— Депутат, которого зарезали? Я с ним в одном дворе жил. А у вас пожевать ничего не найдется?
— Обязательно найдется. Тебя что, из дома тоже турнули?
— Откуда... Как вы догадались?
— «Все мужики — козлы!» Не слышал? Когда они надоедают, их можно просто выгнать. Ипоискать новых.
Быков сказал это и замер с полуоткрытым ртом. Интересно получается. Стоило пожелать, чтобы нашелся кто-то, хорошо знающий Затовского, и вот тебе: появился сосед Затовского по двору - Димон.
Чего б ещё пожелать?
Долгих и безбедных лет жизни.
Он пожелал. И подождал.
Никто не пришел, не позвонил даже.
Значит, пока он ничего вредного для своего долголетия не делает. Уже легче.
— Вы что? — спросил парень, которому надоело ждать, когда он выйдет из столбняка. — В таком восторге от своей мудрости, что стали памятником?
— Будем надеяться, что заявка принята, — буркнул Василий.
-Что?
— Я говорю: особых разносолов не обещаю. Только ты мне про Артема Затовского лучше расскажи.
— А я...Я ж запись вашего разговора с ЧАМом видал. Знаю, на кой вы тут...
— А Затовский вообще... Чего он хотел в жизни?
— Всего, чего все хотят, наверное. Хотя нет. Он хотел смысла, понимаете? Обычно как? Чтобы деньги были, слава, бабы. А у Тёмки был бзик: что-то из себя представлять. Чтобы не просто набивать пузо и карманы, а чтобы дело оставалось конкретное после тебя. Поэтому и как бы суетился иногда, что ли. То к губернаторским его потянет, то к мэрским. У нас же в Екабе почти нет политиков, которые бы... Короче, у каждого какое-нибудь дермецо да отыщется. Вот Тёмку и шарахало. А потом его зарезали. И все.
— Что «все»?
— Тишина. Полная. Будто и не было никогда Артема Затовского. Вначале пошумели немного, чтобы депутатскую склоку подогреть. А потом — тишина. Будто не искромсали четверых приличных людей. И толпа помалкивает. Их самих и их детей травят, режут, как курей, а они только тупо бухтят. Хотя: а что они могут? Кого ни выберешь, все равно гад оказывается. А! Все они гады.
. — У тебя что, дети есть?
— Был. Сын.
— Был?
— Про гамазовых клещей слыхали?
— Нет.
— Ну, конечно, откуда вам в вашей Москве... Это такие гады, мелкие. На крысах живут. А крыс у нас в Екабе на душу населения в пять раз больше терпимого. Помойки-то неделями не вывозят. Подвалы все в дерьме. И вот эти клещи с крыс, они всякую заразу разносят. Вот моего пацаненка такой клещ и укусил. Заразил, короче. Жена моя, дура молодая, откуда ей знать? Поверила врачихе. Но врачиха собздела правильный диагноз поставить. Им не разрешают: если гамазовые клещи обнаружились, то надо весь дом выселять и дезинфицировать. А это бабки. Которые уже давно разворовали и поделили. Ну, и лечили его от какой-то другой ерунды. Он и помер. А супружница моя — совсем тронулась. Это я, говорит, виноват. Мол, если б хорошие бабки заколачивал, жили бы в своей вилле. И никаких крыс и клещей бы не знали. И сын был бы жив. Представляете? И ничем ей не докажешь. В общем, честно говоря, если б не она меня, я и сам бы ушел. Не могу больше. И город этот, со всеми его крысами, уже-опротивел. Моя бабка правильно говорила: прО-клятый он. И как ни замаливай, церкви не строй, а пока по-настоящему не покаялись, не будет тут счастливой жизни.
—Почему прОклятый, кем?
—Богом. За убийство царя. Да и только ли его поубивали, да пограбили? Тут не один храм, а весь город на крови. Вот нам и посылают такое начальство, которое хуже эпидемии. Для кары.
— Ты в это веришь?
