– Нил…
Теперь он повернулся к ней. Джорджи потянулась к его плечам. Ей хотелось прижать его к себе. Он поймал ее руку, но не противился.
Джорджи решила, что теперь они будут целоваться по-настоящему, и попыталась найти его рот.
Однако Нил просто терся щекой о ее щеки, и это было так прекрасно. Твердые и мягкие части их лиц соприкасались на удивление гармонично. Скула касалась лба, челюсть – подбородка. Его кожа была теплой, даже горячей. Его руки держали крепко. От него пахло мылом, пивом, краской для ткани. Боже, как это было чудесно…
Это было лучше, чем поцелуй.
Это…
Джорджи выгнула шею и почувствовала подбородок Нила, потом его нос, лоб, уткнувшийся ей в ключицу. Она зарылась лицом в его короткие волосы и закрыла глаза.
В детстве Джорджи увидела, как в одном фильме влюбленные долго терлись шеями и щеками и смеялись, говоря, что так целуются жирафы. Она тогда была жутко влюблена в сына своей приходящей няни и мечтала устроить с ним «поцелуи жирафов». Она воображала, как трется шеей о его шею и зарывается лицом в его волосы, похожие на волосы рок-музыканта Саймона Ле Бона. Ей тогда было девять, предмету ее воздыханий – пятнадцать. К счастью, дальше фантазий дело не пошло.
Она снова подняла подбородок, и лицо Нила оказалась рядом с ее лицом. Нил беспомощно что-то шептал.
Как бы ни называлось то, чем они сейчас занимались: «не-целование», «нюхание», но когда губы Нила вновь оказались над ее губами, Джорджи провела по ним. Нил чуть раскрыл рот, однако его губы ткнулись в ее щеку.
Он опять что-то пробормотал.
Довольная Джорджи улыбалась.
А потом… дверь открылась.
– Вы что, издеваться вздумали? – послышался чей-то голос. – Читать не умеете?
Вместе с вопросом в комнату ворвались оглушительные звуки песни Аланис Морисетт «You Oughta Know». Джорджи повернула голову. Это был Уит. Уит, тоже работавший в редакции «Спуна». Оказывается, это он жил здесь. Это он написал грозные предостережения. Нил выпустил руку Джорджи, но она снова схватила его за руку. Потом за обе.
– А-а, – с некоторой растерянностью произнес Уит. – Нил и… Джорджи. Прошу прощения. Я думал, кто-то вперся в твою комнату. Не буду мешать.
Уит закрыл дверь. Джорджи захихикала.
– Это твоя комната?
– Да, – опуская голову, ответил Нил.
– А почему ты не сказал?
– Сам не знаю, – пожал плечами он. – Предлагать: «Давай пойдем ко мне в комнату» – это как-то… пошло, что ли.
– А предлагать пойти в чужую комнату – возвышенно?
Она снова переплела их пальцы, крепко сжав свои. Потом наклонилась к нему с намерением поцеловать в губы. Все, что они проделывали до сих пор, было прекрасно, однако… Как не поцеловать такие совершенные губы – воплощение симметрии и правильного деления клеток? Ей отчаянно захотелось целоваться по-настоящему.
– Джорджи, – пробормотал Нил и повернул голову.
Она опять поцеловала его щеку. Его ухо. Уши Нила тоже были на редкость симметричными, и то, что они немного торчали наподобие ручек от кастрюль, ничуть не портило дело. Джорджи решила повторить попытку. Нил схватил ее за руки и осторожно оттолкнул.
– Джорджи, я не могу.
– Можешь, – возразила она. – Можешь.
– Нет. – Нил выпустил ее руки, но сжал плечи, мешая ей приблизиться к нему. – Я хочу, но не могу.
– Если хочешь, значит можешь.
Нил зажмурился и стиснул челюсть.
– Не могу, Джорджи, – сдавленно произнес он. – У меня… у меня есть подруга.
