Только не суждено им было погибнуть. Изменилась ситуация. Пришли наши, и все эти мужчины спаслись, выжили. Вот оно счастье! Так-то оно так. Но только с тех пор никто из них друг с другом не поддерживал никаких отношений и при случайных встречах ограничивались они светским приветствием. Не дружили, не приятельствовали, не общались. Никогда! Видимо, не выдерживают люди столь откровенного обнажения души.
Тогда еще, когда с ребятами обсуждали они эту тему, Глеб удивлялся: как же так? В такой критический момент люди смогли мобилизоваться, выйти из плена, пусть даже с посторонней помощью, неважно. Важно, что все они смелые, мужественные бойцы. И такие жизненные моменты должны бы связывать людей навсегда! А на самом деле выходит иначе.
Теперь вот и у него, похоже, ситуация в жизни складывается непростая.
Долго он выходил из кризиса. И если поначалу развод воспринял как спасение, то по прошествии небольшого количества времени стал очень переживать. Заскучал по детям. И хотя видел их довольно часто и обеспечивал по полному разряду, чувство вины перед ними не покидало его долгие годы.
С Женей постепенно наладились ровные взаимоотношения, но всегда эти отношения были с драматическим оттенком, с некоей недоговоренностью и глубоко затаенной печалью.
Он ей предложил часть бизнеса. Она не отказалась и все годы обращалась за советом и помощью по деловым вопросам. Понятное дело, что Глеб никогда и ни в чем ей не отказывал.
* * *Долго Глеб жил один. Какие-то женщины периодически появлялись, но он относился к ним настолько потребительски, что ни одна из них не задерживалась надолго. А может, он таких и выбирал, которым тоже не нужны длительные отношения. Так, на пару недель, на месячишко…
Женя так замуж больше и не вышла. Мужчины были, но она не стремилась довести отношения ни до замужества, ни до гражданского брака. Как сломалось что-то тогда внутри ее души, так и не зажило никогда. Есть понятие «незаживающая рана». Сколько ее ни лечи, чем ее ни исцеляй, только живет она по каким-то своим законам, не реагируя ни на лекарства, ни на заговоры. Не заживает, и все!
Так и у Жени. Вроде и не болит ничего, не беспокоит. А как кто-то из мужчин слишком приблизится к ее сердцу, вот тут и начинается… Что-то саднит, тянет, свербит… Что-то волнуется изнутри и не дает покоя. А без покоя, без расслабленности разве войдет новая любовь в сердце? Если оно – ее сердце – напряжено, сжато, собрано в кулак? Как же в него войти?
Правда, спустя много лет попала Женя на консультацию к психологу. Психологом оказалась молодая симпатичная женщина, которую Женя поначалу всерьез и не восприняла. Она решила обратиться по поводу взаимоотношений с детьми, переживающими в тот период этап взросления и выхода из-под материнского контроля. Юношеский максимализм, подростковый нигилизм, акции протеста, сопротивление материнским советам и прочее… Словом, все то, что в народе зовется переходным периодом и доставляет родителям массу дискомфорта и переживаний.
Девушка-психолог легким, незаметным для Жени образом, отодвинула заявленную проблему в сторону, обнаружив у пациентки чуть ли не с первых минут общения не только застарелый стресс, но и глубоко спрятанную депрессию.
Как она разглядела? Каким образом повела беседу, что уже через двадцать минут Женя ревела в три ручья и выворачивала перед впервые увиденной девушкой свою измученную душу?
Та внимательно слушала, изредка понимающе кивала, вопросов практически не задавала, так, чуть наводящие… Но Женя рассказала ей все нюансы своих переживаний и страданий. И про лес, и про новый взгляд на мужа, и про свое ощущение слабости и трусости, и даже про пребывание в заложницах…
К концу сеанса Женя себя не узнала. Слезы высохли, глаза как будто шире открылись. Сердцу реально стало легче, и оно как-то уютно успокоилось в груди. Ей даже показалось, что плечи немного расправились, делая спину прямее, а осанку величественнее…
– Мы только начали с вами работу, сделали первый шаг, – удовлетворенно констатировала психолог. – Но поверьте, шаг – наиважнейший. Сейчас вы увидите, как начнет меняться пространство вокруг.
– Что начнет меняться? – не поняла Женя.
Врач загадочно улыбнулась:
– Я вам ничего подробно объяснять не буду. Просто прислушайтесь к себе, понаблюдайте внимательно за тем, что будет происходить вокруг. Буквально за всем. Важны даже, казалось бы, незначительные на первый взгляд нюансы, мельчайшие оттенки ощущений, отношений… И через неделю приходите!
