– Нас отнесло от курса уже на десять верст… на двадцать! Летим над местностью, о которой ничего не знаем! Двигатель глохнет! Неисправна вспомогательная силовая установка!
– Ничего, – пробормотал Семицкий, натужно улыбаясь. – Дотянем на одном двигателе.
Вертолет давно и безнадежно сбился с курса. Его трепало со страшной силой.
– Нужно садиться! – поставил в известность пассажиров командир судна. – Куда лететь? Не в Африку же! Дай бог приземлиться!
Но и сесть оказалось не просто. Муромцеву пока еще удавалось манипулировать углом тангажа – между продольной осью вертолета и горизонтом. Но управление постоянно сбивалось, хвостовая часть то опускалась, то задиралась. Двигатель работал с перебоями, прямо как сердце, страдающее запущенной аритмией. Вдруг он закашлял и замолчал! Возникло ощущение, что вертолет на несколько мгновений застыл в воздухе.
Озарились землистые, перекошенные лица ополченцев, сообразивших, что назревает весьма интересное положение. Злые, как у гадюки, глаза майора Поперечного, заходящийся в кашле Лазарь, помертвевший Яковенко, изумление на мясистой физиономии Смирнова.
А потом случилось совсем страшное. Вертолет рвануло, куда-то бросило и вдруг завертело вокруг вертикальной оси! Элементарно просто. Оледенение заклинило колено вала, который через редуктор в хвостовой части передавал вращение на вспомогательный винт. Стабилизирующего воздействия больше не было, теперь работал лишь один несущий винт. Вертолет завертелся, накренился, его понесло к земле!
Взревели люди. Алексей почувствовал, как желудок вываливается из горла.
– Товарищи, спокойно! – гаркнул Муромцев. – Двигатель отказал, но включается режим авторотации! Будет жестко, но мы сядем, держитесь!
При режиме авторотации, когда не работает двигатель, лопасти раскручиваются набегающим потоком воздуха. Это тормозит падение. В какой-то момент у всех действительно возникло ощущение, что вертолет опускается не очень быстро. Но вот его снова рвануло, он начал выделывать в воздухе кренделя! Пилот работал рычагом тангажа, чтобы уравнять подъемную силу с силой тяжести. От этого, видимо, и отказал двигатель. «Ми-8» несся к земле.
В салоне творился какой-то ад. Кружились в жестком хороводе живые, мертвые. Орали луженые глотки. Стригун вцепился в ржавую ручку, приваренную к борту, припал к иллюминатору. Сквозь замороженное стекло просматривался безрадостный пейзаж. Заснеженное поле с глубокими бороздами, голый кустарник, островок леса. Земля стремительно приближалась. Камнем вертолет не падал, как-то умудрялся совершать поступательное движение.
– Мужики, держитесь! – Алексей не узнал свой голос.
Ломая шасси, звеня разбитыми стеклами кабины, вертолет упал на поле и зарылся в борозду. Переломилась хвостовая опора вместе со стабилизирующим винтом. Последнее, что запомнил командир, – оторвавшаяся ржавая ручка, электрический щиток, летящий в лоб.
– Алексей, подъем, проспишь все самое интересное, – услышал Стригун настойчивый голос.
Кто-то тряс его, как выстиранную простыню. Алексей подпрыгнул – мерзлая земля не самое комфортное ложе. Голова трещала от дикой боли, он со стоном рухнул обратно. Похоже, встреча его макушки с электрощитком прошла успешно. Клык затвора автомата впился в лопатку, не давал вторично лишиться сознания.
Стригун со стоном приподнялся, оперся на локоть. Он лежал среди комьев затвердевшей земли. Кругом никакой растительности, только поле, наполовину занесенное снегом. Вихрилась поземка. Рядом с ним сидел Архипов в грязной вязаной шапке, тупо смотрел в пространство и колотил себя по уху. В морозном воздухе остро чувствовался запах гари.
– Как я тут оказался? – прохрипел Алексей.
– Притащил я тебя, – сипло отозвался ополченец. – Иначе ты сгорел бы на фиг.
– Где мы?
– А хрен его знает, командир. Думаю, еще на Украине.
– Спасибо, брат, что вытащил.
– Ты как, капитан?
– Нормально. Обычное состояние средней тяжести.
Шутить он мог, но голова не работала. Стригун плохо помнил предшествующие события. Архипов, видимо, тоже. Его физиономия была измазана сажей и ржавчиной, он совершал какие-то бессмысленные суетливые движения.
Зрение командира улучшилось. Теперь он видел, что это поле имело свои пределы. Метрах в ста начиналась околица небольшого поселения. Виднелись крыши строений, заваленные сугробами.
Метрах в сорока на поле лежал вертолет, вернее, то, что от него осталось. Отвалилась хвостовая часть. Кабина деформировалась, стекла были выбиты. Из вертолета шел дым. Дверца была распахнута, в салоне кто-то возился.
