«Или для отвлечения внимания профессионалов», – подумала опер-ловец. Рука ее, собирающая дождь с холодного металлического бока вагончика, отдернулась.
В мякоти большого пальца горела холодная острая искра. «Опорные руны у основания – невидимые и настоящие».
Она провела ладонью у окон – и те тоже оказались защищены. Марко Франчелли закрывал свой дом от незваных гостей с недобрыми намерениями и просто от нежелательного внимания.
«Как Жозеф спокойно прошел внутрь?»
– Шеф, заходите, – донеслось из вагончика. – Хватит мокнуть. Ловушек нет, я проверил.
Нюху Жозефа Квамби могла бы позавидовать любая гончая – он чуял нужный запах даже под проливным дождем.
Германика помедлила секунду, закрыла зонт и резко вошла. Оказавшись внутри, выдохнула. Обвешанная всеми защитными амулетами из кладовых Сатыроса, она до последней минуты боялась, что дом Марко откажется ее впустить.
– Шеф, сюда. – Зверодушец помахал рукой. Он сидел на кушетке и вертел в руках книгу. – Вы только взгляните – «Как за пять занятий сделать своим верным другом бенгальского тигра». Как вам? Или вот еще…
Он обернулся и вытянул с книжной полки еще несколько томов:
– «Некоторые особенности охоты за странными кварками», «Три дня с тирексом», «О чем думают мхи и лишайники». О, а мне бы такую в детстве!
Он продемонстрировал красочную книгу под впечатляющим названием «От дубины до атомной бомбы за одно лето. Экспресс-курс для мальчиков».
– А что-нибудь по делу нашел?
– Да, я утром был в доках.
– Что ты там забыл?
– Встречался со свидетелем.
Германика заинтересовалась, села на табурет:
– Я думала, ты отсыпался после похода по барам.
Жозеф пренебрежительно фыркнул.
– Не такими подвигами надо гордиться, – заметила Германика. – Что нарыл?
– Одна чайка из бристольской стаи показала, что Властный, очень похожий на Марко, встречался с кем-то из Первых. Накануне Самайна.
– Первый во Внешних Землях? В обход Договора?
– Сам знаю, что невозможно. – Жозеф потер длинный, породистый нос. – Но чайка клянется морем и небом, что это был Первый. Не домовой, не мелкая нечисть вроде кобольдов или пикси, которые еще прячутся по закоулкам. Первый, Германика. Древний и подлинный. И Марко Франчелли о чем-то с ним говорил.
Девушка помолчала:
– Надо проверить еще раз. Это очень странно. Чайки вообще завиральные птицы. Любят прихвастнуть.
– Но не так же! Кто он вообще такой, Марко Франчелли?
– А ты не читал досье? – удивилась Германика.
– Не успел.
– Он наш коллега.
Жозеф отложил книгу и подобрался.
– Властный Марко Франчелли – старший опер-ловец Службы Вольных Ловцов Авалона. Бывший старший опер-ловец. Ушел в отставку двадцать лет назад. Считался одним из лучших сотрудников СВЛ.
– А почему он оказался в Англии? Как же пенсия Авалона?
– Не знаю, – равнодушно пожала плечами Германика. – Это же было двадцать лет назад.
– А…
Девушка поднялась:
– Ты заканчивай здесь. А я проверю трейлер Ланге.
Германика открыла зонт и шагнула в дождь.
Жозеф Квамби поставил книги на полку, вытащил сотовый и набрал номер:
– Оператор. Это ловец Жозеф Квамби. Соедините с архивом Башни Дождя, абонент Юлия. Юлия, птичка, привет. Что значит, не заглядываю? Солнце моей жизни, я на задании. Да-да, ловлю страшно опасных преступников. Что ты, мне ничего не угрожает. Юлия, ты не посмотришь в архиве дело двадцатилетней давности, кажется, оно называлось «Дело о девах Авалона»? Возможно, есть совпадения с нынешним заданием. Конечно, с меня сувенирчик. Ну все, до встречи.
