Задержка длилась уже минут сорок. К этому времени Джорджи сообразила, что мальчишка – сын ухоженной женщины.
– Давайте поменяемся местами, – предложила она.
– Я всегда стараюсь садиться так, чтобы между нами оставалось свободное место, – сказала женщина. – И обычно мне это удается, поскольку никому не хочется сидеть посередине.
– Но сейчас все кресла в самолете заняты. Мне некуда пересесть. Давайте поменяемся местами.
– Нет, – отказалась мамаша. – В случае чего… они идентифицируют тела по номерам кресел.
Из невидимых динамиков зазвучал голос первого пилота. Он извинился перед пассажирами за то, что не может включить бортовой кондиционер. Затем предложил еще немного потерпеть. Их самолет был пятым в очереди на взлет.
Через какое-то время пилот сам вышел в салон и объявил, что они уже не в очереди. Наземные службы ждали новостей из Денвера.
– А что случилось в Денвере? – спросила Джорджи, когда стюардесса снова попросила мальчишку выключить айфон.
– Снегокалипсис, – весело улыбаясь, ответила стюардесса, видимо довольная своим остроумием.
– Сильный снегопад? – уточнила Джорджи. – А разве снег в Денвере – редкость?
– Такой – да. Сплошной снежный фронт от Денвера до Индианаполиса.
– Но мы все-таки взлетим?
– Снежный фронт перемещается, – ответила стюардесса. – Мы ждем разрешения на взлет.
– Спасибо, – пробормотала Джорджи.
Их самолет вернули к воротам терминала. Стюардесса снова объявила, что вылет задерживается. Сосед Джорджи продолжал играть в видеоигру, пока в его айфоне не сел аккумулятор.
Всплеск адреналина и напряжения прошел. Джорджи хотелось есть. Ей было грустно. Она подалась вперед, чтобы избавить соседку от соприкосновения со своим бедром.
Джорджи вспоминала свой последний телефонный разговор с Нилом. Их последний совместный полет. А вдруг это действительно был их последний полет? Если, поговорив с ней, Нил раздумал делать предложение, не изъяло ли это из времени все их совместные полеты?
– У меня хорошие новости, – сообщил пассажирам пилот. – Появилось окошко, и мы можем взлетать.
Джорджи было уже все равно. Это чистилище, думала она. Место вне времени и пространства. Полная изоляция от привычного мира.
Пассажиры вокруг нее бурно радовались.
Джорджи побаивалась летать. Во время взлета и воздушных болтанок Нил всегда держал ее за руку.
Когда их семья разрослась до четырех человек, они садились по двое. Джорджи и Нил занимали крайние места через проход, чтобы Нил всегда мог взять ее за руку.
Иногда Нил даже не отрывался от кроссворда. Чувствуя, что самолет попал в болтанку, он протягивал руку и стискивал пальцы Джорджи. Она не хотела пугать девочек и старалась держаться. Но ее всегда выдавало дыхание: слишком громкое или слишком резкое. Тогда Нил брал ее за руку и говорил что-нибудь вроде: «Не бойся, солнышко. Нас чуть-чуть потрясет и перестанет. Посмотри на стюардессу. Она дремлет, и ничего. Все у нас будет хорошо».
Их полет до Денвера был почти сплошной болтанкой. На соседку Джорджи это не действовало. Ей по-прежнему не хотелось, чтобы Джорджи ударялась о нее бедром. Мальчишка, тот вообще спал. Джорджи наклонилась в его сторону, сжала кулаки и закрыла глаза.
Она пробовала вообразить Нила, едущего к ней сквозь метель.
Но в 1998 году не было никакой метели.
Может, Нил уже и не собирался ехать к ней.
Джорджи снова попыталась вспомнить их последний телефонный разговор. Ее слова и то, что он сказал в ответ.
Скорее всего, Нил подумал, что она тронулась умом. Надо было рассказать ему о волшебном телефоне. Рассказать все как есть. Быть может, вместе они разгадали бы эту загадку. Они бы действовали как Шерлок Холмс и Ватсон, оказавшиеся разнесенными во времени.
А может, Нил все разгадал бы сам. В их отношениях он был сразу и Шерлоком, и Ватсоном.
Самолет опять тряхнуло. Джорджи вдавила затылок в кресло и попыталась мысленно услышать голос Нила. Ничего страшного. Все у нас будет хорошо.
Когда они подлетали к Денверу, солнце уже садилось. Самолет сорок пять минут кружил над городом (и попадал в воздушные ямы), прежде чем метель на короткие минуты успокоилась и позволила им приземлиться.
Спускаясь по трапу, Джорджи чувствовала, что ее мутит. К счастью, тошнота быстро исчезла. В рукаве было холодно. Джорджи торопливо зашагала к зданию терминала, обогнав «неприкасаемую» мамашу и ее сына. Билет на Омаху Джорджи уже держала наготове.