—А и вы бы поверили, если б на нашу жизнь тут насмотрелись. Народ-то вымирает, факт. Вроде и больницы на каждом шагу, и новые все время открывают, а смертность — ого-го. Правда... Знаете, говорят, что когда эту новую церкву откроют, прощение будет городу. И позволится тогда нам нормального мэра выбрать. Не вора. Ради этого Дедушка и старается со строительством.
-Кто?
—Дедушка. У нас так все Россиля зовут.
— И свои? То есть его люди — тоже зовут дедушкой? — насторожился Быков, прекрасно помнивший, как желавшие его утопить бандюганы чуть ни через слово козыряли фамилией «Россиль».
— Ну, за глаза только Дедушкой. Он же старенький уже. А хвастливый. Мол, на истребителе он летает. За дураков нас считает, что ли. Кто его в семьдесят лет в кабину-то пустит? Да все они там воры и суки.
— Это, знаешь, такая песня... Опасная. Уж очень она как раз ворам выгодная. Какой, мол, смысл их менять, если все равно все воры?
—Во-во, и Тёмка Затовский так говорил. То-то шарахался от одного к другому. Нормальных людей искал. А я вот думаю: может, у нас нормальный - это как раз ворюга и есть?
—Так он в последнее время был за кого? За мэра?
—Не думаю. У него, по-моему, в отношении ЧАМа никогда не было особых надежд. Во всяком случае, мне он не раз говорил: от этой драчки между губером и мэром больше всех выигрывает именно ЧАМ. Вроде бы, Тема мечтал что-то такое раскопать, чтобы на этих дрязгах крест поставить. Но вот... Крест поставили на нем самом.
—Кстати: а тебе не опасно со мной контактировать?
—Мне терять уже нечего. Дадите хоть немного подработать, помогу. Нет — сразу в Москву махну.
—Денег я тебе больших не обещаю, но... Будем посмотреть. Наелся? Тогда пошли работать.
— Куда?
— В больницу, вестимо. Со смертностью вашей разберемся.
Игры с переодеванием
За неимением лучшей, Быков решил принять на веру версию Кунгусова. Мол, мэрские люди и в самом деле ничего из квартиры Даниловой не забирали, а понадеялись, что это сделает он. Заезжему, мол, доверия больше. А потом вмешалась некая посторонняя сила. Которая пронюхала об откровениях старушки и тоже решила их как-то использовать в своих интересах.
Если это хотя бы отчасти верно, то первым кандидатом на разглашение предсмертных откровений старухи становился врач скорой помощи Брылин. Если он кому-то болтанул, что бабуся хранит у себя дома что-то принадлежавшее Затовскому, то все хорошо сходилось. Особенно, если и Димон не вешал лапшу на уши. Если действительно молодой депутат пытался найти что-то, что положило бы конец надоевшей всем драке между мэром и губернатором.
Что это могло быть? Какой-то компромат, который бы навсегда дискредитировал одну из сторон конфликта.
Если это так, и если Брылин действительно разболтал, что ему доверила старушка Данилина, то был смысл хорошенько, вплоть до смертоубийства, прижать того, кто мог этот компромат перехватить. Быкова, то есть.
Значит, самое время было узнать: с кем, кроме Быкова, Брылин в последнее время откровенничал.
Поскольку на службе, на скорой, врача не было, а домашний телефон не отвечал, Быков с Димоном отправились на работу к его приятелю. Тому, чья машина увозила Брылина с их встречи в семейной поликлинике.
Больница, которой руководил главврач Окулов, была совсем не так хороша, как та, «Обновленная». Судя по воровато-неприязненным взглядам персонала, затхлым запахам и затравленно-острожным повадкам шмыгающих по коридорам больных, тут их муштровали и обдирали по-деловому. Чтоб болезнь раем не казалась, и был стимул выздоравливать поскорее.
— Твоя задача: вставить в кабинет главврача прослушку, — ставил Быков задачу Димону. - Потом я к нему пойду. Сначала по-хорошему попрошу сказать, куда смылся Брылин. Если он упрется, то скажу, что у покойной старушки обнаружились шибко богатые родичи, и они очень хотят Брылина озолотить. Но именно сейчас, а то уедут, и с концами. Если после этого он в лепешку не расшибется, чтобы друга найти, то он ему и не друг.
