– У тебя скоро день рождения, – сказала я Саше. – Что тебе подарить?
Брат оживился.
– Лучше всего – фотоаппарат, – ответил он. – Больше ничего не надо.
На следующий день я отправилась искать фотоаппарат, на ходу припоминая все, что мне когда-то рассказывал Юрис. Фотоаппараты для любителей показались мне несерьезными, а профессиональные стоили слишком дорого, и я решила, что сначала посоветуюсь с Юрисом, тем более что сегодня мы увидимся с ним на вечере, где будут все наши друзья.
«Августин Каэтанович, Карл Гофман, сам Юрис и я с отцом… Почти как в Фирвиндене… И почему я никак не могу забыть о замке?»
Я зашла в модную лавку и стала рассматривать выставленные там шали, сумочки и платки. Хозяйка, очень худая и очень спокойная дама, показала мне все, что я хотела увидеть, а потом, внимательно поглядев на меня, достала плоскую коробку, в которой лежала великолепная вечерняя сумочка, расшитая бисером.
– Сколько? – спросила я.
– Это парижское, – ответила хозяйка с гордостью. – Шестьдесят рублей.
Анастасия Ланина, почтовая чиновница шестого разряда, низшего оклада даже мечтать не могла о том, чтобы приобрести такую вещь; но нынешняя Ланина только подумала секунду и достала кошелек.
– Беру.
Хозяйка поглядела на меня одобрительно и, как ловкий фокусник, извлекла откуда-то великолепную темную шаль, украшенную золотыми листьями.
– Только для вас. Вы умеете ценить вещи.
– Но я…
– Вам очень пойдет, – произнесла она внушительно, сама завернула меня в шаль и подвела к зеркалу. – Сто рублей за все. Либава – город ветреный, вечера тут холодные. Вы не пожалеете.
Я заметила в зеркале силуэт человека, который только что вошел в лавку, но не обратила на него внимания, потому что была поглощена шалью. Есть вещи, которые сидят на вас нехотя, будто делают вам одолжение – и вещи, которые словно созданы для вас. Один раз вы примерите их на себя – и понимаете, что они должны быть именно ваши и только ваши. Единственное, что меня смущало, была необходимость потратить сто рублей зараз.
– Не правда ли, барышне эта шаль очень к лицу? – обратилась хозяйка к посетителю.
– О да, – спокойно ответил тот. – Несомненно.
Вся кровь отхлынула у меня от щек. Чувствуя, как холодеет лицо, я медленно повернулась и встретилась взглядом с человеком, которого я долгое время считала Кристианом Рейтерном.
Глава 35 Обманщики
Когда-то я думала, что отдала бы все на свете, чтобы увидеть его живым; когда-то мне казалось, что если бы он не был графом, мне было бы гораздо легче с ним общаться. Теперь, можно сказать, все мои мечты исполнились, но я не испытывала от этого никакого удовольствия. Я попыталась подыскать, что бы такое ответить ему, но ничего не пришло мне на ум.
– Заверните мои покупки, – сказала я хозяйке. – И спасибо за все.
Я расплатилась, забрала свои свертки и двинулась к выходу, ощущая себя крайне мучительно и неловко. Кристиан (оставим за ним это имя, к которому я успела привыкнуть) задал хозяйке какой-то вопрос по поводу товара, которого явно не было в лавке, и вышел следом за мной.
На улице я остановилась и обернулась к нему.
– Кажется, у меня сегодня день неожиданных встреч, – промолвила я с вызовом в голосе.
Кристиан усмехнулся.
– Вы не закричали и не упали в обморок, значит, никакой неожиданности для вас не было, – ответил он. – Агата заметила, что фотография куда-то пропала. Она стала выяснять у Артура, куда он ее дел, он стал говорить, что разбил рамку и куда-то отнес фотографию, но из него плохой лжец.
– В отличие от вас, – не удержалась я.
