Защита осажденного со всех сторон Филлори рушилась там и сям. Дженет понимала, что ни центр, ни окраины не продержатся долго. В поле разверзлась багровая трещина, трава по ее краям загорелась. Обхватить бы Филлори руками и слепить заново, но Дженет это не под силу. Да и никому не под силу.
Деревья Темного леса кто-то атаковал сзади. Джейн Четуин, бывшая Часовщица с летящими по ветру белыми волосами! Ходячие деревья, в которые она тыкала пальцем, опускали, так сказать, плечи и вновь зарывались корнями в землю. Давно, должно быть, планировала эту свою диверсию.
Все основные силы к этому моменту вступили в бой. Великаны за неимением достойных противников махались друг с другом, проливая при этом слезы, — чего там, все равно помирать. Воюющие у Белого Шпиля стороны расступились, пропуская большую нелетающую Птицу-Миротворицу, одно из волшебных животных. Шла она как казуар (по мнению Дженет), осторожно поднимая ноги с выпяченными назад коленками и оглядываясь назад на каждом шагу.
На середине поля она остановилась и осмотрелась, как бы говоря: хватит уже дурить, дети мои. Вы знаете, что мое сердце исполнено любви, а что же ваши сердца? Потом на нее кинулись разом леопард и пантера, и она упала, даже не пикнув. Любовь в ее сердце определенно присутствовала, но и крови там тоже хватало.
Это проняло Дженет добавочным холодом даже среди общего ужаса. Волшебные животные — это основа основ, арматура в филлорийском железобетоне. Их магия выше даже, чем Высший Закон. Если и она этой ночью пала, значит, правда каюк.
Из Северного болота тоже повылезло разное, в том числе Болотный Князь и огромный сплющенный ящер в черно-желтые полосы — саламандра невиданного размера.
Она сфокусировала свои гляделки на чем-то сравнительно маленьком: белый олень, Странствующий Зверь, бесстрашно вышел навстречу ей. Ну, слава те господи, подумала Дженет. Олень сказал что-то, потом повторил еще раз и еще, словно пытался разжечь огонь мокрой спичкой. Саламандра закрыла глазища и хлопнулась мертвая.
Вот он, значит, чего пожелал, но на это ушли все его три попытки. Столько лет берег их, столько веков, а теперь вот взял и потратил. Олень, говоря фигурально, пожал плечами, а гигантская черепаха выбросила вперед голову и заглотила его целиком.
Нехорошо как-то. Нечестный размен. Странствующий Зверь за ящера, о котором никто никогда не слышал! Ладья за коня.
Солнце растекалось по горизонту, как упавшее мороженое по горячему тротуару. Понадобится, возможно, миллион лет или какой-то похожий космический срок, чтобы оно истратило всю свою энергию и погасло. Поппи временно отдыхала на крепостной стене, стойко выдерживающей натиск. Потом им, вероятно, придется открыть ворота и отступить во внутренний двор, но пока речи об этом нет. А где же Джош? Ага, вот, в самой гуще боя, с палицей (жирняги почему-то всегда выбирают это оружие). И как он только дышит в таких тесных волшебных доспехах. Не успела Дженет об этом подумать, на Джоша наступил разъяренный слон. Она затаила дыхание, но доспехи себя оправдали. Джош выскользнул, как тыквенное семечко, из-под слоновьей ноги, отлетел ярдов на двадцать и тут же встал. Дубину он выронил, но в остальном остался целехонек. Легче ему, что ли, когда он дубасит палкой зверолюдей?
Пусть себе забавляются, лишь бы с ребенком ничего не случилось. У нее, осознала вдруг Дженет, никогда не будет детей. Возможно, она всегда это знала, но призналась себе в этом только сейчас. Пусть другие размножаются, Бог им в помощь. Ей принадлежит роль свидетеля. Она достаточно сильна, чтобы видеть, как все вокруг рушится, и не сломаться самой. Чтобы летать на гиппогрифе и смотреть, а посмотреть есть на что. Викторина в пабе, блин. Микробы и те, небось, дерутся друг с дружкой. Не хватает только гномов — отсиживаются у себя под землей? Величавый мужчина во фраке вступил в бой с голыми руками. Не тот ли это чувак с Края Света, о котором рассказывал Элиот?
Битва разбивалась на отдельные схватки, и какой только чертовщины там не было. Пылающие доспехи, плетеный веревочный человек, человек из гальки. На юге высоченная дюна перехлестнула наконец через Медные горы. На ней колыхался клипер с заячьей (как будто) командой. Стало быть, он реален? Давно Дженет эту книжку не перечитывала. Точно, зайчики — вон они катятся с горы кувырком. Волшебный клипер, казалось бы! Чудеса! Но Дженет все это малость поднадоело. Кто следующим припрется — сэр Пятнисс? Дженет зажмурилась. Красоте и чудесам Филлори нет конца… то есть не было. Теперь его придется с мясом отдирать от себя. Всему когда-нибудь приходит конец, кроме разве что вирусов эболы и психопатов. Они-то вечные. И это честно, по-вашему? А, ладно. Все теории относительно жизни — сплошное вранье. Хаос прекрасен сам по себе. Это растекающееся солнце, крутящаяся луна… Свет и тень поделили Филлори пополам, и всюду горят огни: лава, костры, колдовские чары. А вдали, на самом пределе ее волшебного кругозора, горят и пускают фейерверк Часовые Пустоши. По крайней мере, она это видела… а такого, наверно, никогда уже не увидит.
От ночного неба отделилось созвездие в виде долговязого человека, повисело на звездной руке, спрыгнуло и хлопнулось на какой-то луг, подняв целую тучу искр. К нему тут же ринулся такой же двухмерный противник, единственный в Филлори: Меловой Человек, воспрявший и починивший свой посох. Крупицы известняка и частицы света взвились столбом.
Откровение Иоанна, да и только. А она, Дженет, — Жена, одетая в багряницу.
— Поворачивай к Белому Шпилю, Зимокрыл. Мне пора.
Гиппогриф сел на широкий парапет. Битва подкатывала уже под самые стены: люди и говорящие животные отступали к большим воротам — Дженет ни разу не видела, чтобы их открывали.
Она спешилась и подошла к Поппи. Две последние королевы Филлори молча встали бок о бок.
Почти инфразвуковой рокот, нараставший некоторое время, стал слышимым и осязаемым. Даже бойцы, прекращая сражаться, оглядывались в поисках его источника. Долго искать не пришлось: земля перед замком вспучилась, и все, кто оказался поблизости, бросились врассыпную.
Из трещины на верхушке бугра лезло что-то непонятное. Корни, вот это что! Длиннейшие бледные корни извивались, потрескивая, а в середине стояла Джулия восьмифутового роста, прекрасная и излучающая собственный свет.
— А вот и Лоракс,[26] — сказала Дженет.
Глупая пантера прыгнула на нее, и Джулия отмахнулась — иначе не скажешь — от нее посохом.
— ДОВОЛЬНО, — сказала она голосом, слышным всему гибнущему миру. Во всем Филлори ярче всего сейчас сияла она. — ВРЕМЯ ПРИШЛО.
Ее слова раскатились от моря до моря. Все, кто был на поле брани — люди, животные и прочие существа, — так и замерли. Джулия обеспечила себе поддержку обеих партий.
Корни сплелись, образовав мост, и она прошла по нему на стену к Дженет и Поппи. Еще один корешок обхватил Джоша, сидевшего на земле у ворот, и поставил туда же.
— Оставь вас на пять минут, и тут уже полный бардак, — сказала она прежним, небожественным голосом.
Дженет, не зная, что и сказать, обняла ее. Странное ощущение — она ей доставала только до талии, — но все равно хорошо. Джулия милостиво стерпела объятия простой смертной.
