Но в реальности нам редко закрывают рот голливудским поцелуем, — обычно мы недоговариваем что-то сами. Подразумевая: это понятно и так! Хотя, озвучь я свое «само собой разумеющееся» намерение слегка подретушировать грим, не было б ни разрыва, ни переживаний. Пьеса бы в таком случае, безусловно, проиграла, потеряв драматический виток, заставляющий зрителя мелодрамы напряженно ждать, помирятся ли герои ближе к титру «конец фильма». И данность «жизнь не театр, а люди в нем не актеры!» — не понимают даже театральные режиссеры.
Сутки спустя, прояснилось: главный разозлился на артиста оттого, что пригласил «на его имя» спонсоров, надеясь с их помощью профинансировать его же следующий спектакль. И, как и я в случае с моей подружкой, был разобижен прежде всего тем, что хотел сделать как лучше! А в результате человек, которому он пытался оказать услугу, его и подвел. Но не обидно ли? Ужасно! Обиднее вдвойне, что, обидевшись, режиссер даже не произнес истинную причину конфликта вслух. А друг мой, как и большинство из нас, телепатией не страдал, и совершенно не понимал, отчего тот так разлютовался? «Он пробубнил нечто абстрактное, мол, это очень важный вечер», — пожаловался друг. — «Неужели нельзя было произнести все прямым текстом? Естественно, я изменил бы решение. И проблемы бы не было!».
Приятель прав. «Очень важный вечер» — столь же мало говорящая непосвященному абстракция, как и «очень важный проект». И кабы я открыла рот не семнадцать, а семьдесят один раз, и не поленилась объяснить родной маме, насколько проект важен для меня, в чем заключается и как долго я к нему шла, котлеты автоматически слетели б с повестки дня. Если б моя соседка сказала супругу не обтекаемое: «Мне что-то нехорошо. Сбегай за лекарством», а растолковала, ей и впрямь ОЧЕНЬ ПЛОХО, и она боится сорвать завтрашнюю сделку, он бы молча кивнул и взял зонтик. Зонтик, кстати, он все равно взял. Но только после того, как она ему это прокричала! Он, понятно, тоже не промолчал. Пустяковая недосказанность вылилась в болезненный конфликт, слезы, разом припомненные прошлые обиды и горький осадок: «Я совершенно одинока. Муж мне даже воды не подаст!»
Но с годами я стала понимать: люди, плачущие о пресловутом «стакане воды», зачастую просто забывают его попросить! Причем, чем сильнее мы хотим пить, тем упрямее молчим, проглотив от обиды язык. И чем дольше наше молчание, тем больше вероятность, что непроговоренная конфликтная ситуация станет необратимой…
Наверное, во всей моей пестрой биографии был только один мужчина, о котором и годы спустя я могу сказать: я действительно любила его. И наш разрыв произошел в стиле самых низкопробных мыльных опер. Мы расстались на конфликтной ноте. Он заподозрил меня в измене. Я надулась («Ты еще поймешь, как ты не прав!») и сочла оправдания ниже своего достоинства. В тот же день я слегла с гриппом и провалялась в постели три недели, страдая от сорокоградусной температуры, оглушающих антибиотиков и обиды, что за все это время он не позвонил мне ни разу. Конечно, он о моей насущной потребности в «стакане» знать не знал, мы разъехались на нейтральном: «Кажется, я заболеваю». Но разве трудно было набрать номер и поинтересоваться: так это или нет?
А разве трудно это было сделать мне? Но я молча ждала, злорадно представляя, как он будет каяться, узнав, насколько виноват передо мной! А пока я болела, кто-то наплел ему, будто видел меня с другим в ночном клубе. И подлый поклеп, вместе с фактом «Он поверил в него!», разобидели меня еще больше. Я так и не позвонила. Он так и не позвонил мне. И когда больше месяца спустя я спохватилась, осознав: моя огромная обида — невероятно крохотная в сравнении с кошмарным страхом потерять его навсегда, было уже поздно. Он успел смириться с моей несуществующей изменой, переплакать и перестрадать мое «предательство». Начал встречаться с другой… И мой запоздалый лепет про вирусный грипп выглядел глупой, притянутой за уши и до смешного мелодраматической ложью. А ведь стоило сказать ему все с самого начала! Правда, я могу до пенсии утешать себя мыслью: он был не прав.
