— Вы тоже считаете, что воруют все? — спросил он даже не улыбнувшуюся ему, но волнующе-обильную женщину.
Нина пожала полными загорелыми плечами с трогательной тонкой белой плоской:
— Смотря что — считать воровством. Если мой сосед со счетчиком химичит, чтобы меньше платить, это еще не значит, что он ворует. Цены на электричество и горячую воду такие, что все равно, как бы ни химичил, он же и останется обворованным.
— Резонно.
— А почему налоги — на 57-м месте?
— Что? — Быков сделал вид, что не расслышал за шумом шатающегося железа, и придвинулся поближе.
— Почему вы сказали, что налоги на 57-м месте? Почему не на 50-м или на 60-м?
— Потому что, у статьи Конституции про налоги номер 57, — блеснул Василий Денисович эрудицией, процитировав без ссылки свою шефиню.
— Значит, пусть нам начальство вначале докажет, что оно наши деньги правильно использует, а уж потом чего-то требует от нас.
— А-а, — теряя интерес, протянула Нина.
— Не согласны?
— Да нет, почему же... — вяло ответила она.
— Но в этом был бы практический смысл, если бы мы платили именно налоги. А ведь мы-то платим дань. Чиновники наш город оккупировали и грабят в свое удовольствие. Сколько хотят, столько и заберут. На что хотят, на то и потратят.
«А она еще и не дурочка!» — обрадовался Быков.
На следующий день, когда тихая, вежливая и умело-незаметная проводница принесла им горячий обед, входивший в стоимость билета, Василий Денисович поделился радостью:
— Все ж таки сервис ощутимо лучшает. Кстати, вы не знаете, — он смотрел на обеих попутчиц разом, — кого-то, у кого можно снять квартиру или комнату? С пансионом? Я жилец тихий, большую часть дня — на работе. Только вот курю.
— А чего ж не в гостиницу? — насторожилась Галина Николаевна. — Сейчас с местами никаких проблем. Хоть люкс, хоть что.
— Ну, во-первых, дорого, — признался он, с радостью заметив интерес, мелькнувший во взгляде Нины. — По ресторанам питаться — денег не напасешься, да и чем накормят еще неизвестно. У меня уже были проблемы из-за общепита. А во вторых, у меня с собой ноутбук... Это компьютер такой. Он дорогой, тяжелый, все время с собой носить — замучаешься, а в гостиницах часто подворовывают. Вначале-то меня устроят. А вот через пару дней я бы хотел что-то снять.
— Ну не знаю... — повспоминала Галина Николаевна. — У меня темно: мы с внуком, дочка, ее хахаль теперешний... У соседей разве поспрошать? Вы запишите мой телефон. Может, чего и найдется. А ты как, Ниночка? У тебя сколько комнат?
— Две.
— Ну, так что ж ты! Возьми квартиранта! Вы с сыном в одной, он — в другой. А он мужчина солидный, сразу видно. Что тебе, лишняя копейка помешает?
У меня горячей воды нет. Так ее нигде почти что нету. И лифт у нас в доме то и дело не работает, А этаж — шестой. Ну, это ничего, — осторожно вклинился в их разговор Быков, тщательно дозируя во взгляде и голосе деловой подход, мужской интерес и природную скромность. — Шестой — не десятый.
— Ну, не знаю...
— «Не знаю, милая Не знаю, краса пленительна твоя. Незнаю я предпочитаю из всех, которых знаю я!», — на всякий случай смущенно улыбаясь, продекламировал Василий Денисович. — Со школы из Лермонтова запомнилось.
— Вот видишь, — поддержала его растрогавшаяся Галина Николаевна, — какой положительный: даже Лермонтова помнит.
— «Из тех», — впервые за всю дорогу подал голос болезненный Паша, которому на самом деле было уже почти одиннадцать.
— Что? — удивленно повернулся к нему Быков.
— Не «из всех», — доверчиво сказал ему мальчик, — а «из тех, которых знаю я».
