Вот это и есть жизнь Сьюзи, думал Майрон. Такая, какой она должны была бы стать. Именно этого Сьюзи и хотела. Люди делают глупости. Швыряются собственным счастьем, словно это использованная салфетка. Нечто в этом роде могло произойти и вчера — подлинная радость была так близка, а Сьюзи, по обыкновению, сама все испортила.
Майрон заглянул в окно: девочки вырывались из рук матерей и с радостным визгом тискали друг дружку. Зал переливался цветами и был весь в движении. Матери отошли в угол, где стоял целый чан кофе. Майрон снова попытался представить себе Сьюзи в этой атмосфере, столь родной ей, и в тот же самый момент заметил, что на него из-за прилавка поглядывает какой-то человек. Это был пожилой, лет шестидесяти пяти, мужчина с брюшком администратора средней руки и безупречно приглаженными волосами. Он смотрел на Майрона сквозь очки, пожалуй, чуть более модные, чем нужно (такие мог бы носить известный архитектор), то и дело поправляя их на носу.
Управляющий, решил Майрон. Наверное, всегда вот так смотрит в окно, что там происходит поблизости. Ну и отлично. Майрон направился к двери, держа наготове фотографию Сьюзи Ти. Там его уже поджидал этот господин.
— Могу быть чем-нибудь полезен? — спросил он.
Майрон показал ему фотографию. Мужчина взглянул на нее и прикрыл глаза.
— Знакома вам эта женщина? — спросил Майрон.
— Я разговаривал с ней не далее как вчера. — Голос сообщника звучал глухо, словно из-за стены.
Нет, этот малый на наркоторговца не похож.
— О чем?
Мужчина откашлялся и сделал шаг от двери.
— О моей дочери, — с трудом выговорил он. — Ее интересовала моя дочь. Пойдемте.
Они миновали прилавок с мороженым. За ним сидела женщина в инвалидной коляске. С широкой улыбкой она просвещала кого-то из посетителей насчет сортов мороженого и их странных названий, перечисляя входящие в них ингредиенты. Майрон скосил взгляд налево. Веселье было в полном разгаре. Девочки толпились у прилавка, смешивая и взбалтывая различные составляющие, чтобы создать свой персональный сорт.
— Любите мороженое? — спросил провожатый.
— Кто же не любит? — пожал плечами Майрон.
— Да не все, к сожалению. Впрочем, не будем гневить Бога, постучим по дереву. — И он действительно постучал костяшками пальца по столу. — Вам какое?
— Все равно, не беспокойтесь.
Этот ответ мужчину явно не удовлетворил.
— Кимберли?
Женщина в инвалидной коляске посмотрела на него.
— Сделай нашему гостю «Сливочного снеговика».
— Сию минуту.
Весь зал пестрел фирменными знаками «Сливочного снеговика». Вот чем его, стало быть, угощают. Снеговик. Снег. Майрон еще раз посмотрел на хозяина. Минувшие пятнадцать лет ничего ему не прибавили и ничего не убавили — просто стал старше, нормальное дело, — но теперь Майрону все стало ясно.
— Вы Карл Сноу, — сказал он. — Отец Алисты.
— А вы из полиции?
Майрон заколебался.
— Впрочем, не важно. Сказать мне все равно нечего.
Майрон решил взбодрить его.
— Вы что же, намерены поспособствовать прикрытию еще одного убийства?
Майрон ожидал шока или вспышки гнева, но Сноу всего лишь энергично затряс головой.
— Я читаю газеты. Сьюзи Ти умерла от передозировки героина.
Может, попробовать надавить посильнее?
— Ну да, а ваша дочь просто выпала из окна.
Майрон тут же пожалел о сказанном. Не надо гнать лошадей. Он ожидал вспышки. Ее не последовало. Лицо Карла Сноу как-то сразу осунулось.
— Присядьте, — сказал он. — Присядьте и скажите, кто вы.
Майрон сел и, не сводя глаз с Карла Сноу, представился. В глубине зала разгоралось именинное веселье. Парадокс, подумал Майрон: день рождения девочки устраивает человек, потерявший собственную дочь, — но тут же отогнал эту мысль.
