— Да, я в курсе, — подтвердил Уин.
— Вам также, возможно, известно, что я руковожу большим количеством разнообразных легальных предприятий.
Если вам находят нужным сказать, что предприятия «легальные», можете быть уверены, что скорее всего они таковыми не являются.
Уин неопределенно хмыкнул.
— Так вот я и думаю: может, вы порекомендуете меня в члены этого клуба? — сказал Герман Эйк. — Ваше имя и ваши связи сильно облегчили бы мне доступ.
Уину стоило больших усилий сохранить самообладание. Ему также удалось не прижать руку к сердцу и не зашататься, хотя это было и нелегко.
— Что ж, об этом можно потолковать, — сказал он.
Герман подошел к мячу, наклонился, прищурился и устремил взгляд вперед, так, словно впереди расстилалась дорога к Новому Свету. Затем сделал четыре мучительно медленных пробных замаха. Мальчишки-кэдди, подносившие клюшки и мячи, обменялись взглядами. Герман снова осмотрел расстилающееся перед ним поле. Будь это кинофильм, можно было бы представить себе движение стрелок по циферблату, трепещущие на ветру листки календаря, желтеющие листья деревьев, наконец, восход солнца и идущую в рост новую зелень.
У Уина было кредо номер 12: потеть во время гольфа вполне допустимо, но долго потеть недопустимо.
Герман наконец нанес удар — мяч снова уклонился влево. Он ударился о дерево и упал на дорожку. Кэдди вздохнули с облегчением. Первые две лунки Уин с Эйком прошли, болтая о всякой всячине. По самой своей природе гольф — удивительно самодостаточная игра. Думаешь о счете, а все остальное уходит на второй план. Это славно во многих отношениях и, в частности, в том, что на серьезный разговор гольф настраивает в последнюю очередь.
На базе у третьей лунки игроки огляделись — вокруг тишина, зелень, покой. Потрясающий вид. На миг оба застыли, не произнося ни слова. Уин дышал ровно, полуприкрыв веки. Поле — подлинное святилище. Можно смеяться, конечно, да оно и верно: гольф — сложная игра, захватывающая даже самых опытных спортсменов, но в моменты, когда Уин оказывался с клюшкой в руках в такой день, как сегодня, когда погружался в умиротворяющий покой зелени, даже он, убежденный агностик, испытывал нечто близкое к высокому блаженству.
— Уин?
— Да?
— Большое вам спасибо, — произнес Герман Эйк. В глазах его стояли слезы. — Спасибо за все это.
Уин посмотрел на него. Чары рассеялись. Не тот это человек, с которым ему хотелось бы быть в такие минуты. Тем не менее это повод начать разговор.
— Так вот, насчет членства в клубе.
— Да? — Герман Эйк посмотрел на него со страстной надеждой новообращенного.
— Что мне сказать членам правления о ваших… э-э… деловых интересах?
— Я же говорил, они имеют совершенно законный характер.
— Да, но им захочется узнать о вашем прошлом.
— Прежде всего прошлое есть прошлое. К тому же оно не имеет ко мне никакого отношения. Позвольте задать один вопрос, Уин: в чем различие между Германом Эйком сегодня и Германом Эйком пятилетней давности?
— Может, сами скажете?
— Скажу. Разница заключается в том, что больше нет Фрэнка Эйка.
— Ясно.
— Весь этот криминал, разбой — это не я. Это мой брат Фрэнк. Вы же его знаете, Уин. Фрэнк грубый человек. Злой, жестокий. Как я только ни старался приструнить его. Это он во всем виноват. Так можете и сказать членам правления.
Продает брата за членский билет гольф-клуба. Королевский поступок.
— Знаете, я не уверен, что членам правления понравится, что вы вот так топчете родного брата, — заметил Уин. — Они очень дорожат семейными ценностями.
Взгляд налево, взгляд направо, переключение скоростей.
— Да что вы, вовсе я его не топчу. Слушайте, я люблю Фрэнка. Он мой младший братишка. И навсегда им останется. Я о нем очень пекусь. Вы ведь, наверное, знаете, сейчас он в тюрьме?
— Наслышан, — сказал Уин. — Вы его навещаете?
— Конечно, постоянно. Забавно, знаете ли, Фрэнку там нравится.
— В тюрьме?
— Вы же знаете Фрэнка. Фактически он там всем заправляет. Буду с вами откровенен. Мне не хотелось, чтобы он брал все на себя, но Фрэнк настоял на этом. Он решил ответить за всю семью, так что самое меньшее, что я могу для него сделать, — позаботиться, чтобы он ни в чем не нуждался.