Теперь Джорджи сама отпрянула от него, как от огня. От пламени, которое не собиралась тушить. Не ее это дело. Его руки соскользнули с ее плеч.
– Так… – прошептала она.
– Это не… – Чувствовалось, Нил рассердился. Скорее всего, на себя. – Я хотел сказать…
Он замолчал, угрюмо облизывая губы.
– Все нормально, – сказал Джорджи и встала.
Разумеется, все было ненормально. И не могло быть нормальным.
– Я просто…
Нил тоже поднялся:
– Джорджи, я сейчас тебе все объясню.
– Нет. – Теперь была ее очередь качать головой. – Я же тебе сказала: все нормально. Я просто… – Она взялась за дверную ручку.
– Это не то, что ты думаешь.
Она засмеялась:
– Конечно не то. Совсем не то.
Джорджи вышла в коридор, закрыв дверь. Опять эта чертова гремящая музыка!
Нил…
Конечно, у него есть подруга. Это очень многое объясняло. Очень многое. Его поведение. Его разговоры с ней. Точнее, его реакция на ее разговоры с ним. Когда она смотрела на него, у нее вскипали мозги от желания его поцеловать. Он ведь это чувствовал. И нарочно вел себя равнодушно, потому что у него есть подруга.
Но откуда у Нила подруга? Где он ее прячет?
Наверняка эта девица не из редакции «Спуна». Черт и трижды черт! Получается, Нил никогда не воспринимал ее всерьез. Это Джорджи торчала возле его чертежного стола, пялилась на него, как дурочка-восьмиклассница. Нил едва удостаивал ее взглядом. Золотые нити… Цветоделение по CMYK… Ее всегда окружали парни.
Сету такой поворот очень понравится.
Нет, Сету она ничего не скажет.
Она вообще никому не скажет.
А она-то думала, что нравится Нилу. Нравится больше всех. Он даже говорил, что она ему нравится. Говорил, что хотел бы ее поцеловать… Черт бы побрал все эти «хотел бы». Они никогда не ведут к действиям.
Напрасно она полезла целоваться первой.
Ей нужно оставить эту привычку целоваться первой…
Но Джорджи всегда лезла целоваться первой.
Она всегда западала на парней, которые меньше всего обращали на нее внимание. Либо на надменных красавчиков, либо на безнадежных тихонь. Бывало, говоря на каком-нибудь сборище с парнем, она чувствовала, как тому хочется дать деру.
– Тебе нужно встречаться с приятными, открытыми парнями, – говорила ей Лади, ее подруга в средней школе. – Не трать время на разных придурков.
– У которых на уме лишь спортивные машины и бейсбольные матчи? Мне с ними неинтересно.
– Зато они знают, что девчонкам нужно.
Этот разговор происходил в кафетерии. Джорджи и Лади стояли у двери, чтобы Джорджи потом, как бы невзначай, оказалась в очереди позади Джея Ансельмо. Этот парень был старше их на два года, балдел на песнях рок-группы «Now Doubt» и больше интересовался дорогими автомобильными стереосистемами, чем девчонками. Или не такими девчонками, как Джорджи. Во всяком случае, на нее он не обращал внимания.
– Получается, я ему набиваюсь, – сказала Джорджи.
– Не набиваешься, а оказываешься в нужное время в нужном месте, – возразила практичная Лади. – Делаешь все, чтобы Джея прошибла мысль: «А как это раньше я ее не замечал?»
– Все хорошее достается нелегко, – вздохнула Джорджи.
– Неправда, – снова возразила Лади. – Можно без труда спать. Смотреть телевизор. Лопать пудинг «Джелло».
Лади была бунтаркой по натуре. Джорджи сейчас очень недоставало такой подруги.
– Я не хочу ходить на свидания с пудингом «Джелло», – заявила Джорджи.
– А я бы вышла замуж за пудинг «Джелло».