Ближайший рейс она пропустила. Ничего, улетит другим. Омаха была самым крупным городом между Денвером и Чикаго – это она помнила со слов Нила.
Она вошла в здание терминала. У всех посадочных ворот толпились пассажиры. Люди сидели на полу, стояли у стен и окон. Словом, не протолкнуться.
Джорджи нужно было попасть в противоположный конец терминала. Выручила движущаяся дорожка. Джорджи ступила на нее и прибавила шагу. Ей казалось, что время на этой дорожке идет быстрее, чем в остальных частях здания. Там никто никуда не спешил. Почти все магазины и магазинчики были закрыты, хотя часы показывали только шесть вечера. Понятное дело: сочельник. И «снегокалипсис».
Возле нужного ей выхода все места были заняты. Пассажиры толпились у телевизора, показывавшего канал «Погода». Звук был выключен. На табло красным светились номера отложенных рейсов. Оказалось, Джорджи не опоздала на предыдущий рейс: самолет не мог взлететь из-за метели.
Джорджи встала в очередь к стойке регистрации. Ей почему-то думалось, что это повысит ее шансы побыстрее улететь в Омаху.
Служащий по другую сторону стойки весь лучился оптимизмом.
– Лучше всего вам было бы воспользоваться аппаратом, – сказал он.
– Каким аппаратом? – не поняла Джорджи.
– Аппаратом для телепортации. Помните, у Гарри Поттера был такой?
– Помню.
Книг о Гарри Поттере она не читала. Но видела большинство экранизаций, поскольку у Сета имелась полная подборка. Волшебники Джорджи не интересовали, но она восхищалась игрой Алана Рикмана[48].
– Когда это тебя потянуло к парням среднего возраста? – спросил ее Сет.
– Когда я сама вошла в средний возраст.
– Брось, Джорджи. Нам пока что по тридцать с хвостиком.
– Тридцать с хвостиком. Совсем как название сериала. Хорошо сделан. Я смотрела с удовольствием.
– Знаю. Вместе смотрели.
– Вот тебе и доказательство, что я вошла в средний возраст. Герои «Тридцати с хвостиком» воспринимаются моложе.
«Старбакс» был закрыт. «Макдоналдс» тоже. И даже «Джамба-джус». Джорджи купила в автомате сэндвич с индейкой. В другом автомате она наконец-то купила сетевое зарядное устройство для айфона. В единственном работающем баре (он был оформлен под салун из вестернов) Джорджи выпила чашку скверного кофе и вернулась к воротам.
Сидячих мест не было. Она встала возле окна, спиной чувствуя холодное стекло. За окном было невозможно что-либо разглядеть. Только какие-то тени. Зато оттуда слышался вой ветра. Джорджи показалось, что она и сейчас летит в самолете.
Напротив нее сидела женщина с двумя маленькими девочками, умещавшимися на одном стуле. Разломив печенюшку, она подала малышкам половинки. Те сидели с повязанными салфетками, сжимая картонки с молоком. Рядом с женщиной полудремал ее муж. Его рука лениво лежала у нее на плече.
Джорджи хотелось подойти поближе, смахнуть крошки с курточки младшей девочки. Хотелось заговорить с женщиной. Сказать ей: «У меня тоже две дочери, но постарше ваших».
У нее… две дочери? Она в этом уверена после всего, что наговорила Нилу?
Джорджи начала усиленно вспоминать эпизоды из жизни девочек, двигаясь назад. Седьмой день рождения Элис. Первый Хеллоуин Нуми в Диснейленде. Нил, косящий лужайку. Нил, разозленный автомобильной пробкой. Нил, сонно тянущийся к ней, когда Джорджи не спалось.
– Что с тобой, солнышко?
– Не могу заснуть.
– Иди ко мне, глупышка.
Нил, учащий Элис делать попкорн из полуфабриката «Джиффи поп». Нил, рисующий на руке Джорджи сонную песчанку…
Джорджи не понимала разницы между песчанкой, хомяком и морской свинкой. Нил, когда становилось скучно, рисовал на ней этих грызунов. «Вот тебе шпаргалка», – говорил он, рисуя ей на локте морскую свинку и снабжая рисунок подписью.
Когда Нил перестал рисовать на ее руках?
Одна из малышек опрокинула свой пакет с молоком. Джорджи успела его поймать. Мать улыбнулась ей. Джорджи улыбнулась в ответ. «У меня тоже есть дети», – говорила ее улыбка.
Джорджи скучала по своим девочкам. Ей захотелось их увидеть. Немедленно. В ее телефоне были их снимки…
Джорджи огляделась в поисках ближайших розеток. Обе были заняты. Она подошла и спросила, можно ли ей ненадолго подключить свой телефон.
