Глава 30
Джорджи пригнулась, вылезая из-под опускавшегося полотна гаражной двери.
– А вот так делать нельзя, – послышался знакомый голос. – Это опасно.
На ступеньках крыльца сидел Сет.
– Что ты тут делаешь? – спросила Джорджи.
– Да вот собирался постучаться в дверь и думал, какие слова тебе скажу. Я ожидал застать тебя не в своем уме. В чужой, нелепой одежде. Мне даже приходила такая мысль: не надо ничего говорить. Нужно войти в дом, стукнуть тебя чем-нибудь, чтобы ты потеряла сознание, и потом отвезти в студию. Кстати, твой старый желтый телефончик вполне подошел бы. Он тяжелый.
Джорджи шагнула к нему. Одежда Сета состояла из зауженных внизу джинсов, остроносых ботинок и зеленого кардигана. В таком наряде Бинг Кросби вполне мог бы исполнять «White Christmas».
Но выглядел Сет жутко.
– Надо понимать, ты не на работу собралась, – сказал он, и Джорджи покачала головой. – И за вчерашний день ты не написала ни строчки.
Она молча смотрела на него.
– И я тоже ничего не написал, – сказал Сет и вдруг засмеялся.
Смех был искренним, хотя и с оттенком боли. Засунув руки в карманы джинсов, Сет разглядывал лужайку.
– Хотя нет, я много писал… Я написал тебе кучу электронных писем… «Привет, Джорджи, что с тобой?»… «Привет, Джорджи, ты считаешь, что это смешно?»… «Привет, Джорджи, я не могу работать один. Раньше я даже не пробовал, а теперь знаю, что результат ужасен»… Привет, Джорджи, – сказал он, поворачиваясь к ней.
– Привет.
Они смотрели друг на друга так, словно у каждого в руках было что-то горячее. Сет первым отвел глаза.
– Извини, – сказала Джорджи.
Он не ответил.
Джорджи сделала еще шаг:
– Мы можем перенести встречу. Махеру Джохари мы понравились, и он согласится.
– Сомневаюсь, что согласится, – возразил Сет. – И сомневаюсь, что это стоит делать.
– Стоит.
Сет вскинул голову:
– И на какой срок нам переносить встречу? Или ты записала себе в органайзер: «Со следующей недели перестать терять рассудок»? Надеюсь, у Нила нет грандиозных планов на январь, и он мог бы тебя не дергать.
– Сет, не начинай…
Он встал со ступенек и шагнул к ней:
– Не начинать чего? Разговора о Ниле? Прикажешь и мне делать вид, что все идет лучшим образом? Достаточно тебя.
– Ты не понимаешь.
Сет в отчаянии поднял руки:
– Кто понимает лучше меня? Все это начиналось на моих глазах и продолжается на моих глазах.
– Я сейчас не могу говорить. Мне надо ехать.
Джорджи повернулась, чтобы пойти к машине, но Сет схватил ее за руку.
– Обожди, – тихо попросил он, и Джорджи остановилась. – Вот ты спрашивала меня: попытался бы я что-то исправить в прошлом, представься мне такая возможность? Я много думал над этим. Я пытался… Неоднократно. Только тебе не говорил. – Он шумно выдохнул. – Джорджи, возможно, все в нашей жизни должно было развиваться совсем не так. Ты когда-нибудь думала об этом?
– Нет.
– Я постоянно вспоминаю тот Хеллоуин. Нил повел себя с тобой как редкостный придурок. Ты попросила отвезти тебя домой. Я отвез. И оставил тебя одну. Наверное, я не должен был тогда уезжать. Я должен был остаться.
– Нет. Сет…
– Джорджи, кто знает? Возможно, наши отношения могли бы сложиться совсем по-другому.
– Нет.
– Откуда ты знаешь? – спросил Сет, крепче сжимая ее руку. – Ты несчастлива. Я тоже несчастлив.
