ТАЙНЫ ТРЕТЬЕЙ СТОЛИЦЫ. - П. Лотинкин 6 стр.


— Вы тоже считаете, что воруют все? — спро­сил он даже не улыбнувшуюся ему, но волнующе-обильную женщину.

Нина пожала полными загорелыми плечами с трогательной тонкой белой плоской:

— Смотря что — считать воровством. Если мой сосед со счетчиком химичит, чтобы меньше платить, это еще не значит, что он ворует. Цены на электричество и горячую воду такие, что все равно, как бы ни химичил, он же и останется обворован­ным.

— Резонно.

— А почему налоги — на 57-м месте?

— Что? — Быков сделал вид, что не расслышал за шумом шатающегося железа, и придвинулся поближе.

— Почему вы сказали, что налоги на 57-м мес­те? Почему не на 50-м или на 60-м?

— Потому что, у статьи Конституции про на­логи номер 57, — блеснул Василий Денисович эру­дицией, процитировав без ссылки свою шефиню.

— Значит, пусть нам начальство вначале докажет, что оно наши деньги правильно использует, а уж потом чего-то требует от нас.

— А-а, — теряя интерес, протянула Нина.

— Не согласны?

— Да нет, почему же... — вяло ответила она.

— Но в этом был бы практический смысл, если бы мы платили именно налоги. А ведь мы-то платим дань. Чиновники наш город оккупировали и грабят в свое удовольствие. Сколько хотят, столь­ко и заберут. На что хотят, на то и потратят.

«А она еще и не дурочка!» — обрадовался Быков.

На следующий день, когда тихая, вежливая и умело-незаметная проводница принесла им горя­чий обед, входивший в стоимость билета, Василий Денисович поделился радостью:

— Все ж таки сервис ощутимо лучшает. Кста­ти, вы не знаете, — он смотрел на обеих попутчиц разом, — кого-то, у кого можно снять квартиру или комнату? С пансионом? Я жилец тихий, большую часть дня — на работе. Только вот курю.

— А чего ж не в гостиницу? — насторожилась Галина Николаевна. — Сейчас с местами никаких проблем. Хоть люкс, хоть что.

— Ну, во-первых, дорого, — признался он, с радостью заметив интерес, мелькнувший во взгляде Нины. — По ресторанам питаться — денег не напа­сешься, да и чем накормят еще неизвестно. У меня уже были проблемы из-за общепита. А во вторых, у меня с собой ноутбук... Это компьютер такой. Он дорогой, тяжелый, все время с собой носить — за­мучаешься, а в гостиницах часто подворовывают. Вначале-то меня устроят. А вот через пару дней я бы хотел что-то снять.

— Ну не знаю... — повспоминала Галина Ни­колаевна. — У меня темно: мы с внуком, дочка, ее хахаль теперешний... У соседей разве поспрошать? Вы запишите мой телефон. Может, чего и найдется. А ты как, Ниночка? У тебя сколько комнат?

— Две.

— Ну, так что ж ты! Возьми квартиранта! Вы с сыном в одной, он — в другой. А он мужчина солидный, сразу видно. Что тебе, лишняя копейка помешает?

У меня горячей воды нет. Так ее нигде почти что нету. И лифт у нас в доме то и дело не работает, А этаж — шестой. Ну, это ничего, — осторожно вклинился в их разговор Быков, тщательно дозируя во взгляде и голосе деловой подход, мужской интерес и природ­ную скромность. — Шестой — не десятый.

— Ну, не знаю...

— «Не знаю, милая Не знаю, краса пленитель­на твоя. Незнаю я предпочитаю из всех, которых знаю я!», — на всякий случай смущенно улыбаясь, продекламировал Василий Денисович. — Со школы из Лермонтова запомнилось.

— Вот видишь, — поддержала его растрогав­шаяся Галина Николаевна, — какой положитель­ный: даже Лермонтова помнит.

— «Из тех», — впервые за всю дорогу подал голос болезненный Паша, которому на самом деле было уже почти одиннадцать.

— Что? — удивленно повернулся к нему Бы­ков.

— Не «из всех», — доверчиво сказал ему маль­чик, — а «из тех, которых знаю я».