– О, да вы переменились. Прежде вы не были такой колючей. Впрочем, все именно так, как я и думал: как только вы поняли, что я вовсе не граф Рейтерн, я сразу же перестал быть для вас интересен.
«Он говорит не от себя, – подумала я. – Это пересказ слов с чужого голоса… то, что она внушила ему. Мне надо быть очень, очень осторожной… Зачем она подослала его ко мне? Что именно ей от меня нужно?»
– Это вы пытались ночью забраться в мой дом? – спросила я вслух.
Кристиан сразу же перестал улыбаться. Впрочем, в его улыбке было больше актерского, чем естественного. Он играл роль человека, который держит ситуацию под контролем, хотя реальное положение было таково, что его даже двусмысленным нельзя было назвать.
– Если я отвечу утвердительно, вы очень рассердитесь? – проговорил он.
– Я рассержусь, если пойму, что вы собирались меня убить.
– Вы преувеличиваете, Анастасия. Для убийства не было никаких причин.
Я не поверила ему. Ружка волновалась в ту ночь так, словно речь шла о моей жизни и смерти.
– Как и для убийства Кристиана Рейтерна, должно быть, – зло заметила я.
– О, прошу вас, – недовольно поморщился мой собеседник. – Вы не знаете, что там случилось на самом деле, и делаете неверные выводы. Видите ли, Кристиан сошел с ума и стал совершенно неуправляем. По справедливости, его надо было запереть в четырех стенах, а титул и все прочее передать его брату, но огласка нанесла бы семье непоправимый урон. Я уж не говорю о том, что законы неповоротливы и прошли бы годы, прежде чем что-то сдвинулось бы с места.
– Проще было избавиться от него раз и навсегда, да? – Я прищурилась. – Кстати, почему вы тогда не заперли дверь склепа?
– Я и отпер-то ее с большим трудом, – признался Кристиан. – А потом меня отвлекли. В любом случае он не должен был проснуться, потому что лекарства продолжали действовать. Мне очень жаль, что вам пришлось испытать… не самые приятные минуты. Зато вы теперь знаете, что по ночам ходить в склепы опасно.
Тут он получил от меня пощечину и отшатнулся, но я не могла больше терпеть его самодовольства и издевок над человеком, который стал жертвой преступления и никак не мог себя защитить.
– Вижу, что вы разозлились, – сказал Кристиан, держа ладонь у щеки и глядя на меня с некоторым удивлением, – но поверьте, ваш пыл совершенно ни к чему. Настоящий Кристиан Рейтерн был чванливым, глупым, самодовольным мерзавцем, который был уверен, что все на свете ему должны. Агата никогда не строила по его поводу никаких иллюзий, но когда он сделался буйным сумасшедшим, это оказалось чересчур даже для нее. Она хотела, чтобы он умер в лечебнице ее отца, но в один из моментов просветления Кристиан догадался, что что-то нечисто, и прислал брату письмо, которое встревожило Артура. Пришлось наспех переделывать план, и нам показалось, что заброшенный замок в глухом углу может нас выручить.
Он говорил очень мягко, очень убедительно, очень спокойно, и я поймала себя на мысли, что на сцене, должно быть, Феликс Фабиан был незаменим. Но я не верила ему. То, что он говорил, во многом совпадало с тем, что уже было мне известно, но я не представляла себе, чтобы такой примитивный тип, как настоящий граф Рейтерн, мог в одночасье свихнуться из-за того, что его отвергла какая-то немецкая барышня. Или он был гораздо сложнее, чем мне пытался внушить мой собеседник, или же мне снова лгали.
– Скажите, как вас зовут? – быстро спросила я. – Я имею в виду, на самом деле.
– Рихард. Рихард Гернер. К вашим услугам. – Он приподнял шляпу и отвесил мне изысканный поклон. Щека, по которой я его ударила, до сих пор была красной.
