– Я боялся за свою жизнь и не хотел терять ее только потому, что леди не желает выходить ни много ни мало – за лэрда, владеющего собственными землями.
Катриона даже не почувствовала, как стиснула кулаки, пока сэр Брайан не наклонился к ней и не прошептал:
– Не уверен, что вам стоит показывать священнику, какой отличный у вас удар. Это, знаете ли, могут счесть грехом, который повлечет жестокую кару. Хотя я был бы не прочь это увидеть. – И подмигнул удивленной Катрионе.
Она засмеялась и покачала головой. Похоже, за то время, что она была лэрдом Банулта, она утратила всякую терпимость к мужчинам, считавшим, будто знают, что для женщины лучше. Жизнь лэрда, неплохо справляющегося со своими обязанностями, причем вообще без мужской помощи, вселила в нее уверенность в себе. Больше не обращая внимания на священника, Катриона стала дожидаться возвращения остальных и с разочарованием, хотя без всякого удивления, увидела, что вернулись они без сэра Джона. Она не знала, как он это делает, тем более что таланты сэра Бретта и остальных внушали большое уважение, но сэр Джон превосходно умел исчезать и оставаться недосягаемым.
Не сказав ни слова, сэр Бретт протянул ей руку и помог взобраться в седло. Усевшись сзади, Катриона обхватила его руками и прижалась щекой к широкой спине. Гнев и страх постепенно таяли. Казалось слабостью находить такое утешение в мужчине, но так уж оно получилось, и ощущение было слишком приятным, чтобы отказываться от него только потому, что оно ее пугало и даже слегка возмущало.
Говоря по правде, размышляла Катриона, сэр Бретт Марри вызывал у нее слишком много приятных ощущений, и она устала бороться с ними или делать вид, что не замечает. Только что ее чуть не вынудили выйти замуж за сэра Джона Гранта, мужчину, оставлявшего ее холодной – если не обращать внимания на гнев, кипящий в сердце. Она знала, что он стремился овладеть ею как можно скорее, чтобы еще сильнее затруднить ей возможность опротестовать брак. Одна мысль об этом мужчине заставила Катриону вздрогнуть от омерзения. И еще она знала, что пока его не поймают, ей будет грозить опасность, и старалась избавиться от страсти, которую разбудил в ней сэр Бретт. Катриона решила, что, пожалуй, настало время подумать, стоит ли оберегать свою добродетель от мужчины, которого она так желает. Это казалось очень глупым, когда другой мужчина, ей ненавистный, пытается ею завладеть.
– Вот теперь мы можем требовать для вас правосудия, – сказал Бретт.
Катриона вздохнула. Не время искать справедливости, потому что сэр Джон всего лишь попытался принудить ее сделать то, что советовали ей почти все власть имущие мужчины в их местах, включая лэрда-сеньора. Получить мужа. Бретт не понимает ее нежелания привлекать хоть какое-то внимание к ее отказу от предложения сэра Джона без надежных доказательств его прочих преступлений, а не только попытки принудительного венчания. Катриона поняла, что вот-вот начнется спор, который может затянуться очень, очень надолго.
– Нет, не можем. По-прежнему есть слово сэра Джона против моего, и ничего больше.
– А также слово каждого из нас, кто помчался спасать вас от сэра Джона, человека, пытавшегося принудить вас к венчанию с ним.
– Сэр Джон всего лишь сделал то, что следовало сделать давно, как считает каждый более или менее влиятельный мужчина в наших местах.
– Он вас похитил.
Катриона повернулась к Бретту, приготовившись к продолжению спора, начавшегося по пути домой после ее спасения от сэра Джона и продолжавшегося до самого ужина. Бретт хотел, чтобы она обо всем сообщила сеньору-лэрду, а Катриона наотрез отказывалась. Это самый надежный способ снова напомнить сеньору, что она так и не прислушалась к его совету найти себе мужа, но Бретт не разделял ее опасений о бедах, которые она может навлечь себе на голову. И тут Катриона внезапно сообразила, что они находятся в ее спальне – Бретт вошел туда вслед за ней. Она открыла рот, чтобы велеть ему уйти, но Бретт в это время, закрыв дверь, прислонился к ней и скрестил руки на груди.
Все возражения вылетели у Катрионы из головы, спор мгновенно забылся, она могла думать только об одном: о том, что совсем недавно ей чуть не пришлось принять – впустить в себя – другого мужчину и получить взамен лишь болезненные ощущения да семя. А сейчас в ее спальне стоял тот, чьи поцелуи обещали куда большее. Она прожила шесть долгих лет с мужчиной, использовавшим ее, как племенную самку, потом почти два года чуть не до костей стирала руки, чтобы накормить своих людей и обеспечить им безопасность, и пыталась ускользнуть от человека, пытавшегося силой взять ее замуж, чтобы предъявить права на ее земли. Единственное светлое пятно в ее жизни – Элисон. Может быть, пора сделать хоть что-то, чтобы порадовать саму себя?
