— Не вешайте мне лапшу на уши! — почти злобно заявил голос Чирнецкого. — Не считайте нас всех тут за дурачков! Думаете, я не знаю, что вы сделаете? Сначала скупите побольше акций западных титановых компаний. Потом на Верхне-салдинском зажмете получку эдак на полгодика, чтобы ушли самые предприимчивые. Потом разгоните остальных, обанкротите, и закроете комбинат к чертовой матери. Цены на титан сразу подскочат, а на купленные вами акции западных компаний
— вообще взлетят до небес. Вы на этом получите сотни миллионов. Так что не стоит выставлять себя моим благодетелем! Лучше подумайте о том, что после этого Россиль всю прессу на уши поставит, чтобы смешать с грязью меня!
—Ничего, если грамотно подойти к этой проблеме, его можно отодвинуть от руля и скомпрометировать. Пока Кремль подбирает кадры не по уму и таланту, а по личной преданности, главным чиновникам у нас обосрать любого человека — раз плюнуть! Любой порядочный человек в этой стране отличается двумя особенностями: отсутствием денег и беззащитностью перед Кремлевской мафией,
— Это вся ля-ля! А лисе нужна конкретика: когда вы вернете мои расписки? И сколько дадите на выборы? — настаивал голос Чирнецкого. — Учтите, с тех пор, как вы потеряли свои телеканалы, я, по сути, только на прессу и вкалываю. Россиль так нянчится со всей этой нищей шелупонью, что если я не буду каждый день подкармливать прессу, они все меня с говном сожрут! Я хочу, чтобы вы точно оценивали ситуацию: если Россиль останется у власти, он и мне шею свернет, и все ваши вложения обесценит! И не видать вам тогда ни титана, ни остального.
— Пусть это вас не волнует, — со смешком заверил БАБ, — пока есть деньги и толпа глупа, деньги все и решат. Главное, мы договорились: я даю вам на избирательную компанию, а вы в счет прежних и этих долгов, помимо того, что мы обговорили ранее, отдаете мне титановый комбинат? Договорились?
— Мы договоримся только тогда, — сварливо возразил голос Чирнецкого, — когда четко оговорим суммы и сроки платежей. И возврат моих расписок! Но зато после этого я вам не только ВэСэМПэО, я вам всю область отдам на хрен. Со всей этой сраной оборонкой.
— А вы уверены, что с тамошним директором, как его там? Проблем не будет?
— Тютькин уже тоже старый. А мы скоро начнем компанию против старичья у власти. И потом, я пошлю туда своих людей, Баксова, например, они умеют поднимать бучу. Приплетем мафию, и Тютькин загремит вслед за Россилем. Нашему быдлу нравятся молодые и наглые рожи. Но вначале — мои расписки!..»
Убедившись, что запись кончилась, Семеныч пулей, даже забыв свою трость, умчался в туалет. Быков взял ее и повертел:
— Железо. Тяжелая. Местное производство?
— Да куда там, — вздохнул Влад. — У нас ширпотреб делать не любят. Все, что меньше танка, западло считается. Это Китай. Я видел такие в антикварном магазине на Щорса. А в Ленинской прокуратуре даже мода на них. Почти все обзавелись. Даже секретарши...
— Ну, так что? — вернулся хоть и злой, но повеселевший Семеныч. — Выходит, они оба с ним снюхивались? Ну, и кого ж в итоге БАБ поддерживает?
— Почему? Как?! — поразился Влад. — Да вы что, не поняли?!
— Чего я не понял? — насторожился Семеныч, у которого, вероятно, не только с обонянием, но и со слухом было не все в порядке. — Чего тут понимать? Все они гады, все с этим жидом снюхиваются. Ну, от немца я этого никак не ожидал!
— Да нет же! Разве вы не слышали? — горячился Влад. — Бирезовский на обоих дисках говорит одно и то же. Слово в слово. Разные на дисках только реплики голосами Россиля и Чирнецкого.
— Да? Не может быть! — опять стукнул тростью об пол старик. — Включай еще.