Он не назвал своего настоящего имени, значит, все было обманом. Но я поостереглась показывать свои чувства. Наш разговор напоминал состязание двух обманщиков: кто в конечном итоге окажется хитрее, тот и одержит верх, а я была вовсе не уверена, что на кону не стоит моя жизнь.
– Чего вы, собственно, хотите от меня, Рихард? – спросила я с улыбкой.
– Давайте пройдемся, а то мы долго стоим на месте, и городовой уже поглядывает на нас так, словно думает, что я пристаю к приличной барышне, – ответил Кристиан, он же Феликс, он же Рихард. Я не стала возражать, и медленным шагом мы двинулись по улице вдоль витрин магазинов.
– И это все, чего вы от меня хотите? – поинтересовалась я через несколько шагов.
Кристиан усмехнулся.
– Честное слово, иногда вы бываете неподражаемы, – сказал он серьезно, поглядывая на меня. – Кстати, я читал ваш роман, это было очень… очень увлекательно.
– Позвольте с вами не согласиться. Настоящая история оказалась гораздо интереснее.
– Да, настоящая история, – задумчиво повторил мой собеседник. – Кстати, что вы намерены с ней делать? Теперь, когда вам все известно?
– Вы хотите знать, пойду ли я в полицию?
– И это в том числе. Разумеется, вам никто не поверит, но вы теперь человек довольно известный и можете причинить нам некоторые неприятности.
«Нам», значит. Я почувствовала, как меня начинает охватывать злость.
– Значит, ваша любовница подослала вас ко мне, чтобы вы выяснили, что я собираюсь делать?
– Не совсем так, – после паузы ответил Кристиан. – Я сам вызвался поговорить с вами. Конечно, мы рассчитывали, что больше не столкнемся с теми, кто видел меня в Фирвиндене. Из такой дыры люди редко выбираются в большой мир. Кстати, именно Агата добилась того, чтобы вашего отца перевели в Анненбург, чтобы вы не путались у нее под ногами после суда…
«Нам», значит. Я почувствовала, как меня начинает охватывать злость.
– Значит, ваша любовница подослала вас ко мне, чтобы вы выяснили, что я собираюсь делать?
– Не совсем так, – после паузы ответил Кристиан. – Я сам вызвался поговорить с вами. Конечно, мы рассчитывали, что больше не столкнемся с теми, кто видел меня в Фирвиндене. Из такой дыры люди редко выбираются в большой мир. Кстати, именно Агата добилась того, чтобы вашего отца перевели в Анненбург, чтобы вы не путались у нее под ногами после суда…
Ах, вот оно, значит, что. То-то меня удивило то, как быстро он получил новое назначение.
– Есть еще один момент, о котором вы должны знать, – продолжал Кристиан. – Ей не нравится, что Артур вами увлекся. Она мечтала, чтобы он продал замок, уехал в Германию и там женился на Беттине. Но теперь он и слышать об этом не хочет. Он купил яхту и велел заменить ее название. Думаю, новое название вас приятно удивит.
– Знаете, – решилась я, – если бы от меня это зависело, я бы предпочла никогда не встречаться ни с ним, ни с вами, ни… ни с его матерью. Если она боится, что я пойду в полицию, то может не беспокоиться: я этого не сделаю, но не потому, что я боюсь вас или что-то такое, а потому, что вы мне противны. Ясно? Все вы мне противны, и я не желаю мараться о таких, как вы. Я ничего не имею против Артура, он не виноват в том, что произошло с его братом, но каждый раз, когда я смотрю на него, я вспоминаю его мать, которая убила своего сына, чтобы сделать другого богатым и счастливым. Так что если она думает, что Артур может… ну, заинтересовать меня, то пусть не строит иллюзий. Я искренне желаю ему счастья с Беттиной, а меня, пожалуйста, оставьте в покое! И не надо больше искать со мной встреч!
