Неслышно, словно рысь, Магн выскочила на шум – и была тут же спеленута сразу четырьмя воинами. Затем они вошли в спальню Ирландца. Там обошлось еще тише.
Двое других воинов, вооруженных мечами и палицами, деловито направились к распахнутой двери.
– Стойте! – еле успела их остановить Гита. – Во-первых, вас слишком мало для ярла, а во-вторых, вы еще его там пришибете ненароком. Плакало тогда наше серебришко! Давайте-ка лучше я… – Она плотоядно усмехнулась. – Войдете, когда позову, да смотрите тогда не теряйтесь!
Помахав рукой воинам, она тихо вошла в спальню, на ходу снимая тунику. Молодой ярл, не раздеваясь, спал, лежа на спине и широко раскинув руки. Обнаженный меч его лежал рядом.
Мягко, словно кошка, Гита улеглась рядом, тесно прижавшись голым животом к ярлу и убрав в сторону меч.
– Кто здесь? – тут же проснулся тот. Ищущая рукоять меча рука его наткнулась вдруг на горячее женское тело. – Магн?
Не говоря ни слова, Гита обвила шею ярла руками и, крепко поцеловав в губы, вдруг отпрянула, встав у самой двери. Свет луны выхватывал из полутьмы соблазнительное гибкое тело. Длинные темные волосы вьющейся копной падали вниз, почти до самых бедер, струясь по груди и плечами.
– Гита?! – изумился ярл. – Но как же…
– Тсс! – Девушка приложила палец к губам. – Иди же ко мне, иди…
Забыв обо всем, Хельги встал с ложа и, словно завороженный, двинулся к обнаженной нимфе. Та подалась вперед, и вот уже ярл сомкнул руки на ее талии, чувствуя, как нежно трепещет молодое, жаждущее любви тело.
– О, ярл… – смеясь, прошептала девушка, крепко обнимая Хельги и незаметно поворачивая его ближе к входной двери. – Подожди, я сниму с тебя пояс…
Разомкнув руки, Гита отстранилась от юноши… и неожиданным ударом вытолкнула его наружу.
Взлетевшая в темноте сеть тут же накрыла ярла с головою. Сопротивление было бесполезно.
– Надеюсь, и я получу свою долю, – смеясь, прохрипел хозяин корчмы.
– Всенепременно, дядюшка Теодульф, – ничуть не смущаясь своей наготы, заверила его Гита. – Как и договаривались. Ульва, прохвост, а ну-ка подай сюда плащ!
Глава 10 ДУМЫ
Сентябрь 856 г. Честер и его окрестности.
Предания и мифы средневековой Ирландии. «Песни Дома Бухета»Сказать, что Седрик из Честера был богат, – значило ничего не сказать. Знающие люди считали Седрика одним из богатейших купцов Мерсии, и вряд ли они сильно ошибались. Десять кораблей – целый флот! – от маленькой карры из коровьих шкур до огромного пузатого кнорра, – все они принадлежали Седрику. В Ирландии Седрик торговал с ирландцами, продавая в монастыри Лейнстера воск и вино. В Ирландии же Седрик торговал и с норманнами, через гавани Дуб-Линн и Уотерфорд, – им он поставлял дорогое оружие и лес для ремонта драккаров – в Ирландии не всегда находился необходимой твердости дуб. Через Ирландию же Седрик имел отношения и со скоттами, с их королем Кеннетом Мак-Альпином, который разрешил купцу основать несколько оловянных рудников в северной Каледонии у высокой горы Бен-Невис. Не за так, конечно, разрешил, и не за красивые глаза – кто теперь знает, сколько стальных клинков за чисто символическую цену поставил королю Кеннету Седрик? А сколько бархатных тканей было отправлено королю Мерсии? И сколько драгоценной посуды – королю Нортумбрии? И Этельвульфу, владетелю не такого уж и близкого Уэссекса, претендующего на главенство среди всех семи королевств Англии, сколько всего было отправлено? Соответственно росло и богатство Седрика, а вот его конкуренты почему-то постоянно попадали в неприятные ситуации: то сожгут корабли разбойники-даны, то кровожадные пикты устроят засаду в далеких горах, а то вдруг, ни с того ни с сего, взбунтуются досель покорные слуги. Много богатств у Седрика, да и видом купец пригож: лицом бел, борода окладистая, густая, каштановая, собою статен. Верный христианин Седрик, не раз и не два на монастыри жертвовал, да и десятину святой матери церкви платит вовремя, не то что некоторые. Чего же не жить Седрику? Ан нет. С детьми уж слишком не повезло купцу. Семь сыновей у него было – все семеро померли во младенчестве от огневицы, одна дочка осталась, Гита, да от второго брака (первая-то жена, мать Гиты, умерла рано) – малолетний сын, Эдель. Души не чаял в сыне купец, баловал, холил, а вот о дочке забыл, оно и понятно – женщина, все равно будущему мужу достанется. Пригожа собой была