– Спасибо вам большое! Так хорошо стало! Даже не ожидала, что может быть так легко. Когда-то в юности такое состояние было – беззаботности, полета, безмятежности, веры в счастливую судьбу. Знаете, такое… полунаивное, что ли… Я уже и забыла, что так бывает.
– Очень хорошо! Побудьте в этом состоянии, почувствуйте его, погрузитесь в него полностью. Вся дальнейшая работа пойдет у нас с вами легко, потому что вы открыли свое сердце. А это самое главное.
* * *С тех пор жизнь Жени в самом деле преобразилась. «Как в сказке! – говорила она своим подругам. – Будто волшебной палочкой добрая фея дотронулась до меня, и все само собой чудесным образом трансформировалось».
На самом деле все оказалось и так и не так. И вроде бы со стороны просто, а результат столь эффективный конечно же был вызван двусторонней работой – профессионализмом психолога и внутренними душевными усилиями самой Жени.
Напоследок врач сказала:
– Имейте в виду: сейчас что-то новое обязательно войдет в вашу жизнь! Подойдите к грядущим переменам осознанно.
– Это как? – Жене казалось, что она уже и так все поняла и усвоила, а тут еще не совсем ясное слово «осознанность».
– Давайте еще раз посмотрим на все, что с вами произошло, – терпеливо объясняла психолог. – Внутри вас была печаль, уныние, неверие в собственные силы, в счастье. Одним словом, тоска. Так?
– Так, – кивнула Женя.
– Мы все это убрали. Почистили ваше внутреннее пространство, освободили его от всего ненужного: от застарелых переживаний, от закостенелых обид на судьбу, от неуверенности, лишних претензий. Так?
– Да! – вновь согласилась Женя.
– И сейчас внутри вас свобода, чистота, свет. Вы согласны?!
– Конечно! – с улыбкой подтвердила Женя.
– Но ведь пустоты в душе не бывает. Пустоты вообще не бывает. Нигде. И значит, это ваше свободное пространство постепенно будет заполняться. Вот я и предупреждаю вас: будьте осознанны! То есть отдавайте себе отчет, чем новым вы заполняете себя, что впускаете в свою жизнь, в свое сердце. Новое чувство или свежие впечатления? Многочисленные знакомства или прелести уединения? Раздражение и недовольство? Или какие-то другие переживания? Понимаете, о чем я?
– Когда вы говорите, мне кажется, я понимаю. А вот как это будет на самом деле? Кто его знает? Сразу ведь не поймешь, что за человек входит в твою жизнь, зачем он тебе нужен, нужен ли? Какие чувства и эмоции вызовет?
– Все правильно! Жизнь прекрасна именно своей непредсказуемостью. Но когда вы четко осознаете: этот человек мне нравится. Он дает мне то-то и то-то. Я могу ему предложить это и это. Тогда вы понимаете смысл отношений, тогда вы осознаете глубину взаимосвязей. Тогда вы сами отвечаете за происходящее и сами выстраиваете свою жизнь так, как мило вашему сердцу.
Женя завороженно смотрела на девушку и поражалась ее мудрости, которая не слишком-то вязалась с ее молодостью и тем не менее была очевидной.
– Кстати, если вы помните, то изначально вы обратились ко мне с проблемой в отношениях с детьми.
– Да? Разве? – искренне удивилась Женя.
Врач рассмеялась:
– Какие сейчас взаимоотношения с дочерью? С сыном?
– Да нормально все. Знаете, когда я переключилась на себя, дети как будто сами собой выправились, выравнились и успокоились. Даже странно.
– Ничего странного! Так работает психотерапия!
* * *С тех пор в жизни Жени многое поменялось. После сорока она во второй раз засобиралась замуж. Но буквально накануне свадьбы встретился ей другой человек, с которым неожиданно случился роман, круто изменивший ее судьбу. Жизнь преподносила ей сюрприз за сюрпризом, будто бы возмещая яркими и мощными эмоциями серо и буднично прожитые годы.
* * *С Надеждой у Глеба все сложилось иначе. И хотя слово «люблю» долгое время не появлялось в их лексиконе, ко второй своей супруге Глеб испытывал настолько глубокое чувство, что подчас ловил себя на мысли: а уж не роль ли отца играет он в ее жизни?
Слишком оголена была ее душа, слишком тосковала она по матери, по несостоявшейся дочерней любви, слишком нуждалась в тепле, чтобы он мог позволить себе ее обидеть. Он стал для нее одновременно всем: и мужем, и отцом, и братом, и собеседником, и советчиком. А уж когда Анечка родилась, то Надежда от счастья совсем голову потеряла. Видимо, люди, прошедшие детдом, по-другому ощущают многие обыденные вещи…
Надежда мечтала иметь много детей и вряд ли остановилась бы на одном ребенке, но тут свое слово сказал Глеб:
– Надя, повременим! Мне еще своих старших поднять надо.