Прослушали они записи с дисков еще раз, но суть от этого не изменилась.
Влад не ошибся: голос Бирезовского говорил слово в слово одни и те же реплики, с одной и той же интонацией.
— Ну ладно, пусть по-вашему, — сдался Семеныч. — Пусть он болтает одно и то же. Ну и что? Что из этого следует?
— Из этого следует, — задумчиво ответил Влад, видимо, еще не понимая: радоваться ему сенсации или огорчатся зыбкости и неопределенности ситуации, — следует, что одна из этих записей настоящая, а другая — фальшивая. И на ней голос одного собеседника заменили нарезанными кусочками фраз другого.
— А разве такое возможно? — удивился Семеныч.
— Еще как! — подтвердил Влад, — Электронный монтаж позволяет даже буквы в словах менять.
— Ишь, ты. Ну и какая ж из них фальшивая? Кто у нас тут главная сволочь? — спросил Семеныч.
— Вот в этом-то, — вздохнул Влад, — и вопрос.
Змей на груди
— Вы понимаете, что это вот, — Никрасов показал пальцем на компьютер, — это не просто компромат. Это — приговор! В зависимости от того, какая запись попадает в Кремль, там решат, кого на выборах будет поддерживать партия власти. А это означает, что того и выберут. Ну а какая запись попадет в Кремль — зависит от того, кто ее туда будет передавать. Если, допустим, люди Россиля
— конец Чирнецкому, если же сторонники мэра, то хана губернатору.
— Почему ты так уверен, что нельзя выяснить, какая из них фальшивая? — спросил Быков.
— Во-первых, в наше время это не так важно. В Кремле верят не фактам, а тому, чему хотят или выгодно поверить. А во-вторых, я же слышу: сделано великолепно. К тому же я навел справки об этом Абсенте. Раньше, еще года два назад, он был самым классным в Екабе спецом по всяким компьютерным и звуковым фокусам. И Гремлин не просто так в корифеи выбился, а потому что у этого Вилена Королева, то есть Абсента когда-то учился.
— Тогда в чем проблема? — протянул Владу телефон Быков. — Звони своему шефу и спрашивай: чего они рассказывают? Если это делал Абсент, и коль Гремлин тоже в этом замешан, они-то знают, какая запись настоящая!
Никрасов почесал затылок и, вздохнув — видимо, его почему-то страшила категоричность правды — набрал номер:
— Алло, Кеша? Слушай! Мы тут такие записи надыбали... — он уже готов был взахлеб все выложить, но Быков красноречиво погрозил ему пальцем и показал на ухо: подслушать же могут, мол!
— В общем, материал забойный. А что там наши гаврики? Как какие? Ну, этот бич и Гремлин!.. Что? Как пропал, куда?!.. И когда он теперь очухается?..
Да, де-ела-аа... Я? Я в... — Быков погрозил уже кулаком. — Да тут, в одном месте. Не знаю, когда буду, тут такое заворачивается, что... Ну, ладно, пока.
Влад вернул телефон и задумался.
— Не томи, сопляк, ветерана труда! — замахнулся на него Семеныч, и Василий подумал, что старик запросто мог сгонять в туалет отнюдь не из-за простатита. Или, по крайней мере, не только из-за него. Содержимое бачка Василий сегодня еще проверить не успел.
— Дела непонятные, — радостно сообщил Влад. — Во-первых, в мерс, который вез Абсента, врезался грузовик. Да так, что наш микроавтобус раз пять перекувыркнулся! Старик сейчас в реанимации. У него переломы и плюс алкогольное отравление. Когда он заговорит, и заговорит ли вообще — непонятно.
— А Гремлин? — напомнил Быков.
— А этот исчез. В одной машине с Абсентом он ехать не пожелал, в сопровождении охранника отправился к Шеремеху на частнике. Полчаса назад этого частника и охранника обнаружили во дворе мэрии без сознания. Что-то им такое вкололи, что не скоро очухаются. А Гремлин исчез, как его и не было.