– Я хочу встречаться с Мики.
– Какой еще Мики? Ты же мне все уши прожужжала про Джея Ансельмо.
– Для меня Джей Ансельмо и есть Мики. Я его так называю по имени мальчишки из рекламы хлопьев для завтраков. Мики почти никто не нравится, но уж если ты ему понравилась, значит в тебе действительно что-то есть.
Джорджи все-таки добилась желаемого: она поцеловалась с Джеем Ансельмо. Это было после футбольного матча, на вечеринке у Лади. Вечеринка происходила за заднем дворе. Все время, пока Джорджи училась в десятом классе, Джей не возражал, чтобы она его целовала. Потом он уехал продолжать учебу, а ей пришлось искать для поцелуев других парней.
Ее готовность целоваться первой никогда не создавала ей проблем. Джорджи встречались парни, которым даже нравилась ее открытость и отсутствие жеманства.
Но сегодня, в комнате Нила, ее открытость вдруг оказалась проблемой.
Ее представления о Ниле оказались сплошь ошибочными. Она считала его еще одним Мики. Она думала, будто он самый нелюдимый хоббит во всем Шире. А у него всего-навсего была подруга.
Джорджи решила, что больше никогда не будет целоваться первой. Следующему парню придется самому проявлять инициативу. Если, конечно, она встретит парня, которому захочется с ней целоваться.
А ей сейчас хотелось поскорее вернуться домой и вдоволь нареветься. Самое паршивое, она и сейчас думала о таких симметричных губах Нила и о его поразительном умении провести от руки идеально прямую линию.
Она отправилась искать Сета.
Глава 16
Мобильник Джорджи принял эсэмэску. Услышав сигнал, она торопливо открыла сообщение.
Земля вызывает Джорджи.
Она укоризненно посмотрела на Сета, сидевшего за столом напротив нее. Сет молча склонился над своим мобильником и набрал новое сообщение.
Мы выбиваемся из графика.
Немного подумав, Джордж включилась в этот странный диалог.
Знаю. Прошу прощения.
Знаю. Прошу прощения.
Когда Сет снова взглянул на нее, в его карих глазах явно читалась тревога.
Джорджи чувствовала, что ее разрывает на части.
Сет склонил голову набок, потом выразительно наморщил нос. Он терпеть не мог, когда Джорджи плакала. Желая предотвратить новый поток слез, он послал ей очередное сообщение.
Поговори со мной.
Не могу. Не знаю, с чего начать.
Мне все равно, откуда ты начнешь.
Джорджи плечом вытерла глаза.
Сет вздохнул.
Джорджи, что бы это ни было, мы обязательно прорвемся.
Она смотрела на экран мобильника. И вдруг раздался сигнал вызова. Не очередная эсэмэска от Сета. Ей звонили. Рингтон был стандартным – звук маримбы. Джорджи вечно не хватало времени настроить рингтоны по категориям звонящих. Но главное – на экране мигала надпись: «Срочный Вызов».
Схватив ноутбук с подключенным мобильником, Джорджи отошла к двери, стараясь случайно не закрыть крышку ноутбука и не прервать драгоценный контакт.
– Алло!
– Мяу!
Джорджи обдало холодной волной досады. Следом нахлынула волна вины. Как можно испытывать досаду, слыша голос своей четырехлетней дочки?
– Мяу, – ответила Джорджи, выходя в коридор.
– Бабушка сказала, что мне можно тебе позвонить, – сообщила Нуми.
– Ты всегда можешь мне звонить. Как ты, дорогая? Сделала мне вкусных печенюшек?
– Нет.
– Ничего страшного.
– Может, бабуля сделала. А я сделала для Санты и для себя.
– Правильно, что ты не забыла про Санту. И твои печенюшки, наверное, получились очень вкусными.
– Мяу. Я зеленый котенок, – завела свою обычную песенку Нуми.