«Ничего себе, вот так посадочка!» – подумал Алексей.
– Жалко птичку, – тупо пробормотал Архипов. – Жила себе, порхала и померла. Жалко геликоптер, Леха.
Как так вышло, что они вдвоем очутились в сорока метрах от вертолета, где еще оставались живые люди? На этот вопрос не смог бы ответить даже Архипов. Видимо, находясь в шоке после такого приземления, надышавшись дыма, он схватил за шиворот бесчувственного командира и потащил прочь.
Внезапно простучала автоматная очередь, из вертолета донеслись крики! Алексей дернулся. Что, капитан, ты все еще вздрагиваешь от выстрелов и криков?..
Они уже бежали. Алексей снял со спины автомат. Из вертолета вывалился рядовой Смирнов, окровавленный, страшный. Руки у него по-прежнему были связаны за спиной, но путы на лодыжках он чем-то перетер. Парень злобно зарычал при виде ополченцев, несущихся к нему. Архипов вырвался вперед, сбил его с ног, повалил, принялся дубасить локтями и кулаками.
Алексей ворвался в вертолет, где от дыма было нечем дышать, и онемел от изумления. Тысяча чертей! Бред собачий! Все вперемешку – трупы, живые! В салоне проходила отчаянная свалка.
Двое не выжили после жесткой посадки. Рядового Яковенко сплющило о перегородку. Его голову раздавил железный ящик. Бобрику тоже не повезло. Он ударился виском о стальной кронштейн, железяка пронзила кость. В этом вот положении боец и застыл.
У Семицкого не все обстояло ладно. Недавняя автоматная очередь предназначалась, похоже, ему. Пленным удалось развязаться, кто-то вырвал автомат у дезориентированного ополченца. Семицкий лежал на боку, держась за живот, вздрагивал. Между пальцами сочилась кровь. В глазах боль и полное понимание того, что пробил тот самый час.
В чудовищной тесноте боролись трое, рычали, мутузили друг дружку. Алексей с ревом бросился вперед, забыв про голову, про отбитые ребра и саднящее колено. Снова простучала очередь, закричал от боли Андрюха Левин. Похоже, автомат, гуляющий по рукам как переходящий приз, выстрелил случайно.
Алексей врезался в кучу мельтешащих конечностей, начал наносить удары направо и налево. Он отшвырнул осатаневшего майора Поперечного, с удовольствием отметив жесткий удар черепа об обшивку. Стригун оттащил от задыхающегося Левина осатаневшего Лазаря, отбросил его к чертовой матери и схватил «переходящий приз», пока тот снова от дури не начал стрелять.
Пол вертолета был испачкан кровью. Андрюху подстрелили в ногу, но умирать он явно не собирался, ревел как простуженный лев, пытался подняться. Майор Поперечный был в шоке, отрывисто стонал. Лазарь подпрыгнул, что-то проорал и бросился прочь из дымящегося вертолета. Рядом с ним Архипов колотил Смирнова. Лазарь перепрыгнул через клубок тел и бросился в чистое поле. Алексей замешкался в дверях.
Но тут Андрюха испустил громогласный вой:
– Держи эту суку, Леха! Ты чего смотришь?!
Он схватил автомат, оттолкнул опешившего Стригуна и вывалился на улицу. Рядовой Лазарь улепетывал, как заяц, вилял из стороны в сторону, подпрыгивал. Левин вскинул автомат, выстрелил не целясь и ведь попал же! Лазарь завертелся, схватился за простреленное левое плечо, потерял равновесие, упал, зарылся в борозду.
Андрюха, оглашая воздух торжествующей бранью, двинулся к нему. Из пробитого бедра сочилась кровь, но он ковылял, подволакивая ногу, повалился на заклятого врага, принялся рвать его, бить по всем доступным местам, чуть не вгрызался зубами в загривок. Оба кричали от боли. Левин не унимался, схватил противника за горло, стал душить. Лазарь обмяк, уже не сопротивлялся, только колотил здоровой рукой по земле.
– Отпусти… – хрипел он. – Хватит, сука, не могу уже, – блеял, задыхаясь, Лазарь.
Он превращался в спелую сливу, на лице вздулись желваки.
– Не можешь – умри! – прорычал Андрюха и со всей силы сжал противнику горло.
У того коленки едва не вывернулись в обратную сторону.
– Все, достаточно, – прорычал Алексей и грузно потащился к дерущимся. – Пошел отсюда! – прикрикнул он на Левина.
Тот сплюнул, начал подниматься, схватился за ногу и завыл. Стригун подхватил его под локоть, уцепил за шиворот еле живого Лазаря, поволок весь этот строптивый груз к вертолету.