— А, ну извини, — Василий Денисович с трудом проглотил невесть откуда взявшийся в горле ком. Больной, да еще умненький ребенок вызвал в нем мгновенную вспышку слепой, неконтролируемой ярости: подвернись ему сейчас тот, кто вымогает с больных детей деньги, избил до кровавых соплей. И с наслаждением. Хотя вообще-то драться не любил. — Я ж давно учил. Так как, Нина?.. Может, подумаете? Я — смирный и непьющий.
— Хорошо, — с грустной обреченностью посмотрела она на него. — Подумаю. Дайте мне ваш телефон.
Нелюбовь с первого взгляда
Галину Николаевну с Пашей встречали дочь и ее мужчина — на вид бандит бандитом, хотя вроде бы работал преподавателем в универе. Но что поделаешь, если мода нынче на стриженые лица и тупые затылки.
А вот Нину не встречали, и Василий Денисович помог ей донести вещи до автобусной остановки. Потом сказал, что коль его не встретили, придется позвонить, что он будет ждать от нее звонка насчет квартирантства, и скрылся в толпе. Роуминг у его мобильника был автоматический, и, отойдя в сторонку, за ларек, Быков вызвал заложенный в память номер еще неведомого ему заказчика.
— Да! — сходу прикрикнул низкий начальственный голос. - Алло?
— Это Быков из Москвы.
— Кто?! А-аа! Так, так... — голос мгновенно стал дружелюбным. — Как устроились?
— Пока никак. Я с вокзала звоню.
— Ах да! Конечно, я ж... Короче! Ждите. Я сейчас перезвоню.
От нечего делать и чтобы прочувствовать город, Василий Денисович решил пройтись. Однако едва двинулся по корявому и грязному, как кожа прокаженного, асфальту, он ощутил огромное желание вернуться в чистую прохладу вокзала. И дело было не только в том, что, выйдя на площадь, будто пересек границу между владениями людей, уважающих свою работу, и царством, где, как в советском общепите: «Жри, что дают!» Контраст между уютом вокзала и неряшливостью привокзальной площади был разительным, но он лишь усилил тревогу. Главная же причина была иной.
За годы работы сыщиком, Василий Денисович обзавелся профессиональным чутьем, которое помогало и след отыскать, и опасное внимание к себе учуять. И вот сейчас он совершенно точно знал, что за ним следят. Делалось это вполне профессионально. Никто на него не пялился, никто не ходил следом, но чужой недобрый взгляд его не отпускал.
Делая вид, что прогуливается, Быков не спеша побрел вправо, к багажному отделению. Рядышком стояли не менее шести решетчатых стоек с солнцезащитными очками. Будто в этом городе очки были самым ходовым товаром.
Смешавшись с толпой идущих, видимо, с электрички, Василий Денисович добрался до автовокзала. Газон перед ним напоминал поле боя. На траве и на асфальте лежали бесчувственные тела. Быков насчитал семерых. Больше всего удивило, что двое лежали на асфальте — рядом с оградкой, за которой густела мягкая трава. Пахло сеном и мочой.
Прохожие игнорировали тела, словно давно привыкнув к подобному. С истинно московским гонором Василий Денисович мысленно хихикнул: «Вот вам и столица Урала. Мгм, впрочем: каждый имеет право загадить свою квартиру, начиная с прихожей...» Но слежка за ним велась очень аккуратно. Прямо по столичному. Следившие прокололись только разок. Когда он нырнул в гущу пассажиров электрички, один из соглядатаев засуетился, привстав на цыпочки. Встретившись взглядом с Быковым, он смутился и пригнулся.
Обойдя всю площадь, только в самом дальнем киоске Василий Денисович обнаружил карту Катеринбурга. Но киоск работал до 21-00, А было уже 21-05. Но киоск ерша еще не ушла. Он попросил продать ему карту.
— Работа закончилась.
— Я приплачу.
— Мущ-щина! Я же сказала? Быков пожал плечами:
— Извините.
Он через подземный переход вернулся к вокзалу, и тут, в заваленной с верхом урне — обнаружил искомое. Видать, отъезжающий выбросил. Наверное, не планировал сюда возвращаться, Быков мог его понять. Он воровато оглянулся и вытащил карту из урны. Она оказалась очень подробной и с указанием маршрутов общественного транспорта. Кто просит, тому будет дадено.