«Он был не прав!» — хнычет телефонная трубка голосом друга-артиста. Но «поезд ушел». Спектакль состоялся, спонсоры сорвались, и непонятно помирится ли он с главным. И это уже не мелодрама, а драма. А в моем случае — трагедия. «С тех пор», — призналась я приятелю, — «я перестала измерять конфликты чьей-то правотой. Пусть не прав не ты, а другой. Но если ты понимаешь: он не прав, — ты не прав уже в том, что не сказал ему это! Предпочел стать в красивую позу… Да пусть даже ты ни черта не понимаешь! Когда дорогой тебе человек вдруг обижается из-за, казалось бы, «сущей ерунды», стоит подойти к нему и спросить: «Что случилось, милый? Ты случайно не хочешь пить, мой родной? Знай, что я всегда готова поднести тебе стакан воды!»
Я обиделась!
Глупые обижаются, умные — делают выводы! — этот постулат я сформулировала еще много лет назад. Все последующие годы мне пришлось потратить на то, чтоб научиться следовать своему собственному мудрому совету.
Говорят, мужчины прощают, но не забывают. Женщины не прощают, но забывают… Я представляю дивный гибрид: не прощаю и не забываю. Спросите — и я сходу по пальцам перечислю вам все ситуации, которые я никогда не прощу своим близким. На каждого из них в архивах моей памяти хранится отдельное «дело». Но есть важный нюанс — я на них не обижаюсь…
На днях, перечитав свой детский дневник, я поняла, что в те годы моя жизнь состояла из сплошных обид. Двадцать (!) страниц душещипательного текста посвящены непростительному поступку моей тогдашней приятельницы. Она «не так себя со мной повела» на вечеринке! И дело не в том, что бесчисленные обидки, большие и маленькие, и трагическое переживание оных, были тогда самыми бурными событиями моей биографии… И не только в том, что в юности мы так страшно ранимы: нас может оцарапать случайный взгляд, а некорректная реплика — стать причиной тотального комплекса… Дело в том, что скандальная, слезная или немая демонстрация позиции «Я обиделась!» — наше единственное оружие против непонятного и несовершенного мира.
К слову, о моей ужасной злопамятности. Я до сих пор помню гнусный поступок своей воспитательницы в яслях! Она забрала у меня красивую золотую бумажку-фольгу сделала из нее шляпу и одела ее на куклу стоявшую в общем шкафу. Но это была моя бумажка! Я ужасно обиделась… Как еще я, четырехлетняя, могла отреагировать на такую всемирную подлость? Устроить с тетей дискуссию и аргументировано доказать ей свое исключительное право на фантик от подаренной мне конфеты?
Впрочем, в четырнадцать лет я реагировала точно так же и в двадцать четыре ситуация изменилась не сильно. А аккурат когда мне исполнилось двадцать семь, моя двадцатичетырехлетняя подруга устроила бунт. Она была младше, и я всегда относилась к ней свысока. В юности разница в три-четыре года столь же огромна, как дистанция между абитуриентом и выпускником института. А принятую единожды схему трудно менять. На пятом году нашей дружбы я по-прежнему относилась к ней как к ребенку до тех пор, пока, держа в руках гордый стяг «Я обиделась!», она не ушла восвояси.