Безусловно, это был аргумент. Надежда понимала, что и троих одновременно тянуть трудно. Где уж тут думать о пополнении? И хотя первая супруга Глеба была женщиной вполне обеспеченной, продолжая вести свое дело, Глеб все равно считал необходимым все вопросы детей, в том числе и финансовые, решать сам.
Это теперь, когда старшие более-менее определились в жизни, когда Анечка почти выросла, когда можно было бы и подумать о малыше, теперь Надежде исполнилось сорок. И дальше тянуть некуда, уж если решаться, то только сейчас… Да что-то не решалась она на такой шаг. То ли возраста своего боялась, считая рискованным для родов, то ли перегорела…
А уж когда Анна высказала родителям столь явное неуважение и непочтительное отношение, то Надежда засомневалась не только в возможности новой беременности, а испытала разочарование от процесса воспитания вообще. К чему рождение детей? Зачем это все – переживание за них, жертвенность, педагогические усилия, отказ себе во многом ради блага ребенка? Вот это все кому нужно? Если ребенок живет без проблем, катается как сыр в масле, не зная практически никаких ограничений и имея все, что душа пожелает, и при этом позволяет себе выказывать недовольство и обижать самых дорогих людей? Да что там дорогих? Людей, которые дали жизнь! Самое ценное, что только может быть. То, что не имеет цены, то, чего не взвесить ни на каких весах? Тогда надо признаться себе в полной педагогической несостоятельности. Тогда надо осознать, что все родительские усилия по воспитанию – это ноль! Они не привели к желаемым результатам. Они лишь развратили, разбаловали, испортили и самого ребенка, и взаимоотношения с ним…
Такого потрясения Надежда не переживала давно. Оно было сопоставимо, пожалуй, со смертью мамы. Да и то: смерть человека – это все-таки очевидное обстоятельство, это неизбежность. Раньше, позже, но случится с любым. А здесь – самый близкий тебе человек, твоя плоть и кровь, твой выпестованный, взлелеянный ребеночек, ради которого ничего не жаль, говорит тебе не просто гадость, а осознанно причиняет боль… Как это принять? Надежда принять не могла.
* * *На следующий день у Надежды с дочерью состоялся разговор. Она не любила копить обиды в себе, пережевывая и перелопачивая внутри себя одну и ту же неприятную мысль. Ей непременно надо было выговорить свою боль, излить вовне.
Она всегда могла поделиться с мужем. Вот уж кто непременно выслушивал, переспрашивал, анализировал вместе с ней… В этот раз они с Глебом приняли решение, что Наде надо не просто объясниться с дочерью, а буквально поставить ее на место, чтоб не развивались в ней ни хамство, ни грубость, ни наглость.
Разговор получился неожиданным.
Сначала Анна держалась надменно и высокомерно, сквозь зубы цедя фразы, грубо отвечая матери и показывая всем своим видом, что разговор для нее неинтересен и утомителен.
Надежда решила проявить стойкость до конца, не поддаваться на провокации, понимая, что откладывать разговор на потом – это неправильно. Неправильно по многим причинам. Во-первых, потому что очень больно носить в себе невысказанную обиду. Во-вторых, потому что ни в коем случае, по мнению Надежды, нельзя пускать на самотек воспитательный процесс. И коль скоро так случилось, что дочка вышла из-под контроля, надо срочно наводить мосты и ставить ее на место, и объяснять, и разговаривать, и учить жизни…
А в-третьих, женским своим, материнским нутром чувствовала Надежда: не то что-то происходит с дочерью… Почему-то плохо ей. И именно из-за того, что плохо, и появляется эта агрессия к ближним. Что она за своей грубостью прячет? Какую проблему? Какую тайную боль?
* * *Надежда не ошиблась. Прошло каких-то десять-пятнадцать минут после начала беседы, и дочь, захлебываясь слезами, рассказывала матери свою историю. Собственно, история Ани ничего принципиально нового из себя не представляла. Понятное дело, связана она была с романтическими отношениями. Первое, что выяснила для себя Надежда: ни наркотиков, ни алкоголя ее дочь не употребляет. У нее, правда, и не было никогда оснований волноваться, и все же родители подростков, как правило, тревожатся по данному поводу. Поэтому она на всякий случай пристрастно выяснила этот вопрос.