Обойдя всю площадь, только в самом дальнем киоске Василий Денисович обнаружил карту Катеринбурга. Но киоск работал до 21-00, А было уже 21-05. Но киоск ерша еще не ушла. Он попросил продать ему карту.
— Работа закончилась.
— Я приплачу.
— Мущ-щина! Я же сказала? Быков пожал плечами:
— Извините.
Он через подземный переход вернулся к вокзалу, и тут, в заваленной с верхом урне — обнаружил искомое. Видать, отъезжающий выбросил. Наверное, не планировал сюда возвращаться, Быков мог его понять. Он воровато оглянулся и вытащил карту из урны. Она оказалась очень подробной и с указанием маршрутов общественного транспорта. Кто просит, тому будет дадено.
Ну, и когда же позвонит заказчик? Почти полчаса уже прошло. Тут же запиликал мобильник. Не извинившись за промедление даже для вежливости, тот же голос распорядился:
— Бери машину и езжай по адресу: Сурикова, 40... Ключ под ковриком. Заходи и жди.
Часто, чтобы понять характер человека, много не надо. И без пуда соли стало ясно, что заказчик у Быкова хамоватый и особой заботы от него ждать не приходится. Опять же хвост. Поэтому Василий Денисович, сориентировавшись по карте, назвал частнику, которого для экономии взял в квартале от вокзала, перекресток Фурманова и Сурикова.
Там он походил по дворам, по улицам, примечая всякие мелочи, которые помогают понять среду обитания и выбрать способ мимикрии. При этом он убедился, что слежки за ним не стало. Как отрезало. А это могло означать одно: те, кто следил за ним на вокзале, узнали, куда он отправится.
Дело обещало быть с червоточиной, и многострадальные ребра Быкова предвкушающе заныли.
С городом выходило невнятно. Пока ехал от вокзала, насмотрелся на разбитые улицы, серые, облупленные, и краснокирпичные, новые, но мрачные, как в Бутырке, стены домов, грязь, лужи и мусор всюду. Все выдавало ту неряшливость, которая обычно означает лень и апатию. Но они свойственны городкам небольшим, разорившимся. Депрессивным. Областные центры, да еще миллионники, обычно гораздо чище. Они как бы «столичнее». Быков перед отъездом познакомился с данными маркетологов «Рос-Интера». Они утверждали, что Свердловская область - донор. То есть, и за ее счет содержатся регионы-иждивенцы, которые работать не хотят или не умеют, а только проедают то, что досталось от коммунистов.
Все это не вязалось с неряшливостью улиц и откровенной грязью обочин. Дворы, небрежно заасфальтированные, тоже чумазые, явно не пригодные для отдыха и прогулок с детьми, резко контрастировали с густой зеленью и довольно симпатичными лицами прохожих. Василий Денисович специально несколько раз спросил дорогу, и отвечали ему — и пожилые, и молодежь доброжелательно.
Пустяки, вроде бы, мелочи, но когда тебе, возможно, предстоит сходить за местного, они имеют немалое значение.
Дело в том, что последние три-четыре года относительной стабильности много чего поменяли в укладе российской городов. Особенно — крупных. Конкуренция в политике привела к тому, что народ все чаще выбирал себе мэров молодых, энергичных...
Иные порядки в Катеринбурге могли означать только одно: верховодят тут действительно мафиози. Выходит, и категоричная Галина Николаевна была права. А коль так, то любое расследование здесь чревато пересечением с явными бандитами.
И неважно, что именно ему поручат расследовать. Подставлять свою шею Василий Денисович не собирался. Он планировал жить — пусть бедно, но долго.
Правда, улица Сурикова, на которой ему предстояло жить, приятно удивила. Широкая, гладкая, чистая. Ее вид еще резче подчеркнул неухоженность округи. ,
Зато квартира, как он и ожидал, была в духе города. Мебель старая, все в пыли, обои выцвели, телефон обмотан синей изолентой, краны в ванной изрыгали ржавую воду с жутким грохотом, душ — вообще не работал. Видать, купили и, даже не выбросив оставшуюся от прежних хозяев рухлядь, оставили дозревать в цене до случая.
В общем, все, кроме обильной пылищи и телевизора, ему не понравилось. Телевизор был новый, с дистанционником и автоматической настройкой.