— А, ну извини, — Василий Денисович с тру­дом проглотил невесть откуда взявшийся в горле ком. Больной, да еще умненький ребенок вызвал в нем мгновенную вспышку слепой, неконтролируе­мой ярости: подвернись ему сейчас тот, кто вымо­гает с больных детей деньги, избил до кровавых соплей. И с наслаждением. Хотя вообще-то драть­ся не любил. — Я ж давно учил. Так как, Нина?.. Может, подумаете? Я — смирный и непьющий.

— Хорошо, — с грустной обреченностью пос­мотрела она на него. — Подумаю. Дайте мне ваш телефон.


Нелюбовь с первого взгляда

Галину Николаевну с Пашей встречали дочь и ее мужчина — на вид бандит бандитом, хотя вро­де бы работал преподавателем в универе. Но что поделаешь, если мода нынче на стриженые лица и тупые затылки.

А вот Нину не встречали, и Василий Денисо­вич помог ей донести вещи до автобусной останов­ки. Потом сказал, что коль его не встретили, при­дется позвонить, что он будет ждать от нее звонка насчет квартирантства, и скрылся в толпе. Роуминг у его мобильника был автоматический, и, отойдя в сторонку, за ларек, Быков вызвал заложенный в память номер еще неведомого ему заказчика.

— Да! — сходу прикрикнул низкий начальс­твенный голос. - Алло?

— Это Быков из Москвы.

— Кто?! А-аа! Так, так... — голос мгновенно стал дружелюбным. — Как устроились?

— Пока никак. Я с вокзала звоню.

— Ах да! Конечно, я ж... Короче! Ждите. Я сейчас перезвоню.

От нечего делать и чтобы прочувствовать го­род, Василий Денисович решил пройтись. Однако едва двинулся по корявому и грязному, как кожа прокаженного, асфальту, он ощутил огромное же­лание вернуться в чистую прохладу вокзала. И дело было не только в том, что, выйдя на площадь, будто пересек границу между владениями людей, уважающих свою работу, и царством, где, как в советском общепите: «Жри, что дают!» Контраст между уютом вокзала и неряшливостью привок­зальной площади был разительным, но он лишь усилил тревогу. Главная же причина была иной.

За годы работы сыщиком, Василий Денисо­вич обзавелся профессиональным чутьем, которое помогало и след отыскать, и опасное внимание к себе учуять. И вот сейчас он совершенно точно знал, что за ним следят. Делалось это вполне про­фессионально. Никто на него не пялился, никто не ходил следом, но чужой недобрый взгляд его не отпускал.

Делая вид, что прогуливается, Быков не спеша побрел вправо, к багажному отделению. Рядышком стояли не менее шести решетчатых стоек с солнце­защитными очками. Будто в этом городе очки были самым ходовым товаром.

Смешавшись с толпой идущих, видимо, с электрички, Василий Денисович добрался до авто­вокзала. Газон перед ним напоминал поле боя. На траве и на асфальте лежали бесчувственные тела. Быков насчитал семерых. Больше всего удивило, что двое лежали на асфальте — рядом с оградкой, за которой густела мягкая трава. Пахло сеном и мочой.

Прохожие игнорировали тела, словно давно привыкнув к подобному. С истинно московским гонором Василий Денисович мысленно хихикнул: «Вот вам и столица Урала. Мгм, впрочем: каждый имеет право загадить свою квартиру, начиная с прихожей...» Но слежка за ним велась очень акку­ратно. Прямо по столичному. Следившие проколо­лись только разок. Когда он нырнул в гущу пасса­жиров электрички, один из соглядатаев засуетился, привстав на цыпочки. Встретившись взглядом с Быковым, он смутился и пригнулся.

Обойдя всю площадь, только в самом дальнем киоске Василий Денисович обнаружил карту Катеринбурга. Но киоск работал до 21-00, А было уже 21-05. Но киоск ерша еще не ушла. Он попросил продать ему карту.

— Работа закончилась.

— Я приплачу.

— Мущ-щина! Я же сказала? Быков пожал плечами:

— Извините.

Он через подземный переход вернулся к вок­залу, и тут, в заваленной с верхом урне — обнару­жил искомое. Видать, отъезжающий выбросил. На­верное, не планировал сюда возвращаться, Быков мог его понять. Он воровато оглянулся и вытащил карту из урны. Она оказалась очень подробной и с указанием маршрутов общественного транспорта. Кто просит, тому будет дадено.