– Знаю. – Джорджи старалась не упустить нить разговора. – Ты самый лучший в мире зеленый котенок. Нуми, я тебя очень люблю.
– А ты самая лучшая мамочка на свете. Я люблю тебя больше, чем молоко, чем рыбу и… что еще котята любят?
– Клубки с шерстью, – подсказала Джорджи.
– Клубки, – захихикала Нуми. – Глупость какая.
Джорджи успокоила себя глубоким дыханием.
– Нуми, папа дома?
– Угу.
– Я могу с ним поговорить?
– Нет.
– Почему? – спросила Джорджи, непроизвольно ударившись затылком о стену.
– Он устал и спит наверху. Нам он запретил подниматься. Даже пи-пи мы делаем внизу.
Правильнее всего было бы потребовать, чтобы Нуми поднялась с телефоном наверх и разбудила Нила. Ему звонит не кто-нибудь, а его жена, которая не разговаривала с ним целых три дня. Или тринадцать часов. Или пятнадцать лет.
– Пусть спит, – вздохнула Джорджи. – А с Элис можно поговорить?
– Элис с бабушкой играют в «Монополию».
– Важное занятие.
– Да. А мне тоже надо идти. Мой горячий шоколад совсем остыл.
– Мяу, – сказала дочери Джорджи. – Мяу-мяу, любовь моя, мой зеленый котенок.
– Мяу-мяу, мамочка. Я люблю тебя больше, чем клубки с шерстью.
Нуми отключилась.
В моей старой комнате есть волшебный телефон. По нему я могу позвонить своему мужу в прошлое. Там мой муж еще не является моим мужем. Там он свободный парень, который, скорее всего, не должен был бы становиться моим мужем.
В моей старой комнате есть волшебный телефон. Сегодня утром я выключила его из сети и убрала в шкаф.
Возможно, вся магия исходит от меня. На какое-то время я обрела магические способности. Ха-ха! Путешествие во времени!
Можно ли это считать путешествием во времени, если путешествует только мой голос?
В моем шкафу лежит волшебный телефон. И я думаю, что он соединен с прошлым. А еще я думаю, что своим вмешательством в прошлое я могу что-то исправить. Я думаю, что своим вмешательством в прошлое я могу задать нужный ход последующим событиям.
Когда Джорджи вернулась в кабинет, вид у Сета был такой, словно это в его жизни все шло наперекосяк. На рубашке расстегнулась еще одна пуговица. Всклокоченные волосы торчали возле ушей и на затылке.
Джорджи встала у доски, приготовившись записывать и подчеркивать.
Это было несложно. Персонажи их шоу появились много лет назад и успели приобрести индивидуальные черты. Оставалось лишь превратить все это в несколько эпизодов готового сценария. Джорджи могла заниматься этим даже во сне. Иногда так и бывало. Она просыпалась посреди ночи, вскакивала и принималась искать бумагу. Почему-то она так и не приобрела привычку класть на ночной столик записную книжку.
Нил тоже просыпался, стремясь схватить ее за бок и уложить обратно.
– Что ты ищешь? – спрашивал он.
– Бумагу, – отвечала Джорджи, вырываясь из его рук. – У меня возникла идея. Надо ее записать, пока не забыла.
Нил дышал ей в спину:
– Расскажи мне. Я запомню.
– Ты заспишь.
– Расскажи, – требовал Нил, кусая ее за спину.
– В общем, Хлоя – главная героиня – собирается на бал. Она выбирает, в чем ей пойти, и останавливает выбор на старом платье своей матери. Хлоя знает, что в этом платье ее мать когда-то блистала на школьном балу. Она хочет немного переделать платье, чтобы оно было как в фильме «Девушка в розовом»[29], но только портит мамино платье. А потом с ней произойдет что-то неожиданное и не слишком приятное, когда она будет танцевать под песню «Try a Little Tenderness».