Быков оставил сумку с вещами и сходил в ближайший супермаркет. Он назывался «Звездный», и вполне оправдывал свое название: цены, как в Москве и даже повыше, но прохлада и сервис им соответствовал. Запасясь упаковками с быстрыми супами, хлебом, колбасой и пивом, Василий Денисович вернулся в квартиру, еще раз порадовался пылище и принялся изучать местные телепрограммы.
Но тут наводка Галины Николаевны сбила его с толку. Она говорила, что «41»-й канал в Катеринбурге — городской, а «10» - областной. Но по содержанию получилось наоборот. 41-й говорил только про область, причем старательно подчеркивая, как хреновы в ней дела. А зато «10» вовсю топтался по городу и, особенно по его мэру, некому Чирнецкому: мужику представительному, говорящему мало и по делу. Называла его «десятка» не иначе, как отступником и оборотнем.
Так «10» намекала на то, что мэр когда-то позволил себе критику в адрес нынешнего, а тогда еще будущего ТОГО-КОГО-ВСЕ-ЛЮБЯТ.
Правда, и «41» не отставал, напоминая, что губернатор обругал ГЛАВНУЮ ПАРТИЮ, когда она только создавалась.
Эти взаимные доносы вызывали легкое, но противное чувство. Похоже, и журналисты тут, как дворники, не столько убирают, сколько гадят.
Значит, тут имели место не одна, а минимум — две мафии. Что, чуял он, благодаря своему опыту, для него лично означает реальную вероятность вклиниться между ними.
Вот только этого ему не хватало.
Ничто так не способствует укорачиванию жизни, как вклинивание между дерущимися.
И то, что он в этом, похоже, будет не одинок, а заодно с полутора миллионами населения Катеринбурга — утешало слабо.
Впрочем, пока он свободен, как птица. И всегда может сделать ноги, если заказчик ему не понравится. В случае чего, страховых компаний в Москве полно, и редкая из них откажется от опытного расследователя.
Напомнив себе об этом и поужинав, чем Звездный дал, Быков вернулся к телевизору и прикинул: кто из представленных на экране людей ему симпатичнее. И решил, что мэр. Во-первых, он моложе, чем холеный, но седой губернатор. Солидный мэр мужик: и рост под два метра, и шевелюра густая, то есть не бабник. Во-вторых, судя по репортажам, занимается конкретными делами: ездит по районам города, а не торчит все время на трибуне и в президиуме, как лысоватый губер.
Кроме того, топтавшая его телекомпания УТА явно не отличалась хорошим вкусом. Тех, кто ей не нравился, она обзывала, явно подменяя прочность аргументов грубостью и ехидством. Быков знал, как легко критиковать мэров и трудно — губернаторов. Мэр-то всегда крайний, если дорога плохая и помойку не вывезли. А губеру — что? Он сидит где-то высоко, да отдает общие указивки.
В квартире было две двери. На внешней железной имелся засов, который Василий Денисович не преминул задвинуть, вернувшись с покупками. Так что, когда в замке сначала пошурудили ключом, а потом недовольно позвонили, он был готов к встрече гостей. В том числе и нежелательных.
Поглядев в глазок, Быков удивился: такой человек, и без охраны?
Какие люди и с охраной!
Аркадий Михайлович Чирнецкий, мэр Ка-теринбурга, вблизи еще представительнее, чем на телеэкране. Рост, стать, гулкий серьезный голос, усталые мешки под глазами, смотрящими с высока, но с отеческим пониманием.
- Извини, э-э, Василий, что вот так принимаю... негостеприимно, - начал, осторожно усаживаясь на шаткий стульчик и кладя на телевизор большой желтый конверт. — Вообще-то, я не привык кое-как гостей встречать. Если б ты приехал в другое время, я б тебя принял по первому классу! Есть у меня и коттеджи для этого, и гостиницы - все есть. Но тут такая обстановка, что... В общем, потерпи. Вот сделаешь дело, все тебе компенсирую. А пока — потерпи. Ты, я гляжу, телевизор смотрел, значит, наши расклады понял уже?
- Ну, я... - начал было Быков, но оказалось, что вопрос мэра был риторический: