Впрочем, как сказано выше, несколько десятилетий в XVI веке Сатанов входил в состав турецкого Хотинского пашалыка. Укрепления на пограничной полосе между Речью Посполитой и Оттоманской Портой вообще постоянно переходили из рук в руки. В связи с чем население там было особое. Как-никак, фронтир Европы. Местные евреи, к примеру, имели права шляхтичей-однодворцев. То есть, помимо прочего, саблю носили не у седла, чтобы отбиваться в дороге, а на поясе. Что позволяло им при случае рубиться в любых условиях: хоть на городских улицах, хоть во время драки в шинке.
Позднее в армии Российской империи был Сатановский полк. Местных евреев охотнее всего брали в кавалерию. Уланы, драгуны… Да и в пехотных частях их было немало. Что отчасти объясняет автору некоторые черты его собственного характера и биографии времен молодости. Включая воспитанную военной кафедрой Московского института стали и сплавов (бывшего – имени Сталина) симпатию к танкам. А также оперативным отрядам всех уровней, до московского городского включительно.
Небольшое историческое отступление, приведенное выше, призвано дать публике разъяснения насчет того, откуда у автора такая фамилия. Любопытствующий народ, как правило, не удосуживается заглянуть в Интернет. Между тем вопросы типа «Что ваши предки такого сделали, чтобы их так назвали» автора, вежливо говоря, за годы общения с радиоаудиторией подутомили.
Не исключено, что его персональные «симпатизанты» из числа профессиональных антисемитов и патриотической общественности потратятся на настоящую книгу. Удовлетворят праздный интерес в описываемом вопросе. И, сильно напрягшись, придумают что-нибудь еще, что, по их представлениям, могло бы автора уязвить. Чему он будет крайне рад. Поскольку, в соответствии с песней Дольского, без врагов не проживешь. Каждый человек им соответствует. И стоит ровно то, чего стоят его враги. Не все же им быть настолько примитивными и однохордовыми. Пора и честь знать!
Суммируя вышесказанное. За время проживания в Российской империи ее евреи превратились в особую породу, тип и вид. Который, за неимением лучшего термина, мы называем русскими евреями. Привыкшие к погромам, которые большинству из них до смерти надоело терпеть. Легкие на подъем. Крепкие в драке. Упорные в учебе. Знавшие русский язык лучше, чем многие русские. А также и другие науки. Сумевшие в годы распада империи выжить. И войти в новую элиту новой страны.
Откуда многие из их соотечественников хотели бы евреев изгнать, желательно передушив по дороге. Хотя были это люди, воевавшие за свою страну. Строившие ее. Во многом ее создавшие. Попутно выстроив Израиль и Америку – ту, которую мы знаем сегодня. Не провинциальную сонную замкнутую на своих проблемах дыру размером с континент, а сверхдержаву. Со всеми плюсами и минусами. Которые, впрочем, не намного отличаются от плюсов и минусов Советского Союза и сегодняшней России.
Сталин, как создатель СССР – этой новой империи, унаследовавшей многое от прежней и чудовищной ценой расширившей ее возможности, евреев не любил. Но, как мог, использовал. Поскольку человеком был на редкость практичным. Не то чтобы очень умным. Но хитрым чрезвычайно. Последовательно беспринципным и коварным. Подлым. В том числе по отношению к близким и родным. Но отнюдь не глупцом. Под старость он евреев хотел было загнобить, как многих до того. Но ведь не успел!
Была его смерть в самый еврейский праздник Пурим совпадением или Б-жьим промыслом? Кто знает. Люди верующие говорят о Б-жьей воле. Неверующие предпочитают на эту тему просто не задумываться. Как бы то ни было, Сталин ушел. Евреи остались. В науке. Оборонной промышленности. Строительстве. Образовании. Медицине. Искусстве. И прочих нужных государству отраслях. Где их при Хрущеве, Брежневе и последующих генсеках прижимали. Но без прежнего рвения. Не по-палачески. Поскольку система сгнила. Дала слабину. И в период разрядки много кого из них даже отпустила.
Отобрав квартиры и имущество. Попытавшись заставить платить за сто раз окупленные их трудом университетские дипломы. Превратив тысячи людей в «отказников», годами живших в прямом смысле на чемоданах. Включив подлейший механизм «Антисионистского комитета советской еврейской общественности». Но, за редкими исключениями, никого не посадив и не убив. Уничтожение Еврейского антифашистского комитета и ликвидация Михоэлса оказались последними ударами «по штабам». После этого в основном пугали. Иногда сильно, но не до смерти. О чем блестяще написал в своих «Безнадежных войнах» Яков Кедми. Он же, по советскому паспорту, Яша Казаков.
Маленький ростом и великий духом. Прорвавшийся через все заборы, выстроенные на его пути в Израиль советской властью. А потом, в Израиле, он прорывался через другие заборы. Которые строила и продолжает строить на его пути и пути других «русских» местная бюрократия. Один из тех, кем русские евреи могут по-настоящему гордиться. И в России. И в Израиле.
Именно он был среди тех израильтян, которые в качестве дипломатов смогли при Горбачеве официально работать в СССР. И подтвердим то, что он сам о себе написал: без него тот миллион евреев из Советского Союза, который, в конечном счете, приехал в Израиль и в корне изменил эту страну, туда бы не приехал. За что его многие ругают последними словами. Но многие, кто поумнее, благодарны.
Именно Яша Кедми сыграл роль регулировщика эмигрантского потока, превратив еврейскую эмиграцию в алию. Или, говоря выспренными словами, роль маленького камушка в башмаке истории. Оказавшись в правильное время в правильном месте, принял правильное с его – и, кстати, автора – точки зрения решение. Свернул горы для того, чтобы ни советские и постсоветские, ни западные, ни израильские бюрократы дело его жизни не изгадили. Сделал, что мог. Не пожалел ни собственной карьеры, ни собственной репутации. Но получил в итоге результат. Такая вот роль личности в истории. Хотя, надо быть честным, если бы не Михаил Сергеевич Горбачев, ни черта у него бы не получилось. И ни у кого другого тоже.
Автор достаточно часто в своей жизни говорил об этом публично, чтобы писать не стесняясь. Он плохо относится к Горбачеву. Не очень плохо, но плохо. Были и есть куда худшие персонажи. И в еврейской истории. И в русской. Но мало было людей, более неподходящих для той миссии, которую жизнь возложила на его плечи. Не по Сеньке оказалась шапка – это ладно. Но шапка-то – Мономаха. И ведь, что характерно, второй раз за сто лет такое чудо в перьях на высшем государственном посту в одной и той же стране!
Поскольку разговоры о том, что Горбачев был куплен ЦРУ и развалил Советский Союз сознательно, есть чушь собачья. Но править он не мог и не умел. Подменял говорливостью действия. Двигался точно по-ленински: шаг вперед, два шага назад. Боялся собственных реформ и собственных союзников. Умел сдать прочные позиции, провалить переговоры и продешевить там, где, казалось, сделать это было невозможно. Бесконечно решительный в своей нерешительности. Борец с ветряными мельницами. Страстно желавший жить как на Западе, оставаясь в СССР тем, кем он был. То есть номером первым. И раздав ближнему кругу все, что можно было раздать.
Оставим историкам сказки про то, что М.С. страстно хотел для страны свободы и демократии. Причем историкам западным. Свои, если они хоть на йоту или ломаный грош профессионалы, не поверят. Не хотел. Откуда Тбилиси, Вильнюс, Сумгаит и неудачный августовский путч. Странный путч. О котором в верхах заранее знали. К организации которого, как автор полагает, генсек едва ли не был причастен напрямую. Чтобы убрать либералов и демократов чужими руками. И выступить спасителем отечества, не замаравшись в крови. Это был его стиль. Как бы то ни было, автор вспоминает время перестройки и гласности не с позиций «Огонька» и «Нового мира», а со своего шестка.
Перестройка перестройкой. Гласность гласностью. Но общество «Память» и возрождение в стране открытого черносотенства – это Горбачев. Начало отечественного фашизма, настоящего, по-серьезному – Горбачев. Пресечение попытки организовать мирный, на черт знает какой окраине Москвы, митинг по противостоянию антисемитизму – Горбачев.
Превентивный арест всех, кроме ушедшего на месяц в подполье автора, членов оргкомитета этого самого митинга. Борьба с созданием не подконтрольной властям Еврейской культурной ассоциации. Запреты на все, что можно и нельзя еврейское, от кооперативных ресторанов до библиотек. Преследования квартирных спектаклей – пуримшпилей. Все это было при Горбачеве. Раннем. И не раннем. До самого 1989 года. Когда гайки окончательно сорвало и на власти просто перестали обращать внимание. Причем далеко не одни только евреи.
Ехать – не ехать
К концу советской власти у евреев в пределах «одной шестой» вопрос стоял один: ехать или нет. И куда. На эту тему существовала масса анекдотов. Которые ходили, в том числе, в еврейской среде. «Еврейская жена как способ передвижения». Сегодня: что смешного? А тогда это понимали все. «Стоят у синагоги евреи. Молчат. Сбоку подходит еще один. Стоит, молчит. Поворачивается и, уходя: «А я таки вам скажу – ехать надо». Умирали со смеху. Разговор в ОВИРе. «Вам разрешено выехать. Выбирайте. И задумчивое, в ответ: в Израиле арабы. В Америке негры. В Германии немцы. Нет ли у вас другого глобуса?».
Ехать – не ехать
К концу советской власти у евреев в пределах «одной шестой» вопрос стоял один: ехать или нет. И куда. На эту тему существовала масса анекдотов. Которые ходили, в том числе, в еврейской среде. «Еврейская жена как способ передвижения». Сегодня: что смешного? А тогда это понимали все. «Стоят у синагоги евреи. Молчат. Сбоку подходит еще один. Стоит, молчит. Поворачивается и, уходя: «А я таки вам скажу – ехать надо». Умирали со смеху. Разговор в ОВИРе. «Вам разрешено выехать. Выбирайте. И задумчивое, в ответ: в Израиле арабы. В Америке негры. В Германии немцы. Нет ли у вас другого глобуса?».
Для тех, кто не помнит, что такое ОВИР и с чем его едят, – было в СССР такое учреждение. Занималось визами и регистрацией. Помочь никому не могло и не собиралось, но нагадить… Иногда просто так, без особой цели. Ради собственного удовольствия. Как часто водится у мелких бюрократов в любой стране. Включая самые что ни на есть просвещенные и демократические.
Вроде как когда в начале 90-х в Израиль ехал брат автора с семьей. Оттуда, из Израиля, они получили приглашение на всех, на кого попросили. Включая родную тетю и по совместительству крестную жены – Надю. Безобидную одинокую деревенскую старушку добрейшей души, которая ее ребенком вырастила. Так вот, евреи ее в Израиле готовы были принять вместе с братом и его семейством, сплошь женским по составу. Но подмосковный ОВИР бабушку не выпустил. С формулировкой «нет прямых родственников». Как, впрочем, сто раз эта контора поступала и в случае наличия прямых родственников, до родителей включительно. Б-г весть зачем старушка понадобилась советской власти на последнем этой власти издыхании. Жить СССР оставалось менее полугода. Речь шла не о физике-ядерщике. Не о конструкторе чего-нибудь космического. А о русской бабушке. Не нужной никому, кроме тех, с кем она собралась уехать.
Ну, евреям нагадить – еще понятно. Но ей-то за что? Всю жизнь работала как проклятая. Заработала копеечную пенсию. На старости лет кормилась тем, что в деревне под Можайском выращивала картошку. И в основном ею и питалась. Труд, кстати, каторжный. Хотя картошка у нее была очень хорошая. Но допустить, чтобы работники ОВИРа в полном составе остались жить в России, а эта старушка уехала и перестала горбатиться, отдохнув напоследок, чиновники не могли. И не допустили. Другого объяснения нет.
Именно на мелких сволочизмах такого рода, в конечном счете, государство и сломалось. Много частных случаев сложились в общую систему отношений. «Они притворяются, что нам платят, а мы – что на них работаем». Рабский труд, как известно из работ классиков марксизма-ленинизма, непроизводителен. Да и родная власть довела население до полного цугундера. Убедительно доказав, что как она всю жизнь смотрела на народ, как оккупант на партизана, так смотреть и продолжает. Что многое объясняет в новейшей истории страны.
Это же надо было так постараться, чтобы довести лояльных, в массе своей искренне верящих в светлое будущее людей до чемоданного настроения. Причем, вопреки тому, что писалось в газетах, отнюдь не обывателей, мещан и асоциальных элементов. Барыг и фарцовщиков. Теневиков и воров в законе. Торговых работников и жен торговых работников. Но детей и внуков тех, кто за эту власть пролил реки крови – своей и чужой. Дрался и погибал. Надрывался на народных стройках и гробил здоровье на целине. Писал перед боем: «Если погибну, прошу считать меня коммунистом».
Никто из них никуда бы не поехал. Если бы можно было свободно, без проблем съездить к родственникам и вернуться. Или просто посмотреть, как там живут. Без выездной комиссии, райкома и обкома. Без рекомендации парткома, профкома и комитета комсомола. Без выездной визы – если тебя куда пускают, так и езжай туда, куда пускают. Если бы можно было без ограничений писать и звонить. Зная, что никто не вскроет твоих писем и не будет прослушивать твой телефон. Хотя тут, с телефоном, особый случай.
Страна вообще со стороны выглядела как большая тюрьма, разбитая на отдельные зоны. Поскольку речь шла вовсе не о том, что за границу звонить не разрешалось. Разрешалось. И не о прослушке речь. А просто неоткуда было. Не соединяли. Разве что с Главного телеграфа, из кабинки. По вызову телефонистки. Но ведь и внутри страны в половину населенных пунктов позвонить было невозможно. В том числе потому, что кодов этих городов не было ни в одном справочнике. Оборонный завод – и все. Молчание в телефоне. Кому надо, знает код. Кто знает код, тот туда дозвонится. Но это только если знает. Прочие родственники, знакомые и потенциальные брачные партнеры перебьются. Такое вот поле чудес. Размером во всю страну дураков – от края до края.
Никто никуда бы не уехал, если бы не было в СССР веских оснований для распространенной шутки «меняю одну национальность на две судимости». Если бы евреям не строили препон в карьере. Позволяли быть на равных и ценили, как и всех остальных. По результатам. Если бы не выстраивалась в стране система, подразумевавшая, что евреи – это какой-то урод в семье советских наций. Как об этом и писал ироничный, талантливый и хлебнувший лесоповала Игорь Губерман.
Так вот, жизнь в интернациональном СССР строилась в соответствии с негласной табелью о национальных рангах. Автор в школе этого в старших классах нахлебался по самое горло. На собственном опыте и шкуре. Поскольку любые сигналы такого рода люмпен – хоть прорвавшийся во власть, хоть оставшийся в привычном и комфортном для него состоянии быдла – воспринимал и воспринимает инстинктивно. Этих сигналов страстно ждет и просит. Всегда. Судя по всплеску интереса нынешних «санкт-петербуржских казаков» к сфере высокого искусства, включая музей Набокова и Эрмитаж. Хотя времена вроде бы не те. Или пока еще не те.
Евреи и примкнувшие – до трети общей численности эмигрантов – не поехали бы куда глаза глядят, чтобы только успеть уехать, если бы в стране была нормальная атмосфера. Просто нормальная. То есть не существовал негласный запрет на профессию. И на получение профессии. И на много что еще. Но это из серии благих пожеланий, типа «если б я был русский царь». Как говорит народная пословица, если бы да кабы, да во рту росли грибы. А если бы у бабушки были яйца, она была бы дедушкой. В реальной жизни начальство, в первую очередь партийное, своей придурью и своей идеологией достало до печенок.
Включая ветеранов, которым осточертело слушать про евреев, «воевавших в Ташкенте». Людей с повышенной личной порядочностью, которым обрыдло вранье властей по любому поводу и на любом уровне. А также молодых талантливых ребят, которых сначала не принимали в вузы, а потом не принимали на работу. Рубили диссертации. Трепали нервы на бесконечных комитетах и комиссиях, в которые валом шли бездельники и пустозвоны.
Эти именно там делали карьеру. А потом решали судьбы людей, стоивших больше, чем все они вместе взятые. Изобретений, сделать которые они сами не могли по скудоумию. Проектов, нужных стране, но бесполезных для них персонально – и зарубленных на корню. А также фильмов, книг и всего прочего творческого и художественного. Которое они не понимали, понять не могли и, кстати, по сей день не понимают. Да они и не старались. Но нутром чуяли – это не их. И отправляли на полку. В лучшем случае. Что, впрочем, все эти никуда не исчезнувшие персонажи делать продолжают, и даже с немалым успехом. Только не в СССР, а в России. В мало-помалу добиваемых их усилиями образовании, науке и культуре. Религии. И других сферах жизнедеятельности.
Близкий родственник, родом из того же довоенного Днепропетровска, дядя Саша Уголев, великий физиолог, академик и много что еще, как-то с большим юмором рассказывал историю своего общения с заграничными коллегами. Дело было не при Сталине, а в самую что ни на есть хрущевскую «оттепель» и в последующие времена. Рассказ имел место быть в 1970-м. Десятилетний автор тихо сидел в углу огромной ленинградской квартиры, положенной светилу согласно статусу. Читал выданную ему, чтобы не мешался под ногами у взрослых, «Планету обезьян» Пьера Буля. Грыз ванильные сухарики. И был вполне счастлив. Но краем уха слушал и мимоходом запоминал.
Так вот, академик Уголев был величиной мирового класса. Как потом объяснили повзрослевшему автору профессионалы – крупнее Павлова. Только жил в другие времена. Много работал с космосом. Потому что пилотируемая космонавтика – это не только железо сложных и сверхсложных конфигураций. Это еще и люди. Точнее, в первую очередь люди. Которые верхом на этом железе и летают. Физиология тут – первейшее дело.
Был Александр Уголев всемирно известен. Но за границу его из соображений секретности не выпускали. Хотя к материальным благам он был равнодушен и даже тем, что ему было выделено по статусу, не занимался. Этим ведала его жена, тетя Соня, пока он работал, двигая науку. Настолько хорошо двигая, что сама идея о том, что он может где-то остаться и бросить свои исследования, своих аспирантов и свои проекты, для него просто не существовала.