Зверодушец разъединился, постучал телефоном по ладони:
– О чем же ты молчишь, Германика?
Словно в ответ на его вопрос дверь распахнулась – на пороге стояла опер-ловец Бодден:
– Быстро за мной!
Зверодушец чуть не выронил мобильный.
– Что… – начал он, но Германика так сверкнула глазами, что Жозеф подскочил и пулей вылетел наружу.
Территория цирка Магус была оккупирована сотрудниками СВЛ. Возле разноцветного шатра-шапито развернулась полевая лаборатория. Кинологи уже обследовали шатер. Еще одна бригада опрашивала рядовых членов Магуса, а возле директорского трейлера стояла Алиса Макфи и тыкала острым пальчиком в мясистую грудь Билла Морригана.
Поправляя на бегу кепку, Жозеф оглядывался. Когда ребята успели приехать? Он ведь даже их не почуял! Обязательно услышал бы звук машин или вертолетов. Неужели Юки санкционировала переброску по хороводу фей?
– В чем дело? – Он нагнал шефа.
– Нашли Марко, – бросила она. – Он намерен отдать Синюю печать фейри Альберту Фреймусу.
– Темнику?! Одну из семи легендарных печатей фейри?
– Помолчи, – велела Германика. – Если не хочешь оказаться где-нибудь в Уругвае, причем по частям.
Она поднесла к губам черную флейту, и мир вокруг них закружился в радужном танце хоровода фей.
Глава 17
«Убьет.
Точно убьет.
Как пить дать…»
Ивар Содерквист бросил короткий взгляд в зеркало заднего вида. Этот парень… он убрал руку, но мгновенно стиснет ему горло, как только что-нибудь заподозрит.
Ивар быстро прокручивал варианты.
Он затормозит, но справится ли с этим мальчишкой в одиночку? Тот явно под наркотиками, а значит, ни черта не боится и мало что чувствует. Вдруг под курткой у него нож? Или пистолет? Но если он окажется в приюте… Зима, горы, уединенное поселение, беззащитные девочки. И отставной сержант Харальд – их единственный защитник.
«Этот приют – мечта маньяка», – осознал Ивар. И привезет этого маньяка не кто иной, как он, сотрудник службы охраны детства офицер Ивар Содерквист.
Они миновали тоннель, составленный из нескольких коротких отрезков в скалах. До деревни оставалось километров пять. Скоро серпантин кончится…
«По возрасту, как мой Эрик…»
Стрелка на спидометре лежала на шестидесяти километрах в час. В зеркале заднего вида замер черный силуэт без лица.
«Да, именно так, – подумал Ивар. – У зла нет лица. Это не Эрик, это просто фигура в тире…»
– Скажи-ка… – спросил он, плавно нажимая на газ.
«Шестьдесят шесть».
Мальчика откликнулся не сразу:
– Что?
– Скажи, а здесь вот, – Ивар сделал неопределенный жест рукой. – В этих горах…
«Семьдесят пять…»
– …здесь тролли есть?
– Здесь… – Попутчик всерьез задумался.
«Восемьдесят два…»
– Да, здесь они есть. Только мало, – обыденно сказал он. – Зачем тебе это, человек?
«Девяносто…»
– Просто тебя к ним хочу отправить! – заорал Ивар, выкрутил руль и бросил джип во тьму, прямо на узкую ленту отбойника.
* * *Ящерица смотрела на нее. Не моргала. Дженни постучала по стенке аквариума, но рептилия не реагировала. Мириам подошла и накинула покрывало на аквариум. Развернулась и ушла в свой угол. Дженни вздохнула. Знакомство с любимцем Мириам явно не заладилось. Как, впрочем, и остальные знакомства.
В комнате висела тяжелая тишина. Мириам читала книжку, Лаура обиженно сверкала на Дженни бессмысленно-красивыми глазами. Никто и слова не проронил. После того утреннего происшествия все девочки в приюте объявили ей бойкот. Никто не разговаривал с ней, не обращался и даже не глядел на нее. Между собой обитательницы приюта общались по-норвежски, так что Дженни оказалась в полной изоляции.