– Мне ты всегда казался счастливым.
– По сравнению с тобой, может быть.
– Нет. Я смотрела на тебя и видела по-настоящему счастливого человека.
– Ты меня видела только в студии, когда мы сидели рядом и сочиняли очередной эпизод очередного идиотского ситкома. – (Джорджи осторожно высвободила руку.) – Я… – Он снова засунул руки в карманы. – Отношения с тобой – единственные отношения в моей жизни, достойные называться таковыми. Я люблю тебя, Джорджи.
– Но ты никогда не был в меня влюблен.
Сет опять засмеялся, и опять его смех был с оттенком горечи.
– Был, и до тех пор, пока существовал выбор. Потом… сама знаешь. Меня просто убивает видеть тебя в таком состоянии.
Воротник его рубашки выбился из выреза кардигана. Джорджи поправила ему воротник.
– И меня убивает видеть тебя в таком состоянии.
Они стояли почти вплотную друг к другу. Сколько Джорджи помнила, они всегда стояли рядом… А чтобы так – никогда.
– Вот это я бы изменил, если бы смог вернуться в прошлое, – сказал Сет.
– Мы не можем туда вернуться, – прошептала Джорджи.
– Я люблю тебя.
Она кивнула.
Сет наклонился к ней:
– Я хочу услышать это и от тебя.
Джорджи не отвела глаз. Ответила она не сразу.
– Сет, я тоже тебя люблю, но…
– Стоп, – перебил ее Сет. – Больше ничего не говори. Я знаю.
Он расправил плечи и отошел.
Какое-то время оба стояли молча.
– И куда же ты поедешь? – спросил Сет, кивая в сторону ее машины.
– В Омаху.
– В Омаху, – повторил Сет. – Ты постоянно ездишь в Омаху…
Он быстро поцеловал Джорджи в макушку, затем с привычным изяществом направился к своей машине:
– Не забудь привезти мне салатный соус.
Глава 31
Джорджи никогда не ездила в аэропорт одна.
Она и на самолете одна летала всего раз в жизни. Ей тогда было одиннадцать, и она полетела в Мичиган, в гости к отцу. Общения с отцом не получилось, и больше она туда не летала. Отец умер, когда она училась в старших классах. Мать спросила, хочет ли она отправиться на похороны. Джорджи ответила, что нет.
– Ты не полетела на похороны? – спросил удивленный Нил.
Он не то чтобы удивился. Он был просто шокирован. У него даже брови поднялись.
То, как менялось лицо Нила, было схоже с тем, как раскрывается цветочный бутон. Чтобы увидеть, как на его лице появляются те или иные эмоции, требовалась замедленная съемка. Но Джорджи успела до мельчайших подробностей изучить лицо Нила и уже знала почти все движения его лицевых мышц.
– Мы ведь с ним были почти чужие люди, – сказала Джорджи.
Их разговор происходил в цокольном этаже родительского дома Нила. Они сидели на раскладушке. Это было второе или третье Рождество после их женитьбы. Помнится, они провели в Омахе почти целую неделю.
Маргарет разместила их в цокольном этаже на раскладушках, хотя в бывшей комнате Нила имелась двуспальная кровать.
Твоя мама не хочет нарушать святость твоей комнаты, – поддразнивала его Джорджи.
Когда Нил уехал учиться, родители ничего не трогали и не переставляли в его комнате. На стенах по-прежнему красовались плакаты времен его подростковых увлечений и школьные фотографии. В шкафу висела его одежда тех же времен.
– Я приезжаю сюда, как в Диснейленд, – не раз говорила Джорджи. – Там тоже показывают точную копию кабинета Уолта Диснея. Такое ощущение, будто он на минутку вышел.
– А ты бы предпочла фотографии собак?
– Смотря с чем их сравнивать. Согласись, на том снимке у двери ты выглядишь не лучшим образом. Весь потный. А одет во что? Похоже на мужской купальный костюм девятнадцатого века. Ты в нем плавал?