Обойдя всю площадь, только в самом дальнем киоске Василий Денисович обнаружил карту Катеринбурга. Но киоск работал до 21-00, А было уже 21-05. Но киоск ерша еще не ушла. Он попросил продать ему карту.

— Работа закончилась.

— Я приплачу.

— Мущ-щина! Я же сказала? Быков пожал плечами:

— Извините.

Он через подземный переход вернулся к вок­залу, и тут, в заваленной с верхом урне — обнару­жил искомое. Видать, отъезжающий выбросил. На­верное, не планировал сюда возвращаться, Быков мог его понять. Он воровато оглянулся и вытащил карту из урны. Она оказалась очень подробной и с указанием маршрутов общественного транспорта. Кто просит, тому будет дадено.

Ну, и когда же позвонит заказчик? Почти пол­часа уже прошло. Тут же запиликал мобильник. Не извинившись за промедление даже для вежли­вости, тот же голос распорядился:

— Бери машину и езжай по адресу: Сурикова, 40... Ключ под ковриком. Заходи и жди.

Часто, чтобы понять характер человека, много не надо. И без пуда соли стало ясно, что заказчик у Быкова хамоватый и особой заботы от него ждать не приходится. Опять же хвост. Поэтому Василий Денисович, сориентировавшись по карте, назвал частнику, которого для экономии взял в квартале от вокзала, перекресток Фурманова и Сурикова.

Там он походил по дворам, по улицам, приме­чая всякие мелочи, которые помогают понять среду обитания и выбрать способ мимикрии. При этом он убедился, что слежки за ним не стало. Как отреза­ло. А это могло означать одно: те, кто следил за ним на вокзале, узнали, куда он отправится.

Дело обещало быть с червоточиной, и много­страдальные ребра Быкова предвкушающе заны­ли.

С городом выходило невнятно. Пока ехал от вокзала, насмотрелся на разбитые улицы, се­рые, облупленные, и краснокирпичные, новые, но мрачные, как в Бутырке, стены домов, грязь, лужи и мусор всюду. Все выдавало ту неряшли­вость, которая обычно означает лень и апатию. Но они свойственны городкам небольшим, разо­рившимся. Депрессивным. Областные центры, да еще миллионники, обычно гораздо чище. Они как бы «столичнее». Быков перед отъездом познако­мился с данными маркетологов «Рос-Интера». Они утверждали, что Свердловская область - донор. То есть, и за ее счет содержатся регионы-иждивенцы, которые работать не хотят или не умеют, а только проедают то, что досталось от коммунистов.

Все это не вязалось с неряшливостью улиц и откровенной грязью обочин. Дворы, небрежно заас­фальтированные, тоже чумазые, явно не пригодные для отдыха и прогулок с детьми, резко контрасти­ровали с густой зеленью и довольно симпатичными лицами прохожих. Василий Денисович специально несколько раз спросил дорогу, и отвечали ему — и пожилые, и молодежь доброжелательно.

Пустяки, вроде бы, мелочи, но когда тебе, воз­можно, предстоит сходить за местного, они имеют немалое значение.

Дело в том, что последние три-четыре года относительной стабильности много чего поменяли в укладе российской городов. Особенно — круп­ных. Конкуренция в политике привела к тому, что народ все чаще выбирал себе мэров молодых, энергичных...

Иные порядки в Катеринбурге могли означать только одно: верховодят тут действительно мафи­ози. Выходит, и категоричная Галина Николаевна была права. А коль так, то любое расследование здесь чревато пересечением с явными бандитами.

И неважно, что именно ему поручат рассле­довать. Подставлять свою шею Василий Денисович не собирался. Он планировал жить — пусть бедно, но долго.

Правда, улица Сурикова, на которой ему предстояло жить, приятно удивила. Широкая, гладкая, чистая. Ее вид еще резче подчеркнул неухоженность округи. ,

Зато квартира, как он и ожидал, была в духе города. Мебель старая, все в пыли, обои выцвели, телефон обмотан синей изолентой, краны в ванной изрыгали ржавую воду с жутким грохотом, душ — вообще не работал. Видать, купили и, даже не выбросив оставшуюся от прежних хозяев рухлядь, оставили дозревать в цене до случая.

В общем, все, кроме обильной пылищи и теле­визора, ему не понравилось. Телевизор был новый, с дистанционником и автоматической настройкой.