Уин внимательно посмотрел на Германа. Ничто — ни выражение лица, ни жесты — не выдавало чего-то особенного. Многие считают, что человека всегда что-то выдает — обман себя так или иначе обнаруживает, и если научиться распознавать эти знаки, всегда поймешь, правду тебе говорят или лгут. Только тех, кто верит в такую чушь, чаще всего на удочку и ловят. Герман Эйк — социопат. Вероятно, он убил — вернее, убили по его приказу — больше людей, чем на счету у Фрэнка. Фрэнк Эйк очевиден — прямой удар, который легко заметить и потому отразить. Герман же чаще действует, как змея в траве, как волк в овечьей шкуре, и это делает его особенно опасным.
На седьмой лунке разговор возобновился:
— Могу я поинтересоваться одним из ваших дел? — осведомился Уин.
Герман Эйк посмотрел на партнера — на сей раз змея показалась из укрытия.
— Расскажите мне про свои отношения с Гэбриелом Уайром.
Удивить можно даже социопата.
— Вам-то, черт возьми, какое до этого дело?
— Майрон представляет интересы другого участника дуэта.
— Ну и что?
— Мне известно, что когда-то вы покрывали его карточные долги.
— Ну и что тут противозаконного? Значит, если правительство выпускает и продает лотерейные билеты, это нормально. И если в Лас-Вегасе, или Атлантик-Сити, или в индейских резервациях принимают ставки, это тоже нормально. А если то же самое делает честный бизнесмен, то это преступление — так, что ли?
Уин изо всех сил старался не зевнуть.
— Ну так как, вы и сейчас за него расплачиваетесь?
— Не понимаю, какое вам до этого дело. У меня с Уайром — законное деловое сотрудничество. Вот и все, что вам надо знать.
— Законное деловое сотрудничество?
— Именно так.
— А вот меня кое-что смущает, — сказал Уин.
— И что же именно?
— А то, что дом Уайра на острове Адиона охраняет Эван Крисп. Какое он может иметь отношение к законному деловому сотрудничеству?
Эйк застыл. Он отдал клюшку кэдди, сорвал с левой руки перчатку и сделал шаг к Уину.
— Послушайте, — негромко проговорил он. — Не надо вам с Майроном вмешиваться в это дело. Поверьте, не надо. Вы знаете Криспа?
— Только понаслышке.
— Этого достаточно, — кивнул Герман, — чтобы понять: не стоит.
Он бросил на Уина еще один тяжелый взгляд и, надев перчатку, кивнул кэдди. Тот передал ему клюшку и направился в рощу слева — именно туда, как правило, ложились пущенные Германом мячи.
— У меня нет никакого желания вмешиваться в ваши дела, — сказал Уин. — Да и Гэбриел Уайр меня, по правде говоря, не интересует.
— Тогда в чем же дело?
— Меня интересует Сьюзи Ти. Меня интересует Алиста Сноу. И меня интересует Китти Болитар.
— Ничего не понимаю.
— Хотите знать, что я думаю?
— О чем?
— Вернемся на шестнадцать лет назад, — предложил Уин. — Гэбриел Уайр задолжал вам значительную сумму денег за покрытие его карточных долгов. Он наркоман, он любитель коротеньких юбочек…
— Коротеньких юбочек?
— Ему нравятся молоденькие, — пояснил Уин.
— Ага. Понимаю. Коротенькие.
— Ну и славно, двигаемся дальше. Помимо того, и это для вас гораздо важнее, Гэбриел Уайр — азартный игрок. Короче говоря, от него сплошная головная боль, но ведь и прибыль ожидается немалая. У него есть деньги, а в будущем их должно быть гораздо больше, — следовательно, и процент с долга растет. Вы следите за моей мыслью?
Герман Эйк промолчал.
— Но в какой-то момент Уайр заходит слишком далеко. После концерта в «Мэдисон-сквер-гарден» он приглашает к себе в люкс наивную шестнадцатилетнюю девочку. Там он накачивает ее кокаином или чем еще, что есть под рукой, и кончается дело тем, что девочка спрыгивает с балкона. Уайр впадает в панику. А может, учитывая, что эта курочка несет золотые яйца, у вас там уже был на месте свой человек. Скажем, Крисп. Вы заметаете следы. Запугиваете свидетелей и даже подкупаете отца девочки — словом, для такой курицы ничего не жалко. Теперь Уайр должен вам еще больше. Не знаю уж, что вы имеете в виду под «законным деловым сотрудничеством», но, полагаю, Уайр платит вам — сколько? — половину своих доходов? В таком случае это как минимум несколько миллионов долларов в год.
Герман Эйк просто посмотрел на него, явно стараясь изо всех сил сдержаться.
— Уин?
— Да?
— Я знаю, что вы с Майроном считаете себя крутыми парнями, — сказал Эйк, — но ведь пуля и таких берет.
— Тс-тс-тс, — поцокал языком Уин. — И что же это такое случилось с нашим господином Законопослушником? С господином Бизнесменом, Чтущим Закон?