Обида — нота протеста, направленная одной стране другой: «Меня не устраивает ваше поведение. Быстро исправляйтесь, иначе…» В нашем случае, это была уже революция. Низы не хотели жить по старому, верхи не могли управлять иначе. Тем паче, что любая революция — тоже обида, в глобальном ее проявлении, — люди выходят с транспарантами на площадь только тогда, когда не способны решить проблему в цивилизованной форме. Мы с подругой не общались несколько месяцев. А помирившись, перешли на новый этап взаимоотношений — полное равенство. С тех самых пор мои обиды на мир больше не сопровождались недельными забастовками и крикливыми лозунгами «Не подходи ко мне, я обиделась!». Впервые оказавшись на месте «жертвы революционных событий», я увидала себя со стороны и начала делать выводы…
Вывод первый — мы с моей лучшей подружкой могли разойтись навсегда, и разошлись бы, если бы на ее большую обиду я ответила еще большей. Вывод второй (помянутый в предыдущей статье) — кабы, сидя у меня дома на кухне, она изложила мне все свои претензии спокойно, четко и ясно, в революции не было б ни малейшей нужды. Но в том то и суть, что все ее, предшествующие бунту, обидки мало чем отличались от страшных трагедий, описанных в моем дневнике… Она могла поссориться со мной из-за рецепта приготовленья омлета (я не хотела добавлять в него майонез!) и разругаться насмерть из-за наших диаметрально противоположных взглядов на развитие украинской культуры. На третьем часу споров о национальном и интернациональном искусстве моя оппонентка хлопала дверью и в три часа ночи демонстративно уходила домой пешком. У нее было оправданье — в основе всех ее истерик лежала одна причина: мое желанье доминировать во всем. Но как я могла догадаться, в чем камень преткновения, если вместо этой вполне конкретной проблемы мы с криком обсуждали, как готовить омлет? Вывод третий — когда обиды становятся вашей повседневностью, отличить глупый каприз от серьезного конфликта почти невозможно… Протестовать против несовершенства мира с помощью надутых щек и обиженных выкриков «Я с тобой больше не дружу!» — можно лишь в детстве. Детсадовские и школьные дружки и подружки редко остаются с нами. А та часть мира, которая именуется мама, папа, дедушка, бабушка — никуда от нас не денутся. Родственники, скорее всего, примут ультиматум ребенка, постараются разобраться в его подоплеке и сделают первый шаг.
Но со временем мы переносим этот не единожды апробированный способ в нашу взрослую жизнь. Мы дуемся на своих кавалеров, друзей и начальников, ожидая, что мир, как и прежде, пойдет нам навстречу, задумается о наших скрытых мотивах и отыщет пути к примирению. Ведь мы же обиделись! Мы ясно дали понять: «Что-то не так. Быстро исправляйтесь, иначе…»
Недавно моя поклонница объявила мне в письменной форме, что она на меня обиделась. Ей-богу, я не знаю причин… Меня больше интересует вопрос, чего она этим достигла?
Недавно моя двадцатипятилетняя знакомая ушла с работы. Она обиделась на шефа (он не разглядел ее потенциальные способности!) и подала ему заявление об уходе. Тот молча подписал его. Думаю, он даже не понял из-за чего она решила уйти. А расшифровывать тайнописи ее женского сердца у него попросту не было времени.
Недавно мой друг побил горшки с пятидесятипятилетним отцом. У родителя имелись свои непоколебимые взгляды на то, как должен жить его отпрыск. Любой шаг сына вправо иль влево немедленно наказывался громогласной обидой и криками «Все! Можешь мне не звонить». «Я больше не буду звонить ему, — сказал друг. — Мне тридцать пять лет. Я устал извиняться, объяснять… Сколько можно меня шантажировать?»
Вывод четвертый — с человеком, который обижается на тебя по три раза на дню, не больно то хочется мириться. Пятый — объявлять о разрыве нужно только в том случае, если ты и впрямь намерен уйти.
Но иногда, вплоть до преклонных лет, мы не отдаем себе отчет, что позиция «Я обиделся!» — детская. Малыш же не способен усесться за стол переговоров, разложить по полочкам «за» и «против» и предложить свой способ развязывания «гордиевых узлов». В младенчестве он просто ревет, слегка повзрослев — обижается. А ломать себе голову над его ранимой душой, искать компромисс между его обидами и реальной действительностью, отличать капризы от страхов должны родители. Но нам, взрослым, увы, никто ничего не должен. И наша попытка шантажировать окружающих с помощью бесконечных обид, рано или поздно вызывает у них одно чувство — усталость. И, приведя однажды решающий контраргумент «Я ухожу навсегда!» — оглянувшись, мы с ужасом выясним: нас никто не удерживает.