– Запомнил. – К этому времени Нил силой укладывал ее обратно. – Танцы. Платье. «Try a Little Tenderness». Теперь можем спать.
Но они засыпали не сразу. Нил задирал на ней пижаму и начинал кусать ей спину, пока у обоих не пропадал сон.
Потом Джорджи медленно погружалась в сон. Нил обнимал ее за бедро, уткнувшись лбом ей в плечо.
Танцы. Платье. «Try a Little Tenderness».
Джорджи тряхнула головой и посмотрела на доску, пытаясь вспомнить, где она перестала следить за ходом обсуждения.
В тот жуткий вечер, когда Нил рассказал ей о существовании у него подруги (черт бы побрал эту подругу!), Сет отвез Джорджи домой, а сам вернулся праздновать Хеллоуин. Она сидела в своей комнате, слушала взятые у матери альбомы песен Кэрол Кинг и писала жуткий монолог для зачета по сценическому искусству.
Тогда она еще подумывала стать актрисой. Потом решила, что ее внешность и мозги лучше соответствуют карьере сценариста.
– И что тебя так тянет сцена? – допытывался Сет. – Неужели тебе интересно произносить слова, написанные другими? Ты даже в движениях не свободна. Какой-нибудь режиссеришка будет командовать каждым твоим жестом… Актеры – всего лишь живые марионетки.
– Если это так, тогда ты встречаешься с кучей живых марионеток, – парировала Джорджи.
Джорджи хотелось быть не театральной актрисой, а актрисой разговорного жанра. Но такие актеры чаще всего выступали в клубах и барах. Джорджи терпеть не могла подобных заведений. Плюс работа по вечерам. А ей хотелось выйти замуж и иметь семью.
Сет уже тогда соблазнял ее карьерой телевизионного сценариста. «Это комедия с медицинской страховкой в придачу», – говорил он. Воображение рисовало ему роскошные особняки, дорогие автомобили и отдых на лучших курортах.
На следующее утро Джорджи отправилась в общежитие, где жил Сет, купив по дороге сдобных рогаликов. В коридоре ей попалась красотка Бреанна, с которой Сет провел ночь. Бреанна удивилась, увидев Джорджи. Джорджи молча кивнула ей, словно они работали вместе.
У Сета были мокрые волосы – недавно из душа. Когда Джорджи вошла, он менял постельное белье.
– Как грубо, – поморщилась она.
– Что грубо?
– Это.
– А тебе предпочтительнее, чтобы я не менял простыни?
– Мне предпочтительнее, чтобы девица, душ и смена белья произошли до моего появления и я бы не думала о твоем сексе с Бреанной.
Руки Сета застыли с наполовину развернутой простыней.
– Значит, ты об этом думаешь? – улыбнулся он.
Джорджи молча села за стол. Сет учился на старшем курсе и потому жил один. Включив его компьютер, Джорджи искоса поглядывала, как он перестилает кровать.
Что ни говори, а Сет был великолепен. Он знал свои сильные стороны.
Большинство его сверстников представляли собой сырой материал. Красивые глаза, не всегда мытые и расчесанные волосы, кое-как подобранная одежда. Сет в этом напоминал девчонку. Он был лучшей девчонкой, чем Джорджи, поскольку знал, как пользоваться своими природными данными. Он тщательно следил за длиной волос и, естественно, не забывал регулярно их мыть. Он носил одежду пастельных тонов, отчего его кожа выглядела загорелой. Сет умел себя преподнести. Ей. Всем. «Вот он я, – говорил его облик. – Прошу любить и жаловать».
Джорджи смотрела. Джорджи любовалась им. Но внутри у нее ничего не шевелилось. Бабочки в животе не порхали. Она не чувствовала себя избранной, приходя сюда и зная, что до нее Сет кувыркался в постели с другой представительницей женского пола. Она знала: Сет охотно включил бы ее в список. Но не сделал бы единственной.