– Сорви-ко яблочко, братец Альстан, – бросив кости, лениво попросил один из сидящих напарника. – Твоя ведь очередь. Надоело тут – хуже некуда. Зря мы согласились, лучше б к тем парням пристали, что шалят на йоркской дороге.
– Не торопись, Худышка, – засмеялся Альстан – низкорослый худощавый мужик лет сорока с редкой сивой бороденкой и длинными волосами неопределенного, какого-то рыжеватого, цвета. На вытянутом смуглом лице его, покрытом небольшими шрамами, торчал огромный кривоватый нос, делавший Альстана весьма похожим на ворона. Ульва, видимо, узнал его, поскольку сидел на суку ни жив ни мертв, ожидая, когда Альстан соберется за яблочком. Впрочем, тот так и не собрался, а только посоветовал Худышке – здоровенному толстому парняге с глупым лицом и кулачищами что твои бочки – сходить самому.
– А лучше навести-ка Немого. Что-то он долгонько возится там с замками. Навести, я сказал!
Альстан чуть повысил голос, и Худышка резво сорвался с места. Ульва же мысленно клял себя на чем свет стоит. Это ж надо – собрался проследить за немым деревенским простачком, позаимствовать у него немножко монет, а набрел на такую компанию, что встретить не приведи Господи! Ну, Худышку-то он раньше не знал, только слыхал пару раз, а вот Альстан Ворон – птица полета известного. Раньше промышлял в Честере кражами, и так ловко у него получалось, – ни одна собака не прочухивала! А вот потом, когда чуть не попался королевским стражам, бежал из города Ворон в леса. С тех пор не одного человечка пришил на лесных дорожках, да не из богатых – те все больше с охраной передвигались, – крестьянами пробивался, даже бабами и то не брезговал, потому и прозвище ему было Ворон, не только из-за облика, из-за привычек еще. Вообще, тип преотвратнейший, больших богатств в лесах, правда, не загребал, все по городу тосковал, по профессии воровской своей прежней, и, ходили слухи, подался-таки в Нортумбрию, в Йорк, однако вот здесь-таки оказался, неизвестно пока зачем. Неизвестно… Нет, что-то такое они здесь крутят: замки эти дурацкие, копья. Ну, Бог не выдаст, свинья не съест – посидим, посмотрим, может, и не зря за Немым пошел?
Между тем со стороны приземистого здания – и что они там прячут? – вернулись Худышка с Немым.
– Все сделали, Ворон, – ухмыльнулся Худышка, подбрасывая на ладони большой ключ. – Теперь и те никуда не денутся, и мы – вольные птицы. Так идем сегодня?
– А как же? – осклабился Альстан Ворон. – До темноты время есть, управимся. «Троечку» не забыли еще?
Ульва понимающе хмыкнул, поглядел, как все трое вышли за ворота, и без особой опаски спустился с дерева. А опасаться и вправду было нечего, вернее – некого. Время до темноты имелось не только у тех троих, но и у молодого честерского шулера, по иронии судьбы не так и давно скрывавшегося от закона в роли наемного стражника одного из мерсийских монастырей. И чуть было не сложившего там башку, но вот уберег нечистый… Однако задали загадку Ворон и его люди. Ну да на разгадки Ульва мастак, тем более время есть, а опасаться некого, это уж точно, – кроме этих троих никогошеньки здесь больше не было, в этом Ульва был уверен, и не только потому, что сам никого не видел, но и по другой причине – он знал, что такое «троечка». Так у честерского отребья именовался определенный способ грабежа на больших и малых дорожках. Заключался он в следующем. На дорожке меж деревней и ближайшим городком в рыночный день – а вернее, уже после оного, к вечеру – выбиралась открытая поляна, ну, или какое-либо другое веселое место, где и устраивалась элементарная засада, только более хитрая. Чуть припозднившийся крестьянин обыкновенно встречал там пару монахов-паломников, смиренных божьих людей. Останавливался послушать новости да узнать, чего нового делается в богоспасаемом королевстве Мерсии, как не остановиться, разговор с паломником – это уж такое событие, о котором потом полдеревни судачить будет, а тот, кто говорил, да еще и все новости запомнил-рассказал, – тот уж если и не герой, то первый парень на деревне точно, не на месяц, так на неделю-другую. В ходе беседы выяснялось, что один паломник (Немой) идет в город, а вот другому (Альстану Ворону) с крестьянином вполне по пути, и если уважаемый кэрл соизволит подвезти (это если есть телега, а если нет, то просто составить компанию), то… Обычно «уважаемый кэрл» соизволял. Ну, а дальше все шло по классической схеме. Мнимый монах (Немой) стоял на стреме позади, впереди, за кустами, внезапно возникала здоровенная фигура Худышки с увесистой дубиной, Ворон, деловито осматриваясь, тут же предлагал попутчику хватать все самое ценное и бежать – «есть тут одна тропка, нипочем не догонит!». Ну а потом несчастный мужичок галантно умертвлялся, а все «самое ценное» обращалось в собственность лиходеев. В общем, ничего сложного. Не обязательно, конечно, три человека, можно бы и четверо, и сколь угодно, но вот трое – необходимый минимум для успешной и плодотворной работы. Потому и «троечка». Потому и слезший с дерева Ульва не дергался в поисках мифических напарников ушедших, а деловито обследовал то самое приземистое здание. Правда, толку от этого обследования было чуть. На двери торчал увесистый замок, который открывать без ключа – провозишься как минимум до утра, даже обладая кое-какими талантами и набором инструментов, а уж мошеннику Ульве, таковыми талантами и инструментарием, увы, не обладавшему, нечего было и пытаться. Чувствовал он какую-то тайну, облизывался, словно кот на сметану, да ничего поделать не мог, кроме как помимо воли восхититься хитростью Ворона. Вот ведь удумал, черт! Видно, наняли их что-то (или кого-то) сторожить, Ворон с напарниками согласился, ну, заодно и к старому верному промыслу вернуться решил. А поскольку неусыпно сторожить охраняемый объект при таких делах оставалось некому, повесил замочки. Простенько и со вкусом! Поди открой. Тем более и времени-то у неизвестных злодеев – буде таковые бы обнаружились – оставалось не так-то и много. До темноты, а уже вон смеркалось, чай, сентябрь, не лето. Во тьме-то какой дурак на дорожке появится? Крестьянин какой припозднившийся лучше, совсем уж на ночь-то глядя, в корчме переждет, в том же «Лодочнике», целее будет. Так что нету никакого смысла промышлять разбоем ночью – кого грабить-то?