— В газетах и по телевидению говорят о передозировке, — повторил Карл Сноу. — Это правда?
— Не уверен, — сказал Майрон. — Потому я и занимаюсь этим делом.
— Я тоже кое-чего не понимаю. Почему именно вы? Почему не полиция?
— Неужели так трудно просто сказать мне, что привело ее сюда?
Карл Сноу откинулся на спинку стула и водрузил очки на переносицу.
— Сначала позвольте задать один вопрос: у вас есть хоть какие-нибудь доказательства того, что Сьюзи Ти была убита? Да или нет?
— Прежде всего, — начал Майрон, — у нас имеется факт: Сьюзи была на восьмом месяце беременности и собиралась начать полноценную семейную жизнь.
Судя по реакции, это не произвело на Сноу большого впечатления.
— Это еще мало что доказывает.
— Согласен, — кивнул Майрон. — Но есть нечто такое, что мне известно точно. Вчера Сьюзи была здесь. И разговаривала с вами. А несколько часов спустя ее не стало.
Он посмотрел за спину собеседника. К ним приближалась молодая женщина в инвалидной коляске с грандиозным сооружением в руках. Майрон поднялся было помочь, но Карл покачал головой, и он остался сидеть на месте.
— Один «Снеговик», — объявила женщина, водружая его перед Майроном. — Приятного аппетита.
Снеговик с трудом поместился бы в багажник автомобиля. Майрон подумал, что еще чуть-чуть, и стол перевернется.
— Это что, на одного? — спросил он.
— Ну да, — кивнула девушка.
— А ангиопластика или, может, укол инсулина к этой порции не полагаются? — осведомился Майрон.
— Впервые слышу, — рассмеялась она.
— Мистер Болитар, познакомьтесь с моей дочерью Кимберли, — представил ее Карл Сноу.
— Рада познакомиться. — Кимберли одарила его улыбкой — из тех, что и циника заставляют думать о божественном. Они поболтали минуту-другую ни о чем — оказывается, управляющей была Кимберли, а Карл — владельцем заведения, — а затем она вернулась за прилавок.
Провожая дочь взглядом, Карл заговорил:
— Ей было двенадцать, когда Алиста… — Он остановился, будто не мог подобрать верное слово. — За два года до того от рака груди умерла их мать. Ее смерть сильно подействовала на меня. Начал пить. Кимберли родилась с церебральным параличом. Ей нужен был постоянный уход. Ну а Алиста, как бы сказать… она, наверное, очутилась между молотом и наковальней.
Словно по сигналу, зал огласился громким смехом. Майрон оглянулся и посмотрел на именинницу. Она тоже весело улыбалась, рот ее был перемазан шоколадом.
— Мне совершенно не хочется задевать ни вас, ни вашу дочь, — сказал Майрон.
— Я готов поговорить с вами, — медленно произнес Сноу, — но при одном условии: вы должны пообещать, что это наша последняя встреча. Еще одного вторжения прессы в нашу жизнь я просто не выдержу.
— Обещаю.
Карл Сноу потер виски.
— Сьюзи хотела узнать обстоятельства смерти Алисты.
Майрон ждал продолжения, но так и не дождавшись, спросил:
— А конкретнее?
— А конкретнее, не убил ли Гэбриел Уайр мою дочь.
— И что же вы ответили?
— Что после встречи с мистером Уайром один на один я убедился в его невиновности. Что это была трагическая случайность и что я принимаю это объяснение. Я также сказал Сьюзи, что, поскольку наш с мистером Уайром разговор имел конфиденциальный характер, добавить мне больше нечего.
Майрон не сводил глаз с собеседника. Карл Сноу говорил с заученной монотонностью. Майрон ждал, когда же он поднимает на него взгляд, но так и не дождался. Сноу просто покачал головой и мягко произнес:
— Все никак не могу поверить, что ее нет.
Майрон так и не понял, кого он имеет в виду, Сьюзи или Алисту. Карл Сноу зажмурился и отвернулся в сторону Кимберли. Кажется, этого хватило, чтобы он немного приободрился.
— Вам не приходилось терять детей, мистер Болитар?
— Нет.
— Избавлю вас от банальностей. Да и вообще от объяснений избавлю. Я знаю, что обо мне думают люди: бесчувственный отец, который за хорошую мзду отпустил на волю убийцу собственной дочери.
— Но на самом деле это не так?
— Бывает, ребенка хочется любить наедине с самим собой. И оплакивать, бывает, тоже хочется в одиночку.
Майрон не совсем его понял и промолчал.
— Попробуйте мороженое, — сказал Сноу, — а то Кимберли заметит. У этой девочки глаза на затылке.
Майрон потянулся за ложкой и зачерпнул немного взбитых сливок пополам с чем-то похожим на заварной крем. Божественно.
— Ну как?
— Божественно, — сказал Майрон.
— Кимберли сама придумала этот сорт. — Сноу улыбнулся, но радости в этой улыбке не было.
— Она гений.
— Она хорошая дочь. И ей здесь нравится. С Алистой у меня все получилось не так, как нужно. Но второй такой ошибки я не сделаю.
— Это вы и сказали Сьюзи?
— Примерно. Я старался объяснить ей мою тогдашнюю позицию.
— Которая заключалась?..
— Алиста обожала «Лошадиную силу» и, как каждая девочка ее возраста, была без ума от Гэбриела Уайра. — По лицу Карла мелькнула тень. Он отвернулся. — Приближался день рождения Алисты. Прекрасный возраст — шестнадцать лет. Денег устроить большое празднование у меня не было, но я знал, что скоро будет выступление «Лошадиной силы» в «Мэдисон-сквер-гарден». По-моему, тогда они давали не так уж много концертов — честно говоря, меня не особенно это интересовало, — но тут я разузнал, что предполагается предварительная продажа билетов. Встал рано, часов этак в пять утра, и занял очередь. Посмотрели бы вы на нее. Никого старше тридцати, и я в этой компании часа два выстоял как минимум. Когда подошла моя очередь, первое, что сказала мне кассирша, пощелкав клавишами компьютера, что все, билеты кончились, но тут же спохватилась: подождите, говорит, есть последние два. По-моему, никогда в жизни я не был так счастлив, покупая что-нибудь. Словно это не билеты на концерт, а сама судьба. Словно так предназначено свыше, понимаете?
Майрон кивнул, по возможности неопределенно.
— До дня рождения Алисты оставалась еще неделя, и я решил выждать. Но Кимберли сказал. Мы оба умирали от нетерпения. То есть я хочу сказать, билеты эти карман прожигали. С вами когда-нибудь было такое? Купишь что-нибудь и ждешь не дождешься подарить.
— Конечно, — мягко выговорил Майрон.
— Ну вот, это тот самый случай. Однажды едем мы все трое в школу Алисты. Останавливаемся, я выношу Кимберли и усаживаю в коляску, Алиста тоже выходит, а мы стоим и облизываемся, как коты, только что полакомившиеся канарейками. Алиста делает гримасу, знаете, на манер девиц в ее возрасте, спрашивает: «Чего это вы?» Я достаю билеты, и Алиста… — Он замолчал на секунду, снова отматывая назад прожитые годы. — Алиста вскрикивает, бросается ко мне на шею и стискивает так крепко…
Его голос замер. Он потянулся за бумажной салфеткой, поднес было ее к глазам, потом передумал и просто опустил взгляд.
— В общем, Алиста пригласила на концерт свою ближайшую подругу. Потом они собирались пойти к ней домой переночевать. Но все обернулось иначе. Как — вы знаете.
— Да, печально.
— Давно это было. — Карл Сноу покачал головой.
— И вы ни в чем не вините Гэбриела Уайра?
— Виню? — Карл на минуту задумался. — Дело в том, что после смерти жены я не слишком-то много внимания уделял Алисте. Так что когда я потом, уже после всего, что случилось, задумался, то что получается? Взять того малого, который положил в зале глаз на Алисту. Кто это? Незнакомый человек. Охранник, пустивший ее за кулисы? Незнакомый человек. Гэбриел Уайр — тоже незнакомый. А я — отец, и я не следил за ней. Почему же я должен от других этого ждать?
Карл Сноу заморгал и скосился вправо.
— И все это вы тоже сказали Сьюзи?
— Я сказал, что против Гэбриела Уайра нет никаких свидетельств. Во всяком случае, полиция их не обнаружила. Это было мне сказано с полной определенностью. Да, Алиста была в гостиничном люксе Уайра. Да, она упала на землю с его балкона. Да, она пролетела тридцать два этажа. Но чтобы попасть из пункта А в пункт Б, чтобы от этих фактов перейти к обвинению знаменитости, не говоря уже о том, чтобы довести дело до суда… — Он пожал плечами. — У меня есть еще одна дочь, и я должен о ней заботиться. Человек я небогатый. Знаете, как тяжело содержать больного ребенка? Сколько это стоит? «Снеговик» — предприятие небольшое. Да и как вы думаете, откуда взялись деньги, чтобы начать дело?
Майрон изо всех сил старался выказать понимание, и все же слова его прозвучали жестче, чем хотелось:
— Убийца вашей дочери дал?
— Вы так ничего и не поняли. Алиста мертва. Мертва — значит, мертва. И я ничего не мог для нее сделать.
— Но для Кимберли — могли.
— Да. Только это был не просто холодный расчет. Допустим, я бы не взял этих денег — и что? Уайра и след простыл, а Кимберли по-прежнему плохо. Так хоть ей уход обеспечен.
— Не обижайтесь, но это и есть холодный расчет.
— Да, наверное, со стороны так и должно показаться. Но я отец. А отец должен знать только одно: как уберечь свое дитя. Вот и все. И раз уж именно этого мне сделать не удалось, раз я отпустил дочь на концерт и не проследил… Этого не возместит ничто и никогда. — Карл замолчал и смахнул слезу с ресниц. — Ладно, вам надо было узнать, что здесь понадобилось Сьюзи. Я ответил — она хотела выяснить, считаю ли я, что Гэбриел Уайр виновен в смерти Алисты.
— А она не сказала, зачем ей это понадобилось? Ведь столько лет прошло.
— Нет. — Карл снова заморгал и отвернулся.
— Что-нибудь не так?
— Да нет, все в порядке. Наверное, надо было посоветовать ей оставить это дело. Алиста оказалась связанной с Гэбриелом Уайром, и видите, чем это закончилось.
— То есть вы хотите сказать…
— Ничего я не хочу сказать. Объявлено, что смерть наступила из-за передозировки героина. Уезжала она отсюда явно подавленной, так что не могу сказать, что меня сильно удивило это известие.
В глубине зала заплакала девочка — гостья Лорин: вроде бы кто-то по ошибке взял ее конфеты. Услышав шум, Карл Сноу поспешил к девочкам — чьим-то дочерям, девочкам, которые скоро вырастут и будут влюбляться в звезд эстрады. Но пока это время еще не наступило, пока они на дне рождения у своей сверстницы и им просто хочется мороженого и чтобы никто не перепутал коробки с конфетами.
21
Уин знал, как добиться немедленной встречи с Германом Эйком. Подобно Уиндзору Хорну Локвуду-первому и Уиндзору Хорну Локвуду-второму Уиндзор Хорн Локвуд-третий родился с серебряной клюшкой от гольфа во рту. Семья входила в состав первых членов гольф-клуба «Мерион» в Ардморе, неподалеку от Филадельфии. Уин был также членом «Пайн-Вэлли», еще одного гольф-клуба, чье поле издавна считается лучшим в мире (и это при том, что расположено оно по соседству с запущенным и заболоченным парком в южном Нью-Джерси), а на тот случай, если захочется сыграть в Нью-Йорке, вступил и в «Риджвуд-клуб» — рай с двадцатью семью лунками, размеченный самим Альбертом Тиллингхестом, великим строителем площадок для гольфа.
Герман Эйк, «бывший» мафиози, любил гольф больше собственных детей. Впрочем, это, может быть, гипербола, но, судя по впечатлениям, полученным во время недавнего посещения федеральной тюрьмы, уж Герман Эйк точно любил гольф больше, чем своего брата Фрэнка. Короче, Уин утром позвонил Герману по служебному телефону и пригласил в тот же день сыграть в «Риджвуде». Эйк без колебаний согласился.