Идущая навстречу дама поглядела на меня с удивлением, и, опомнившись, я умолкла. Я долго держалась, но сил у меня не хватило, и в конце беседы я все-таки сорвалась.
– Вы поступаете совершенно правильно, – сказал Кристиан, и тут я впервые с удивлением заметила, что он непритворно волнуется. – Послушайте, мне очень жаль, что вы оказались замешаны во все это…
– Пойдите к черту. – Я устала быть вежливой, мне все надоело, я хотела только одного: вернуться домой и, может быть, выплакаться.
– Я понимаю, вы сердитесь на меня и имеете на то полное право. Но вы приняли верное решение: не стоит ворошить прошлое. Я скажу Агате, что вы обещаете мне ничего не предпринимать против нас. Думаю, этого окажется достаточно, а если нет… я сделаю все, чтобы вам не причинили вреда.
– Вы уже и так причинили мне достаточно вреда, – отрезала я. – Из-за вас я чувствую себя соучастницей убийства, и это останется со мной на всю жизнь. Не знаю, как она уговорила вас участвовать в таком омерзительном деле, но вы прогадали. Однажды вы ей наскучите, она вспомнит, что у ее преступления есть свидетель, и тогда она избавится от вас точно так же, как избавилась от несчастного Кристиана. Только все будет гораздо проще: никаких подмен, никаких старинных замков с легендами. Вы просто исчезнете, и никто, ни один человек в мире не вспомнит о вас.
Его лицо застыло, и я поняла, что высказала вслух самые затаенные его мысли – те, которые человек гонит от себя и больше всего на свете боится озвучить. Но меня ни капли не утешила эта маленькая победа. Не прощаясь, я повернулась и быстрым шагом двинулась прочь.
Глава 36 Фейерверк
– Посыльный доставил письмо от графа Рейтерна, – были первые слова Лины, с которыми она открыла мне дверь.
– О господи, – вырвалось у меня, – этого только не хватало!
Мать пудрилась в гостиной, стоя возле зеркала. Саша, сидя у окна, читал роман, который взял у меня вчера.
– Что за покупки? – спросила мать, бросив взгляд на мои свертки. – И насколько у тебя все серьезно с этим немецким графом?
– Ни насколько, – ответила я.
– Он прислал тебе письмо, – сообщила она. – На немецком.
– Я знаю, – ответила я, но тут же остановилась, как вкопанная. – Откуда ты знаешь, что оно на немецком?
– Я его распечатала, – ответила она, пожимая плечами.
– Мама!
– Ты незамужняя девушка, я твоя мать и имею право читать, что тебе пишут мужчины! – объявила она, повышая голос.
Саша молча встал, закрыл книгу и вышел из комнаты.
– Кстати, что ты решила насчет своей рыси? Она бросилась на меня, когда я взяла письмо с твоего стола. Платье мне порвала! Я насилу ее отогнала…
– Нечего лазать в чужие письма, – огрызнулась я.
– Ой-ой-ой, какие мы нежные! – зло передразнила мать.
– Ты ведешь себя, как… – завелась я.
– Ну, как кто? – Она подбоченилась, глаза ее сверкали. – Что ты хотела мне сказать, а?
– Как старая вздорная баба! – крикнула я ей в лицо. – И не смей больше трогать мои письма! Потаскуха!
Я ожидала очередной истерики, но мать превзошла мои ожидания.
– Да с таким отцом, как у тебя, не имеет никакого смысла хранить верность! – задорно прокричала она.
– Вот и поговорили, – чувствуя стыд, и досаду, и отвращение, бросила я и ушла, чтобы ее не видеть.
Второпях я забыла в гостиной свои покупки, и мне пришлось за ними вернуться. Когда я снова вошла в гостиную, мать уже развернула шаль и примеряла ее на себя, вертясь возле зеркала и напевая себе под нос. Я сдернула с нее шаль и забрала коробку с купленной сумочкой.