Повертелся вокруг замков Ульва, повздыхал, даже забрался на зданьице – походил по крыше. Конечно же, без толку. Другой бы на его месте плюнул на это дело слюной и пошел бы себе обратно, от греха подальше, но только не Ульва. Дотошный был – спасу нет, – и, честно говоря, понадеялся свой кусочек урвать, мало ли? Это ведь в любом тайном деле так: можно и голову сложить, а можно и кой-чем разжиться, кто удачлив да не дурак. Уж себя-то, любимого, Ульва дураком не считал, вон как ловко вывернулся во время крестьянского бунта. Единственное, что Гита, кошка драная, похоже, его обдурила. Лохматого Теодульфа в долю взяла, тварь. Вот корчмарь-то теперь и получит часть прибыли с норманнского ярла, а он, Ульва, только за счет Седрика и разживется, и то в зависимости от того, насколько далеко будет простираться Гитина милость – денежки-то папашины, выкуп-то, она, змея, наверняка проконтролирует. Ох ведь и умна, курва. Будет себе сидеть, поджидать тихонько, а ему, Ульве, опять самая опасная роль – встреча с Седриком да переговоры о выкупе. А все знают – Седрик на расправу крут. Вот и думай тут, что лучше. В Гитины авантюры вязаться или спокойненько добывать себе пропитание известным в определенных кругах ремеслом. Правда, попасться можно, как уже и бывало. Королевские графы руку отрубят живо, а то и голову. Чего опять-таки не хотелось бы. Может, вот здесь повезет? А что? Терять-то особо нечего, да и время есть – Седрик-то в Ирландию отплыл, когда еще вернется. Вообще же, покуда есть время, нужно быстренько осмотреть всю округу. Ульва спрыгнул с крыши и начал описывать круги по заросшему саду, внимательно глядя по сторонам. Впрочем, и глядеть-то особо не надо было. Чуть в стороне от запертого на замок строения обнаружился шалаш из еловых веток а рядом с ним кострище и даже дровишки, аккуратно сложенные в небольшую поленницу. Рядом с поленницей валялся средних размеров котел на тонкой, закопченной огнем цепи. Подняв котелок, Ульва ногтем отколупнул присохшее варево. Понюхал. Поморщился и понимающе усмехнулся. Судя по мерзости варева, Ворон и компания вряд ли бы стали его есть. Значит, готовили не для себя. Следовательно – за замками не «что», а «кто». Люди. Теперь только узнать – какие? А не ярл ли со товарищи? Ульва усмехнулся. Нет, вряд ли Гита связана с Вороном. Она, конечно, девица та еще, но ведь не до такой же степени. Впрочем, кто ее знает? Найдя в развалинах потаенное место для ночлега, Ульва натаскал туда веток, улегся и принялся фантазировать, что ему выгорит от здешнего дела.
Тем временем уже сильно смеркалось, так что еще чуть-чуть, и троица Ворона должна была вернуться в гнездо.
Тем временем уже сильно смеркалось, так что еще чуть-чуть, и троица Ворона должна была вернуться в гнездо.
В тот самый миг на дорогу неподалеку от заброшенной виллы свернула повозка, на каких английские кэрлы обычно возят сено. Сено в повозке было и на этот раз, только немного, а на сене сидели паломники – отец Деклан, отец Киаран и совсем еще молодой юноша со странным именем Трэль. Отец Деклан с тревогой посмотрел на быстро темневшее небо.
– Клянусь святым Колумбаном, мы не успеем в Честер до ночи, – промолвил он, покачав головою. – Думаю, надо было б остановиться на ночлег в деревне, а, отец Киаран?
Отец Киаран в ответ лишь пожал плечами. Он вообще был какой-то диковатый, неразговорчивый и нелюдимый, и эти черты его совсем не вязались с внешним обликом – нос картошкой, круглое добродушное лицо, темное от загара, брови вразлет и лысина, обрамленная смешно топорщившимися волосами, этаким седым редковатым венчиком. Вполне типичный облик обычного деревенского дядюшки-добряка, к которому по вечерам приходят со всей деревни малолетние дети, садятся рядом вокруг – а кое-кто и забирается на колени – и слушают, открыв рты, интереснейшие рассказы о далеких странах, о людях с бычьими головами и о таинственном мохноногом вепре, что появился, говорят, в соседнем Уэльсе и поел там страшное множество людей. Только вот не вязались с этим обликом ни всегдашняя угрюмость отца Киарана, ни жутковатый взгляд его пронзительных черных глаз. Что ж, у каждого человека – даже и у монаха-паломника – могут быть свои недостатки, на все воля Божия.
– Зачем же нам возвращаться обратно в деревню? – угрюмо буркнул отец Киаран, явно недовольный возможной задержкой. – Отмеривай потом завтра лишние полпути. Лучше отпустить возницу да заночевать где-нибудь здесь в поле или на лесной поляне. Волков ведь здесь нет?