Гита, да и распущенна – росла без матери, со слугами, батюшка все время в разъездах, где тут воспитывать. Взяли одно время в няньки старую ведьму, так та, чертовка, такому сраму юную девицу обучила, о чем только в развратных книжках римских прочитать можно было. А Гите понравилось, еще бы! Не раз и не два – пока жива была старая ведьма, так с ней, а потом и самостоятельно – посещала Гита честерские вертепы, из которых самым знаменитым был «Лодочник» Лохматого Теодульфа, много чему научилась, да и славу приобрела худую. Отец, о том прознав, решил накрепко – в монастырь девке пора, прямая дорога в постриг! Уж и договорился с матушкой Урсулой, что рядом, на речке Ди, главенствовала Христа ради в обители святой Агаты, да вот только прознала про то развратница Гита… Дело повела ходко. Сговорилась в вертепах с двумя хануриками, Эйром и Хорсой, те якобы ее и украли. Типа, похищена неизвестными, платите, дорогой папаша, выкуп, ежели хотите, чтоб дщерь ваша аббатство святой Агаты украшала. Вот так-то! А не захотите платить – ваше дело, позору после не оберешься, Гита-то уже почти что в послушницах ходила, да и на монастырь тот Седрик определенные виды имел. Так бы и прошло все как по маслу, если б не встретился ханурикам некто по имени Вульфрам, волхв. Долго он с Эйром и Хорсой разговаривал о делах своих неправедных, а после и склонил их к тому, чтоб поскорей Гиту в жертву принести Водану, лжебогу языческому, поганому. Эйр с Хорсой парни туповатые, деревенские, хоть и христиане с виду, да язычество в них близко сидело. Испугались волхва, еще бы – из одной деревни были. А тот себе на уме был – знал, ничто так не усладит Водана, как кровь развратной красавицы Гиты. И эта кровь, как точно знал Вульфрам, очень способствует колдовству, очень. Запугал ребят – те и руками махнули. В жертву, так в жертву. Вот тут-то зареклась Гита больше с дураками дела иметь. Могла бы ведь в помощнички себе выбрать и кого поумней, поциничнее, да хоть вон Ульву-Шулера, правда, не было тогда в Честере Ульвы, ну да не про него разговор. Нашлись бы подобные ухари, только свистни. Так ведь нет! Не хотела Гита ни с кем делиться, специально и выбрала глупых увальней деревенских, получили б те от Седрика денежки, а уж дальше – дело техники. Однако лопухнулась девочка, да так, что чуть было и вправду на жертвеннике не померла. Хорошо, нежданные спасители вовремя подоспели, иначе б… Едва оправившись от нервного потрясения, несчастная жертва сразу же просекла, кто у спасителей главный – высокий худощавый парень, довольно приятный норманнский ярл, – и тут же заметила опасность, а даже и две – в лице узколицего циничного умника и ревнивой, похожей на рассерженную кошку девицы. Не вызывал никакого подозрения один мальчик – Снорри. Вот на него-то и направила опытная обольстительница все свои чары. На ярла не рискнула – справедливо побоялась Магн, ну а узколицый Ирландец оказался уж слишком умным, враз бы просек игру, Гита уже с подобными умниками сталкивалась, было дело. А Снорри ее не разочаровал… Бедный глупенький мальчик. Выслушав завлекательную сказочку о злобном деспоте-отце, он уже почти согласился было на роль покойных парней, да вот только в корчме Теодульфа заметила Гита старого знакомого – Ульву. И тот-то ее узнал, вот что самое страшное! Пришлось срочно корректировать планы, ну, в этом направлении голова у Гиты работала, уж постаралась матушка-природа, такая-то красотуля, да еще и умна изрядно… Вот только совести еще хотя бы малую толику – цены б не было девке… Вот и сидела теперь там же, в корчме, придумывала очередную пакость – как бы, получив папашино серебришко, скинуть с хвоста Ульву с Теодульфом… ну, или хотя бы кого-нибудь одного. Да, ярл этот тоже в струю попал. Это уж Ульва, дурачок, проболтался, о том, что ищет норманна с товарищами вся королевская стража. Гита сразу смекнула – тут тоже вполне можно наварить серебришка, надо только рогом стричь и таблом не щелкать. Такой вот была красивая девочка Гита. Ну да Бог ей судья, не о ней, в общем-то, речь…
А те, о ком речь, томились сейчас в темном подземелье, в старой, еще римских времен, тюрьме. Просторно, ярлу так вообще нашлась отдельная келья и цепь, вот только света да воздуха не хватало, зато крыс хоть отбавляй, все веселей сидеть. Впрочем, что зря сидеть, думать надо – как выбраться.