Бретт напрягся, вглядываясь в Катриону. Ее глаза заблестели, и он не сомневался, что этот блеск вызван растущим желанием. Он знал, что у мужчин похоть частенько разгорается после сражения или жаркого спора, но не догадывался, что такое случается и с женщинами. Впрочем, может ли он полагаться на свои суждения в этом вопросе?
– Мы закончили спорить? – уточнил Бретт, видя, как цвет ее глаз меняется на насыщенный темно-синий – такими они становились всякий раз, как он целовал ее.
– Думаю, да. Думаю, сейчас я занялась бы кое-чем другим.
– Чем?
– Я хочу, чтобы ты поцеловал меня.
Он привлек ее к себе так стремительно, что Катриона ахнула и на миг подумала, не совершает ли она огромную ошибку. Но Бретт поцеловал ее, и ей стало все равно. Она хочет этого, нуждается в этом. Раз в жизни она решила стать дерзкой и отважной, решила взять то, чего хотела, не задумываясь о последствиях.
На этот раз ее поцелуй был другим, понял Бретт, в нем больше не чувствовалось неуверенности. И сердце его сильно заколотилось.
– Катриона, мне кажется, что время мимолетных поцелуев, ни к чему не ведущих, для нас уже закончилось.
– О да, я очень на это надеюсь, – пробормотала она и сама его поцеловала.
Бретт решил считать это приглашением. Он слегка приподнял Катриону так, чтобы ноги ее оторвались от пола, и направился к кровати, не прекращая поцелуя. На пол шлепнулись ее туфли. Он понял, почему она так странно извивалась, и счел это поощрением к продолжению.
Бретт осторожно уложил Катриону на кровать. Пристально глядя на нее, сорвал с себя одежду. Глаза ее широко распахнулись, но в них не было ни намека на неловкость, и он счел это за хороший признак. Бретт лег рядом, снова поцеловал Катриону и принялся расшнуровывать ее платье. Он изо всех сил сдерживался, твердо решив не торопиться. Пусть Катриона и не девственница, он не сомневался, что у нее нет ни малейшего опыта в любовных играх.
Катриона закрыла глаза и полностью отдалась поцелуям. Движение его языка, легкое покусывание губ разжигали в ее жилах огонь. Образ обнаженного Бретта запечатлелся у нее в сердце. Худощавый, подтянутый, с черными завитками на широкой груди, длинными мускулистыми ногами и несколькими шрамами. Именно так должен выглядеть красивый мужчина. Это распаляло Катриону и одновременно немного пугало.
Прикосновение его руки заставило Катриону затрепетать от удовольствия, и тут она поняла, что лежит голая. Она никогда прежде не обнажалась перед мужчиной, муж не снимал с нее ночную рубашку, просто задирал ее. Внезапно она вспомнила о растяжках на животе, оставшихся после родов, и попыталась прикрыть их руками, но Бретт быстро пресек эту попытку, взяв ее за руки и легонько прижав их к матрасу, а затем поцеловал каждый рубец. Катриона уставилась на него, потрясенная и тронутая, а он поднял голову и улыбнулся ей.
– Даже не вздумай прикрывать эти следы, – сказал он, кончиками пальцев погладив ее кожу на животе. – Это шрамы, доставшиеся женщине, подарившей жизнь ребенку. Шрамы, заработанные тяжким трудом и такие же почетные, как у любого благородного воина.
Его голос звучал так искренне, что Катриона не нашлась с ответом. Она блаженно пробормотала что-то, когда он снова поцеловал ее. Наслаждение разрасталось, когда он терзал ее рот, прикосновение его разгоряченной кожи воспламеняло кровь, мозолистые ладони сладко ласкали ее тело. И только когда одна из этих искусных рук скользнула ей между бедер, в стремительно разгорающуюся страсть прокралось смятение.
Он трогает меня там, в панике подумала Катриона. Муж никогда не ласкал ее там, он вообще почти к ней там не прикасался, даже когда готовился к проникновению. Но раз Бретт не торопится соединиться с ней, как в свое время Бойд, приходится предположить, что ему нравится трогать ее? То, как ее тело откликалось на прикосновения его пальцев, встревожило Катриону, но это было так приятно, что она не могла заставить себя прервать эту скандально интимную ласку. Прежде чем она сумела хоть как-то разобраться в своих чувствах и смятенных мыслях, Бретт занялся ее грудями, он гладил и целовал их и даже посасывал, и все мысли Катрионы сгорели в пламени, бушующем в ее крови.