Так прошло два дня. Дженни была в совершенном восторге. Ей здесь ОЧЕНЬ нравилось. Больше всего на свете Дженни мечтала, чтобы ее оставили в покое и не лезли ей в душу – с разговорами, вопросами или претензиями.
Она встала у окна. Ветер нес крупные хлопья снега мимо стекла – из темноты на свет фонаря, а потом вновь в темноту.
«Бойкот страшен тому, кто хочет жить в коллективе, кому нужны друзья. А мне ничего не надо. Я сама по себе. Искра в темноте, я снежинка на ветру, я клинок в ножнах…»
Что-то притянуло ее взгляд на границе света и тьмы, там, где пустота выбрасывала из себя снег. Там что-то стояло, на этой зыбкой границе, и разглядывало ее. Дженни чувствовала, что взгляд невидимых глаз обращен именно на нее. Она потянулась, чтобы взглянуть ясным взором на нежданного гостя, но передумала.
«Все бессмысленно. Все погибли. Нет, теперь я буду жить, как человек!»
Она отвернулась от окна и вышла из комнаты. Кто бы там ни был, ей все равно. Она – обычный человек.
«Лаура, глупая девчонка, – подумала Дженни. – Меня нельзя трогать – теперь я ядерная мина…»
Она не знала, что делать. Такого безысходного падения в пропасть она никогда не испытывала. Обычно ей помогали тренировки – до седьмого пота, до изнеможения и сладкой дрожи в мышцах. Чем больше сил тратило тело, тем больше ясности возникало в уме.
Дженни с превеликим удовольствием отправилась бы на пробежку, но за окном зима, Норвегия и снег по колено. Краем уха она слышала от Анни, что в подвале есть спортзал. Она прошла по коридору, спустилась на первый этаж, затем двинулась вниз. Все встречные смотрели в сторону, и Дженни это устраивало.
Она не знала, что делать. Такого безысходного падения в пропасть она никогда не испытывала. Обычно ей помогали тренировки – до седьмого пота, до изнеможения и сладкой дрожи в мышцах. Чем больше сил тратило тело, тем больше ясности возникало в уме.
Дженни с превеликим удовольствием отправилась бы на пробежку, но за окном зима, Норвегия и снег по колено. Краем уха она слышала от Анни, что в подвале есть спортзал. Она прошла по коридору, спустилась на первый этаж, затем двинулась вниз. Все встречные смотрели в сторону, и Дженни это устраивало.
Надписи на дверях были на чудно́м норвежском языке – с точками над буквами, черточками и прочими дополнениями к старому доброму латинскому алфавиту. Она стала открывать все двери подряд, и спортзал оказался за последней, самой неприметной дверью.
Там было темно, просторно и гулко. Ни души. В узкие окошки под потолком скреблась вьюга. Дженни включила свет – по потолку протянулись, потрескивая и чуть слышно хлопая, нагреваясь, лампы дневного света.
Такого она не ожидала. Думала, будет пара канатов, турник, маты, шведская стенка. Но батут, гимнастический брус, кольца и даже небольшой – метра на три, скалодром?
«Да, хорошо быть трудным подростком в Норвегии», – Дженни разбежалась, оттолкнулась, взлетела на бревно. Остановилась, сняла обувь, бросила на мат. Застыла, раскинув руки, собираясь перед трюком.
Раз, и прошлась колесом – сначала вперед, потом назад. Соскочила с бревна, покрутилась на турнике, пару раз поднялась на канате и одолела скалодром. Через пятнадцать минут, когда она хорошенько взмокла, пришло время для настоящих трюков.