– Это борцовский костюм. Я пробовал заниматься борьбой.
– Хорошо, что я при том не присутствовала.
В цокольном этаже хранились и все альбомы семейных фотографий, позволявших Джорджи увидеть ее мужа буквально с первых дней его жизни. Она выбрала самый большой, украшенный цветочным орнаментом, и разложила на коленях.
– Если ты когда-нибудь станешь президентом Соединенных Штатов, историки наградят твою маму за ее героические усилия. Это же настоящая фотолетопись.
– Единственный ребенок, – пожал плечами Нил. – Мама хотела запечатлеть чуть ли не каждый месяц моей жизни.
С первых страниц на Джорджи смотрел крепенький здоровый малыш. В два года он глядел на мир широко открытыми глазами, хотя и без привычной детской улыбки. В пять лет его взгляд оставался таким же искренним, но был уже более осмысленным. В начальных классах Нил напоминал маленького хоббита: копна нечесаных волос, футболка, наполовину заправленная в красно-коричневые расклешенные брюки. Подростком Нил фотографировался, предпочитая разворачивать плечи и слегка расставлять ноги. Ростом он не вышел, но чувствовалось: этот мальчишка умеет постоять за себя. И наконец, снимки выпускного класса. Там Нил уже был больше похож на сидящего рядом с Джорджи. Широкоплечий, уверенный в себе. И упрямый. С места не сдвинешь.
Джорджи с интересом листала страницы альбома, а Нил теребил ее волосы. Он все это видел, и не раз.
Перелистав страницу, она увидела нарядно одетого Нила вместе с Дон. Похоже, они собирались на какой-то школьный бал. Прямо парочка из видео Джона Кугара Мелленкампа[47].
– И все-таки… – сказал Нил.
– Что «все-таки»? – спросила Джорджи, разглаживая полиэтиленовый конверт, в который была вложена фотография Нила и Дон.
– Он был твоим отцом.
Джорджи подняла голову, посмотрев на Нила, сидевшего рядом с ней. Двадцатипятилетнего. Чуть рыхлее, чем он был в средней школе. Более спокойного. Готового целовать ее постоянно, по поводу и без повода.
– Ну и что?
– Мне не понять, как ты могла не поехать на похороны своего отца.
– Я не чувствовала, что этот человек – мой отец. – (Нил ждал дальнейших объяснений.) – Мама всегда говорила, что он был на ней женат десять минут. Он никогда не жил с нами. Не приходил в гости. Когда мне было четыре года, он уехал из Лос-Анджелеса.
– И ты не скучала по нему?
– Скучать можно по тому, кого знаешь.
– А тебе не было грустно, что у тебя нет отца? Ты не завидовала одноклассницам?
Джорджи пожала плечами:
– Да вроде бы нет. Если ты спрашиваешь, чувствовала ли я себя ущербной? Нет, не чувствовала. Кстати, не все мои одноклассницы были в восторге от своих отцов. Знаешь, можно прекрасно жить и без отца.
– Это фундаментально ошибочное утверждение.
– Ты ведь понимаешь, что́ я имела в виду.
Джорджи склонилась над альбомом. Несколько страниц были заполнены выпускными фотографиями Нила. По его хмурому выражению лица чувствовалось, что ему надоела восемнадцатилетняя «фототирания» со стороны матери. Почти на каждом снимке был и его отец. Графтон-старший выглядел куда спокойнее, нежели сын.
– Нет, я совсем не понимаю, что́ ты имела в виду.
Джорджи перевернула страницу:
– Все замечательно, когда у тебя есть не просто отец, а хороший отец. Но отцы не являются необходимостью.
Нил даже отодвинулся от нее:
– Отцы абсолютно необходимы.
– А вот и нет, – улыбнулась Джорджи, придвигаясь к нему. – У меня не было, и, как видишь, я не пропала.