Быков оставил сумку с вещами и сходил в ближайший супермаркет. Он назывался «Звезд­ный», и вполне оправдывал свое название: цены, как в Москве и даже повыше, но прохлада и сервис им соответствовал. Запасясь упаковками с быстрыми супами, хлебом, колбасой и пивом, Василий Денисович вернулся в квартиру, еще раз порадовался пылище и принялся изучать местные телепрограммы.

Но тут наводка Галины Николаевны сбила его с толку. Она говорила, что «41»-й канал в Катерин­бурге — городской, а «10» - областной. Но по содер­жанию получилось наоборот. 41-й говорил только про область, причем старательно подчеркивая, как хреновы в ней дела. А зато «10» вовсю топтался по городу и, особенно по его мэру, некому Чирнецкому: мужику представительному, говорящему мало и по делу. Называла его «десятка» не иначе, как отступником и оборотнем.

Так «10» намекала на то, что мэр когда-то поз­волил себе критику в адрес нынешнего, а тогда еще будущего ТОГО-КОГО-ВСЕ-ЛЮБЯТ.

Правда, и «41» не отставал, напоминая, что губернатор обругал ГЛАВНУЮ ПАРТИЮ, когда она только создавалась.

Эти взаимные доносы вызывали легкое, но противное чувство. Похоже, и журналисты тут, как дворники, не столько убирают, сколько гадят.

Значит, тут имели место не одна, а минимум — две мафии. Что, чуял он, благодаря своему опы­ту, для него лично означает реальную вероятность вклиниться между ними.

Вот только этого ему не хватало.

Ничто так не способствует укорачиванию жизни, как вклинивание между дерущимися.

И то, что он в этом, похоже, будет не одинок, а заодно с полутора миллионами населения Катеринбурга — утешало слабо.

Впрочем, пока он свободен, как птица. И всегда может сделать ноги, если заказчик ему не понравится. В случае чего, страховых компаний в Москве полно, и редкая из них откажется от опыт­ного расследователя.

Напомнив себе об этом и поужинав, чем Звез­дный дал, Быков вернулся к телевизору и прики­нул: кто из представленных на экране людей ему симпатичнее. И решил, что мэр. Во-первых, он мо­ложе, чем холеный, но седой губернатор. Солидный мэр мужик: и рост под два метра, и шевелюра гус­тая, то есть не бабник. Во-вторых, судя по репор­тажам, занимается конкретными делами: ездит по районам города, а не торчит все время на трибуне и в президиуме, как лысоватый губер.

Кроме того, топтавшая его телекомпания УТА явно не отличалась хорошим вкусом. Тех, кто ей не нравился, она обзывала, явно подменяя прочность аргументов грубостью и ехидством. Быков знал, как легко критиковать мэров и трудно — губерна­торов. Мэр-то всегда крайний, если дорога плохая и помойку не вывезли. А губеру — что? Он сидит где-то высоко, да отдает общие указивки.

В квартире было две двери. На внешней же­лезной имелся засов, который Василий Денисович не преминул задвинуть, вернувшись с покупками. Так что, когда в замке сначала пошурудили клю­чом, а потом недовольно позвонили, он был готов к встрече гостей. В том числе и нежелательных.

Поглядев в глазок, Быков удивился: такой человек, и без охраны?


Какие люди и с охраной!

Аркадий Михайлович Чирнецкий, мэр Ка-теринбурга, вблизи еще представительнее, чем на телеэкране. Рост, стать, гулкий серьезный голос, усталые мешки под глазами, смотрящими с высока, но с отеческим пониманием.

- Извини, э-э, Василий, что вот так принимаю... негостеприимно, - начал, осторожно усаживаясь на шаткий стульчик и кладя на телевизор большой желтый конверт. — Вообще-то, я не привык кое-как гостей встречать. Если б ты приехал в другое время, я б тебя принял по первому классу! Есть у меня и коттеджи для этого, и гостиницы - все есть. Но тут такая обстановка, что... В общем, потерпи. Вот сделаешь дело, все тебе компенсирую. А пока — потерпи. Ты, я гляжу, телевизор смотрел, значит, наши расклады понял уже?

- Ну, я... - начал было Быков, но оказалось, что вопрос мэра был риторический:

Назад Дальше