Анну тема вредных зависимостей не занимала абсолютно. Если уж быть до конца откровенной, то курить она пробовала. Давно еще, классе в восьмом. Но ей не понравилось. И вкус сигарет показался горьким, и горло потом долго саднило, и противно кружилась голова. К тому же пальцы пахли дымом чуть ли не до вечера. И это тоже было неприятно. Короче, про курение матери было рассказано спокойно и честно. А вот сама история, хоть и оказалась банальной, очень Надежду взволновала.
Речь шла не о школьной влюбленности, не об одноклассниках или соседях по двору. Аня поведала матери, что увлеклась взрослым мужчиной, причем, как видно, серьезно. Сначала она не хотела открывать ни подробности встречи, ни возраст и род занятий, уклончиво отвечая матери на все ее вопросы. Но Надежда проявила настойчивость, понимая, что если сейчас не узнает всего, то ситуация может зайти настолько далеко, что дочь рискует запутаться в ней окончательно.
Путем долгих переговоров, выуживаний, полудогадок, полунамеков Надежда прояснила для себя следующую картину.
Аня занимается с репетитором, готовится к поступлению в вуз. Занятия проходят в стенах института, уроки индивидуальные. Один на один. Надежда с Глебом посчитали такую форму подготовки наиболее эффективной и были рады, когда удалось с преподавателем договориться заниматься именно так. Потому что поначалу Аня ходила в группу, и результат ее не очень устраивал.
Уроки проходили регулярно, два раза в неделю. Всех такой режим устраивал. Как-то преподаватель позвонил и предупредил, что вынужден уехать на десять дней в командировку. К сожалению, не ехать он не может – по работе это необходимо, но и пропускать занятия с Аней ему тоже не хотелось бы. Поэтому он предлагает Анечке позаниматься с другим учителем, преподавателем той же кафедры. Они работают по одной методике. Тот тоже готовит абитуриентов к поступлению, и подобное сотрудничество наверняка будет полезно для Ани. Она ничего не пропустит, закрепит материал, а по возвращении основного преподавателя они уверенно пойдут дальше.
Так и решили. Ане новый преподаватель поначалу не приглянулся. Она привыкла к своему учителю и, занимаясь с новым, даже немного вредничала в первой половине урока: мол, не понимаю, как вы объясняете, не могу вникнуть и прочее.
Он спокойно реагировал на ее выпады, повторяя по два-три раза то, что реально могло бы быть ею усвоено с первого. Но похоже, такое ее поведение его никак не напрягало. Подумаешь, плохое настроение у его случайной ученицы, к тому же временной…
К середине урока Аня обратила внимание на его руки, потом на глаза… К концу второго часа она завороженно слушала его голос, теперь уже по совершенно другим причинам не понимая совсем ничего.
Мужчине было года тридцать два – тридцать три. Выглядел он вполне ухоженно и даже элегантно. Не какой-то избитый костюм и привычный галстук. На нем была теплая кофта из мягкой шерсти, а под ней футболка с длинным рукавом. Аня вместо вдумчивого отношения к формулам и уравнениям отмечала сочетание цветов, разглядывала крупную вязку кофты. Кстати, как называется этот вид мужской одежды? Пуловер? Блейзер? Мягкий пиджак? Нет, пиджак вряд ли. Может, кардиган? От какого-то его вопроса она непроизвольно вздрогнула и покраснела:
– Так на какую теорему мы опираемся при объяснении данной задачи? – похоже, не в первый раз спрашивал преподаватель.
Аня мучительно вглядывалась в текст, не понимая, чего от нее хотят. Оказывается, она так далеко ушла мыслями от математики, что абсолютно тривиальный вопрос повис в воздухе без ответа.
Преподаватель со вздохом откинулся на спинку стула. Весь его вид говорил о том, что такой слабой ученицы он никак не ожидал увидеть. Было видно, что он устал и раздосадован бессмысленной потерей времени и тщетностью затраченных усилий.
Аня извинилась:
– Давайте я дома дорешаю и на следующем занятии вам покажу. Просто я сегодня что-то рассеянна. Извините меня.
– Хорошо, мы с тобой встречаемся еще два раза. А там уже и Петр Ефимович возвращается, продолжите с ним.
С тех пор этот новый педагог – Вадим Иванович – не выходил у Ани из головы. Вернулся из командировки Петр Ефимович, возобновились привычные уроки с ним в прежнем режиме… Но Аня каждый раз бежала на занятия с затаенной надеждой: вдруг Вадим зайдет, вдруг случайно встретится в коридоре… А может, опять Петр Ефимович уедет куда-то, ну мало ли куда человеку надо – старенькую маму навестить или симпозиум какой… И вновь Аня сможет позаниматься с Вадимом…