Я никогда не забываю и не прощаю обид — но делаю все, чтоб, пережив их, как можно скорей забыть свои негативные чувства. Я помню не обиды, а выводы: этот поступок мне трудно простить, этот человек может подвести меня. И держу их в уме, дабы, наступив ненароком на те же самые грабли, не поддаться эмоциям и не потерять дорогих мне людей и важные достижения…
Обида — эмоция. Причем негативная и непродуктивная. Очень часто она только мешает нам достигнуть желаемого. Заставляет ссориться, плакать, кричать, говорить глупые слова, бросать телефонные трубки, зарабатывать отрицательные баллы, портить имидж, разворачиваться, уходить, замыкаться в себе и дуться на мир — вместо того, чтоб, успокоившись и проанализировав причины своего дискомфорта, вывести: как можно его изменить. В самом крайнем случае, сделать неутешительный вывод — это невозможно. Как ни старайся, начальник не изменит своего отношения к вам, подруга не перестанет строить глазки вашему мужу… Так какой смысл обижаться на них? Нужно просто порвать. Какой смысл обижаться и топать пешком в ночь, ожидая, что обидчик броситься следом, выяснять, что он сделал не так, если порой достаточно сесть за стол и озвученная вслух проблема исчезнет сама собой. Или не исчезнет… И для того, чтобы прогнуть мир под себя, вам придется разобраться в сотне мельчайших психологических нюансов, провести десятки дипломатических переговоров, прихлопнуть кучу обид и сделать из них новые выводы (или воспользоваться советом из следующей статьи «Повысь голос!»)
Но, поверьте, еще не родился, свет человек, которому удалось бы сделать карьеру, заработать миллион, построить идеальную семейную жизнь, произнеся всего лишь два слова «Я обиделась!»
Повысь голос
Моя коллега смертельно обиделась на начальника. Несколько месяцев назад он пообещал ей: мол, выполнишь одну не слишком приятную, трудоемкую работу и сможешь наконец сделать проект, о котором всегда мечтала. Подружка едва не скакала от радости. Ее мечта и впрямь была столь огромной, давнишней, вожделенной, что она немедленно засучила рукава, буквально набросилась на сложное задание, потратила на него несколько месяцев, забросила семью и ребенка, засиживаясь на работе допоздна… А достигнув долгожданного финиша, вдруг обнаружила, что начальник забыл о своем обещании. Ни о каком осуществлении мечты речи больше не идет, более того, он намерен всучить ей новое трудное задание. Тут-то она и почувствовала себя обманутой, использованной и совершенно раздавленной.
«А ты не пробовала поговорить с ним напрямую?» — спросила я. «Пыталась, — вздохнула она, — я напомнила про свой проект. Он отмахнулся, что это сейчас не ко времени. Говорить еще прямее — уже идти на открытый конфликт. Я буду делать не то, что вы просите, а то, что вы мне обещали! Он — мужчина темпераментный. Не знаю, чем может закончиться такой разговор. А к увольнению я сейчас не готова…»
Многие из нас сталкиваться с подобными ситуациями. Люди обходятся с нами невежливо или попросту подло, да еще и проделывают это с таким невозмутимым видом, будто иначе и быть не может. И ты волей-неволей оказываешься в ситуации, когда у тебя только два варианта ответа: позволить поступить некрасиво с собой или… сделать это самой.