Когда он все-таки начал проникновение, голова ее слегка очистилась от тумана вожделения, и Катриона вспомнила, что от нее требуется. Она замерла и лежала неподвижно, несмотря на мучительное желание касаться его, тереться об него всем телом, целовать его.
Бретт тоже замер, не успев войти глубоко. Катриона нахмурилась, пытаясь побороть безумное желание обхватить его ногами и заставить двигаться.
– Знаешь, если бы ты не зажмурилась с такой силой и не стиснула кулаки, а тело твое не истекало бы влагой, я бы решил, что ты лишилась чувств, – произнес Бретт.
– Тело истекает влагой? – Катриона ахнула, сообразив, что внизу она вся мокрая. – О нет. Ты… я…
Бретт поцеловал ее.
– Так и должно быть, милая. О, бедная моя Катриона, твой муж был холодным ублюдком, вот что.
Она знала, что должна вступиться за Бойда, но не смогла. Бретт внезапно широко раздвинул ее ноги и глубоко вонзился в нее. Катриона слышала свое тяжелое дыхание – Бретт овладел ею так пылко и страстно, что она начала задыхаться.
– Обхвати меня ногами, милая, – сказал он. – Можешь хоть вся обвиться вокруг меня, если хочешь.
И Катриона послушалась. Она прильнула к нему, быстро поймав ритм движений, принимая каждый толчок всем телом. Кожа, трущаяся о кожу, лихорадочные короткие поцелуи – все приводило ее в восторг. Необыкновенные ощущения омрачала лишь одна тень – все усиливающееся напряжение внизу живота, неистовое требование тела сделать что-то, чего она не понимала. Это должно было отвлечь ее от желания или вовсе притупить его, но почему-то только подстегивало Катриону в ее неистовстве.
– Расслабься, – прошептал Бретт, покусывая мочку ее уха. – Расслабься и кончи со мной. Доверься мне.
Он сразу уловил момент, когда Катриона перестала сопротивляться. Он держался до тех пор, пока не увидел, как ее гибкое тело выгнулось, вжимаясь в него, пока не услышал, как она выкрикивает его имя. Она стиснула его там, внутри, заколотила пятками по его бедрам и увлекла за собой.
Лишь смутно сознавая, что Бретт окликает ее по имени, Катриона прижималась к нему, пока тело содрогалось от наслаждения, так внезапно ее охватившего. Жаркое, ослепительное блаженство пронзало ее от головы до кончиков пальцев на ногах. Она задыхалась от этой неукротимой силы, дрожала от силы желания, воспламенившего кровь. Бретт вонзался все глубже, изливаясь семенем, и это только усиливало ее ощущения. К тому времени, когда она немного успокоилась и задышала ровнее, Бретт успел выйти из нее, но все еще лежал сверху, наблюдая за Катрионой.
Он неторопливо поглаживал ее груди и следил, не начнет ли она сожалеть о том, что они только что пережили вместе. Он надеялся, что не начнет, потому что уже снова желал ее, хотел большего. Его тело все еще дрожало от пережитой страсти. Пусть Бретт понимал, что память может сыграть шутку с кем угодно, но не мог сказать точно, было ли ему так же хорошо с Брендой. Какое-то время он ждал, что эта мысль остудит его кровь и всколыхнет старую вину, но ничего не произошло.
– О, – прошептала Катриона, отчаянно пытаясь придумать хоть что-нибудь, что не прозвучало бы нелепо и глупо. – Это не совсем то, чего я ожидала.
Бретт засмеялся.
– И я тоже такого не ожидал. Нет, это было гораздо, гораздо лучше, – пробормотал он, чмокнул ее в лоб и окинул взглядом спальню, ожидая появления призрака Бренды. Но призрака не было, несмотря на то что он впервые сравнил пережитое с нею с тем, что только что испытал с другой женщиной. – Думаю, твой муж был полным идиотом. Он никогда не старался доставить тебе удовольствие, верно?
– Ну… нет. Он просто стремился зачать сына.
– Вот я и говорю – идиот. Он не только тебя лишал удовольствия, но и себя тоже.
– Мне было не больно, – прошептала Катриона, немного стесняясь говорить о том, чем они только что занимались, хотя голая лежала в кровати рядом с обнаженным мужчиной. – С тобой мне было не больно.
– И не должно быть больно, потому что мужчина должен убедиться, что женщина готова, что тело ее готово принять его.
– Истекать влагой? – Бретт кивнул и улыбнулся. – Ну, я тебе очень благодарна за то, что показал, как это должно быть.
– Нет, не благодари меня, девочка, потому что я тебе еще ничего не показал.
В первый раз за долгое-долгое время дух умершей возлюбленной не преследовал его, когда он оказался в постели с женщиной – с женщиной, которая ему по-настоящему нравилась и которую он искренне уважал, и Бретт намеревался извлечь из этого все, что можно.
– Нет?
