в офис. Шуравин проводил ее ненавидящим взглядом, после чего с досадой пробормотал:
– Дурак. Идиот. Как же я во все это вляпался, а?
12
Тайча пела негромко, сидя на жухлой траве возле родника, и голос девушки был похож на журчание воды, бьющей из скалы, – он был так же переливчат и негромок.
Тайча прервала песню и тихо заплакала. Она не услышала, как сзади подошел Пакин. Поступь его была легка и бесшумна, как у хищного зверя, вышедшего на охоту.
– Тайча, – негромко окликнул он.
Девушка вздрогнула и быстро обернулась, но тут же устыдилась своих заплаканных глаз и размазанных по щекам слез – и отвернулась. Снова стала смотреть на прозрачную, искрящуюся холодом струйку ключевой воды. Пакин постоял немного, а потом присел рядом. Некоторое время они оба молча глядели на воду.
– Почему ты плакала? – спросил Пакин.
– Просто так, – ответила Тайча.
Пакин смотрел на девушку внимательным, но непонимающим взглядом. Он явно не знал, как себя следует вести. Наконец он улыбнулся и бодро проговорил:
– Не грусти, моя лисичка!
А затем по привычке обнял ее рукою за плечи, как брат обнимает младшую сестру. Но на этот раз Тайча повела себя странно – она сильно дернула плечом, сбросив его руку, и произнесла злым голосом:
– Перестань!
– Что случилось? – растерялся Пакин.
Он снова хотел положить руку ей на плечи, но наткнулся на ее сердитый взгляд и передумал.
– Не трогай меня, – сказала Тайча, и в голосе ее послышалось настоящее отчаяние.
Пакин совсем растерялся.
– Хорошо, – ответил он неуверенно. – Я просто посижу рядом с тобой, ладно?
Девушка молча отвела взгляд. Издалека донеслось птичье стрекотание и хруст сломанной порывом ветра ветки. В пауле залаяла собака. Потом все стихло.
– Пакин, Пакин… – вздохнула Тайча.
– Что? – спросил Пакин.
– Вода в роднике похожа на твои глаза. – Тайча снова повернула к нему свое заплаканное лицо. – Почему у тебя такие синие глаза?
– Потому что такие глаза были у моего прадеда, – ответил Пакин.
Тайча отвернулась. Подняла камушек, повертела его в тонких пальцах, а затем бросила в родник.
– Ты ее любишь? – спросила она вдруг.
– Кого?
– Эту белую женщину из большого города.
Пакин нахмурился.
– Я не хочу об этом говорить.
– Значит, любишь, – вздохнула Тайча. Она снова покосилась на Пакина. – А меня? Меня ты любишь?
– Конечно. – Он улыбнулся. – Ты мне как родная сестра.
Лицо Тайчи дрогнуло от горечи и боли.
– Я не хочу быть твоей сестрой, Пакин! Я… Я хочу быть твоей женой.
Пакин ничего на это не сказал. Только смотрел на воду родника и хмурил черные брови.
– Возьми меня в жены, Пакин, – со слезами в голосе проговорила Тайча. – Прошу тебя.
Он молча поднялся на ноги и отряхнул с куртки сухие травинки.
– Пакин, я хочу быть твоей женой!
Он повернулся и зашагал прочь.
– Пакин!
Он не остановился и не обернулся. Прошла секунда, другая – и вот его высокая широкоплечая фигура скрылась за деревьями.
Тайча закрыла ладонями лицо и зарыдала. Но почти тут же прервала рыдания, отдернула ладони от лица, зачерпнула горсть грязи и яростно швырнула ее в маленькое голубое озерцо, образовавшееся под бьющим из скалы ключом.
Тайча закрыла ладонями лицо и зарыдала. Но почти тут же прервала рыдания, отдернула ладони от лица, зачерпнула горсть грязи и яростно швырнула ее в маленькое голубое озерцо, образовавшееся под бьющим из скалы ключом.
– Вот что будет с твоими глазами, если ты на мне не женишься! – крикнула она.
13
Дина Васильева дремала на своем топчане, укрытая оленьими шкурами. Последние два дня ей сильно нездоровилось. Ломило все тело, мучил жар.
Тайча присела на край топчана. Она долго смотрела на Дину, потом протянула руку и провела ладонью по ее волосам. Волосы были мягкие, как кошачья шерсть.
– Пить… – тихо и хрипло прошептала Дина.
– Ты хочешь пить? – уточнила Тайча.
– Пить, – снова пробормотала беловолосая девушка.
Черные глаза Тайчи сузились.