Взять хоть квартирный вопрос, который, как известно, способен испортить любые человеческие отношения. Жили-были мать и две взрослые дочери. Младшая переехала жить в другой город, старшая осталась под боком родительницы и незадолго до ее смерти уговорила маму завещать квартиру ей одной. Узнав об этом, младшая сестра поначалу не поверила, потом испытала шок, а потом пошла в суд и отсудила свою законную часть. С тех пор сестры больше не разговаривают. Других родственников у них вообще нет. И трудно сказать, стоило ли младшей сделать иначе: закрыть глаза на нечестность сестры ради сохранения родственных связей?
Однажды я заметила, что моя подруга стала слишком уж часто повышать голос в разговоре с продавцами, парикмахерами, администраторами — едва ли не всеми людьми на своем пути. Профессия наложила свой отпечаток — она работала на телевидении, курировала программу, отвечала за все и привыкла держать всех в кулаке и непрерывно «качать права». И все же, глядя на нее со стороны, я подумала, до чего же она некрасиво выглядит — склочной, вздорной бабой. Но я вряд ли б запомнила тот момент, кабы за ним не последовали важные изменения: именно с тех самых пор, как подруга стала повышать голос — повысился и ее статус, повысилась зарплата, повысилась должность… Тогда то в мою голову впервые забрел провокационный вопрос: неужели для того, чтоб достичь чего-нибудь, нужно обязательно быть крикливой стервой?
Не буду лгать, будто я воспитывалась в Институте благородных девиц. Но в моей семье не водилось ни одной профессиональной троллейбусно-магазинной скандалистки. Не помню, чтоб мама или бабушка ссорились с соседями, наши семейные ссоры никогда не выходили за пределы «избы». И я точно знаю, что в случае с забывчивым шефом моя мама бы молча проглотила обиду, а бабушка — обиделась и гордо ушла с работы. Когда в нашей семье возник похожий квартирный конфликт, обе они предпочли сохранить не квадратные метры, а отношения с родней, поступив тогда столь же красиво и столь же невыгодно, как и в своей личной жизни… Обе сказали однажды «Раз так, уходи!», узнав про измену супруга — моего отца и, соответственно, деда. И что же в итоге? Ни денег, ни карьеры, ни мужей, ни «метражей». Таков итог бесконфликтной жизни?
И, глядя на свою, ставшую вдруг громогласной, подругу, я думала: в чем-то она права! Иногда нужно уметь отвечать хотя бы на банальное бытовое хамство. Стоит ли молчать, когда после длинной очереди к кассе, кассирша супермаркета, не моргнув глазом, заявляет тебе: «У меня нет нужного вам станка для бритья, идите туда» — и показывает на соседнюю кассу с новой длиннющей очередью? Или следует открыть рот и сказать: «А не соблаговолите ли вы оторвать свою пятую точку и просто взять нужную мне вещь»? Разумно ли простоять весь свой обеденный перерыв у прилавка в ожидании продавца, который должен выписать вам товар (не дождаться, вернуться на работу, вечером снова прийти — потратив ни на что свои силы и время)? Или разумнее — громко, на весь магазин, потребовать продавца вместе книгой жалоб?
Но нас как-то неправильно воспитали… Ведь в сказке про Золушку бедняжка безропотно сносит несправедливое обхожденье, упреки, хамские крики и получает в конце все-все-все: счастье, корону и любящего принца в придачу! Признаюсь, долгое время я жила в убеждении, что идеальная жена и возлюбленная — женщина добрая, жертвенная, толерантная, чуткая. Она все понимает, все прощает, принимая мужчину таким, какой он есть, и всегда интересуется его делами и бедами. Но поскольку большинство моих знакомых вышли замуж раньше меня, вскоре провокационный вопрос пришел и постучался ко мне с новой силой: интересно, почему же тогда самые лучшие мужья достаются истеричкам и стервам? Не добрым-чутким, готовым принять и понять, а тем, кто упрямо настаивает на своем, добивается, требует и часто повышает голос… В то время как в ответ на мою «идеальность» мужчины мигом садятся мне на голову, воображая, что я должна понимать даже их измены. А вечерами так подробно рассказывают мне о своих делах, что на озвучку моих проблем просто не остается времени.