— Понял. Ждите.
Вернулся Димон через час. Доложил, что оснастил прослушкой не только кабинет, но и пиджак главврача, который тот оставил на стуле, выйдя куда-то. Стоило это не только времени, осторожности, но и двухсот рублей, отданных медсестре.
— Что-то дешево, — удивился Быков.
—Так тут у них, как везде, — объяснил Долгов. — Верхушка вся в шоколаде, набивает карманы, а остальная медбратия — голимая нищета.
Еле на жратву наскребают.
А чего терпят?
— Так они ж токо это и умеют.
Быков похлопал младого философа по плечу, и пошел в кабинет главврача.
Проскользнув мимо зачитавшейся секретарши, Василий открыл дверь кабинета и в первый момент ошарашено замер.
А за столом, с поднесенной ко рту рюмкой, замер от неожиданности отдуловато-рыхлый Брылин.
То есть тот, кто назвался ему Брылиным.
Стараясь не выдать своего удивления, Василий решительно подошел к столу и склонился над хозяином кабинета:
— А где же настоящий Николай Брылин? Окулов с осторожной плавностью опрокинул
в огромный рот рюмку, скривился, махнул рассвирепевшей секретарше, чтобы вышла, и блаженно перевел дух. Потом спрятал рюмку в стол и спросил:
— Молодой человек, а вас не учили, что надо стучаться? У меня ведь тут могла быть и пациентка. Обнаженная.
— Где настоящий Брылин?
Мне-то откуда знать? Да я его и не видел никогда в жизни.
ГЛАВАVI УХОДИБЫСТРО Контора пишет...
Бывших ГБэшников не бывает. Поэтому помощник губернатора по вопросам озеленения, а на деле — начальник службы безопасности Владимир Федорович Воронин, предпочитал доверительные беседы проводить на явках. В их роли могли выступать и квартиры проверенных людей, и офисы принадлежащих им фирм. Главу Уральского телевизионного агентства, УТА, Кеши Шеремеха, спешившего на очередную встречу с этим «информированным источником в областной администрации», такая привычка вообще-то устраивала. И не только потому, что на ТВ до сих пор инстинктивно недолюбливают коллег, которые контачат с «органами». Как ни повторяй азы, что журналист без конфиденциальных информаторов дурак дураком, но бывших жертв ГБ тоже не бывает.
Шеремех прошелся по аллее, отведенной под торговлю поп-артом и сувенирами. Его лошадиное лицо с азартными глазами фанатика было по обыкновению насуплено. Хотя думалось ему о приятном. Он отметил удивительную силу даже такого, почти ширпотребовского искусства. Лотки и стенды с картинами, поделками из камня и всякой мелочи «а ля кич» существенно преобразили улицу Ленина. Теперь она и теплее, и человечнее, и с неким даже налетом туристической фривольности. Даст Бог, и сувениры станут и поразнообразнее, и оригинальнее.
Помимо прочего, к вечеру в этой аллее покупателей не так много, и легко заметить слежку за собой. Сворачивая к арке, Кеша подошел к киоску с сигаретами. Якобы высматривая нужный сорт, еще раз вгляделся в прохожих за спиной. Сегодня Владимир Федорович особо подчеркнул, чтобы он проверился потщательнее. А к просьбам чекиста Шеремех привык относиться внимательно.
Воронин относится к тем странным мужчинам, которые вместо честной лысины старательно отращивают длинные пряди, а потом тщательно прикрывают ими плешь. Никого кроме себя они этим не обманывают, выглядят при этом глуповато, но так им комфортнее. По крайней мере, нравятся сами себе в зеркале.