– Тебе нельзя, – жестко проговорила она. – Бабушка Элинэ сказала, что тебе нельзя пить.
– Пить, – в третий раз повторила Дина.
Тайча посмотрела на дверь. Старая шаманка коптила мясо на улице, и до избушки долетало ее тихое бормотанье. Неожиданно в голову Тайче пришла идея. Она быстро встала с топчана и прошла к печи, на которой стоял маленький котелок с шаманским грибным отваром, который старая Элинэ всегда пила перед тем, как начать камлать.
Тайча взяла котелок, вернулась к топчану и снова присела на краешек.
– Эй! – позвала она. – Эй, ты!
Веки Дины приподнялись, и она посмотрела на Тайчу мутным, рассеянным взглядом.
– Я дам тебе травяной отвар, – сказала Тайча. – Он быстро утолит твою жажду.
Одной рукой Тайча помогла ей приподнять голову, а второй поднесла к ее губам котелок. Беловолосая отпила глоток. Потом еще полглотка. Остановилась.
– Он горький, но это ничего, – ободряюще произнесла Тайча. – Пей!
– Ты рехнулась?!
Окрик старухи заставил Тайчу вздрогнуть. Котелок с шаманским зельем выпал у нее из рук, и зелье пролилось на оленью шкуру, закапало на пол. Старая Элинэ схватила Тайчу за волосы и сильно дернула.
– Ай! – закричала та. – Бабушка, не бей меня! Она просила пить!
Старуха спихнула девушку с топчана, подняла тощими руками с подушки голову Дины. Та дышала быстро и хрипло. Элинэ, кряхтя от напряжения, повернула Дину на бок, сунула ей в рот морщинистые пальцы. Дина закашлялась, а затем ее вырвало на пол.
– Вот так! – сказала старая шаманка и перевела дух.
Затем выпустила Дину и повернулась к перепуганной Тайче, замершей в нескольких шагах от топчана.
– Дура-девка! – выругалась старуха. – Ты же могла ее отравить!
– Я не знала, – пролепетала Тайча. – Я думала, что там травяной отвар.
Внезапно маленькие глазки старухи хищно сощурились.
– Постой-ка… – проговорила она тонким голосом. – Так ты этого и хотела? Ты хотела ее убить? Отвечай!
Тайча, испуганно глядя на старуху, стала пятиться к двери.
– Что ты наделала?! – закричала на нее Элинэ. – Пошла прочь! Прочь отсюда, дура!
Старуха схватила с полки деревянную плошку и швырнула в Тайчу. Девушка испуганной ланью метнулась к двери и выскочила из избушки.
…Почти час Тайча бродила по тайге, кляня себя за неразумность, ругая старуху и посылая проклятия в адрес беловолосой девушки. Через час, вернувшись к избе и стоя под сенью дерева, Тайча увидела, как из избы вышел Пакин. Он был спокоен и суров.
– Пакин! – окликнула Тайча.
Он остановился и повернул голову. Скользнул взглядом по ее лицу и снова отвернулся.
– Пакин, это же я! – жалостливо окликнула девушка. – Твоя Тайча! Посмотри на меня! – Она вскинула руки к груди, и голос ее стал умоляющим. – Прошу тебя, Пакин!
– Бабушка Элинэ сказала, что ты хотела убить беловолосую, – не глядя на нее, сухо произнес Пакин.
– Это все ради тебя! Чтобы ты забыл ее! Чтобы не бросил свою Тайчу!
Пакин стоял, ссутулившись и угрюмо глядя прямо перед собой из-под нахмуренных бровей. Несколько секунд он молчал, а затем холодно проговорил:
– Тебе лучше уйти из нашего пауля. Уходи, Тайча. И больше не приходи.
На глазах у девушки выступили слезы. И вдруг растерянное и жалобное выражение на лице сменилось маской гнева.
– Я от вас уеду! – сказала Тайча.
Пакин повернул голову и посмотрел на нее.
– Что? – спросил он.
– Я уеду от вас! – крикнула Тайча, сжав кулаки и тряхнув ими в воздухе. – В город! Буду жить как городская женщина! Куплю себе белую одежду, покрашу волосы в белый цвет! – Она вытерла кулаками слезы с глаз и добавила дрожащим от слез голосом: – Белее снега!
Пакин отвернулся. Еще несколько секунд он стоял неподвижно, а потом зашагал прочь, оставив под деревом одинокую, обиженную, разгневанную, плачущую Тайчу.
14
Отведав шаманского зелья, Дина целых три дня не приходила в себя. Она беспрестанно бредила, кричала, вела с кем-то бессвязные разговоры.