— Уин?
— Да?
— Я знаю, что вы с Майроном считаете себя крутыми парнями, — сказал Эйк, — но ведь пуля и таких берет.
— Тс-тс-тс, — поцокал языком Уин. — И что же это такое случилось с нашим господином Законопослушником? С господином Бизнесменом, Чтущим Закон?
— Я вас предупредил.
— Между прочим, я был у вашего брата в тюрьме.
У Германа отвисла челюсть.
— Он передает привет.
22
На работе Майрона уже ждала Верзила Синди.
— Имеется кое-что насчет татуировки Гэбриела Уайра, мистер Болитар.
— Я весь внимание.
Сегодня Верзила Синди была вся в розовом, а макияжа на щеках хватило бы, чтобы покрасить небольшой фургон.
— Согласно проведенному Ма Геллан тщательному исследованию, у Гэбриела Уайра была одна татуировка. Но не на правом бедре, а на левом. Это может показаться странным, так что слушайте меня внимательно.
— Я и слушаю.
— Татуировка имела форму сердца. Сама по себе она не стиралась. Но имена, которые вписывал туда Гэбриел Уайр, менялись.
— Боюсь, я не совсем понимаю.
— Вы ведь видели фотографии Уайра?
— Ну да.
— Он был звездой рока с неотразимой внешностью, и имелась у него некоторая слабость.
— А именно?
— Он питал пристрастие к несовершеннолетним девушкам.
— Педофил, что ли?
— Не сказала бы. Его избранницы были вполне развитыми девицами. Только совсем юными. Шестнадцать, семнадцать лет.
Как Алиста Сноу, например. Или, если подумать, то и Сьюзи Ти, какой она была в те давние годы.
— Так что, — продолжала Верзила Синди, — при всей своей звездной привлекательности, Гэбриелу Уайру нередко требовалось убедить девушку, что она что-то для него значит.
— А при чем здесь татуировка?
— При том, что сердце было красное.
— Ну и что?
— А внутри — пустота. Просто красный цвет. Гэбриел Уайр берет иглу и вписывает имя очередной подружки. А потом уверяет, будто и всю наколку специально для нее сделал.
— Ого!
— Вот-вот.
— Прямо дьявольщина какая-то.
— Вы и представить себе не можете, — вздохнула Верзила Синди, — на что только не идут мужчины, лишь бы уложить в постель нас, горячих, с пылу с жару.
Майрон пытался переварить услышанное.
— Ну, и как все это выглядело?
— По-разному. Если Гэбриелу не терпелось побыстрее довести дело до конца, он в первый же вечер вел девушку в салон, где делают татуировки. Там проводил ее в свободную комнату и просил немного подождать. После чего накалывал имя. А иногда проделывал эту операцию перед вторым свиданием.
— Типа «я настолько без ума от тебя, что, видишь, даже имя наколол»?
— Вот именно.
Майрон покачал головой.
— Признайтесь, в этом есть нечто гениальное.
— Скорее болезненное.
— Что ж, не без этого, — согласилась Верзила Синди. — Гэбриел Уайр мог иметь кого угодно, даже из молоденьких. Вот я и спрашиваю себя: зачем ему вся эта морока? Почему бы просто не взять очередную?
— И каков же ответ?
— Думаю, подобно многим мужчинам ему надо было, чтобы девчонка запала на него по-настоящему. Он любит молоденьких. И по-моему, у него были некоторые задержки с развитием. Он застрял на той стадии, когда парню надо разбить девушке сердце. Как в школе.
— Может быть.
— Это всего лишь предположения, — вздохнула Верзила Синди.
— Ладно, все это интересно, но что тут общего с другой татуировкой — той, что была и у Сьюзи?
— По форме это напоминает какой-то оригинальный узор, — сказала Верзила Синди. — Из чего Ма Геллан делает вывод, что Сьюзи и Гэбриел были любовниками. У Сьюзи была татуировка, и Гэбриел — чтобы произвести впечатление — тоже себе такую сделал.
— Выходит, временную?
— Наверное не скажешь, но она точно связана с его прошлым, или, во всяком случае, есть большая вероятность этого.
На пороге появилась Эсперанса. Майрон посмотрел на нее.
— Мысли?
— Ничего, кроме очевидного. Сьюзи и Гэбриел были любовниками. Кто-то вывесил их общую татуировку, присовокупив сообщение об отцовстве.
— Китти призналась, что это ее рук дело, — сказал Майрон.
— Может, сообщение уже потом появилось.
— Как это?
Зазвонил телефон. Верзила Синди вернулась на свое место и придала голосу привычную слащавость.
— «Эм-Би пред». — Дослушав, она покачала головой и ткнула себя в грудь, давая понять Майрону и Эсперансе, что сама справится.