Но телевизионщику нередко думалось, что и с прической Воронин лукавит, стараясь запутать явных и потенциальных врагов. Или, как говорят ГБэшники: оппонентов. А их у него хватало. Нынче же что ни фирмочка, что ни бандочка, что ни администрация, так непременно создает свою СБ. И для этого немало резонов. Государство у нас так озабоченно своей безопасностью, что на защиту простых граждан у него ни сил, ни рвения не хватает.
Впрочем, так везде. Не зря же прагматичные американцы тратят на услуги секьюрити частным образом втрое больше, чем государство.
Пройдя арку, Шеремех не сразу вошел в подъезд, а постоял возле кучи строительного мусора, с омерзением косясь на непроницаемо черную громаду многоэтажного паркинга. Мэр выстроил его вопреки всем писаным и неписаным законам, наплевав на возмущение местных жителей. А теперь еще заставлял ментов придираться к автомобилистам, паркующимся в других местах по соседству. Таек клиентов загоняли в дорогое стойло. И если бы Шеремеху предложили выбрать символ оккупации Катеринбурга мэрской камарильей, он бы выбрал этот до сих пор неряшливый, окруженный строительным мусором и грязью, черный параллелепипед. А на нем бы повесил плакат, чрезвычайно популярный у нынешних отчимов Екабе:
«ЗАХОДИ ТИХО,
ГОВОРИ ЧЕТКО,
ПРОСИ МАЛО,
ДАВАЙ МНОГО,
УХОДИ БЫСТРО».
При всем своем бесцеремонном хамстве, этот якобы шуточный лозунг с предельной откровенностью демонстрировал истинное отношение чиновников к горожанам.
Впрочем, иной краски, кроме черной, для деяний мэра и его подручных, Кеша не признавал. И если бы они даже повесили в своих кабинетах стихи про дядю Степу, он бы увидел в этом особое глумление над земляками.
Убедившись, что вокруг нет знакомых, и следом за ним никто не идет, Шеремех поднялся на второй этаж и позвонил.
Воронин открыл ему, не спрашивая, и не здороваясь — знак, что в квартире есть кто-то из хозяев — провел в дальнюю комнатку за кухней. Там он крепко пожал руку молодому товарищу по борьбе, и приглушенно спросил:
— Слежки не приметил?
— Да нет, вроде.
— Будь осторожен, — приглашая сесть к столу, на котором по давней традиции лежала пачка бумаги и несколько карандашей, Воронин сам подошел к двери и прислушался. Ничего не услышав, кивнул сам себе и продолжил. — Возможны провокации. Есть данные, что наши оппоненты резко активизировались после прокола с руководством «Общей России».
— Ну, не такой уж и прокол, — вроде бы возразил Шеремех. — Подумаешь, сменили верхушку
«ОбРоса»! Новые тем же миром мазаны.
— Может и тем же, — тонко улыбнулся Воронин, — да не теми же! Сколько ЧАМовцы денег вбухали, чтобы умаслить piприручить прежних начальников? А теперь-то тю-тю: ни денег, ни благодарности, ни поддержки.
— Знали бы люди, что за их счет ЧАМ и его оборотни пол-Москвы содержит. На эти бабки можно было бы весь Екабе дважды заасфальтировать! А он вместо этого толпу зомбирует.
— Вот и говори об этом, чтобы знали. Тем более что сейчас они спешно мобилизуют ресурсы. Есть данные, что Кунгусов собирается в столицу с новой порцией наличняка.
— А что так?
— Так момент самый ответственный: сейчас решается, кого Москва поддержит на выборах губернатора. А поддержит она того, кого выдвинет «ОбРос».
— Ну и какие шансы у Россиля? Читали в «Комсомольце», как дедулю полощут?
— Ну, так уплачено, вот и полощут. А шансы, тьфу, тьфу, тьфу — не сглазить, у дедушки очень велики. Они ж понимают: он владеет ситуацией, а ставить на такое место перед думскими и президентскими выборами неизвестно кого — завалить всю кампанию. Но! Тем не менее, бдительности терять нельзя. Эти ребята в случае неудачи потеряют не только посты и кормушку, поэтому они готовы на все. Я тут тебе кое-что припас послушать. Вот, возьми наушники...