Просвещенные единственно верным учением и взбодренные погромами, голодом и чистками классово чуждых элементов и националистов евреи остались в ведении Евсекции. Желающие могут причаститься «Электронной еврейской энциклопедии» и свериться с соответствующей статьей. Грызня там внутри шла еще та. Хотя люди были талантливые. Яркие. Преданные делу своей жизни до фанатизма. Делом этим было построение нового мира и существование евреев в этом новом мире в качестве равноправных граждан. Свобода, равенство, братство. Новый человек на новой земле. Отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног. И прочее из той же сферы революционной романтики.
В итоге извели массу приличного и еще больше не очень приличного народу. Изнасиловали природу человеческую и, во многом, страну. Положили собственную жизнь, счастье близких и будущее детей – своих и чужих – под рельсы, на которых, по их представлению, стоял «локомотив истории». И сгинули, часто бессмысленно и страшно. А языком победившего на короткое время течения был, разумеется, идиш. Который в отместку, в палестинском сионистском ишуве, был в рамках становления иврита в качестве государственного языка будущего Израиля изведен под корень. Хотя и отдельно от носителей.
Поскольку на территориях, где евреи контролировали ситуацию, они поступали друг с другом и окружающими куда либеральней, чем было принято в ту эпоху. Соответственно, несмотря на перекосы и репрессии, к концу 30-х еврейский национально-культурный автономизм в СССР дал свои плоды. Свидетельством чего были еврейские сельскохозяйственные колонии и дальневосточная автономия с центром в Биробиджане, ГОСЕТ и Киевский институт еврейской пролетарской культуры, еврейские музеи и газеты, и много что еще. Чего больше нет. И не будет. Поскольку больше нет того народа, для которого это было частью жизни: евреев, говорящих на идиш. Они остались разве что в горько-соленых от слез, ироничных и точных, будто его собственной кровью написанных, книгах Эфраима Севелы. Очень полезных для воспитания в подрастающем еврейском организме понимания жизни как она есть.
Кроме нескольких тысяч стариков, современные евреи и потомки русских евреев, уехавших из Российской империи и СССР, говорят на русском, английском и иврите. Преимущественно. Времена, когда Соломон Михоэлс, Перец Маркиш, Ицик Фефер и их коллеги по Еврейскому антифашистскому комитету были кумирами миллионов и поднимали заходящиеся в аплодисментах залы, прошли. Они не были ангелами и прошли жестокую школу жизни. Не стеснялись расправляться с идеологическими противниками и конкурентами. Но когда расправились с ними самими, тишина настала оглушительная. Кладбищенская тишина. Потому что они оказались последними.
Вот, еще вчера евреев были – миллионы. Третий народ в империи после русских и поляков. Напомним, не было в стране до революции никаких отдельных Украин и Белоруссий. Были они частью России. Губернии как губернии. Ну, и население было как население. Очень любопытно в этой части воскресить в памяти результаты дореволюционной переписи – они вполне доступны, в том числе в Интернете. Модная была штука, начальство благоволило и способствовало. И ученые в стране были еще по-европейски скрупулезные и озабоченные собственным реноме – хорошо провели. Казаки, поморы, малороссы, etc. И на этом фоне шесть миллионов – это было много.
Плюс избыточная еврейская активность в свободных профессиях и политике. Тем более что до поры, при царе-батюшке, туда не очень-то пускали. На этом фоне карьерные и творческие перспективы, открывшиеся поначалу перед евреями в СССР, дали настоящий фейерверк фамилий и имен. Взрыв талантов. Во всех областях, включая те, в которых евреи до того отродясь замечены не были. Несмотря на колоссальный урон, понесенный ими вследствие репрессий, эмиграции и войн – особенно Великой Отечественной войны. Но чтобы до такой степени вдруг настал конец – этого не ожидал никто. Только что – не протолкнуться. И внезапно никого.
Не то чтобы послевоенная атмосфера настраивала на оптимизм. Гибель местечек. Расцвет антисемитизма на бывших оккупированных территориях. Миллионы и миллионы отсидевших или не отсидевших свое коллаборационистов, которые евреев не любили. Как не любили они и советскую власть. Но советскую власть они боялись. А евреев – что их было бояться? Рассыпанный набор Черной книги. Запрет, наложенный государством на любую информацию о Холокосте. Расправа власти с творческой интеллигенцией – при том, что ни Ахматова, ни Зощенко не были евреями. Что, впрочем, им не очень помогло. Уничтожение всего еврейского, что еще уцелело после Гитлера. Включая и Еврейский антифашистский комитет.
Наконец, дело врачей и подготовка к поголовному выселению советских евреев в Биробиджан. По их собственной просьбе, поддержанной прочими прогрессивно и конструктивно мыслящими трудящимися. Подготовка началась с массированной кампании в прессе, к которой присоединились все. В том числе конформисты, которые сами по себе против евреев ничего не имели. «А сало русское едят» – это Сергей Михалков. Талантливый создатель «Дяди Степы». Трижды автор одного и того же государственного гимна. Музыка которого, не имевшая к нему никакого отношения, на самом деле чудо как хороша, а над словами угорали школьники на протяжении десятилетий. Патриарх и великий царедворец от литературы. Последние восемь лет сталинского режима не случайно родили анекдот о том, что вождь умрет в еврейский праздник. Потому что любой день, когда его наконец-то не станет, у евреев будет праздником.
Автор не зря обозначил тему как «от Евсекции и Михоэлса до Вергелиса и ЦК». По большому счету, потом до самого конца советской власти в стране ничего серьезного на еврейскую тему и не было. Как в американских прериях после отстрела бизонов. Или в лесах, когда перебили странствующих голубей. Вот только что было множество множеств. Мириады. И никого. Один Вергелис на «Советиш Геймланд». Как та последняя голубка в зоопарке города Цинцинатти. Только с куда худшей репутацией. Поскольку, когда всех забрали, запретили и расстреляли, он остался последним не случайно.
Те, кто это время помнил, при его упоминании сильно вздрагивали. И обходили редакцию на улице Кирова, нынешней Мясницкой, стороной. Но, повторим, в поздней советской номенклатуре за все еврейское, что происходило в стране вне пределов Еврейской автономной области, отвечал именно он. При том, что он сидел в Москве. И от него до площади Дзержинского, а также до Старой площади было рукой подать. Чем не воспользовался бы только ленивый. А им он точно не был. В чем в чем, но в лени Вергелиса упрекнуть было нельзя.
Начальство он особой заботой о евреях не беспокоил. Не Михоэлс. Но, как говорит пословица, г-но всегда всплывает, и именно оно поверху и плавает. Строительство еврейских культурных институтов его волновало исключительно с личной точки зрения. Выявлять и пресекать инициативы. Помнить свое место. Не зарываться. Не заноситься перед вышестоящими. Но уж свое кресло главреда отстаивать насмерть. Не рисковать. Никогда, ничем и ни из-за чего. Не позволять себе иметь принципы. Тихо строить карьеру литчиновника, специализирующегося на узкой теме, внутри страны, не забывая о зарубежных поездках. Конкурентов душить в зародыше. Кого имело смысл – использовать в собственной структуре. В качестве перспективных сотрудников и прочих рабочих лошадей. Вышеупомянутые Бейзер, Чернин… Впрочем, в случае последнего он сильно ошибся.
Велвл Чернин принадлежал к непоротому поколению. Характер имел кремневый, талант большой, принципы твердые и куда больше походил на яркие еврейские фигуры из 20-х, чем на прибитых на веки вечные ужасом перед системой идишистов конца 50-х – начала 60-х, на которой Вергелис построил свой журнал. Где он был царь, и Б-г, и воинский начальник. Так ведь поэтому и ЦК больше нет, и Вергелиса нет, и монополии его на все еврейское в стране тем более нет. А эрудит, писатель, поэт, историк и этнограф Чернин – есть. Пишет стихи, занимается переводами с идиша и испанского и отличный политолог. Причем не только безо всякого ЦК, но и без благословения его бывшего шефа – Вергелиса. Который этой деятельности явно бы не одобрил.
Как бы то ни было, всю советскую власть руководство страны пыталось выбрать кого-то одного, назначить его главным евреем и с ним решать все возникающие по поводу евреев вопросы. Не обязательно человека – часто структуру. Или под этого человека такую структуру создать. Что более чем объяснимо и дает рецидивы до сих пор. Так уж она, власть, устроена. Причем не только в СССР и России. Везде было и есть примерно одно и то же.
В свое время президент Гарри Трумэн, озверев от потока еврейских просителей, потребовал от Нахума Голдмана структурировать поток и создать единую организацию, которая бы обращалась в Белый дом. В итоге чего и была создана Конференция президентов основных еврейских организаций Америки. Так, надо сказать, что он мало чем отличался от Иосифа Сталина в его отношениях с Соломоном Михоэлсом. Если не считать конца этой истории. Поскольку Голдман умер своей смертью, а «Канференс оф президентс» существует до сих пор. В отличие от убитого Михоэлса, а также разогнанного и по большей части расстрелянного Антифашистского комитета.
Опять-таки, во времена совсем новые президент Барак Обама со товарищи бодро создали (варианты для юристов, которым предстоит работать с будущими исками американской стороны к автору: инспирировали, инициировали, способствовали созданию, приветствовали создание, использовали в своих целях чужую инициативу) Джей-стрит, до боли напоминающую Антисионистский комитет советской еврейской общественности 80-х годов. Куда конь с копытом, туда и Сорос… Ну, о том, какую роль в борьбе за американские еврейские голоса и деньги на антиизраильской арене сыграл этот международный аналог Березовского – тема отдельная.
Но повторим еще раз: со времен незапамятных и до сего дня было, есть и будет. Власть не хочет понимать, как там оно у евреев устроено. Никакая. Хоть Царь Царей Персии. Римский император. Халиф. Или Османский султан. Хоть советская власть. Или американская. Хочет она простоты. И персоналий. Ответственного за союзное государство лояльного царя. Например, Ирода. Первосвященника. Или патриарха-наси, если уже храм разрушен. Гаона. Или Хахам-баши. На худой конец, главного редактора или хотя бы главного раввина. Но непременно своего. Прикормленного. Вхожего в кабинеты – куда и когда пускают. И лояльного.
В свою очередь, в отечественной еврейской околополитической общественности во все времена присутствовало стремление войти в еврейский официоз, признанный властями страны в качестве такового. А при особой удаче его и возглавить. Многие пытались. И у некоторых это даже получалось. С соответствующими, как правило, печальными результатами для них лично и для евреев как народа. Что к концу СССР дало такую мощную прививку от этого, в общем-то, понятного желания всем более или менее уважаемым и уважающим себя персонажам еврейской России, что новым властям пришлось персон такого рода искать среди импортированных варягов и собственных сенаторов.
Хотя в качестве наследников Вергелиса и американский раввин итальянского происхождения Берл Лазар из синагоги в Марьиной Роще, и российские сенаторы Слуцкер и Шпигель не очень преуспели. Времена не те. Евреи не те. Страна не та. Да и власть в этой стране, сколько ее в авторитарных наклонностях ни обвиняй, тоже не та. В чем и для страны, и для ее евреев есть несомненная польза. По крайней мере, по сравнению с советской системой. Которую склонные к иронии куда больше, чем к чинопочитанию, знатоки животного мира из числа еврейского независимого движения невежливо, но справедливо именовали однопроходной. Намекая, помимо прочего, на репутацию изрядной ехидны, которой пользовался заполнявший своей персоной этот проход главный редактор «Сов.Г.».
Как бы то ни было, сколько евреев ни строй, все равно они построение нарушат. Народ такой. Который римлянин и философ Сенека называл жестоковыйным. Хотя вернее было бы сказать проще, хотя и грубее: упертый народ. Но римляне любили красивые позы, жесты и фразы. Которые мир помнит, когда от самих римлян и следа уже не осталось. На самом же деле евреи – пластичнейший народ. Гибчайший из гибких. Добровольно ассимилирующийся, как мало кто еще. Но именно что добровольно. И страшно склонный к бардаку. Или, как это называют в еврейских структурах, к балагану. С ударением, если структуры американские, на первый слог.
Анархия это или демократия, доведенная до состояния анархии, – Б-г его знает. Но то, что еврейская активность вышибет любую пробку, автор знает на собственном опыте. В том числе на примере ЦК, куда ходил. Самиздата, в публикации которого принимал активное участие. Изучения иврита, который, в конечном счете, так и не выучил. И прочих еврейских сюжетов. Вроде сохранения памяти о Холокосте. Противостояния активным антисемитам всех и всяческих разновидностей. Включая отечественных фашистов и их ближневосточных братьев по духу. Строительства многого множества еврейских организаций. И борьбы за сохранение на карте государства Израиль. В том числе против значительной части израильского истеблишмента. Заинтересованного исключительно в личном, при всех криках о национальном и общественном.
Тора в двух чемоданах
Пятикнижие Моисеево, оно же Тора, на фотобумаге занимает два объемистых чемодана. Которые как раз умещаются под односпальной польской тахтой. Цвет поролонового матраца значения не имеет. У автора он был зеленый. Не суть. Помянутая Тора принадлежала Зеэву Гейзелю, будущему израильскому политологу и компьютерщику, которого тогда автор знал еще плохо. И хранилась под тахтой два года. Пока Гейзель не уехал, завещав этот сосуд и светоч еврейской мудрости кому-то другому. Кому – уже и не упомнить. После чего два тяжеленных чемодана уехали к новому хозяину. И исполненная кроткого терпения жена автора, с которой он к тому времени прожил не тридцать лет, как на момент написания этих строк, а только пять, перестала просить его передвинуть эти кирпичи каждый раз, как мыла пол. А мыла она его часто. В общем, хотели исторических корней евреи? Нате.
К концу 80-х однокомнатная квартира на Нагатинской, которую автор получил на молодую семью в результате размена коммуналки на Годовикова, была завалена еврейским самиздатом в достаточной степени, чтобы его, при случае, хватило на приличный срок. Тем более что изготавливалось бесценное еврейское духовное наследие на потоке. Масштабы потрясают воображение даже сегодня, когда все то, что было запрещено, давно разрешено. И типографии можно найти едва ли не на каждом углу. Личный состав, задействованный в технологическом процессе, – почти батальон. Суммарный годовой тираж – под сто тысяч экземпляров. Все, что вы хотели узнать о евреях, но боялись спросить.
Плюс архив. Библиотека. Система распространения. В масштабах Союза. Где были евреи – туда и везли. А где их не было?! И так до того, как в конце 1989 года в Риге, которой запреты центра осточертели, как осточертел и сам центр, вышел первый официальный журнал. «Вестник еврейской культуры». Процесс пошел семимильными шагами.
Был выпущен географический справочник по Израилю – спасибо за копирайт израильской «Библиотеке Алия». Первый в стране за десятилетия еврейский календарь вместе с американской просветительской организацией ХАМА. Которую до сих пор возглавляют те же интеллигентные русские хабадники, что и тогда. Цвет и лицо русско-еврейской ортодоксии. Хабад с человеческим лицом. Дай Б-г здоровья им самим, их семьям и всем их сотрудникам – еврейским и нееврейским. Бывают же среди датишников, или «шхорим», как называют евреев-ортодоксов, соответственно, на американо-русском и израильском сленге, не просто приличные, а по-настоящему замечательные люди!
Следом был выпущен сборник еврейских сказок «Царица суббота». И еще одна книга сказок, в оригинальных переводах пермской четы Бурштейнов с блестящими иллюстрациями Егорова. Которую влиятельные идиоты из Еврейского Агентства немедленно раскритиковали, заподозрив в скрытом антисемитизме. На том для них несомненном основании, что евреи на картинках были черняво-брюнетистые. И были у них, евреев, длинные носы. С горбинкой. Что, по мнению израильских бюрократов, было злобной пародией. Пасквилем. И несомненной идеологической диверсией, достойной расследования. Пресечения. И прочих кар.
Автор тогда был молод и наивен. И впервые столкнулся с фантасмагорическим кретинизмом израильской бюрократии. Которая ни в чем не уступала и не уступает своим аналогам из Японии, Франции, Соединенных Штатов или СССР. В связи с чем удивился до крайности. Он не предполагал, что евреи, тем более израильтяне, могут быть такими тупыми. Ну, так вообще, мало ли чего он себе не предполагал. С годами понял: могут. И привык. А в самом деле, чего хотеть от израильтян, если они уже начальники и, тем более, официальные лица? В диаспоре надо напрягаться. Шевелить извилинами. Учиться думать собственной головой. И вообще учиться. А в родном еврейском государстве – зачем?! Что не так уж бессмысленно. Ибо человеку, как и текущей воде, свойственно двигаться по пути наименьшего сопротивления.
Как бы то ни было, подготовленный к изданию вскоре после упомянутого скандала до состояния типографских пленок том «Еврейской кухни» с иллюстрациями того же Егорова завис. Но уже не из-за того, что кому-то что-то не нравилось. Автор, как истинный еврей, отличался упрямством и той самой жестоковыйностью. Художник был его институтским другом. И генетически не чужд избранному народу. Даже можно сказать, сильно не чужд. Но тема сдохла. Не книгоиздата как такового. Но еврейского – таки да. Выяснилось, что в подпольные времена евреи жить без своих книг не могли, расхватывали их как горячие пирожки, и издавать их можно было любыми тиражами. Официальные типографские экземпляры тем более брали влет. Но исключительно на халяву. Для плохо понимающих великий и могучий русский язык: бес-плат-но. И никакие рекламные трюки тут издателям не помогали. За детективы платили. За фантастику. За приключенческую и детскую литературу. А за еврейскую – нет. Разве что коллекционирующие ее антисемиты. Рынок такой сложился.