Возница – средних лет кэрл в тщательно заштопанной тунике – отрицательно качнул головой. Ему, в общем-то, было все равно, как возвращаться в деревню – с паломниками или одному.
Присмотрев вполне приятную на вид лужайку с копной свежего сена и бегущим в соседнем овражке ручьем, паломники простились с возницей и принялись устраиваться на ночлег. Наломали в лесу за дорогой веток – укрыться от возможного дождя, – наскоро перекусили пресными лепешками с сыром и, помолившись, улеглись в копне. Темнело, но было еще далеко до той непроглядной ночной черноты, что обычно бывает здесь осенью. С заходом солнца – его лучи еще долго подсвечивали облака – заметно похолодало, и паломники ворочались во сне, стараясь получше укрыться сеном. Трэль громко чихнул – попала в нос какая-то соломина или труха. Над ручьем клубился легкий туман, от деревьев тянулись через дорогу до самого луга черные длинные тени.
Вполголоса переругиваясь, из лесу вышли трое: Альстан Ворон, Немой и Худышка. Видно, не очень-то им везло сегодня. Альстан хмурился, Худышка ругался, а Немой, внимательно оглядывая округу, то и дело со злобой сплевывал. Да и как не плеваться-то? С самого начала не заладилось сегодня. Увидали обоз – да слишком большой, уж больно много крестьян возвращалось с ярмарки в Честере. Тем не менее последили и за ними – вдруг кто отстанет? Напрасные хлопоты. Потом показался-таки возвращающийся с поля мужик, пел песни, шатался. Разбойнички обрадовались было, да рано. Упал мужичок в канаву без их усилий, сам собою, пьян был, как пес, и где так нажрался?
– В п-поле, – приподняв голову, внезапно четко ответил на риторический вопрос Ворона мужик и, тут же отключившись, громко захрапел, пуская слюни.
Худышка с Немым тщательно обыскали пьяницу и из вещей, представляющих хоть какую-то ценность, обнаружили лишь плетенную из лыка баклагу. Пустую, с сильным запахом перебродившего эля.
– Вот, сволочь! – пнув мужика, обиделся Альстан. – Голову ему отрезать, что ли? А, пес с ним, неохота возиться. Пошли, что ль, обратно?
Немой вдруг схватил его за рукав туники и, что-то замычав, показал рукой на копну сена, стоявшую на лугу сразу же за оврагом.
– Ну, копна? – пожал плечами Ворон. – Так ты что, предлагаешь ее украсть? Нет? А… Там кто-то есть? Молчи, Худышка, я и сам вижу…
Переглянувшись, разбойники разделились и, бесшумно ступая, с трех сторон окружили копну…
Вольноотпущеннику Трэлю – в крещении Никифору – снился дивный сон. Высокие зубчатые стены, ослепительно белые великолепные дворцы с портиками, мраморные статуи, высокие деревья с темно-зеленой листвой и ярко-синее море. Он сам – еще совсем маленький, в легкой короткой тунике – бежал по вымощенному разноцветной плиткой двору. Бежал навстречу прекрасной женщине с иссиня-черными волнистыми волосами и волшебной красоты глазами, такими же, как и у самого Трэ… Никифора. Имя этой женщины Трэль никак не мог вспомнить, во сне же он называл ее – мама… Вот наклоняется – в руках у нее целая горсть серебряных монет. Отсчитывает их в подставленные ладошки Никифора… Одна… Две… Пять… «Купи себе что-нибудь, когда пойдете на рынок с няней, – смеясь, говорит женщина. – Только смотри не потеряй!» —«Не потеряю!» – смеется в ответ Никифор и убегает, пряча монеты за пазуху. Огромные дома, солнце, сияющее – больно смотреть, всадники, повозки, носилки, многочисленные нарядно одетые люди. Гомон. Он приближается, становится звучным, словно море. И вот он – рынок. Огромный, полный народа и шума. Торговые ряды – длинные, словно городские улицы. На прилавках драгоценные ткани – желтые, зеленые, синие – в глазах рябит, а вот чуть дальше – золотые и серебряные украшения, посуда, игрушки – воины с копьями и мечами, разноцветные рыбки, миниатюрные лошадки, запряженные в изящные колесницы. Выпустив руку служанки, Никифор полез за пазуху… и похолодел. Никаких денег там не было!