Нил смотрел на нее так, словно это он был ее отцом и она хлестала его словами.
– Если у тебя не было отца, это еще не значит, что ты в нем не нуждалась.
– Но я действительно в нем не нуждалась. Я выросла без отца, и это никак на мне не сказалось.
– Сказалось.
– В чем?
– Не знаю, – покачал головой Нил.
– Где же твоя привычка рассуждать рационально?
– Просто со мной еще никто не спорил на такую тему. Никто не говорил, что отцы не являются необходимостью. Я не представляю, как бы я жил без своего отца.
– Не представляешь, поскольку он всегда был рядом. А иначе твоей матери пришлось бы заполнить эту брешь. Матери обычно так и делают.
– Джорджи, у тебя извращенные представления. – Нил убрал руки с ее плеч.
– Это почему же? – Она прижала к себе фотоальбом. – В чем моя извращенность? Перед тобой – экземпляр, выросший в неполной, но уравновешенной семье.
– Я бы не назвал твою маму уравновешенным человеком.
– Пожалуй, ты прав. Возможно, матери детям тоже не нужны.
Это уже было сказано из желания подшутить над Нилом.
Нил не был настроен шутить. Он встал с раскладушки, продолжая качать головой.
– Нил!
Он пошел к лестнице.
– Почему ты так разозлился на мои слова? – удивилась Джорджи. – У нас еще и детей нет.
Нил остановился. Потом нагнулся, чтобы их глаза были вровень.
– У нас еще нет детей, а ты уже думаешь, что без меня можно обойтись.
– Не ты, – сказала Джорджи, которой не хотелось сознаваться в ошибочности своих слов. – Мужчины в целом.
– Извини, но мне сейчас не до разговоров. Нужно помочь маме с обедом.
Джорджи снова взгромоздила альбом на колени и досмотрела до конца.
– Куда вы сегодня летите? – спросила служащая аэропорта, даже не взглянув на Джорджи.
– В Омаху.
– Ваша фамилия?
Джорджи назвала свою фамилию. Женщина по другую сторону стойки ввела данные в компьютер.
– Пожалуйста, назовите номер предварительного заказа.
– У меня его нет, – сказала Джорджи. – Я хочу оформить билет у вас.
Теперь служащая подняла голову. Это была чернокожая женщина лет шестидесяти или чуть больше. Ее волосы были увязаны в пучок. Глаза за стеклами очков в золотой оправе удивленно смотрели на Джорджи.
– Так у вас нет билета?
– Пока нет, – сказала Джорджи. Она подошла к первой попавшейся стойке, даже не зная, летает ли эта авиакомпания в Омаху. – Я могу его у вас оформить?
– Конечно… Вы хотите лететь сегодня?
– Да, и ближайшим рейсом.
– Но это канун Рождества, – сказала женщина.
– Знаю.
Женщина – на ее бедже значилось имя Эстелла – удивленно посмотрела на Джорджи и застучала по клавишам компьютера.
– Значит, вы хотите лететь в Омаху?
– Да.
– Ближайшим рейсом?
– Да.
Женщина снова что-то выстучала на клавиатуре. Информация, появляющаяся на невидимом для Джорджи мониторе, заставляла Эстеллу морщиться.
Джорджи переминалась с ноги на ногу, гремя ключами. Она уже забыла, в каком углу стоянки приткнула свою машину.
Эстелла встала со стула, подошла к настенному телефону и сняла трубку. Похоже, это был телефон для экстренных случаев. Над ним светился оранжевый сигнал. Вот как должен выглядеть волшебный телефон, подумала Джорджи.
Эстелла вернулась на рабочее место, снова принялась терзать свою шумную клавиатуру, потом со вздохом объявила:
– Все в порядке.
Джорджи облизала губы. Они успели потрескаться, но у нее не было гигиенической помады.
– Я могу отправить вас в Денвер самолетом «Юнайтед эрлайнз». А дальше – молите Бога и уповайте на удачу. У нас повсюду сплошные задержки.