– Мне нужно кое-что посмотреть.
– Пожалуйста, – ответил ей парень.
Он был того же возраста, что и Нил в девяносто восьмом. Парень отключил зарядное устройство и отошел, освобождая место для Джорджи.
Она неуклюже пристроилась между парнем и женщиной, сосредоточенно что-то набирающей на ноутбуке. Джорджи надорвала упаковку, размотала провод зарядного устройства, подключила к телефону, затем вставила вилку в розетку. Осталось дождаться, когда появится изображение белого яблока.
Яблоко не появлялось.
– Наверное, он у вас давно разрядился, – сказал парень. – Тогда нужно несколько минут подождать.
Джорджи подождала.
Она отключала и снова включала зарядное устройство. Нажимала кнопки ответа и отбоя. На экран упала слезинка. Ее, естественно.
– Может, вам нужно позвонить? – спросил парень. – Возьмите мой телефон.
– Нет, спасибо.
Джорджи выдернула вилку из розетки и встала, не чувствуя затекших ног.
– Простите, мне действительно нужно позвонить.
Парень протянул ей свой мобильник. Джорджи торопливо набрала номер Нила… и снова услышала сообщение о переполнении ящика голосовой почты…
Она поблагодарила парня и вернула телефон.
Ее место у стены было занято. Там на полу сидела женщина с малышом.
Джорджи взглянула на табло. Ее рейс задерживался. Один рейс вообще отменили. Джорджи отошла от закрытых ворот и бросила мобильник в ближайший мусорный контейнер.
Еще через минуту, отругав себя за дурость, она полезла в контейнер. Ее телефон лежал на самом верху. Надо сказать, что мусорные контейнеры в аэропортах относительно чистые. За ней наблюдал старик в большом пуховике. Достав мобильник, Джорджи потрясла им в воздухе, чтобы старик не думал, будто она роется в поисках объедков.
Вернув злополучный телефон в карман, Джорджи встала на движущуюся дорожку и поехала в другой конец терминала. Потом вернулась обратно и снова поехала.
Если ей не удалось оживить мобильник и увидеть снимки своих девочек, это еще не значит, что снимков там нет. И это не значит, что не существует самих девочек.
Они есть. В Омахе… будем надеяться.
Кровать Нуми с дюжиной пушистых игрушечных котят. Бумажные куклы Элис. Потом вспомнилась привычка Нуми жевать кончики косичек. Нил не выдержал и связал косички на макушке.
Нил на кухне, готовящий горячий шоколад. Нил, стряпающий праздничный обед на День благодарения.
В тот вечер, когда все это началось, Нил стоял у плиты. «Я свои вещи собрал. Мог бы собрать и твои, но не знаю, какие ты захочешь взять. Но все, что было в твоей корзине, я перестирал. И не забудь: там куда холоднее, чем здесь. Ты почему-то всегда об этом забываешь».
Взглянуть бы сейчас на их фото, и ей бы стало легче.
Ей нужно… немного подтверждения, что сейчас все трое сидят в Омахе за столом. Это она и так знала. И все равно капельку подтверждения. Джорджи посмотрела на пустой палец, где давным-давно не было обручального кольца. Затем стала шарить по карманам. Там лежало только то, что она взяла с собой: водительское удостоверение и кредитная карточка. Оба документа были оформлены на ее девичью фамилию.
В здании аэропорта погасили бо́льшую часть освещения.
По вечерам так делают везде, но обычно свет дают витрины магазинов. Без них было бы значительно темнее. Метель за стенами терминала лишь усугубляла мрачную картину. Вой ветра был слышен везде, а не только возле окон. Джорджи показалось, что стены сами подвывают ветру.
Ей надоело ездить на движущейся дорожке, и она сошла, зашатавшись на неподвижном полу. Потом, немного придя в себя, побрела в ближайший туалет и встала перед большим, во весь рост, зеркалом.
Поскольку рядом не было никого, Джорджи задрала футболку и потрогала на животе рубцы от двух кесаревых сечений.
Они никуда не исчезли.
Глава 33
Джорджи чувствовала: с ней что-то не так. Она уже через это проходила, и тогда все было по-другому.
Когда она рожала Элис, ей тоже делали кесарево. Когда сделали разрез, она почувствовала, как из ее чрева вытягивают что-то скользкое. Чем-то это напоминало вытаскивание из воды огромного большеротого окуня. Потом к ней подбежала медсестра, держа на руках орущего младенца. Джорджи поблагодарила Бога за то, что все прошло благополучно.
Извлечение ребенка заняло меньше времени, чем последующее наложение швов. Нил потом подробно рассказывал ей, что делали врачи с ее животом и маткой. Удивительно, что его самого не воротило от этих подробностей.