– Хамка! – припечатала меня мать. – Жлобиха!
Я заперлась в кабинете, взяла раскрытое письмо Артура и, не читая, изорвала его в клочья, но легче мне не стало. Ружка поглядела на меня и предпочла забиться под стол.
У отца был выходной, но дома его не оказалось. Он появился лишь в пятом часу вечера, когда надо было собираться в гости к Юрису.
– Твоя омерзительная дочь мне нагрубила, – объявила ему мать. – Написала скверную книжонку и думает, что теперь может дерзить родителям! Ты совершенно запустил ее воспитание!
– Интересно, почему мне она никогда не грубит? – сухо спросил отец.
– Ах, так я опять во всем виновата?
И она рассмеялась неприятным горловым смехом, которого я раньше за ней не замечала.
– Настя, Саша, вы готовы? – крикнул отец.
– Что такое, вы куда-то идете? – встревожилась мать. – Без меня?
Во избежание скандала нам пришлось согласиться на то, чтобы она пошла с нами.
Битый час она наряжалась и красилась, но все равно осталась недовольна конечным результатом. Пока мы ехали к Юрису в нанятом экипаже, мать объявила отцу, что ей нужно новое платье, три модные шляпки и зонт, а затем переключилась на меня. По ее словам, я не умела тратить деньги с умом. Она раскритиковала мое платье, новую сумочку и шаль.
– Торговцы видят, что ты ни в чем не разбираешься, и дерут с тебя втридорога! Настя, ну ведь так же нельзя!
Юрис с женой и детьми жил на Улиховской улице, зеленой и спокойной, где стояли особняки, окруженные большими садами. Мы с отцом рассчитывали на приятный вечер, который мы проведем с нашими друзьями из Шёнберга – Августином Каэтановичем, Карлом Гофманом и хозяином дома, – но выяснилось, что жена Юриса настояла на том, чтобы пригласить своих знакомых и родственников, так что в общей сложности собралось не меньше сорока человек. Сад был освещен китайскими фонариками, на веранде играл небольшой оркестр. Отчасти эта суета меня немного успокоила, так как отвлекала внимание гостей от моей матери, а я больше всего опасалась, что ее поведение произведет на них нежелательное впечатление. Она же, очевидно, решила, что вечер является хорошей возможностью пофлиртовать, и ринулась в атаку. Не знаю, хотела ли она таким образом позлить отца или действительно рассчитывала поймать в свои сети кого-то, кто заменит ей Колесникова, но она улыбалась мужчинам, говорила двусмысленные пошлости, заискивала, задавала вопросы, женат ли тот или иной гость, и мне было так неловко на нее смотреть, что после ужина я сбежала в сад.
– Прекрасный вечер, – сказал Карл Гофман, присев рядом со мной на скамью и протягивая бокал с шампанским, – ничего иного я от Юриса не ждал. Пускание пыли в глаза удалось превосходнейшим образом… А, падре! Простите, не захватил шампанского на вашу долю…
Гофман сменил жилет на более модный, но его манеры ни капли не изменились. Иногда, слушая его шутки, я спрашивала себя, действительно ли он остроумен или же попросту зол.
– Я даже не смог толком поговорить с Юрисом, – заметил Августин Каэтанович, приблизившись к нам. – Все время его что-то отвлекало.
– Как вы находите его жену? – осведомился телеграфист светским тоном.
– Карл Людвигович!
– Я полагаю, если взять бочку, приделать к ней голову огородного пугала и завернуть все в шелковое платье, это будет самый верный портрет любезной супруги нашего Юриса, – съязвил Гофман. – Хотя какой он, к черту, наш? Был хороший человек и фотограф отличный, а стал скучный делатель денег. Только и хорошего в нем осталось, что желтые ботинки.
– Это еще не самая худшая перемена, какая может произойти, – сказала я, думая о Кристиане-Феликсе.