Дженни запрыгнула на брус. Она хотела выполнить заднее сальто – тот самый элемент, который разучивала с Эдвардом и Эвелиной в последний мирный день своей жизни. Когда она еще не знала о Магусе, Договоре, Первых и колдунах. Когда еще жила обычной жизнью обычной цирковой девчонки…
«Есть в мире вещи необратимые. – Дженни закрыла глаза, дала темноте обнять себя. – Смерть и рождение, предательство и любовь. Нельзя сказать – я пошутила, нельзя попросить кого-то умного и всемогущего, чтобы он исправил твои ошибки. Что сделано, то сделано. Ты совершила выбор, и этот выбор изменил тебя». Дженни чувствовала линию гимнастического бруса. Тонкая прямая пролегала под ее ступнями, тянулась назад и манила.
«Заднее сальто, без страховки и партнера, – отстраненно подумала она. – Что я делаю?»
«Лечу», – ответила она и подпрыгнула.
Движения ее были отточены сотнями тренировок, она подлетела вверх от сильного толчка и закрутилась назад.
…ударилась о брус коленом, потом лицом, слетела на маты, скорчилась в маленький комочек. Втянула воздух со свистом. Боль была страшная.
– Ты в порядке?!
Дженни разлепила глаза. У края матов стояла девушка. Невысокая хрупкая блондинка с длинными, слегка вьющимися волосами. Красивая. Спортивный костюм на ее ладненькой фигурке смотрелся отлично.
– Ты что вытворяешь? – Девушка даже о бойкоте забыла. – Лежи, не вставай! Сейчас принесу аптечку.
Дженни поднялась, провела рукой по лицу. Пальцы были в крови. Болел нос, ныли разбитые губы, быстро опухала щека. Ну и видок, наверное, у нее.
– Не надо… – Дженни, не мудрствуя, вытерла лицо и руки футболкой – все равно это тряпье из шкафов Бьерна она больше носить не может.
– Тебе надо прилечь. – Девушка коснулась ее плеча. – Возможно, сотрясение…
– К черту, – отозвалась Дженни. Запрокинула голову, чтобы унять носовое кровотечение. Губы саднило, а она улыбалась кровавой улыбкой длинным лампам на потолке.
Она была счастлива. Едва кровь унялась, Дженни снова подошла к брусу.
– С ума сошла?! Ты же разобьешься. Мало тебе одного раза?!
– Как зовут? – хрипло спросила Дженни.
– Ольга…
– Принеси водички. После тренировки так пить хочется.
Дженни легко запрыгнула на брус.
– Йоханна! – На пороге появилась Ольга – белая, как пейзаж за окном. – Йоханна, она покалечится!
– Наконец-то, – отозвалась Йоханна, нехотя приглушая звук. В наушниках затихла композиция панк-рок-группы «Бешеные муравьи». – А про кого речь?
– Эта новенькая! Она больная на всю голову! – выпалила девушка. – Там в спортзале такое…
Девушка двинулась дальше по коридору.
– Вот сорока, – проворчала Йоханна. – Разве это новость – что у этой англичанки тормоза сорваны?
Йоханна сняла наушники и пошла вниз. Еще на лестнице она услышала, что в спортзале людно.
– Да что там творится?
В зале собрались все девушки. А в центре зала летала Дженни. Если бы Йоханна разбиралась в гимнастике, то поняла бы, что она отрабатывает передние и задние сальто, курбеты, фляки, один за другим, без перерыва. Но Йоханна понимала только, что англичанка крутится по спортзалу, как заведенная.
– Это паркур? – ошеломленно спросила она у Ольги. Та была самой главной спортсменкой в приюте. Не вылезала из спортзала. Все мечтала взять медаль на олимпийских играх по художественной гимнастике, глупая. Впрочем, Карл Фридрихсон, поджарый дядька лет пятидесяти, который два раза в неделю приезжал к ним вести спорткружок, утверждал, что у Ольги есть данные для гимнастки, говорил, что та летает, как «ангел», и сулил ей блестящее будущее. Все у Ольги было бы хорошо, если бы не вооруженное нападение на школьного учителя.