Когда она рожала Элис, Нил постоянно был рядом. Рядом он был и во время вторых родов. И тоже держал ее за руку.
Однако Джорджи чувствовала: что-то пошло не так. Ей сделали разрезы. Она ощутила давление рук акушерки, однако ребенка не увидела. Никто не подбегал к ней и не показывал новорожденного. Медсестра, которая должна была бы это сделать, стояла за спиной врача, где еще находились интерн и двое студентов-медиков. Стояла с пустыми руками.
Джорджи видела плотно сжатые губы Нила. Он не разговаривал с ней, не успокаивал. Он пристально за чем-то наблюдал.
И снова давление внутри. Рук, прикасавшихся к ней, было больше, чем две.
С ней разговаривала только анестезиолог. У той рот не закрывался. «Вы замечательно себя ведете, мамочка. Вы у нас просто молодец». Можно подумать, что для лежания на операционном столе требовался какой-то особый талант. Хотя, возможно, и требовался. Анестезиолог тыкала Джорджи в грудь зубочисткой и спрашивала: «Здесь вы чувствуете?» Да. «А здесь?» Нет. «Похоже, вам трудновато дышать, – заключила анестезиолог. – Но вы будете дышать, мамочка. Ни в коем случае не ленитесь».
Вокруг все разговаривали: врачи, медсестры. В основном они произносили какие-то цифры. Стол вдруг наклонили так, что ноги Джорджи оказались выше, а голова ниже.
«Плохо дело», – спокойно думала она, глядя на операционный светильник.
Джорджи мысленно хвалила себя за спокойствие. Это было единственно правильным состоянием, когда твою брюхо располосовано. Похоже, у нее открылось кровотечение. На блестящей поверхности корпуса светильника отражалась рука кого-то из врачей. Рука была красной от крови. От ее крови.
Нил сжал ее руку.
Он отвернулся от ее располосованного чрева и склонился над плечом Джорджи. Челюсти Нила были плотно сжаты, но горящие глаза широко распахнуты.
Может, Нил поэтому почти никогда не смотрел людям в глаза? Его глаза могли прожигать туннели в горной породе.
Следуя советам анестезиолога, Джорджи старалась ровно дышать. Вдох-выдох, вдох-выдох. «Вы замечательно держитесь, мамочка», – говорила ей анестезиолог. Джорджи понимала: врет.
Глаза Нила изливали на нее огонь. Если бы он всегда так смотрел, ей было бы очень неуютно. Если бы он всегда так смотрел, возможно, она научилась бы выдерживать его взгляд.
Но она никогда не сомневалась в его любви.
Да и могла ли она усомниться в том, что он ее любит?
Этот взгляд умолял ее остаться. Как будто вместе с анестезиологом Нил говорил ей: все будет замечательно. Надо только дышать. Вдох-выдох.
Как могли у нее возникнуть сомнения в его любви? Нил много чего умел делать превосходно, но превосходнее всего – любить ее.
Анестезиолог надела ей на рот пластиковую маску.
Джорджи смотрела только на Нила.
Когда через несколько часов Джорджи проснулась в реанимационной палате, она увидела то, чего никак не ожидала увидеть.
Рядом с ее кроватью стояла переносная детская кроватка, возле которой на стуле спал Нил.
Глава 34
Служащие аэропорта устраивали пассажиров на ночлег, ставя раскладушки. Терминал теперь был похож на полевой армейский госпиталь.
Джорджи сомневалась, что ей удалось бы заснуть в этом громадном зале, рядом с незнакомыми людьми. Особенно сегодня. Хотя от одеяла она бы не отказалась… Если бы магазины не закрылись раньше времени, она бы купила себе громадную сине-оранжевую фуфайку «Бронко» из выставленных в витринах.
Естественно, что раскладушек на всех не хватило. Пассажиры спали на стульях и даже на полу. Спали, положив головы на сумки и сжимая в руках свои вещи. Такие ночи – рай для карманников. Джорджи могла не беспокоиться: у нее было нечего красть.
Она совершенно потеряла представление о времени. Несколько раз, по привычке, она пыталась узнать время по своему умершему мобильнику. Кто-то ухитрялся читать, напрягая глаза в тусклом свете. Наиболее предусмотрительные захватили с собой электронные читалки с подсветкой. Джорджи казалось, что ветер, бессильный прорваться сквозь стены терминала, нагнетает туда темноту.
Метель на какое-то время успокоилась. Возможно, ее силы были на исходе. Джорджи не знала признаков, позволявших судить о поведении метелей.
Рейс на Омаху перенесли к другому выходу. Джорджи перешла туда. Потом новая полоса ожидания. В самолет она поднималась уже «на автопилоте», будучи уверена лишь отчасти, что это ее рейс.