— Королевы и король Филлори, — сказала она, — пришла пора уходить.
— Куда? — спросил Джош голоском потерявшегося ребенка. — На Ту Сторону?
Джулия качнула божественной головой.
— Той Стороне тоже конец. Мы охлаждаем солнце, останавливаем воды и снимаем звезды с небес.
— Куда же тогда? — настаивал Джош.
— Не знаю, но и здесь оставаться нельзя.
Она протянула им руки. Понятно: надо встать в круг, иначе чары не сработают. Поппи взяла Дженет за одну руку, Джулия, щекоча гигантскими пальцами, за другую.
Дженет склонила голову и дала волю слезам. Итак, она будет жить. Чего ж не жить-то, на ней ни царапинки. Все будет хорошо, вот только дома у нее уже никогда не будет.
ГЛАВА 27
Мне очень жаль, — сказал Квентин, дослушав Элис.
— Ничего тебе не жаль. Хватит талдычить одно и то же.
— Я жалею не о том, что вернул тебя, а о том, что случилось. Жалею, что все это выпало на твою долю, — но у кого еще хватило бы мужества, альтруизма и ума.
— Иди ты со своим мужеством. Я рада, что сделала это. Жаль только, что ты все поломал.
— Возвращаться всегда тяжело — я только теперь понял, насколько. — Квентин стойко выдерживал огонь ее нечеловеческого презрения. — Быть человеком трудно, но оно того стоит. Ты знала об этом раньше и обязательно вспомнишь теперь. — В последнем Квентин не был уверен, но сдаваться не собирался. Если Элис хоть на секунду увидит, как ему больно, она сочтет это доказательством своей правоты — а она ведь неправа, да?
— Момент не совсем подходящий, — тактично кашлянув, сказал Элиот, — но мне пора уходить. — Конец света близится, — он хлопнул себя по коленкам, — я должен быть там.
— Момент не совсем подходящий, — тактично кашлянув, сказал Элиот, — но мне пора уходить. — Конец света близится, — он хлопнул себя по коленкам, — я должен быть там.
— Да, — сказал Квентин. — Конечно.
— Попытаюсь как-то это остановить. Не надо было мне так задерживаться.
— Да, я понимаю. Иди.
Элиот, нехарактерно для себя, колебался. Квентин взял с него слово вернуться, как только сможет. Передал приветы Джошу и Поппи. Так они поженились? Ты раньше не говорил. Надо же! И ребенка ждут? Молодцы. Ну все, дуй.
— Сейчас, только вещи возьму.
— Ну да.
— Хотя у меня их вообще-то нет.
Элиот прямо-таки не мог заставить себя уйти и не находил нужных слов — это он-то!
— Пойдем со мной, а? — выпалил он. — Если кто и сможет это решить, так это ты. Или Джулия, но она мне не отвечает. Ты нам нужен, Квентин. Пошли.
— В Филлори? — У него такого и в мыслях не было. — Ты же знаешь, я не могу. Мне нельзя бросать Элис, да и Эмбер меня ни за что не пустит обратно.
— Насчет Эмбера я уже думал. Я ведь рассказывал, как лорианцы к нам вторглись, хотя в принципе не могли? А Элис прошла сюда через зеркало… Подозреваю, что Филлори под старость сделалось губчатым и границы уже не на замке, как бывало. Самое время попробовать тебя протащить.
Раньше Квентин уцепился бы за это, как утопающий за соломинку, — теперь момент прошел, хотя боль разлуки еще чувствовалась, как старая рана.
— Нет, Элиот. Сейчас не могу. Я здесь нужен.
Элис фыркнула при мысли, что Квентин может быть нужен кому-то.
— Этого я и боялся, — вздохнул Элиот. — Проводи меня хотя бы до Нигделандии, больше ни о чем не прошу. На месте филлорийского фонтана теперь, насколько я знаю, дымящийся кратер — не хочу туда лезть один.