– Нет. Думаю, сегодня ночью нам удастся поспать совсем немного, – сказал он и поцеловал Катриону, а затем приступил к делу, доказывая ей, что слов на ветер не бросает.
Глава 11
Приоткрыв один глаз, Катриона увидела ухмыляющуюся Нессу, стоявшую возле ее кровати. Катриона не поняла, что та находит таким забавным, но чувствовала себя слишком усталой, чтобы спрашивать. Несса потрепала Катриону по щеке, хохотнула, торопливо поставила кувшин с горячей водой для умывания и положила чистую одежду. Только после того как все еще посмеивающаяся Несса ушла, бесшумно закрыв за собой дверь, Катриона начала догадываться, что так развеселило камеристку.
Опустив глаза, она обнаружила сильную мужскую руку, обнимающую ее за талию. И тут же на нее нахлынули воспоминания о прошедшей ночи, распаляя кровь. Катриона застонала и натянула на голову простыню – стыд быстро подавил разгорающееся желание. Несса застала ее в постели с Бреттом! Скоро об этом узнают все в Банулте. Ничего удивительного, что камеристка так весело хихикала. До сих пор ей ни разу не доводилось сообщать такие новости, и Катриона не сомневалась, что Несса постарается рассказать об этом каждому, кого встретит.
В душу прокрался страх – скоро ей придется столкнуться со своими людьми. Но Катриона быстро подавила его, просто потому, что понимала – когда она выйдет из спальни, следует выглядеть уверенной в себе и не показывать даже намека на смущение. Покопавшись в себе, она поняла, что и не испытывает его, и это ее слегка обеспокоило, все же она легла в постель с мужчиной, который ей вовсе не муж. Это грех, и если бы деревенский священник не умер от лихорадки (его так и не заменили, и приходилось иногда обращаться к священнику из соседней деревни), ей следовало бы сейчас идти прямо к нему, исповедаться и принять наложенную епитимью.
Губы Катрионы изогнулись в улыбке, когда она поняла, что не испытывает ни малейшего желания это делать. Прежний священник непременно попытался бы застыдить ее, но только попусту сотрясал бы воздух. А после столкновения с отцом Моллисоном, пытавшимся ее обвенчать насильно, лишь бы самому не пострадать, она бы и к нему не пошла. В общем, как бы сильно Катриона ни старалась, она не могла разжечь в душе хоть искру стыда.
Нет, причина такого спокойствия вовсе не в пережитом ею минувшей ночью. Она лежит тут, бесстыдно счастливая, только потому, что и сердцем, и умом ощущает испытанное с Бреттом правильным. И правильно это потому, что она глупо влюбилась в этого мужчину.
Осознание этого внезапно лишило Катриону хорошего настроения.
Ничем хорошим это не кончится, размышляла она, глядя, как его сильная ладонь с длинными пальцами скользит вверх по ее телу и накрывает грудь. Она, конечно, не простушка, но и не красавица. А сэр Бретт Марри – один из самых красивых мужчин на свете. И судя по взглядам, которые бросают на него женщины Банулта, они тоже так считают. Она птичка крапивник, а он зимородок. Он всего лишь ее любовник и ни словом, ни взглядом не намекнул, что хочет большего. Когда беды в Банулте закончатся, он уедет. Думать об этом больно, но дурой она окажется, если забудет об этом.
Теплые губы коснулись ее шеи, и Катриона задрожала от удовольствия.
– Нас обнаружили, – пробормотала она, поворачивая голову так, чтобы он согрел ей шею своими поцелуями.
– Я слышал, как Несса хихикала. – Бретт чуть подвинулся и перевернул Катриону на спину. – Ты расстроилась?
Катриона решила, что мужчина просто не имеет права так хорошо выглядеть утром. Темно-зеленые глаза слегка затуманены спросонья, но это делает его еще соблазнительнее. Густые черные волосы взъерошены, подбородок зарос черной щетиной. Даже отпечатавшаяся на левой щеке складка от простыни его не портит. Катриона не сомневалась, что сама выглядит так, будто ее проволокли через живую изгородь, но он смотрел на нее так, что она вдруг почувствовала себя красоткой.
– Да, Несса была здесь, и да, я расстроилась. На минуточку. – Не в силах удержаться, она легонько погладила его крепкую грудь, запутавшись пальцами в завитках волос.
– Только на минуточку?
– Да, только на минуточку. А потом кое о чем подумала. Я вдова, мать, мне двадцать пять лет. Почти восемь лет я делаю все возможное, чтобы людям здесь жилось хорошо, и ни разу не сошла с пути добродетели. И тогда я решила, что не буду вести себя так, будто совершила великий грех. – Катриона усмехнулась. – Разумеется, мне здорово помогло то, что у нас нет священника и некому напомнить, что я все-таки согрешила.