Архипов тем временем вытащил за ноги из салона бесчувственного майора, бросил рядом со Смирновым, как-то оторопело уставился на командира и сказал:
– Это все, Алексей. Наши погибли, я проверил. Коля Семицкий тоже отдал богу душу.
Алексей скрипнул зубами, избавляясь от тяжкой ноши. Оба парня, словно кули с капустой, повалились ему под ноги. Но нет, он не мог поверить на слово.
Стригун закинул автомат за спину и полез в салон. Это было что-то страшное. Беспробудное мертвое царство. Десять покойников, все вповалку, с переплетенными конечностями. И только один – Яковенко – из чужого войска! Бобрик, бывший десантник и технолог из Владивостока, так и сидел, пригвожденный виском к кронштейну, неловко, словно бы привстал, с подогнутыми ногами. Отмучился Семицкий, доброволец из Крыма, сотрудник тамошнего «Беркута».
Алексей опустился на колени, проверил пульс, оттянул веко. Бесполезно. Вздохнув, он отстегнул магазин с автомата покойника, сунул в подсумок, вынул из железного ящика аптечку. Ему хотелось верить, что в ней не все разбилось.
В кабине пилотов творилось что-то ужасное. Приборы разбиты, пространство сплющено. Обоих летунов раздавило в лепешку. С такими повреждениями в живых не остаются.
Посадка оказалась предельно жесткой. Возможно, в этом были виноваты глубокие борозды на поле. Вертолет приземлился на хвост и вспомогательный винт. От удара разлетелся защитный упор хвостовой части. Потом он, словно качели, перевалился на кабину, она смялась в лепешку. В последнюю очередь досталось средней части. Оттого там кто-то и выжил.
Дым из кабины уже не просто струился, а валил густым столбом. Огонь подбирался к топливным бакам.
«Что же мы стоим?» – подумал командир.
Архипов заметил его выразительный взгляд, схватил майора за шиворот, поволок в соседнюю борозду, бросил там, побежал за Смирновым.
«Долго так таскать придется, – мелькнула мысль у Стригуна. – Хорошо, хоть один человек не получил увечий».
Сразу вспыхнули острой болью отбитые ребра, заныло колено. Голова не уставала извергать жар и пламень.
– Не парься, командир, сам дойду, – прокряхтел Андрюха и побрел в сторону поселка, опираясь на приклад автомата.
Ватные штаны промокли от крови, но пока он еще мог передвигаться.
Алексей схватил за шиворот скулящего Лазаря, поволок за всеми. Они удалились от вертолета метров на семьдесят, упали в глубокую борозду. Архипов сделал последнюю ходку, притащил Смирнова и бросил его в снег. Он увидел, что парень начал приходить в себя, и врезал ему по голове, чтобы тот не очень резво это делал.
Компания смотрелась живописно. По трое из враждующих партий. Украинцы были фактически раздеты – в расстегнутых камуфляжных куртках, без шапок, зато в бронежилетах, от которых им уже не было никакого толка.
Майор Поперечный водил осоловелыми глазами, пытался приподняться. Рядовой Лазарь сперва напоминал труп, оскаленный, с мутными ледышками глаз, потом начал потихоньку материться, давая понять, что он еще жив. Смирнов перевернулся на спину, зарылся носом в снег, стал возиться, распутывать ослабшие веревки на запястьях.
Ему никто не препятствовал, ополченцы меланхолично смотрели на его усилия. Наконец ему удалось развязаться, но на этом силы покинули украинского солдата. Он испустил мучительный стон и остался лежать в снегу.
– Ложись на бугор! – приказал Алексей Андрюхе Левину.
Тот скорчил жалобную мину, опустился на снег и начал стаскивать штаны, морщась от боли. Процесс черновой обработки раны отнял минут пять. Слава богу, пуля прошла навылет, прошила лишь мягкие ткани. Боль была серьезной, но острой паники ситуация не вызывала. Андрюха пыхтел, закатывая глаза, ругался вместо благодарности.
Он кое-как натянул штаны, улегся на здоровый бок и прохрипел с нажимом в голосе:
– Сдохну, блин! Как пить дать.
– Ага, опустеет без тебя земля, – заявил Архипов, державший на прицеле пленников. – Даже не надейся, Андрюха. Командир, мы же не будем здесь сидеть у разбитого корыта? – Ополченец кивнул на дымящийся вертолет.
– Не будем. – Алексей покачал головой. – Сейчас ты идешь в поселок и прилагаешь массу усилий к тому, чтобы узнать, где мы находимся. Не могло нас унести слишком далеко. Это по-прежнему Луганская область, нейтральная территория, на которой недавно шли бои. Поселок выглядит заброшенным. Но постарайся не светиться в полный рост.
– Понял, командир. – Архипов вытащил из автомата магазин, взвесил его на руке, удовлетворенно кивнул и вставил обратно.
В следующую минуту он уже подбегал к околице села, подлезал под плетень.
Алексей мысленно прикинул арсенал. По автомату на брата, но боеприпасов мало, плюс «ПМ» во внутреннем кармане бушлата. В вертолете можно было поживиться, но теперь уже слишком рискованно. Он угрожающе дымит. Раньше надо было думать.
– А меня перевязать? – простонал рядовой Лазарь.
Он уже отдышался, его физиономия обрела природный цвет. Парень сел на край борозды и с ненавистью уставился на перевязанную ногу Левина.
– А у тебя еще нос не дорос, – заявил тот. – И вообще молчи, укропское отродье, а то опять огребешь от меня отменных люлей.
«Детский сад какой-то», – подумал Алексей, насторожился, подтащил к себе автомат.
Завозились остальные пленники, приподнялись, поползли к Лазарю на край косогора, где и сели. Холод пока не беспокоил. Но на них было страшно смотреть. Холеная физиономия Поперечного вся в крови и синяках, он держался за живот. Приступы рвоты шли один за другим, но желудок был пуст, обливаться нечем.
Смирнов, упитанный коренастый тип с прической «ежиком», исподлобья таращился на заклятых врагов. Пребывание в снегу не пошло ему на пользу. Кожа лица покрывалась волдырями и какими-то синюшными пятнами.
– Что, козел, фрезой брился? – Левин злорадно усмехнулся.
Смирнов посмотрел на него с презрением, сплюнул через щербину в зубах и начал монотонно растирать щеки.
– Подтерлись, ватники? – процедил Поперечный. – И какие теперь первоочередные планы? Гнать нас через поле на восток? Что ж, удачи. Не будь сукой, капитан, кинь бинт. Не видишь, боец кровью истекает?
– Бойцу не помешает немного помучиться, – заявил Левин. – И вообще, не хами, майор. Жене указывать будешь, если доведется.
Но перебранка продолжалась недолго.
Алексей привстал, осмотрелся. Вертолет уже скрылся за зловонным черным дымом. Не очень-то будет приятно, если на него прибегут украинские военные. Холодало, завывал ветер, загоняя в сугробы витки поземки. Серая хмарь затянула небо от края до края. Положение создавалось крайне сложное.
Алексей забрался во внутренний карман, извлек телефон. Мог бы и не мучиться, связь отсутствовала в принципе. Дыра какая-то!..
Андрюха с тяжким вздохом полез за своим аппаратом – ох, уж этот двадцать первый век. При этом ему пришлось потревожить больную ногу. В его телефоне тоже не было сети. Становилось совсем невесело.
– Ну мы и попали, блин! – расстроенно пробормотал Левин.
– Держи, доходяга. – Алексей вынул из аптечки упаковку бинта, единственный шприц-тюбик с промедолом, жгут для перетяжки и бросил Лазарю.
Тот дернулся, чтобы поймать, застонал от боли. Поперечный со Смирновым перехватили подачку и принялись стаскивать со стонущего Лазаря куртку.
Толку от этих перевязок фактически не было. Обрабатывать раны следовало в подходящей обстановке и нормальными инструментами. Лучше всего это делать в медицинском учреждении.
– Да лежи ты, не дергайся! – шипел Смирнов, пытаясь отодрать от плеча товарища ткань, прилипшую к ране.
Лазарь извивался и почти взлетал. Поперечный бинтовал его. Часть рукава пришлось разорвать. Руки у майора были хоть и холеными, но сильными. Лазарь откинул голову. Грудь раненого вздымалась, пот облепил неказистое детское лицо.
– А теперь признавайтесь, кто из вас застрелил Семицкого? – Алексей привстал, взял автомат на изготовку.
– Кого?.. – презрительно протянул Смирнов.
– В вертолете, – напомнил Алексей. – Из «калаша».
– Я, – заявил Смирнов.
– Это не ты. Заткнись.
Поперечный угрюмо смотрел на ствол, нацеленный ему в живот. Подобие страха промелькнуло в глазах майора, но он сумел его спрятать под желчной ухмылкой.
Лазарь почувствовал очередной виток напряженности, приподнялся и сказал:
– Это я его…
– Брешет сосунок! – Левин презрительно фыркнул. – Опять в герои лезет недоросль. Офицер Коляшу кончил, я же видел. – Он брезгливо показал на майора. – Когда вертолет упал, он возиться начал, развязался, а у Николая шок был, он и не заметил, как «калаш» уплыл.
Молчание затягивалось. Алексей поднял автомат, просунул палец в спусковую скобу. Он ненавидел эти ясные серые глаза, смотрящие с презрением и немного со страхом, мог без лишних моральных усилий нажать на спусковой крючок и с удовольствием проигнорировал бы даже приказ о захвате языка.