– Нет, – Ольга покачала головой, кусая длинный локон. – Это не художественная гимнастика – некоторые элементы я не знаю, другие она выполняет совсем по-другому. Это больше похоже на акробатику. Цирковую акробатику…
Дженни сорвалась. Рука ее соскользнула с бруса, когда она заканчивала сальто, и девушка рухнула на маты. Зал ахнул, Йоханна шагнула вперед. Но Ольга ее остановила:
– Смотри…
Дженни поднялась, пошатываясь. По лицу ее бежала струйка крови из разбитого носа. Она небрежно смахнула кровь, рассмеялась в лицо подбежавшим девушкам – те отшатнулись, и упрямо полезла на брус.
– Она так четвертый раз падает, – пояснила Ольга.
– Зачем?!
– Даже думать боюсь. – Ольга зябко передернула плечами. – Что должно случиться с человеком, чтобы он вот так себя мучил…
– Интересно, о чем она думает?
– Сейчас, скорее всего, ни о чем. Просто выполняет на автомате все, что умеет. А умеет, я тебе скажу, она много.
Дженни опять упала – она начала уставать. Поднялась, отпихнула плачущую Мириам и пошла вперед, не разбирая дороги.
– Отстаньте вы от меня. – Дженни с трудом вскарабкалась на брус. – Я вас не звала.
– Хватит… мы отменим бойкот! – выкрикнула Мириам. – Не надо больше…
– Вот глупая. – Дженни устало легла животом на брус. – Неужели вы думали, что я это делаю, чтобы вы со мной начали говорить?!
– Но… – Мириам захлопала красивыми загнутыми ресницами – черными, пушистыми.
– Слушай, роза востока, просто оставь меня, – попросила Дженни. – Вы все – просто представьте, что меня нет. Зачем вы сюда сбежались? Дайте отдохнуть, а?
Она закрыла глаза. Девушки постояли еще немного, а затем в полном молчании разошлись. Дженни осталась одна.
– Как же хорошо, – выдохнула она. Боль от разбитых коленей и локтей, отбитые бока и ушибы по всему телу. Пару раз она чуть не выбила себе зубы, один раз чуть не сломала нос. И кажется, одно ребро все-таки треснуло. И все же она очень давно не чувствовала себя так хорошо.
– Хорошо! – Она перевернулась и выкрикнула в потолок: – Я живая! Слышишь, Фреймус, я живая!
– Живая, кто же сомневается. Только больная на всю голову, – иронически отозвались из темного угла.
Дженни скосила глаза:
– А… это ты, фиолетовые перышки?
– Ну, у меня хотя бы есть прическа. – Йоханна сидела на мате. – Что ты вытворяешь?
Дженни не отвечала.
– Помолчи, – согласилась Йоханна, – ты так умнее выглядишь. У тебя это не в первый раз, да?
Дженни не хотелось отвечать, но она почувствовала, что за вопросом Йоханны скрывалось нечто важное:
– В смысле?
– Не в первый раз счеты с жизнью хочешь свести? Вены резала, таблетки глотала, верно? Вон у тебя шрам на запястье, скажешь, не от бритвы? Только ты на публику работаешь. На самом деле ты хочешь, чтобы только на тебя все и смотрели, только о тебе и думали, так ведь?
Дженни повернула голову, сфокусировалась на Йоханне. Разговор свернул в неожиданное русло.
– Неужели?
– Да! – Йоханна вскочила. – Только об этом и мечтаешь с самого детства. Потому что ничего из себя не представляешь! Поэтому и сбегаешь из дому, режешь вены, устраиваешь погромы! Только и думаешь, как бы обратить на себя внимание, как бы доказать всем, что ты что-то значишь!
– Я тебя не понимаю, – сказала Дженни. – Ты про свои проблемы мне рассказываешь…
– Не притворяйся! – закричала Йоханна, и Дженни поняла, что задела ее. – Не смей делать вид, что тебя это не касается. Ты никто, Дженни Далфин. Я все про тебя знаю!
– Все? – Дженни медленно села. – Откуда?