– Я понимаю. Спасибо.
– Меня благодарить не надо. Это моя работа. И я отвечаю за то, чтобы вы благополучно добрались до денверского аэропорта. Встречать сочельник вам придется там… Давайте ваши документы.
Джорджи протянула ей водительское удостоверение и кредитную карточку.
Билет стоил немыслимых денег, но Джорджи согласилась на его оформление не моргнув глазом.
– За такую сумму вы могли бы полететь в Сингапур, – заметила Эстелла. – Прямым рейсом. У вас есть что-то, требующее проверки?
– Нет.
Эстелла протянула руку к принтеру, ожидая, когда оттуда выползет лист с распечатанными билетами.
– И что вас потянуло в Омаху? Там сейчас снегу навалило на два фута.
– У меня там дети, – сказала Джорджи, и у нее сжалось сердце. – И муж.
Впервые за все время их короткого общения у женщины потеплело лицо.
– Надеюсь, вы попадете в свою Омаху без лишних хлопот, – сказала Эстелла, подавая Джорджи билеты. – Поторопитесь. У вас всего двадцать минут, чтобы добраться до вашего выхода.
В течение этих двадцати минут Джорджи ощущала себя героиней романтической комедии.
Она даже знала, какая песня звучала бы в качестве фоновой музыки. Кенни Логгинс, исполняющий свой хит «Celebrate Me Home». Она бы выбрала живую, концертную запись, где Кенни начинает тихо и нежно, затем его голос набирает силу и затопляет собой весь зал. Да, голос этого голубоглазого певца был бы очень созвучен ее состоянию.
Джорджи бежала по терминалу. Ни мешающего багажа. Ни детей, цепляющихся за руку. Она бежала мимо других семей. Мимо трогательно прощавшихся пожилых пар. Мимо певцов-волонтеров, одетых в зеленые и красные свитера.
С каждым шагом к Джорджи возвращалась уверенность.
Она делала то, что должна была бы сделать еще на прошлой неделе, через десять минут после отъезда Нила и девочек. Пролететь половину страны, чтобы оказаться рядом со своей настоящей любовью, – это всегда правильно. Всегда. В любом случае.
Все будет прекрасно, если она окажется рядом с Нилом, услышит его голос, почувствует руки, обнимающие ее.
Все будет так же прекрасно, как его внезапный приезд пятнадцать лет назад. (Завтра утром.) Тогда, едва увидев его, Джорджи простила ему все.
Красная, запыхавшаяся, Джорджи подбежала к выходу на летное поле. Посадка на ее самолет уже заканчивалась. Симпатичная стюардесса-блондинка взяла билет.
– Желаю приятного полета, – улыбаясь, сказала стюардесса. – С Рождеством.
Глава 32
Самолет не взлетал.
Пассажиры пристегнули ремни, выключили свои электронные устройства. Стюардесса рассказала, как вести себя в чрезвычайных ситуациях и где находятся аварийные люки. Затем сообщила, что вылет задерживается на несколько минут.
Потом еще на несколько.
Общее время задержки достигло двадцати минут.
Джорджи досталось место посередине. Слева от нее сидела ухоженная, модно одетая женщина, которая всякий раз напрягалась, когда Джорджи касалась ее бедром. Соседом справа оказался мальчишка примерно одного возраста с Элис. На нем была футболка с изображением Трева и надписью «Полный ацтооооой». По мнению Джорджи, он был еще слишком мал, чтобы смотреть «Джефф сыт по горло».
– Значит, тебе нравится Трев? – спросила Джорджи.
– Кто это?
– Мальчик на твоей футболке.
Мальчишка пожал плечами и включил айфон. Через минуту к нему подошла стюардесса и попросила выключить.
Задержка длилась уже минут сорок. К этому времени Джорджи сообразила, что мальчишка – сын ухоженной женщины.