– Духи показывают ей миры, – сказала Пакину старая шаманка, промакивая горячий лоб Дины мокрой тряпкой. – Если она не умрет, то…
– То что?
Голос шаманки стал тихим и мрачным:
– Ты сам знаешь.
– Но ведь она беловолосая девушка из города, – возразил Пакин. – Она не может стать шаманкой из-за глотка твоего зелья.
– При чем тут зелье? – поморщилась Элинэ. – Она и раньше была такой. Только этого не знала. А теперь… – Старуха тяжело вздохнула. – Теперь она узнает.
Дина снова выкрикнула что-то в бреду, а потом быстро заговорила, настолько быстро, что невозможно было понять, что именно она говорит. Пакин смотрел на нее со смущением и горечью.
– Значит, она станет шаманкой? – произнес он тихим голосом. – Но ведь это неправильно, Элинэ.
– Я ничего не могу с этим поделать, – сердито сказала старуха. – Она видит духов и говорит с ними. Я не смогу этого изменить.
Пакин замолчал и молчал очень долго, глядя на Дину. Она снова стала бредить, а потом вдруг вскинула руку и схватила стоящего рядом с топчаном Пакина за пальцы. Он тут же сжал ее пальцы в ответ и – вздрогнул, словно ему что-то передалось через это судорожное пожатие. Старая Элинэ, заметив это, нахмурилась и покачала головой, недовольно бурча себе что-то под нос.
Через минуту пальцы Дины разжались, и ее рука обессиленно упала на край топчана. Пакин постоял еще немного, потом вышел из избы.
Поздно вечером, когда Пакин выбирал на реке сети, Дина пришла в себя. Выглядела она странно посвежевшей и поздоровевшей, тут же попросила еды и питья, съела большой кусок вяленого мяса, запивая его травяным чаем. Старая Элинэ все время тревожно на нее поглядывала, словно подозревала в чем-то нечистом, затаенном, опасном.
После еды Дина долго лежала молча, глядя в потолок и чему-то усмехаясь. Наконец старуха не выдержала и спросила:
– О чем ты думаешь?
– У меня был любимый человек, – ответила Дина. – Его звали Иван. Я очень его любила, но теперь… Теперь я не чувствую ни любви, ни тоски. Я даже не могу вспомнить его лицо. – Она повернула голову и посмотрела на морщинистое лицо старухи. – Почему так?
Старая Элинэ тяжело опустилась на табурет и протяжно вздохнула.
– Твоя старая жизнь закончилась, – сказала она. – Ты умерла, но потом воскресла снова. Теперь ты другая. И жизнь у тебя будет другая.
Дина слегка нахмурилась.
– Что значит «другая»? – тихо спросила она. – Я все та же Дина Васильева. Я долго болела, но теперь выздоравливаю. Скоро все станет как прежде. Ведь правда, Элинэ? Все станет как прежде?
Старая шаманка покачала головой:
– Не думаю. Ты теперь не простой человек. Ты видела нижний мир. Ты была там.
– Вы говорите про мои кошмары? – Дина облизнула сухие губы сухим кончиком языка. – Но страшные сны снятся всем людям. И я…
Старуха сделала резкий жест рукой, призывая девушку к молчанию. Затем достала из кармана трубку и железную коробку с табаком.
– Ты шаманка, – устало сказала Элинэ, не глядя на Дину.
– Я? – Девушка покачала головой. – Нет. Я знаю, кто я. Я просто…
– Ты не получила этот дар по наследству от предков, как я. Ты получила его от духов. Но не радуйся. Шаманский дар – это не награда, это тяжкое бремя.
Элинэ набила трубку табаком и умяла непокорные табачные стружки черным ногтем.
– Ты не сможешь отказаться от этого дара, – сообщила она. – А если попробуешь – духи сведут тебя с ума.
Старуха вставила трубку в беззубый рот и посмотрела на Дину слезящимися от старости глазами.
– Ты теперь с ними связана. Неужели ты сама этого не чувствуешь?
Дина молчала, хмуро глядя на то, как шаманка чиркает спичкой о коробок и раскуривает трубку.
– Я была там с тобой, – тихо произнесла старуха, глядя на Дину и выпуская изо рта клубок дыма. – Мы были там с тобой вместе. Я видела, как духи разорвали тебя на куски, а потом снова собрали. – Она пыхнула дымом и добавила голосом, который показался Дине зловещим: – Теперь ты такая же, как и я.
– Такая же сумасшедшая? – вырвалось у Дины.
Старуха усмехнулась: