- А вот как снимать кардинальные проблемы, позвольте уж решать нам, Геннадий Илларионович! - рассердился Кип Смайлинг. - Вы с вашими бесконечными кляузами стали в нашей Управе подлинным посмешищем! Я с ужасом думаю, что буду принимать делегацию "Мицуи", и вдруг в кабинет ворветесь вы с этой ахинеей... Да после такого ни одна уважающая себя фирма не станет иметь с нами дела! А я головой отвечаю!
- Э, постойте, - сказал я, забыв о цимексах.- Вот вы тут, в кабинетах, часто говорите, если что: "Головой отвечаю, головой отвечаю!" А разве хоть одного из вас за развал работы приговорили к высшей мере наказания? Это что, насчет головы - просто поговорка такая?
Кип Смайлинг оторопел.
- Да нет, - пробормотал он наконец. - Конечно, головой, а чем же еще? Меня спрашивают - я отвечаю... ротом... А рот где? На голове. Вот и выходит - головой отвечаю... Мы все головой отвечаем, все люди... Эльвира! завопил он вдруг.- Ты опять ко мне ненормальных пускаешь и пьяных!
Я заглянул в планчик и пошел от греха подальше, поскольку Геннадий Илларионович Колесников - имя русское и неубедительное, а цимекс летулярия - иностранное и мало ли кого может обозначать!
Во храме науки
Эту массивную дверь украшала табличка "Отдел науки на марше". За дверью притаился громадный зал, вдоль стен шли панели приборов, перемигивались разноцветными огоньками. Но, приглядевшись, можно было увидеть, что это - сотни давно списанных радиостанций. Но все равно красиво! В торце зала по дисплею плыли ряды знаков и цифр. Поперек зала бежала дорожка транспортера; по дорожке, стараясь удержаться на одном месте, трусил высокий пожилой мужчина с лысой головой и костистым лицом, выражение которого было необычайно мрачным и озабоченным. Мужчина был одет в дорогой тренировочный костюм, на запястьях у него были металлические браслеты датчиков с проводами, уходящими в стены. Бежал мужчина, судя по его лицу, уже не час и не два.
- Располагайтесь,- бросил он, не взглянув на меня.
- Где? - спросил я, потому что было негде.
- Да вон на лопинге хотя бы. Время дорого, лопинг стимулирует мозговую деятельность, проведем беседу в темпе. Вероятно, вас интересуют достижения науки за последние два дня?
- Нет,- сказал я.- У меня заявление...
- К дьяволу бумаготворчество! - воскликнул мужчина.- Значит, так: в беседе с нашим корреспондентом академик Фарафонтов указал... Вы пристегнитесь к лопингу-то, пристегнитесь, а то еще выпадете...
Меня стало крутить вниз головой и по-всякому. На пол посыпались документы, мелочь, авторучка. Но мыслилось и вправду хорошо, поэтому я быстро и складно изложил академику Фарафонтову свою беду, не забыв присовокупить наперед, от кого я.
- Хэ, Страмцов, - сказал академик.- Как же, как же. Крупный специалист. Мы с ним у Трофима Денисовича работали, давали бой мракобесам и обскурантам... Его, Страмцова, хотели было залечить врачи-вредители, да он их опередил... Ну и тем лучше, что вы не корреспондент. Дорогой мой! Как редко нам, представителям так называемой чистой науки, предоставляется возможность поговорить вот этак запросто, по душам, с делегатами умственной периферии, этой своеобразной интеллектуальной глубинки нашего времени... Кстати, батенька, слышали анекдот про Рюрика и Марика?
- Нет, - соврал я и выслушал эту историю еще раз. Натужно посмеялся и спросил: - А мне-то что делать? Меня начало вращать параллельно полу.
- Думать, батенька, думать, - посоветовал академик Фарафонтов.- Думать всегда, а не только в ночь с пятого на десятое... Всматриваться в прошлое, предвидеть грядущее... Вот вы готовы огульно, одним махом отмести от человека целый вид... А кто заполнит экологическую нишу? Цимексы - я надеюсь, мы не будем употреблять отвратительного простонародного определения - возникли миллионы лет назад. И что же они делали все эти миллионы лет?
- Донимали динозавров! - сказал я, пытаясь заправить рубашку в штаны. Крутило снова через голову.- И динозавры, помучавшись, вымерли...
- Опасное заблуждение! Нонсенс! Они ждали появления человека! Они готовились к этому, отказывая себе решительно во всем. В темных пещерах, питаясь кровью омерзительных летучих мышей, они ждали... И вот, когда появились приматы, они пришли на помощь и сделали человека разумным!
- Так разве не труд? - удивился я и заткнулся, потому что стало лихо.
- Труд - само собой,- сказал академик Фарафонтов и вытер со лба пот.Но, батенька, все эти миллионы лет цимексы копили и хранили в себе мутационные гены! Помилуйте, иначе зачем им околачиваться возле человека? Комар глуп, комар всех кусает, а они... Если мы наложим карту распространения цивилизаций в Средиземноморье на карту распространения цимексов, они совпадут!
- Ну и что? - простонал я. Крутило поперек.
- Некоторых смущает, что эпицентр миграций находится на Ближнем Востоке, - продолжал академик.- Но мы-то с вами же русские интеллигенты...
- Может, я и интеллигент,- сказал я, борясь с тошнотой, - но я не толстовец и не гусар-схимник. Я живьем съесть себя не дам! И если наука бессильна...
- Кто это вам сказал? Что вы, батенька, несете? Как может наука быть бессильной, когда она сама превратилась в производительную силу! Документы читать надо! Да, по нашим наблюдениям, количество кровососущих пока еще превышает потребности современного человека. Но потребности-то возрастут! Так что наука и здесь на марше... Кстати, вы знаете, что самка цимекса за одно кормление высасывает максимум семь миллилитров крови? Значит, вы располагаете практически неограниченными природными ресурсами, вас хватит на... э-э-э... да, вы можете обслужить одновременно более семидесяти тысяч особей! Как многостаночник!
- Нет,- закричал я.- Никого я не буду обслуживать! Я их давить буду, как... как цимексов вонючих!
- Экий вы экстремист, батенька,- укорил академик.- А что бы вам предложить им разумную альтернативу?
- Что-о? - И меня закрутило еще быстрее.
- Скажем, расставлять по углам блюдца с черной икрой...
- Еще чего!
- Да знаете ли вы, что переброска стока северных рек на юг заставит многих насекомых изменить привычные пути миграции? Вместе с животворной влагой уйдут они в безводные степи и там включатся в преобразование их в плодородную житницу...
Мне наконец удалось расстегнуть ремни и выпасть из лопинга.
- А если их байкальской водой травить? - спросил я.
- Э-э, батенька, да у вас аналитический ум! - засмеялся академик.- В самый корень глядите - похвально, похвально... Нет, к сожалению, вода Байкала станет пригодна для этого не завтра - понадобятся еще годы и годы напряженного труда. Дорога цена, которую платит человечество за познание таинств природы, но все же не дороже денег...
Тут в селекторе раздался пронзительный женский голос:
- Товарищ Фарафонтов! Академические пайки дают!
Собеседник мой моментом освободился от браслетов и проводов и побежал по дорожке в стену. Стена расступилась, пропустив его. Судя по тренировке, прибежать за пайком академик должен был самым первым.
Сергей Сергеевич
Я тоже не задержался во храме науки, тем более что по селектору завопил тот же голос:
- Он к Фарафонтову без допуска ходил! Сергей Сергеевич, что там в пропуске положено: зайчик или лягушечка? Я его словесный портрет запомнила...
"Э,- подумал я,- да тут с именем Страмцова залететь можно. Вот и доску мемориальную чуть не расколотили. Никто здесь не хочет мне помочь, и вообще они, кажется, подкуплены этими... с колюще-сосущим аппаратом..."
И тут в коридор вышел мужчина с ласковым и светлым лицом. Он улыбался и очень приветливо манил к себе при помощи согнутого указательного пальца.
- Привет, друг! Я от Страмцова! - закричал я.
- От Страмцова так от Страмцова,- сказал мужчина, не ослабляя накала улыбки. - Нам-то что? Мы же умные люди. Зайдите ко мне, и поговорим. Я о вашей беде все знаю, слухами земля полнится. Вашу беду я разведу этими вот руками...
Он показал руки, чисто вымытые и нерабочие.
- Зовите меня просто Сергеем Сергеевичем, - сказал он и пропустил меня за дверь. В кабинете было уютно и полутемно. Сергей Сергеевич включил лампу и указал мне сесть в кресло. Сесть я сел, но свет бил в глаза. Попытался передвинуть кресло, но оно было привинчено. Сергей Сергеевич предложил мне закурить и сказал:
- Что же это вы?
- Что же это я что? - спросил я.
- Не валяйте дурака,- поморщился Сергей Сергеевич. - Вы прекрасно знаете, о чем идет речь. Лучше вспомните, кто вам внушил мысль о необходимости бороться с этими, как вы выражаетесь, кровососущими? Небось на четных этажах этих мыслишек нахватались?
- На четных этажах не был,- сказал я.- А что там?
- А то вы не знаете? - спросил Сергей Сергеевич.
- Не знаю,- ответил я.- Может, другая Управа?
- Еще чего, - возразил Сергей Сергеевич.- Просто там все сильно умные стали, много о себе понимают, а элементарной методологии освоить не могут.. И все-таки, кто внушил?
- Сами они и внушили своим поведением...
- Ну, бросьте, - перебил Сергей Сергеевич. - Нашли тоже отговорку. Что они могут внушить - разве что легкое омерзение. А здесь действовала рука опытная, вы меня понимаете? Понимаете, под чью дудку вы пляшете? То-то. Вот у вас есть знакомый - Печенегин. Он анекдоты загибает - так?
- Да как все в курилке,- сказал я.
- Как все, да не как все! К примеру, какой процент среди этих анекдотов посвящен именно кровососущим? Не пробовали подсчитать? Если бы попробовали, то убедились бы, что процент этот непомерно высок. А вот помните такой анекдот: как они с мороза диван назад в квартиру затащили?
- Ну, помню...
- А под морозом-то что имеется в виду? А под диваном кто? Не делайте удивленное лицо. Да и сами вы... Вот на вас тут целый ряд заявлений поступил и сигналов: ходит, мол, по Управе и распространяет анекдоты про Рюрика и Марика!
Я онемел от такой наглости.
- Невинный вроде бы анекдот, но он противопоставляет Марика Рюрику, бросает тень на их сложившиеся взаимоотношения... Пожалуй, следует сообщить о ваших делишках куда следует...
- Так я же от Страмцова...- пролепетал я.
- Ну и что? - спросил Сергей Сергеевич и выпустил сигаретный дым прямо мне в лицо.
А в самом деле, ну и что, подумал я. Сколько можно за этого Страмцова прятаться? Да ему грош цена, Страмцову этому ихнему...
- Да плевать я хотел на вашего Страмцова! - закричал я.- Кто он такой, этот ваш Страмцов? Проходимец, такой же, как вы все тут! Да вы знаете, кто я сам-то такой? Колесников я, Геннадий Илларионович! Мастер участка сборки! Ясно вам? Колесников я! Колесников!
Никогда в жизни моя фамилия не производила на человека такого убийственного впечатления. Сергей Сергеевич побелел, выключил лампу; сигарету, из которой давеча дымил мне в лицо, затушил об собственный дерзкий язык, потом замахал ручками вокруг моей головы, устраняя дым.
- Только не волнуйтесь! Только не волнуйтесь! - повторял Сергей Сергеевич.- Дадим справку на отгул! Билет на Пугачеву! Дачный участок десять соток! Арабский гарнитур! Я вас не знаю, вы меня не знаете!
- Колесников я!
Сергей Сергеевич заметался по кабинету в поисках чего-нибудь хорошего, чтобы отвлечь меня, но ничего хорошего у него в кабинете не было. Тогда он ухватил плюшевую штору и стал обмахивать меня свежим воздухом. От этого над окошком выскочил гвоздь, гардина сорвалась и ударила Сергея Сергеевича по голове. Я удовлетворенно улыбнулся, но ненадолго: другой, припозднившийся конец гардины накрыл и меня.
Идея фикс
Очнулся я от прикосновения к лицу чего-то медицинского. Милая женщина в белом, почти что Юлия Белянчикова, гладила меня по губе ваткой с нашатырем.
Я стал отплевываться и совсем пришел в себя.
- Как вы себя чувствуете? - спросила врач.
- Превосходно, - ответил я. - Только по ночам донимают...
- Я знаю,- кивнула она.- Я ознакомилась с историей вашей... то есть с вашей историей. Разумеется, то, что произошло в ночь с пятого на десятое, ужасно...
Я лежал на столе в том же кабинете. Было очень светло из-за сорванных штор. Я посмотрел вниз. Плюш лежал на полу, по нему пробегали как бы волны: то норовил выползти тоже очухавшийся Сергей Сергеевич.
- А они часто досаждают вам? - спросила врач.
- Часто,- сказал я.- Может, медицина поможет?
- По ночам? - уточнила врач.
- По ночам,- подтвердил я.
- Они ползают по вас? То есть по вам?
- Ползают,- вздохнул я.
- А у них есть ручки и ножки? - спросила врач и приблизила ко мне свое милое лицо с ясными глазами.
- Есть, конечно,- сказал я, закрыв глаза.- И ручки, и ножки... Вернее, лапки...
И попытался взять ее за руку.
Она не позволила и, еще приблизившись, прошептала:
- А они не кричат при этом тоненькими голосами: "Ты наш! Ты наш! Мы убьем тебя!"
Так вот к чему ты меня склоняешь, красавица врачиха! Ты еще спроси, какое сегодня число, заставь перечислить дни недели и страны, входящие в блок АНЗЮС!
- Как часто у вас бывают головные боли? - спрашивала врачиха.- Как давно пьете? С каких пор начали испытывать влечение к домашним насекомым?
Никаких ответов я ей не давал, да она и не ждала их. Нет, голубушка, не выйдет!
- Я от Страмцова! - сказал я, позабыв от удара, что и сам являюсь Колесниковым.
- Не-ет, миленький,- прошептала врачиха.- Тебе кажется, что ты от Страмцова. Это у тебя идея фикс. А теперь мы тебя отведем в палату, там некоторым тоже кажется, что они от Страмцова... Там и Страмцов твой сидит ему кажется, что он от Блатюка... Там ему и расскажешь свой анекдот про Рюрика и Марика... А то мозги мне компостировать взялся! В ночь с пятого на десятое! Сейчас как вкачу укол, психопат!
Лицо ее изуродовалось неженской и нечеловеческой злобой. Честное слово, я никогда ее раньше не видел и не обижал!
Я и санитаров не обижал! Попробуй обидь таких! Два метра на два! Врачиха обнажила шприц, санитары стали обнажать меня. Тут я от страха вспомнил, что я и сам, поди, Колесников!
- Эй, друзья, полегче! Колесников я!
И негромко вроде сказал. Санитары отпрянули. Один вырвал у врачихи шприц и шарахнул его об пол. Другой покрутил пальцем у виска:
- Психическая! И не лечится!
- Сама лечит! - пояснил другой, растирая шприц в порошок.- Мы за тебя, дуру, сидеть не собираемся! - объявили санитары хором и пошли прочь. Сергей Сергеевич высунул голову из плюша, напугался и втянул ее назад. Врачиха попросила прощенья. Я погладил ее по голове и вышел, застегивая полуснятые санитарами брюки. Потом сообразил, что про врачиху могут подумать плохо, а еще потом решил - ну и пусть думают!
Девять кругов замкнулись. Я снова был на первом этаже. Под ногами были могильные плиты. Уборщица пристраивала пожарный инвентарь обратно на щит. Впереди был только выход, на выходе сидела Грунюшка-дубачка с внуками и картами.
- Ага! - закричала она и указала на меня желтым костлявым пальцем.Уйти ладишься, стрекулист хренов! А того не знаешь, что Страмцова твоего на цугундер взяли и практика его повсеместно признана порочной!
Я набычился, взял свое заявление наперевес и пошел.
- Э-э, - сказала старуха. - Выйдешь, но не прежде, чем сыграешь с нами до трех раз в дурака!
Я с грохотом швырнул заявление об пол, оторвал от пиджака пуговицу и сжал ее в кулаке, а кулак поднял над головой.
- Ложись, гады! Я КОЛЕСНИКОВ!!!
Они побросали карты и залегли. Я перешагнул через тела, рванул дверь и вышел. На улице была ночь. Возможно, с пятого на десятое.
Эпилог
...В квартире моей жили совсем другие люди. Они, конечно, удивились, но все же разрешили мне взглянуть в зеркало на старого старика в лохмотьях. Это был я, Колесников.
Извинился и вышел из своей квартиры. Все верно. Ни секунды не потратил я на ожидание в Управе. Много, очень много времени, сэкономил. Только, к сожалению, не для себя. Все-таки мое время осталось там, как и время многих моих соотечественников. Время, деньги, нервы, жизнь...
Времени было много, а деньги, к счастью, оставались те же самые. И товары в ближайшем хозяйственном магазине остались такие же - ацетон, растворитель, другие легковоспламеняющиеся... Сложил все в авоську, в табачном киоске на последнюю копейку взял спичек и пошел в сторону Управы. Прохожие не обращали на меня внимания. Подумаешь, идет какой-то выживший из ума старец и бормочет:
- Ни один не должен выползти! Ни один!
Но, подойдя к зданию, я вспомнил, что в нем есть еще и четные этажи, где мне не сделали ничего плохого.