— Пошли посмотрим распечатку телефонных звонков Сьюзи. — Эсперанса кивком предложила Майрону последовать за ней в кабинет.
В телефильмах, наверное, ради поддержания сюжетной интриги дело представляется таким образом, что распечатка телефонных звонков занимает дни, а то и недели. На самом деле для этого требуются минуты. А в данном случае даже меньше. Подобно многим клиентам «Эм-Би пред» Сьюзи осуществляла все свои платежи через агентство. А это значит, в его распоряжении имелись номер ее телефона, адрес, пин-коды, номер социального страхования. Поэтому Эсперанса сделала распечатку мгновенно, как будто звонили с ее собственного телефона.
— Последний звонок — на сотовый Лекса, но он не ответил. Возможно, летел в это время домой. Но в тот же день, только раньше, Лекс сам ей звонил. Сразу после этого — то есть утром того дня, когда она умерла — Сьюзи позвонила по одноразовому мобильнику: адрес абонента по нему не отследишь. Я думаю, полиция сочтет, что это был ее поставщик наркотиков, с которым она договаривалась о встрече.
— Но ты считаешь иначе?
— Номер, — покачала головой Эсперанса, — совпадает с тем, что старина Краш дал тебе, чтобы добраться до Китти.
— Ничего себе.
— Так-то вот, — сказала Эсперанса. — И вполне возможно, именно таким способом Сьюзи и добыла наркотики.
— У Китти?
— Ну да.
— Не верится, — покачал головой Майрон.
— Не верится — во что?
— Да во все не верится. Ты видела здесь Сьюзи. Она была беременна. Она была счастлива.
Эсперанса откинулась на спинку стула и пристально посмотрела на Майрона.
— Помнишь, как Сьюзи выиграла Открытое первенство Америки?
— Конечно. Но какое это имеет отношение?..
— Она сорвала банк. Она целиком сосредоточилась на теннисе, и р-раз — взяла один из главных призов. Не часто мне приходилось видеть, чтобы кто-то так стремился добиться своего. До сих пор вижу этот ее победный кросс справа и выражение чистой радости, с какой она подбросила ракетку, повернулась и выбросила руку в твою сторону.
— В нашу сторону, — поправил Майрон.
— Вот только не надо, пожалуйста, этих щедрых жестов. Ты был ее агентом и другом, но слепым же ты не был. А теперь попробуй вспомнить, что случилось потом.
— Ну как что? — наморщил лоб Майрон. — Пирушка. Сьюзи принесла с собой кубок. Все мы пили из него.
— А потом?
Майрон кивнул, поняв, к чему клонит Эсперанса.
— У нее произошел срыв.
— Вот именно.
Через четыре дня после самой большой победы во всей своей карьере — после того как она появилась в программах «Сегодня», «Вечерние посиделки с Дэвидом Литтерманом» и куче других популярных телепередач, — Майрон в два часа дня застал Сьюзи плачущей в постели. Говорят, нет ничего горше осуществленной мечты. Сьюзи думала, что победа на турнире Большого шлема в одночасье сделает ее счастливой. Думала, что завтрак на следующее утро станет вкуснее, солнце будет ласкать кожу нежнее, что, посмотревшись в зеркало, она увидит девушку, более привлекательную и смышленую, более заслуживающую любви.
Словом, она думала, что победа изменит все.
— И вот как раз, достигнув пика, — сказала Эсперанса, — она снова взялась за наркотики.
— И ты считаешь, что сейчас все повторилось?
— Взлет, падение. Взлет, падение. — Эсперанса подняла и опустила руку, потом другую.
— А поездка к Карлу Сноу столько лет спустя? Думаешь, это простое совпадение?
— Нет. Но мне кажется, разговор с ним совершенно лишил ее покоя. И это свидетельствует не против, а в пользу того, что она потянулась к игле. Да, я проверила адреса, которые ты считал с навигатора Сьюзи. Первый — впрочем, ты сам до этого докопался — кафе-мороженое Карла Сноу. С остальными все понятно, кроме второго.
— Перекресток в Эдисоне, Нью-Джерси? — Майрон на секунду задумался. — Погоди, ты ведь вроде говорила, что одноразовый мобильник Китти куплен в магазине «Т-Мобил» в Эдисоне.
— Точно. — Эсперанса щелкнула клавишами компьютера. — Это «Гугл», спутниковая картинка.
Майрон вгляделся. «Шопрайт». «Бест-бай». Куча всяких лавок. Автозаправка.
— И никакого «Т-Мобил», — констатировала Эсперанса.
Но наведаться туда все-таки еще раз стоит, подумал Майрон.
23
У Майрона в машине зазвонил сотовый. Полчаса он провел в разговорах с клиентами. Со смертью жизнь не обрывается, и если тому нужны дополнительные доказательства, возвращайтесь к работе.