— Значит, эти диски теперь наши! — сделал вывод раздухарившийся, но не утративший представительности Семеныч. — Что хотим, то с ними и сделаем! И я знаю, кто за это хорошо заплатит. А поделим все честно, как положено, на троих!
— Погоди делить, сначала надо... — попытался его урезонить Василий.
— Чего годить, чего? Абсент одной ногой в могиле, ему уже ничего не надо. А мальчишка сам сбежал. Так что, от них никаких претензий не принимается!
— А что надо сначала? — спросил Влад у Василия.
— Прежде всего, надо понять: какая запись настоящая, - предложил Быков.
— Брось! Все они гады, и какая разница, кто больше или меньше? — горячился Семеныч, размахивая тростью.
— Ну, неужели тебе самому не интересно? - удивился Быков.
— Мне? А мне и гадать не надо, — заверил пенсионер. — Я и так знаю, что это на самом деле Россиль с Бирезовским снюхался!
— Почему?
— Потому что он старая сволочь. А такие никогда честно не играют, вот!
— Нет, — уточнил свой вопрос Быков. — По каким признакам ты решил, что это его запись настоящая?
— По таким! — махнул тростью Семеныч.
— Нет, это вряд ли, - сомневался Влад. - Россиль никак не может отдать титановый комбинат. НИ ЗА ЧТО! Да еще и опальному Бирезовскому, который, ежупонятно, берет предприятие, чтобы его обанкротить. А титан для губера и кошелек, и опора. Его зять в Германии этим самым титаном торгует.
— Молодой ты, — снисходительно закивал Семеныч журналисту, — по верхам скачешь. Ты знаешь, сколько этой записи лет? Года четыре! А тогда еще БАБ был ого-го в какой силе! А Россиль, между прочим, политик уже так себе, такие прямо ищут, как бы поближе к самым верхним оказаться...
— Нет. И настоящей, и фальшивой записи — не меньше двух лет, — перебил Быков. — Не забывай: два диска были в борсетке Затовского. Логично предположить, что там были обе записи: и настоящая, и фальшивая? Логично!
— А третий диск тогда с чем был?
— Наверное, с дубликатом той или другой версии. Вот его мне подсунули уже недавно, когда старушка все рассказала.
— Ха! — азартно хлопнул в ладоши журналист, — А с чего вы решили, что запороли именно третий диск? Может, мы сейчас слушали как раз второй и третий варианты?
— Это неважно, - задумчиво уставился на экран ноут-бука Василий. — Неважно, потому что третий диск мне пытались подсунуть из-за того, что не могли найти первые два. Значит, на нем был дубликат какой-то из этих двух записей. Если подсовывали люди Россиля — то там был дубликат записи Чирнецкого. Если люди мэра — записи Россиля. А коль у нас сейчас и то, и другое, значит, мы имеем именно то, что принадлежало Затовскому.
— Вранье! Он их украл! — разъярился вдруг Семеныч.
Никрасов и Быков уставились на него изумленно.
А пенсионер, разъяряясь все сильнее и от ярости молодея на глазах, вопил, брызгая слюной и размахивая тростью:
— Сосунок! Выскочка! Предатель!
— Семеныч... - осторожно позвал Быков. — Ты чего это?
— Перестань тыкать мне, щенок! - взревел Семеныч, вскакивая. Он лихо крутанул свою трость и выдернул рукоять. В его руке оказалась плоская шпага в метр длиной.
Он вжал ее хищно блеснувшее острие в грудь Василия и завизжал, сверкая белесыми абсолютно бессмысленными глазами:
— Еще раз вякнешь, проныра — проткну!
— Зачем? Э, постойте! — закричал Влад, пока онемевший Василий замер, сидя с поднятыми руками. Острие шпаги легко пропороло его футболку, и по лезвию скатилась, не оставив на хорошо отполированном металле следа, капля крови.
— Эй, чего вы хотите? — привстал Никрасов.