Он, конечно, был не настолько наивен, чтобы думать, будто за приглашением Уина ничего не стоит, но на это ему было наплевать. Появился шанс сыграть в «Риджвуде», а это редкая удача даже для самых богатых и самых влиятельных вожаков мафии. Да ради того, чтобы пройти по одному из самых легендарных полей Тиллингхеста, он готов всех локтями растолкать, а то, пожалуй, и очертя голову в расставленную федералами ловушку броситься.
— Еще раз спасибо за приглашение, — сказал Эйк.
— Спасибо, что пришли.
Они встретились на первой дорожке, известной под названием «Восточная первая». Сотовыми телефонами здесь пользоваться запрещалось, но Уин перед выездом переговорил с Майроном и поэтому уже знал о его свидании с Карлом Сноу. Правда, что из него можно было извлечь, непонятно. Уин на время отбросил мысли по этому поводу и подошел к мячу. Он сделал глубокий вдох и со свистом послал мяч вперед на двести девяносто ярдов.
Герман Эйк, у которого размах был как у гориллы, ответил ударом поверх деревьев, но мяч ушел влево и приземлился почти у семнадцатой метки.
Герман нахмурился и укоризненно посмотрел на клюшку.
— Знаете, мне как-то пришлось увидеть, как на турнире «Барклай опен» Тигр ударил вот так же.
— Точно, — кивнул Уин, — вы с Тигром прямо на одно лицо.
Герман Эйк улыбнулся, обнажив устрашающе заостренные зубы. Приближаясь к восьмидесяти, он тем не менее носил ярко-желтую куртку для гольфа марки «Найк драй-фит» и, следуя последней, хоть и считавшейся в кругу гольфистов дурным тоном моде, светлые расклешенные брюки с широким черным ремнем с серебряной пряжкой величиной с колесный диск.
Эйк запросил маллиган[29] — что вообще-то считается перебором и чего сам Уин никогда не делал, будучи чьим-то гостем — и установил на базе новый мяч.
— Позвольте кое о чем попросить вас, Уин.
— Сделайте одолжение.
— Как вам, возможно, известно, человек я немолодой. — Эйк снова улыбнулся. Он хотел походить на доброго дедушку, но с такой челюстью больше напоминал лемура. Загар у него был скорее рыжий, чем коричневый, а цвет волос отдавал тем особенным оттенком седины, какой можно приобрести только за деньги, — короче, он носил шикарный парик. Лицо было в морщинках и какое-то совершенно застывшее.
Подтяжки. Многократные. Кожа слишком гладкая, слишком лоснящаяся, что придавало сходство с манекеном, какой могла бы сделать на досуге мадам Тюссо. Выдавала шея. Тощая шея, на которой кожа висела мешками, как мошонка.
— Да, я в курсе, — подтвердил Уин.
— Вам также, возможно, известно, что я руковожу большим количеством разнообразных легальных предприятий.
Если вам находят нужным сказать, что предприятия «легальные», можете быть уверены, что скорее всего они таковыми не являются.
Уин неопределенно хмыкнул.
— Так вот я и думаю: может, вы порекомендуете меня в члены этого клуба? — сказал Герман Эйк. — Ваше имя и ваши связи сильно облегчили бы мне доступ.
Уину стоило больших усилий сохранить самообладание. Ему также удалось не прижать руку к сердцу и не зашататься, хотя это было и нелегко.
— Что ж, об этом можно потолковать, — сказал он.
Герман подошел к мячу, наклонился, прищурился и устремил взгляд вперед, так, словно впереди расстилалась дорога к Новому Свету. Затем сделал четыре мучительно медленных пробных замаха. Мальчишки-кэдди, подносившие клюшки и мячи, обменялись взглядами. Герман снова осмотрел расстилающееся перед ним поле. Будь это кинофильм, можно было бы представить себе движение стрелок по циферблату, трепещущие на ветру листки календаря, желтеющие листья деревьев, наконец, восход солнца и идущую в рост новую зелень.