Трэль внезапно проснулся. Помотал головой, отгоняя остатки сна. Вокруг было темно и тихо, а из ближайшего оврага наползал на луг мокрый холодный туман. Рядом, в копне сена похрапывали паломники, отец Киаран с отцом Декланом. Матерчатый пояс вольноотпущенника небрежно валялся у самой копны. И когда успел развязаться? Трэль нагнулся к нему и почувствовал вдруг, как пробежал озноб по всему телу. Пояс был подозрительно легким. Вовсе не таким, каким стал, когда Трэль зашил туда парочку серебряных монет. Даже злодеи-викинги и то не нашли, а тут… Так и есть! Шов распорот. А монеты, конечно же, испарились. Исчезли неведомо куда…
– Эй, эй, просыпайтесь! – Юноша принялся безжалостно расталкивать своих спутников. – Да проснитесь же! У вас ничего не пропало?
– У меня нечего красть, – начал было отец Деклан и вдруг схватился за пояс: – Четки! И кому они понадобились?
А на отца Киарана было страшно смотреть. Сунув руку за пазуху, он вздрогнул и, с громкими криками: «Камень! Камень!» скрылся в лесу.
Так и не догнали его отец Деклан с Трэлем, как ни старались.
А возвратившиеся в свое логово разбойники весело подсчитывали добычу, не замечая, как за этим увлекательным делом наблюдал из своего укрытия честерский шулер Ульва. Светало.
Глава 11 ОТРУБЛЕННАЯ РУКА
Сентябрь 856 г. Честер и окрестности.
Предания и мифы средневековой Ирландии. «Книга захватов Ирландии»Сделав глоток красного ромейского вина из высокого серебряного кубка, Гита откинулась спиной к висевшему на стене ковру и с усмешкой посмотрела на Ульву:
– Ну и когда ж ты договоришься с моим разлюбезным родителем?
В глазах Гиты, темно-зеленых, словно сумрачный лес, таилось гневное осуждение. И в самом деле, пора было уже и поторопиться Ульве – Седрик вот уж два дня как вернулся домой, а этого придурка – Ульву, не Седрика – черт-те где носит. Пора бы и дело делать, ежели, конечно, хочет немного подзаработать. Ну а не хочет, так и без него обойтись можно. Мало ли в Честере других негодяев? Тот же Теодульф, к примеру, хоть и не хочется его светить раньше времени.
Ульва все это понимал прекрасно, потому и молчал, потупившись, а что тут скажешь? Что обнаружил кое-что интересное на заброшенной вилле? А зачем про то знать Гите? Совсем не обязательно. Правда, и сам-то Ульва не знал, чем оно ему пригодится, ну, да время покажет. А с Седриком он разберется, не первый раз.
– Смотри больше не затягивай, – строго предупредила Гита и, так и не предложив шулеру вина, выпроводила его вон.
А тот и не собирался сидеть в корчме лохматого Теодульфа, где временно поселилась эта взбалмошная девчонка, Гита, больно надо! Выйдя на улицу, пошатался немного да завернул в одну неприметную хижину на самой окраине. Крытая соломой хижина из обмазанных глиной гибких ивовых прутьев была не высокой, не низкой, не очень большой, но и не такой уж и маленькой. Средней. Дворик с сараем, тремя яблонями и огородиком был обнесен высоким частоколом, в котором имелась калитка, запертая в любое время дня и ночи. За калиткой глухо брехал пес, а рядом тянулись какие-то заборы и хижины.