— Сидеть! Сиди, а то ему — капец! А хочу я... Я хочу справедливости! — заявил с безумной слюнявой усмешкой Семеныч. — Я принесу эти диски Аркадию! Я, а не Тешков или Кунгусов! И тогда Аркадий поймет, кто ему настоящий друг!
— Ага... - уразумев, наконец правду, тихо сказал сам себе Быков. — Ну, у вас дружба, ладно. Но мы-то тоже работали...
— Молчи, сволочь, - уже шипел Семеныч, завороженный видом капелек крови, скатывавшихся по шпаге. - Вам лишь бы деньги, продажные твари! У вас нет ничего святого, вам не понять, что такое настоящая мужская дружба! Не будет вам денег!
— А расходы? — напомнил Быков, тяня время и поджидая момент, чтобы стукнуть психа поудачнее. — Все-таки я черте откуда приехал! Понимаете, Кирилл Семенович, мне-то ваш мэр не друг...
— Чепуха! Это Затовский виноват! Этот сосунок притащил на нашу встречу целую толпу! Пусть он и платит! — окончательно запутался во времени сумасшедший. — Аркадий не мог ему позволить... Столько трудов, столько трудов! Думаете, легко четверых замочить, и чтобы никто ничего?!.. Не дергайся, кому я сказал! Пропорю, на фиг!
Но Быков, осторожно сместив центр тяжести, сжал руку в кулак, чтобы ударить, и осатаневший от бешенства псих всем телом навалился на шпагу.
Он почти упал на сыщика, когда легко подавшаяся рукоять в виде дракона ударила в окровавленную футболку.
Ужин в компании
Нина поднималась пешком по узкой лестнице домой, на шестой этаж, и, дабы отвести душу, мысленно проговаривала свои претензии к Быкову.
Во-первых, если у него серьезные намерения в отношении ее, — а при всех иных, пусть он катится назад, в свою Москву! — то пусть раз и навсегда поймет: женщине надо уделять внимание в первую очередь, а уже потом всякой там работе! Она не из тех клуш-домработниц, которые рады подавать тапки явившемуся за полночь муженьку! Она тоже не сидит весь день! То есть, она сидит, конечно, возле компьютера, но не просто так! И пусть он не думает, что она будет покорно ждать, пока он соизволит отвлечься от своих пьяниц-приятелей, и обратить внимание на нее!
Во-вторых, пусть увозит ее в Москву. Причем, не когда-нибудь, а вот сейчас, сразу. Она по горло сыта этим пыльным, душным, хамским Катеринбургом!
Хватит, помучалась она без воды. Кстати, домоуправление нагло прилепило объявление, что дали горячую воду, хотя из крана идет такая же холодная, как и из второго. Это они, чтобы деньги за горячую воду брать.
Обнаглели вконец.
Ну и пусть. Но без нее, и ее сына. Она не собирается допускать, чтобы ее мальчик с детства привыкал жить, как бессловесное быдло под пятой наглой домоуправши.
Нет уж. Коль ей повезло захомутать москвича — а что Василий без ума от ее тела, она видела также ясно, как эти заплеванные ступеньки и вонючие грязные стены, — то пусть теперь о ней и сыне позаботится, как следует.
А еще она ему скажет, что...
Додумать Нина не успела. Едва она привстала, чтобы, навалившись на перила, перевести дух, как ее обхватили и зажали рот вонючей потной ладонью.
Она попыталась удержать сумку с продуктами, но в голове зазвенело, и черная, тяжелая, как асфальт, тьма поглотила ее целиком.
Первое, что услышала Нина, приходя в себя, был характерно булькающий говорок Шеремеха:
— ...Конечно, не узнаете! Мало кто из жителей нашего славного града Катеринбурга знает, как выглядит изнутри ресторан «Трегубов». По очень простой причине. Цены здесь такие запредельные, что даже не каждый преуспевающий предприниматель может себе позволить тут столоваться. Но кое-что, я думаю, в этом интерьере узнали все, да? Ну конечно, кто не знает ро-о... родимого нашего мэра Чирнецкого!