— Я тоже хочу в Коегделандию! — воскликнула Плам.
— В Нигделандию, — сурово поправил Элиот. — И это не экскурсия для интернов.
В это мгновение что-то поскреблось в парадную дверь. Все притихли. Они никого не ждали — никому даже знать не полагалось, что они здесь. Квентин приложил к губам палец. Снова этот звук! Он на цыпочках подобрался к двери и выглянул в глазок. Никого, на улице пусто. Элиот в ответ на его вопросительный взгляд только плечами пожал.
Квентин приоткрыл дверь, взяв ее на цепочку, и в дом тут же ворвалось что-то. Птица!
Пометавшись с полминуты по комнате, как все птицы, попавшие в замкнутое пространство, она уселась на люстру-спутник. Глаз ее продолжал вращаться, выискивая опасность со всех сторон. Птица похудела, и ее сильно поредевшие перья утратили глянец.
— Не убивайте меня! — взмолилась она.
Плам и Элиот вскочили, Элис не шелохнулась.
— Ты что здесь делаешь? — спросил Квентин. — Ты одна… один?
— Да, один!
— Почему мы должны тебе верить, засранец? — озлилась Плам. — Предатель. Может, это ты Пашкара убил? У него семья была, между прочим. Свернем ему шею, Квентин?
— Подождем еще. — Вряд ли это диверсия или ловушка: птица, похоже, труслива и не стала бы сама соваться во вражеский стан. — Ты следи за ним, Плам, а я посмотрю, нет ли там кого-то еще.
Ни перед домом, ни за домом, ни на крыше не обнаружилось ничего подозрительного. Может, он и правда один.
— Как я понимаю, это та самая птица, которая предложила вам работу, — сказал Элиот.
— Ну да, она. Так что тебе здесь понадобилось?
— У меня деньги кончились. Пытался нанять других магов, но без Лайонела не получается.
— Нет денег, нет и магов, — сказал Квентин. — Закон жизни. Шел бы ты отсюда, то есть летел.
— Я не приказывал Лайонелу убить Пашкара! Не знаю, зачем он убил. Я его сам боялся.
А они-то почему боялись эту несчастную птицу? Без Лайонела и прочих наемников она совсем не страшна.
— Вам придется помочь мне, — явно не собираясь улетать, заявила она.
— Ага, разбежались, — сказала Плам.
— Здешние птицы презирают меня. Я голоден. Клевал всякую дрянь на помойках.
— Мне все равно, что ты там клевал, — сказал Квентин. — У нас тут дела поважнее. Улетай, пока не выкинули.
Легко сказать… иди его сначала поймай.
— Пожалуйста, — продолжала умолять птица. — Он убьет меня!
— Кто?
Птица, не отвечая, обводила их взглядом. Квентин не испытывал к ней ни малейшей жалости.
— Она про Эмбера говорит.
Все, включая птицу, подскочили, услышав реплику Элис. Держалась она при этом совершенно бесстрастно, давая понять, что никакого эмоционального участия в этой драме не принимает.
— Что ты сказала?
— Это птица Эмбера. Встречала ее в зазеркалье. Тогда она тоже просила не убивать ее, и я почему-то не убила. Все, я пошла спать.
По старой ниффиновской привычке она попыталась пройти сквозь стену. Квентин дождался, когда проедет ползущий по улице грузовик, и спросил:
— Это правда? Тебя Эмбер послал?
— Пожалуйста. — Птица тряслась, растеряв всю свою былую надменность. — Он убьет меня.
— Не убьет, — заверила Плам. — Мы сделаем это раньше.
— Он послал меня за саквояжем. Лучше бы, конечно, кого-нибудь покрупнее, но ему нужен был тот, кто умеет летать и проникать в зазеркалье. Он дал мне денег и научил, как создать Лайонела.
— Зачем ему саквояж-то? Что он хотел получить — нож, тетрадку? То и другое?