Думай, думай, Хельги! Да он уж и расслабился, разучился думать, соображать, а зачем, когда рядом такие умники есть, как Магн с Ирландцем? Да вот и они опростоволосились! Так что думай, ярл, думай!
Далеко-далеко в будущем очнулся поэт и рок-музыкант, барабанщик Игорь Акимцев. Опять эти сны… Оказывается, он может на них влиять, вернее, не на них, а на него… Хельги, сына ярла. И очень удачно в эти сны вписалась Магн, сумасшедшая вокалистка блэковой сцены. Игорь получал истинное удовольствие от этих снов, оттого что додумывал все за молодого ярла, втемяшивал в его мысли свои, решал за него и думал. Эта была неплохая игра, жаль вот только – никак не удавалось проснуться. Игорь гордился собою даже во сне – как здорово он придумал с крестьянским восстанием… Гордился… До тех пор, пока не увидел глазами Хельги результаты бунта в лице прибитого к дереву мальчугана. Игорь вскричал даже во сне. Нет… Никогда больше… И ни за что… Но ярл вдруг сам… словно бы стучался к нему, звал… звал на помощь. Непросто, тяжело было снова решиться… Но похоже, наш юный ярл попал-таки в заварушку. Пусть вспомнит – как. Вспоминай, Хельги, а уж потом разберемся!
Картина первая – спасенная красавица Гита. Обнаженное девичье тело, душераздирающий томный стон, взгляд из-под опущенных ресниц… Слишком уж острый. Дальше… Они едут вдвоем, Гита и Снорри. Гита все время говорит ему что-то, а у Снорри в глазах что-то такое, безумное… Вот они отстали… Не должны были отстать, однако отстали. Чем занимались? Можно догадаться. Но что проку Гите в мальчишке? А может, просто ни к кому больше не подобраться? По принципу – на безрыбье и рак рыба. Следующая картина. Высокий холм, потрясающий вид – где-то далеко впереди синеют зубчатые стены. Честер. Вот дорога, ведущая к городу. Казалось бы – езжайте! Но нет. Гита уверяет, что знает более короткий путь. Ничего себе короткий! По болотам, лесам и оврагам. А вот приметненькая сосна с обломанной веткой, прямо у лесного озера. Кони жадно пьют из озера воду. Снова лес, узкая тропа, овраг. И снова лесное озеро. И сосна с обломанной веткой. Такая же… Или та же? Да, вот и след копыт на песке! Это то же самое озеро! Гита что, заблудилась? Или специально водит по кругу, тянет время? Зачем? Чтобы войти в Честер вечером, в темноте? Похоже, что так. Как тщательно она закрывает лицо плащом… Вот и Честер. Корчма. Любезный хозяин, обликом – натуральный разбойник. Гита чуть обернулась… На кого-то смотрит? Похоже… Вон тот парень у дальней стены. Игрок в кости. Очень знакомая рожа. Какая-то лисья. Теперь вопрос – для чего Гите это надо? Кинуть папку на денежки? Вполне вероятно, учитывая те слухи, которые о ней ходят… эх, раньше знать бы! А раз так, понятно, почему он, Хельги ярл, и компания томятся сейчас в узилище. Деньги. И тут они. Наверняка за них… нет, скорее, все-таки за него назначена какая-то награда. Снорри еще слишком молод, чтобы представлять опасность для любезнейшего отца Этельреда. Даже как объект для мести и то мало интересен. О Магн и Ирландце, похоже, вообще никто не догадывается. Послушница да никому не известный паломник сгинули в огне бунта – и бог с ними. Сказать по правде – и не вспомнит-то их никто! Значит, и сцапали их всех просто за компанию, на всякий случай. И охраняют не очень пристально. Если эта змея Гита так умна, должна понимать – никто за них платить не будет. Стало быть, не стоит их и держать здесь, легче выгнать или… Или? Зачем выгонять – зря ловили, что ли? Да и мало ли, языками болтать начнут. Нет, уж лучше придушить по-тихому, не говоря худого слова. А уж трупы куда выкинуть, чай, найдется. Так, именно так и будет действовать умная девочка Гита. Теперь второй вопрос: где они все находятся? Подвал – да, определенно, и не земляной, а с каменной кладкой, римский, конечно же, стали бы тут местные огород городить. Значит, что это? Скорее всего – тюрьма для рабов, эргастул, – непременная принадлежность римских вилл, обычно располагающихся где-нибудь в живописной местности за городом. За городом…
Снаружи загремели засовом. Распахнулась дверь, скрипнув давно не смазанными петлями, – нет, не королевская это тюрьма! Посветлело – явно снаружи было окно, так что не такое уж и глубокое это подземелье, да, пожалуй, и не подземелье вовсе! А вот и страж. Кряжистый длиннорукий мужик в потертой тунике с рожей потенциального висельника. Ну никак не тянет на королевского стража. Что-то промычав – немой? – мужик поставил на пол – а больше тут и некуда было – деревянную миску с черствой лепешкой и луком. Обед. Хмуро взглянув на узника, страж подозрительно покрутил головой, словно ожидал увидеть тут невесть что, и вышел, лязгнув засовом. Н-да-а. Похоже, с отцом Этельредом еще не договорились. А пока не договорились, нужно действовать. Вот только как? Думай, Хельги ярл, думай! Что, одной только Гите серебришко нужно? А все ее помощнички? Думай…
Профессиональный мошенник и игрок в кости Ульва вышел из корчмы Теодульфа в препоганейшем настроении. Темнила что-то госпожа Гита, явно темнила! И с отцом не договорилась, и ярла отцу Этельреду не продала, хотя, казалось бы, чего уж проще – послать гонца в обитель, то-то аббат обрадовался бы. Так ведь нет – уж трое суток прошло, а серебришка как не было, так и нету. Темнила что-то Гита, змея. И где держала пленников, никому не рассказывала.
Проходя мимо рыночной площади, Ульва остановился. Было воскресенье, в синем небе ярко светило солнце, в церквах звонили колокола, и нарядно одетые горожане неспешно прогуливались по кривым улочкам, с рынка доносились запахи навоза и рыбы. Немного подумав, мошенник свернул к торговым рядам, сколоченным из толстых досок. Приехавшие из ближайших деревень кэрлы продавали дары огородов: крепкую кругленькую капусту, желтоватую репу, пурпурную свеклу, лук, чеснок и всякие травы. Местные ремесленники выложили на прилавки произведения своих рук, необходимые в крестьянском быту: гвозди разных размеров, заклепки, только входившие в здешнюю моду подковы, косы, серпы, замки – качественные, большие, увесистые, сделать такие вряд ли деревенскому кузнецу под силу. Вот у замков и толпились кэрлы, поглядывали искоса, судачили. Гвозди да косы они и со своей кузницы поимеют, а вот замки… Повесить такой на амбар – никакой собаки не надо, и ведь главное, есть не просит, замок-то. Дороговато, правда, так ведь и поторговаться можно. Вон подошел совсем уж дикая деревенщина, косматый, в засаленной, потертой тунике, с торчащей вперед буйной пегой бородищей. Интересно, этому-то что здесь надо? На грязную хижину замок? Что он там, бриллианты хранит? Ульва заинтересованно остановился в сторонке. С детства страдал неумеренным любопытством. Кузнец подозрительно смотрел на оборванца, готовый в любой миг схватить его за руку, буде попытается спереть замок. Мужик между тем, внимательно осмотрев изделия, показал кузнецу два пальца и что-то замычал. Боже, он к тому же еще и немой!
– Десять. Десять серебряных шиллингов за два замка, – закивал, улыбаясь, кузнец. – Понял, да?
Немой вновь замычал и отрицательно покачал головой. Вновь показал пальцы. Четыре на левой руке и столько же – на правой.
– Восемь? Ну, нет, братец. Ты посмотри, какие замки-то! Надежные, никто не откроет! Девять монет – за оба. И не мычи, больше не уступлю.
Махнув рукой, немой отошел. Походил по рынку еще – Ульва заинтересованно таскался сзади, – снова подошел к замкам…
В общем, согласился-таки на девять шиллингов. Зверовато оглянувшись по сторонам, достал кожаный мешочек, развязал, отсчитал девять монет, тщательно послюнявив пальцы. Десятую засунул в рот, а замки с ключами, аккуратно завернув в тряпицу, сунул в заплечный мешок.
Интересно, зачем этакому мытарю замки? И еще интересней – откуда у него серебришко?
Ульва был страшно заинтригован, так и шлялся по рынку за немым, хоть не за тем пришел – хотел среди старых знакомцев потолкаться, новости послушать. Вон они, знакомцы-то, тишком-молчком продают простофиле кэрлу крашеную лошадь. Лошаденка-то, видно, старовата… то есть как раз этого и не видно – зря, что ли, дубовым корьем покрасили, – ишь, шерсть-то как блестит, грива расчесана волосок к волоску, не коняга, а загляденье. А кэрл вроде не такой уж и простак – полез-таки лошаденке в зубы, так ведь и продавцы не одну луковую похлебку хлебали – мелом зубы подчистили, а где и подклеили рыбьим клеем – поди-ка расшатай! Да, видно, не вызвали подозрения зубы. Впрочем, где же немой?
Ульва быстро прошерстил взглядом заметно поредевшую к вечеру толпу. Ну вот он, мужичага, свернул на йоркскую дорогу. Не на коне едет, на своих двоих, пешедралом чешет, видать, не особо и далеко.
Выйдя за городскую стену, немой оглянулся – Ульва тут же опустил голову и затерялся среди возвращающихся с рынка крестьян – и быстро свернул в небольшую кленовую рощицу, что тянулась мили на три к югу. Роща вскоре сменилась орешником, затем пошли какие-то луга, овраги, можжевельник, потом тропинка, словно резвая лошаденка, взлетела на некрутой холм и, повернув налево, юркнула в каменные ворота шикарной загородной виллы. То есть шикарной вилла казалась лишь издали, стоило подойти ближе, как становилась хорошо видной и облетевшая штукатурка, обнажавшая расшатанную кладку, и просевший кое-где фундамент, и какие-то одиноко стоящие за оградой колонны, напрочь лишенные крыши. Все это псевдовеликолепие густо заросло колючим кустарником, крапивой и чертополохом пополам с репейником – видно было, что этими старинными развалинами пользуются достаточно редко. Но все-таки пользуются, – подобравшись ближе, Ульва забрался на каменную ограду и тут же замер, распластавшись на ней в самой нелепой позе. Хорошо, что его скрыли деревья, а то непрошеного гостя быстро бы заметили двое вооруженных короткими мечами людей, лениво сидевших на рассохшейся деревянной скамье напротив каких-то развалин и коротающих время за игрой в кости. Рядом с ними в траве небрежно лежали рогатины. Собственно, изнутри эта заброшенная, наверное, еще с римских времен усадьба выглядела еще хуже, чем снаружи – там внутренняя убогость скрывалась высокой оградой. Кроме непокрытых крышей колонн – остатков когда-то великолепного беломраморного портика, – никаких других зданий в прямой видимости не наблюдалось – кругом одни развалины – если не считать низкого, приземистого строения, белевшего в глубине сада… вернее, бывшего сада, а теперь уже, наверное, леса. Впрочем, и это здание тоже напоминало развалины. Только имело вполне крепкую дверь из толстых дубовых досок, обитую снаружи широкими железными полосами. Ага… вот и крепления для замка. Интересно, а куда они приспособят второй? К наружным воротам? Зачем? Ведь через ограду легко перелезет любой мальчишка. Ульва потихоньку перебрался на дерево – определенно яблоня, только вполне одичавшая, ага, вот и яблоки, мелкие и отвратительно кислые даже на вид. Впрочем, из таких-то вот яблок и получается совсем не дурной сидр.