— Не знаю! — провыла птица. — Я понятия не имел, что там внутри! Правда!
Она спорхнула с люстры, как подстреленный фазан, села на кофейный столик и разрыдалась. Более жалостных звуков Квентин еще не слышал.
В его изнуренном мозгу формировалось что-то, как кристалл в мутной взвеси. Он так долго имел дело с хаосом, что почти забыл, как выглядят стройные концепции, но одна из них, кажется, начинала у него вырисовываться.
— Так, погодите. Давайте порассуждаем. Руперт украл то, что лежало в саквояже, и Эмбер хочет это вернуть. С этой целью он посылает на Землю птицу, а птица вербует нас.
— Вещи в саквояже принадлежали Амберу, а не Эмберу, — подхватила нить Плам, — но они братья, поэтому имущество семейное, так сказать. Но зачем оно Эмберу?
— Ну как зачем. Классный ножик и чары, чтобы миры создавать, — кто ж откажется.
— Например, бог, — предположил Элиот. — Который и так уже владеет целым волшебным миром.
— В том и штука, что не владеет. — В голове Квентина разом зажегся свет. — Дни Филлори сочтены, и деваться Эмберу некуда. Ему нужны эти чары, чтобы создать новый мир! Он хочет бросить Филлори и начать все по новой!
Плам отнеслась скептически к его озарению.
— Да вдумайтесь же: все сходится! Он даже и не пытается спасти Филлори! Как крыса, не желающая идти ко дну вместе со своим кораблем.
— Смешанная метафора, — заметил Элиот. — Я понимаю, что Эмбера тебе любить не за что, но ты просто отъявленным трусом его выставляешь.
— Так он и есть трус.
— И потом, мир так нельзя создать, — вставила Плам. — Только что-то маленькое, страну или дом.
— Может, у бога это лучше получилось бы, чем у нас.
Плам задумчиво уставилась в потолок. Птица смотрела на них в полном отчаянии.
— Допустим, что это правда, но как же нам теперь быть? — сказал Элиот. — Очень уж она депрессивная, твоя версия. Еще одно доказательство, что выхода нет.
Да, Квентин, кажется, забежал немного вперед.
— Заклинание все еще у нас, — сказал он.
— Уничтожь его.
— Ну уж нет.
— Возьмем в заложники птицу, — предложил Элиот.
— Ой, да ладно. Плевать Эмберу на нее.
Птица не стала это оспаривать.
— Принудим Эмбера остаться и спасти Филлори. Он там бог, на минуточку. Ублюдок несчастный. Заклинание-то у нас.
— А может, он верно мыслит? — осторожно сказал Элиот. — Отдадим ему заклинание — пусть себе создаст новый мир и нас там поселит.
— Элиот…
— Знаю, но так было бы куда легче. — Элиот устало поднялся на ноги. — Хорошо: будем ругаться с богом. Хотелось бы послушать, как он в этом сознается. Скажет мне это в лицо.
— Я тоже пойду, — заявила Плам.
— Кто-то должен остаться с Элис, — возразил Квентин.
— Кто-то молодой и неопытный, — уточнил Элиот.
— Нет уж, не выйдет. С Синей Злюкой[27] сидеть не стану.
— Может, и Элис с нами пойдет? Глядишь, поможет. Элис! — крикнул Квентин, подойдя к лестнице. — Я поговорю с ней.
— Флаг тебе в руки.
— Есть один план. Дайте мне час, попробую.
— Я тоже могу помочь, — вызвалась птица.
Хорошая реакция и элемент неожиданности сработали в пользу Квентину. Он схватил птицу за горло, поднес к окну и выкинул вон.
Элис лежала на спине с открытыми глазами. Внизу ходили, разговаривали, кричали, но ее это не касалось. Она смотрела в потолок, чувствуя себя мраморной фигурой на собственной надгробной плите. Похороненной в собственном теле. Даже необходимость дышать выводила ее из терпения.